В пустыне времени

- Вообще, совсем не важно, что мы не делали ничего? - Ну Ване обидно, наверное. - Никак это, не отражается, в твоей системе координат? - Мне вообще похуй. Не ебались? Поебитесь, что тут. - Ну великолепно, чо, приму к сведению, от души. - Правда в том - - В том, что ты уже не знаешь, за что хвататься, лишь бы мне мозг выесть как следует. - Правда в том, что с ним тебе хорошо. Пока. А со мной уже нет. Заехали поужинать в стейк-хаус, и Ваня вертел нож для мяса в руках, баловался, делал вид, что примеривается к Антону, напел мотивчик из Хеллоуна, потом Антон уговаривал его не облизывать лезвие и боялся, что он порежется. Выпили, Ваня улетел быстро, Антон никак не мог догнаться. Позвал его в Аркаду, охотились на зомбей, рубились в Стритфайтера. Антон взял полный стакан жетонов, смертельно не хотелось возвращаться домой. На пустой заправке кидали ментос в колу, но не произошло ничего: разочарование года. Ваня пнул бутылку, и слетела не плотно заверченная крышка, кола хлынула ему на кроссы, в салоне потом стоял резкий, странный запах, и Антон диссил фристайлом его потные носки, а Ваня флипал, что: - Тебе не встречался пока оппонент – дед – с такими задатками, Это мой свэг, и даже мои драные потники – теперь сладкие! Антон отвез его домой и доставил до квартиры. Познакомился с его мамой и пил чай на тесной кухне, где пахло жареным луком и кошачьим кормом. Тоша залез на руки, и Антон только тогда понял, что они с Ваниным котом вообще-то – тезки. Тоша мурчал, пока Антон его почесывал, а потом охотился на чайный пакетик, когда Антон решил его выкинуть. Шумел холодильник. Ванька чинно пил чай, как английский сэр, с отставленным мизинцем, потом раскололся, заржал и облился. По пути к себе, Антон готовился к разборкам. Долго не хотел выходить из машины. А когда зашел в пустую квартиру и понял, что Дениса нет, почувствовал такую бездумную, такую дурацкую радость: как будто к школе не сделал домашку и списать было не у кого, но урок отменили и все чудом наладилось. Было тихо. Легко. Безмятежно. И ничего не надо было поправлять, потому что не перед кем стало быть неправым. Сел в кабинете, у открытого окна. Посмотрел на его полную пепельницу на столе у компа. И представил, что ее там нет. Нет его вещей в спальне. И его зубной щётки. Нет субботних поездок в аэропорт. Бесконечных счетов, опасений, недомолвок и качелей тоже нет. Больше нет Дениса, совсем. Сам себе удивился, как спокойно - как запросто – это улеглось в голове. Как будто давно был готов. Как будто не могло быть иначе. Включил телефон. 3 пропущенных от Ди. 11 от Серёжи. - Ты нормально все? Чо с тобой-то, чо пропал, чо ты где сейчас? Сережа шумно, нервно дышал, у него был тяжелый вечер и тяжелая ночь. Он подпил, чтобы успокоиться, толком не помогло. Салон его машины потом был в обертках и крошках, он стрессанул и разорил автомат в больнице. Антона он дождался там, домой не ехал, был третий час ночи. Перепсиховал он так, как будто взял подержать чужого ребенка – и наебнул об пол. - Я не знаю, чо с ним, не говорят ничего пока, я тебе набрал сразу, как узнал, он звонил тебе – ты чо трубку не берешь? – пиздец, я думал, он там и помрет, дежурный чуть не обосрался со мной на пару, даже бабок не взял. Мы правильно приехали? Сюда же надо было? Сюда, Денис сказал. Блядь – срочно, ебнуть, срочно, нахуй… или ты здесь останешься? Остаться надо? - Зачем? Сережа заткнулся и так растерянно посмотрел на него. Раздражал до изжоги чужой испуг и – главное – явное ожидание, что будет напуган Антон. Должен быть напуган. Должен здесь ночевать (неизвестно, на кой). Должен докопаться до персонала, должен жадно и подробно выяснять детали. - Где этот умирающий лебедь? Выяснилось, что в общей палате. - Вообще хуйня тогда, не парься даже. Поехали, с меня причитается. Чувство было такое, как будто его пытались поймать на дешевую разводку. Что важнее, как будто поймали Сережу. И он повелся, и смотрел на Антона теперь, как на уебка, и это было несправедливо и глупо и смешно, и – да господи боже, Денис даже в реанимацию не попал, было бы, из чего лепить трагедию. - Я если каждый раз так дергаться буду, когда он на больничную койку падает, у меня волос, кроме седых, не останется. Только в баре понял, что не сказал Сереже «спасибо», вообще. Зато сказал: - Ты извини за эти все напряги, дурацкая ситуация. А Сережа снова посмотрел на него так, как будто ожидал каких угодно слов, кроме этих. Безумно злился на Дениса в тот вечер и очень хотелось сказать ему: прекрати сейчас же, кончай спектакль. Совсем края уже потерял. Это мои друзья, в конце концов. Ладно, они не в теме слегка, они не видят, что ты делаешь, но я-то вижу прекрасно, и терпение у меня заканчивается, хватит. «И расскажу о лицемере и манипуляторе». «Даже» в реанимацию не попал. Даже. Как следует уже набравшись, Антон пытался объяснить: - Ты понимаешь, это каждый раз происходит. Каждый. Гребаный. Раз. Каждый раз, когда шаг влево, шаг вправо, не так что-то – все, мы болеем, нам плохо, мы самые несчастненькие, и с нами связываться – как одноногую собачку бить. Но Сережа перебил его: - Ты типа думаешь, что он – - Я не думаю – - Ну просто в общем, как бы, не похоже было, что это игра на публику или что-то такое. Совсем. Антон это знал. Антон даже знал, что не прав: что не так объясняет, не может зацепить словами суть наебки. Но то же самое ощущение он поймал через полтора месяца, когда утром вышел в гостиную на их с Верой тихие разговоры, а Денис играл с кошкой, мягко, чуть смущенно улыбался и дразнил кошку блестяшкой от «аленки», рассказывал Вере: - Кошки на самом деле мои любимые животные, на Урале дома их штук шесть сменилось, пока я не съехал, и так странно же, все разные абсолютно… - Ну коты похожи на своих хозяев, я слышала. - Интересно, на кого она тогда похожа? На Антона? На Ваню Уоки? - На тебя? Нет? - Хорошо бы она на тебя была похожа, по кошачьим меркам. Правда мы бы от котов тогда не отбились, наверное, - я в хорошем смысле. Вера смеялась, встряхивала волосами. - Ну спасибо. - Зато была бы у нас кошка-красавица, с перспективной карьерой модельной – - Ты преувеличиваешь, конечно. - И характером золотым. Антон, может, назовем кошку Верой? Кошка Кошка это все-таки как-то пренебрежительно, типа и похуй. А Антон не стал напоминать Денису, что тот неделю исходил говном, когда кошка появилась, и вдвое дольше – когда появилась Вера, не стал говорить Вере, что первым делом Денис спросил о ней – «А чо, с рук дешевле брать было, что ли?», не стал спрашивать, для каких зрителей и чего ради вдруг такой спектакль, не стал мешать, кошка прыгала за блестящей фольгой и тянулась к ней лапой, Вера смеялась, по стене скользил солнечный зайчик, а Денис смотрел на Антона так ласково – словно представляя, как удавит его подушкой во сне, и Антон не верил ни единому его слову, но, по крайней мере, в этом была стабильность и покой, которых им так не хватало во всем остальном, и когда за Верой закрылась дверь, Антон вколачивал его в диван и сжимал пальцы у него на горле, по всей шее потом остались синяки, и Денис улыбался с таким вдохновением, с такой взаимностью, и пылом, и ликованием, как будто наконец добился своего. Нет, когда он заболел, Антон не думал, что Денис притворялся. Антон приехал к нему в больницу на следующий день (вечер), зажевал перегар банановым орбитом, поговорил с лечащим врачом, поговорил с Исаевым, зашел в палату, отдал сигареты – раньше, чем Денис про них спросил. Выглядел он плохо, очень. Тускло и вяло поблагодарил. Антон ждал претензий. То, что Денис их не высказал, только подкрепило это чувство фальши: чувство, что они оба знают нечто, сводящее весь этот балаган к нулю, нечто, чего не знают остальные. У него плохо двигался рот. Он не смотрел на Антона, но в этом не было демонстративной обиды, казалось только, что ему не по себе и он хочет, чтобы Антон ушел. Это выбивалось из стройной картины – только это – дальше по схеме в Антона должен был впиться крючок, ради него ведь все и затевалось, ради верного впечатления и желанной реакции, но не последовало ничего, ровным счетом, и Антон оттаял немного, хотел коснуться его, убрать волосы с его лба, а получилось: - Ну куда тебя понесло из машины, если правда плохо стало? Денис не ответил снова, коротко мотнул головой, мол, не буду. Исаев спрашивал, не было ли новых травм, пришлось рассказать ему про сотряс в прошлом году, он посетовал, как же так неаккуратно живете. Рассказал про обследования, обнадежил более ли менее, сказал, что поменяют Денису таблетки (опять), что добавят еще препарат, что так бывает, что ничего удивительного с его анамнезом, но надо внимательней относиться к своему состоянию. А он, получается, лежал на улице, на асфальте заплеванном, холодно, люди мимо шли, неужели никто не мог вызвать скорую, в буханке его вырвало, за это как следует отоварили в обезьяннике, у него кровь из носа шла, когда Сережа забрал его, лицо было разбитое, Антон видел, и почему тогда он ничего не сказал Антону, вообще, почему – если все вот это вот было по-настоящему – он не ждал, что Антон попросит прощения, почему вообще ничего не предъявлял ему и не требовал, почему не послал его нахуй, как только он вошел, почему было так тихо и так обыденно, почему они оба как будто ничего не чувствовали и ничему не удивлялись? У Антона горло перехватило. - Малыш… я заберу тебя послезавтра, хорошо? Да. - Голова болит еще? Нет. - Что привезти тебе? - Н-не надо. Спасибо. - От лекарств так мажет, да? Денис как-то странно шевельнул рукой: как будто движение прервалось на старте, не хватило мощностей. Антон оглянулся на его соседа, тот спал, Антон взял его за руку, прижал холодные пальцы к губам. - Все будет нормально. Все будет хорошо, ничего, нам не привыкать. Дома мыл посуду, вытряхивал его пепельницу, вспомнил свои ночные размышления – невесомые, как тюль на ветру, - заплакал навзрыд, не мог успокоиться. Позвонил ему, сбросил. Сел набирать сообщение. Никак не мог выразить – ни свое раскаянье, ни свое смятение, ни причины своего постоянно растущего недоверия. Даже в тот момент абсолютной искренности – когда очень хотелось как следует получить по роже, когда готов был на руках нести его домой (хотя уже не поднял бы), - не отпускала мысль: он точно мог теперь предсказать каждый шаг, который сделает, каждое сказанное слово, каждую ступеньку до мирных, уютных вечеров, и призрачных ночей, и смутного брожения под кожей, и новой ссоры, и очередной беды, и чудом вырванного счастливого конца, и снова по кругу, малыш, я очень люблю тебя, я обещаю, я постараюсь, я не могу без тебя, я уложу тебя спать, я о тебе позабочусь, теперь никуда не денешься от меня, теперь никуда не деться от тебя, я не знаю, как говорить с тобой, я устал от тебя безумно, я не буду тем, кем должен бы – почему должен, с чего ты взял, почему только я? – ты уже все понял, почему ты здесь до сих пор тогда, сколько это продлится, сколько можно вынимать потроха, пожалуйста, не уходи, пожалуйста, не возвращайся, пожалуйста, верни все назад, были так ослепительно счастливы, были, пусть с каждым днем трудней вспоминать, ни с кем не будет так же, уже не будет так же. Ванины непромытые кудри под рукой и его резкий смех на всю комнату, белые искры бенгальских огней, простые линии, бурное течение под синим небом. Ерунда. Конечно. И тоже не объяснить ему, почему ерунда, почему абсурдно и нечестно, даже предполагать. Так долго ходили этими дорогами, что истоптали ноги в кровь. В тот вечер написал половину черновика от Нерва. Забрал Дениса не «послезавтра», а через неделю. Присматривал билеты в Грузию, хотел сделать ему военник с заграном, обсуждалось, как подарок ко дню рождения, Денис бледно улыбался, был настолько загашенный фармой, что через раз забывал за собой смывать и обжог пальцы, тупо держа тлеющую сигарету. Хотел в Тбилиси который год, оживлялся, когда Антон задавал вопросы, вел по карте непослушными холодными пальцами, показывал центральную площадь, дворец и банк, который грабил молодой Коба: - True gangsta или как там. Самое крупное ограбление в Европе. Начала века, я имею в виду. Звук его голоса – как с зажеванной пленки, которая крутится в два раза медленней в кассетнике. Пути отхода, узкие улицы, квартира в двух кварталах от площади, где жила первая жена Сталина с грудным ребенком. Вдруг он сказал, посреди теплого, расслабленного разговора – Антон резал морковь в жаркое, готовил ужин, играл приглушенно новый релиз Саважа: - Я понял недавно, почему Надя умерла. Продолжения не последовало. Антон не стал спрашивать. Денис жил в привычном ритме, от постели до тарелки, взял справку для ВУЗа. Антон очень быстро вошел в режим, который они выработали два года назад (уже два?). Готовили днюху Ива. Антон с его тогдашней девчонкой, Сережей и Ваней поехал затариваться. Дождь хлынул, когда катили тележки из Окея. Промокли в ноль за пару минут, нужно было прятаться в тачку, но Ванька не стал, первым понял, что поздно, стоял, подставив лицо под ливень, раскинув руки, а потом с разгона сиганул в лужу, прямо перед Антоном. Забрызгал его (какая разница? Все были в воде). Антон погнался за ним с тележкой, поднимая брызги веером. Девчонка визжала (как ее звали? Неля? Настя?). Не дала Ване заскочить в салон. Сережа вышел последним, он завернул в мак, стоял под козырьком, единственный сухой, смотрел на дождь, на них, и не решался шагнуть вперед, казался им обоим почему-то очень смешным, послал их нахуй, стало еще смешней. Закинули девчонку к ней домой. Поднялись к Антону переодеться. Антон налил по рюмке, чтоб не заболеть. А Ванька прошел в комнату, не найдя полотенца. И не возвращался. Антон спохватился, пошел за ним. Денис спал в одежде, шторы были задернуты. Рука свесилась с края кровати. Свет из коридора падал на его осунувшееся лицо. И Ваня, похоже, все это время смотрел на него, но обернулся, услышав шаги. Нора Галь, Живое и Мертвое. Ванин взгляд и невнятный, сумбурный вопрос в этом взгляде. - Вань, выйди отсюда. - Да я просто искал – - Я принесу. Денис даже не шевельнулся. К осени 13ого Антон так хорошо натренировался каждому сервировать отдельный кусок вранья, по-особому поданный, по-особому приправленный, что совсем не путался и почти не задумывался в процессе, его мать так управлялась на кухне, когда еще на старой квартире они с отцом собирали гостей, Настя так возилась с детьми, игрушку сюда, палец в рот не тяни, планшет на зарядке, не плачь, сейчас будет, смотри что за окошком, дай я тебя разую, Антош, ты уже ел, Кать, форма в сушилке, папа уже подъезжает, она выходит, забери ее. Сколько у тебя рук, я не пойму? – Сколько потребуется. Антон врал Исаеву, что живет с матерью Дениса, и у нее сдают нервы, так что она не может ездить по больницам, плюс у нее свои предрассудки касательно психиатрии, ну вы понимаете, столько мифов вокруг этой сферы. Тот в конце концов попросил: - Давайте я не буду задавать вопросов, а вы не будете мне вешать лапшу на уши? Антон почувствовал резкий вброс адреналина, как перед дракой, и моментально соврал снова: - Я не понимаю, что вас заставляет делать подобные заявления, это даже странно, очень, честно говоря. Потом думал перевести Дениса в другую клинику, но непонятно было, куда, и со временем пришлось успокоиться. Антон врал на работе, что встречается с девушкой из Московского офиса, и их чуть заочно не поженили с арбитражницей, которую он впервые встретил летом на корпорате. Врал матери, что расстался с «Дилярой» из-за не сложившихся отношений с ее семьей, и мама, поджав губы, качала головой в том смысле, что «и почему сразу нельзя было меня послушать, скажи мне?», зато Вере она радовалась, как подарку с неба: пока та не выложила в инстач фото в купальнике и не разгорелся жаркий спор о том, что в счастливой паре себя всему миру показывать незачем. Ване Антон не врал просто потому, что не хотел проверять, как много он знает. И пока он вслух сам ни о чем не заговаривал, так приятно было представлять, что ему не придется врать. Что он мог бы просто знать и все было бы в порядке, и даже - Стоп. Об их с Денисом отношениях – о том, кем был Денис, для него и вообще, - Антон врал виртуозно и разнообразно. Проблема была в том, что полноценного честного ответа он не мог составить даже внутри своей головы. В первый пик его депрессии, Антон раз за разом встречал советы пойти на терапию самому (только не хватало), найти поддерживающую группу (замечательно, на Кубани) или пообщаться с кем-то, кто столкнулся с похожей проблемой. Эта последняя формулировка очень резала глаза: Денис был проблемой, получается? (Тогда еще не был, что бы там ни было). При всем при этом, выговориться было необходимо, он чувствовал себя так, как будто его вот-вот разорвет от напора, неоформленные мысли переполняли голову, нарастало раздражение (но иначе, не на Дениса, на себя скорее), эмоции не улавливались, не удавалось отделить одну от другой, дать им имена, обозначить их как-то и приручить. Мозги кипели. Утро встречало вспышками паники, через раз проверял, дышит ли Денис: он так тихо спал. Антон сначала, когда искал форумы по психиатрии и темы для родственников, писал, что диагноз у девушки. Тут неожиданно случился срач по вопросам пола: во-первых, чего Антон требует от бедняжки, он мужчина, в конце концов, во-вторых – почему его вообще волнует вопрос денег, он ни разу не написал, что любит свою Диану, зато трижды, во сколько обходится лечение, это не любовь, Антон, так не поступают, в-третьих – зачем тебе вообще такая, кого она родит, а если это наследственность, зачем вы набросились на человека, он, между прочим, тянет ее и тянет, а она с дивана не встает, наверняка она просто актриса, удобно села мужику на шею, страдалица хуева, главное не расписывайся с ней, потом не расхлебаешь. Антон переждал немного, поменял регу и осторожно камин-аутнулся: после того, как другой парень на форуме написал свою историю (по полит.убежищу уехал в Штаты, красивый ход, получил хорошую социалку, писал о разнице в диагностировании там и дома). Неожиданно, половой срач случился второй раз, когда Диана стала Женей (Денис Евгеньевич, почему нет, формально никак не нарушил его интересы, не предал его доверие, лично о нем, в конце концов, ничего не рассказывал так, чтобы это можно было ему потом предъявить). Теперь говно полетело в другую сторону: вы его слишком опекаете. Здоровый мужик, в конце концов. Сколько вы будете с него сдувать пылинки? Почему его должен кто-то содержать? Ему нужна встряска, опыт столкновения с миром, он привык, что ты над ним трясешься, вот и накрывается от любого стресса. Дай ему набивать свои шишки. Пусть найдет работу. Почему он сам не ходит на процедуры. Это легкий диагноз, раз сам встает и даже моется, все он осилит, на нем можно пахать. Не решай за него, что ему сложно. Антон пытался спорить, как следует пригорел, в итоге объяснил – как ему казалось, доходчиво, - Денис (Женя, отредактировал сообщение, тогда только вставал на путь повсеместных заплаток и искажений) только после школы, и сразу такой кризис, уж чего-чего, а встрясок ему хватило, Антон гораздо старше, родители не вмешиваются, кто еще должен за него «трястись»? Какой был шквал говна. Антон пытался прекратить читать комменты про совращение и педофилию, его трясло, Ди приходил, уговаривал его пойти спать, в итоге отсоединил шнур от компа и забрал с собой, сунул под подушку. Все бы хорошо, но заснуть Антон не смог, даже когда напился. Бурлил до выходных и даже зацепил Сережу, доказывал, что это больной бред: ну как так можно? В конце концов, кроме прочего: ему давно восемнадцать. На детском форуме пошло полегче, немного. По крайней мере, пронзания и фантазии в комментах задевали меньше, как и неизбежные обвинения («дружественная, поддерживающая атмосфера»). Это было чужое поле боя, и бои шли: регулярно, но без него. Он быстро заработал репутацию спокойного и терпеливого родителя. Время от времени делал апдейт, делился ситуациями. А однажды его спросили – женщину звали Сааша, почему-то, оказалось, ник «Саша» на форуме уже был занят. «А Женя у вас кровный или из системы? Не обижайтесь, пожалуйста, просто узнаю брата Колю, очень наш портрет» Антон сначала подумал, что это камень в его огород, мол, опять мало про любовь и много про деньги, даже так и переспросил, но оказалось, что дело в Ди: и что она пугающе права. На форуме были дети с диагнозами, их было в количестве, но каждый раз это была тяжелая, кровавая рана, отзвук трагедии – несправедливо нанесенного удара, от которого не удавалось оправиться. Этот отзвук был слышен в самых оптимистичных, самых бодрых и упрямых заверениях, что все хорошо, что наш мальчик особенный, что у Господа на все свой план, что они никогда не променяли бы своего ребенка на здорового (скорее всего), никогда не хотели другого (а вот в это Антон поверить не мог). Вечно сглаженные углы, отчаянный поиск лучшей стороны, охота за скрывшимся солнцем, смесь стыда, вины и многолетней привычки к замалчиванию кочевали из поста в пост, из беседы в беседу. Они общались. Раскрывались, по мере сил. Жаловались. Подбадривали. Собирались с силами. И все равно были одиноки, при всей солидарности (особенно у девчонок), при всем запале. Они оставались беззащитны перед общим для всех вопросом – почему это случилось у нас? И как грозно, как непоправимо – «это»? Сколько это продлится? Можно ли отвоевать у «этого» хотя бы вон тот клочок земли и цифрового поля, на ближайший шаг, на еще один год, на место в общеобразовательной школе, на рабочую вакансию, на простую прогулку с другими детьми, на перерыв в тяжелой фарме, на день рождения с гостями. У приемных родителей было то же самое, только недоумения – гораздо меньше. И понятие нормы было совсем другим. Полный список тех же проблем, что у Ди, был у каждого второго в «трудном случае». Детей без сопутствующего привеска неврозов, таблеток, проблем и скандалов называли «подарочный вариант». И были готовые ответы: неприменимые к мальчику, который безукоризненно любил свою маму, раз в неделю по расписанию отзванивал домой, говорил: - Детство у меня было очень счастливое, это как солнце, которое прям глаза слепит. Был чемпионом по шахматам вплоть до ухода из секции и поступил на бюджет в Петербург из города Снежинска. Антон узнал, как родной, весь пакет: с постоянным враньем, с «Васька слушает, да ест», с потрясающим умением казаться удобным, чудесным и беспроблемным, сколько хватит сил, и обвалом дерьма, когда силы кончались, а «клиент» уже был куплен с потрохами и не готов был идти на попятные. Денис вставал перед ним от и до, с бурными истериками и «обнулением» после них до полной безмятежности, с нулевым доверием и неравномерным развитием, очень взрослым, циничным спокойствием и предельно острыми переживаниями из ничего, с качелями от «ты лучшее, что у меня было» до «когда ж ты от рака сдохнешь», с неверно подобранными словами и криво построенными фразами, разбитыми стаканами, испорченными вещами и непобедимой неловкостью, с убийственной ненавистью в моменты, когда он не получал того, что хотел, с несокрушимыми стенами вокруг его прежней жизни, к которой Денис не подпускал Антона ни под каким видом, как бы славно они ни ладили, как бы скверно он себя ни чувствовал. Антон даже в какой-то момент стал задаваться вопросом – откуда такое совпадение? Денис был очень похож на свою мать, и еще больше – на сестру, это сходство не позволяло строить догадки об усыновлении, но простое объяснение было так привлекательно, подходило так полно, что Антон не вытерпел и поделился своими соображениями с Исаеевым в свое время. Тот посмотрел на него, как на идиота, потом взял блокнот для заметок и нарисовал ему картинку с двумя пересекающимися кружочками. Что баттл-рэперы знают об унижении. - Антон, вы ищите очень сложные объяснения простым вещам. Что, на ваш взгляд, отличает детей-отказников от всех прочих? - Депривация, плохая наследственность, отсутствия контакта с внешним миром… - …травма привязанности, проблемы в обучении и воспитании, нехватка любви, в конце концов, переизбыток стресса. Ну а наследственность у большей части населения так себе, тут уж ничего не поделаешь. ПТСР, СДВГ, неврология, это все есть у самых домашних подростков, к сожалению. Только про это меньше говорят и меньше к нам с этим идут. Когда надо идти. У Дениса очень интересная карточка, много сломанных костей – что такое отложенные последствия черепно-мозговой травмы, я вам уже рассказывал. От терапии он отказался, вы его в покое оставили. Но судя по тому, как мало он рассказывает, ему есть, что рассказать. А что касается задержки развития, у него даже близко нет проблем с развитием, как у детдомовских детей, это вы себе голову уже морочите. Травма ему мешает немного, есть проблемы когнитивные и с моторикой, но он хорошо скомпенсирован. На вашем месте, я бы вообще не об этом тревожился. А о чем? В рассылку Антон получил пдфку со статьей «ПСИХИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА У ДЕТЕЙ И ПОДРОСТКОВ, ВОЗНИКАЮЩИЕ В РЕЗУЛЬТАТЕ ПРЕСТУПЛЕНИЙ СЕКСУАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА(КЛИНИЧЕСКИЕ И КЛИНИКО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ)». Дальше заголовка, естественно, смотреть не стал. Выпил две таблетки фенибута у Дениса, пропотел, как после тренировки, позвонил Исаеву на личный номер, спросил, на каком основании подобные сообщения и почему он себе это позволяет вообще. В конце концов, это против всяких норм общения с клиентом и элементарной человеческой порядочности. Исаев сначала не понял его совсем (что обнадеживало и даже отчасти успокаивало), потом сказал, что Антон его неверно понял, и рекомендовал прочесть статью. Антон выдохнул и забыл об этом разговоре, как о страшном сне. После того, как Денис поправился относительно, Антон форум приемных родителей стал посещать гораздо реже, а когда он уехал в Питер – забросил совсем, не хотелось лишний раз о нем говорить ни с собой, ни с другими. Теперь пришлось поднять укатившуюся на последние страницы тему и снова вспомнить прежние навыки по сотворению полуправды. Хотелось посоветоваться: насчет них с Ванькой, в первую очередь. Еще хотелось проораться как следует: и Сережин растерянный взгляд не давал позвонить ему еще неделю. Написал так: взяли в опеку второго ребенка, 16 лет, не ладят страшно, непонятно, как быть. Ваня по этому поводу стал Вадимом. Посыпались вопросы: а что случилось? А в чем конфликт? Кто инициатор? Не поладили сразу? Как Женя отнесся к вашему решению? Как у него дела сейчас? Как у вас? Давно не виделись. Все хорошо? Из-за пополнения долго не писали? Мы скучали. Подумал, честно ответил: Денис – Женя, Женя, сконцентрироваться надо, - был резко против, Вадик легко идет на контакт, но характер взрывной, что на уме, то на языке, его просто не надо воспринимать слишком серьезно, но в этом они и не сошлись, Женька если что-то услышит, он запомнит на десять лет и напоминать будет каждый день, теперь в доме холодная война, Женька страшно ревнует, Вадима несет, Ди снова – Женя снова заболел, и это сильно усугубляет ситуацию. Рассказал, как есть, историю с машиной и обмороком Дениса. «Если бы я знал, что он правду говорит. Должен был знать, не в первый раз же сталкиваемся. Но я чем дольше, тем меньше ему верю. Не могу сейчас объяснить, почему, но как в стену уперся: вот он точно врет и я не буду поддаваться, не дождется. И приехали» Почему-то очень занервничал. Страшно стало даже. Трижды обновил страницу. Первый коммент был: «Знакомо» «И мне» «Я так Соньку ванной заперла, когда у нее была истерика. Я уверена была, что она нарочно, а она там испугалась, бедная, еще свет выключился, она не нашла сама, где включить, еще сильнее расплакалась, в итоге аж дышать не могла. Мать-ехидна, одно слово» «Потому что со временем кажется, они хотят, чтобы вся наша жизнь была их. Вот нажали на волшебную кнопку – и мама здесь. И «нет» им сказать нельзя. А так же тоже невозможно» «Антон, а Жене сколько сейчас? Вы рассказывали, он учиться пробовал снова. Не получилось опять?» Ответил, что все получается вроде (если он не заболеет окончательно). Что переехал, да. Что ему нравится, вроде бы. И почувствовал вдруг, очень остро, что невыносимо скучал по времени, когда хотя бы в шутку, в «полу-правду» мог назвать его своим ребенком и говорить о нем, как будто они были семьей. Мальчик мой. Ну какая же чушь сентиментальная. «Может, ему пока там пожить подольше? Предложите ему разойтись на время по углам. Только не в том смысле, что вы его выгоняете или у папы для него больше времени нет. Вы дайте ему побольше места для него самого. А там новые друзья, новые связи, увлечения. И ревновать вас будет поменьше. А вы вторым пацаном займетесь». В четверг Антон со смехом думал, что вот это был бы номер: предложить Денису свалить подальше, пока он «займется» Ваней. Даже для него звучало как-то слишком двусмысленно. В пятницу Ди отмер, прибрался в квартире, сходил за продуктами, купил хачапури в дальней пекарне. В субботу пьянка была с ребятами. А в воскресенье утром, пока Антон отходил с похмелья, Ди сделал ему кровавую мэри и сел напротив, положил голову на сложенные руки. - Мне, наверное, лучше пока пожить в Питере. - Ди – - Я как раз хвосты подтяну, подлечусь немножко еще, Тревис концерт намутить хотел – ну как концерт, ну выступим в подвале с парой тречков, среди прочих, но все равно прикольно было бы. Ты со своими делами подразберешься. - Я не понимаю, о чем ты и с чего вдруг. - Ничего, хорошо все. А что? Ты хотел от меня что-то? - Я всегда от тебя хочу что-то. Ди! Не хитри со мной, ладно? Он взял ладонь Антона и прижал к своей щеке, совсем, как раньше. - Даже не думал. А Антон не мог отделаться от чувства, что он знает – отлично знает, что у Антона в голове, хорошо, если он не прочекал его историю в браузере и не нашел тему, и он чувствует, как смертельно Антону хочется наконец найти повод для взрыва, найти, куда выплеснуться, и нарочно уходит из-под удара… а не должен, разве? И что с ними вообще происходит, если ему нужно уворачиваться, если Антон жалеет – и злится – что он успевает увернуться? Что не удается ему сделать больно? Так, получается? - Приезжай, как сможешь. - Ага. - Я серьезно. Ты же знаешь, что я тебя всегда жду. Ди. Я скучаю. - Ок. - Это не ответ. - Я тебя тоже. Прозвучало, как вызов, Антон понял его по-своему и пропустил две пары выходных с упорством, достойным лучшего применения, написал ему в конце концов: «Вот так ты хочешь, чтобы было?» И получил в ответ: «Ты решил не приезжать. Это я виноват опять?» Взял больничный, чего никогда обычно не делал, и рванул к нему прямо на рабочей неделе. «дома?» «?» «пару пропусти» «Я уже в универе, могу вернуться Что случилось?» «Я сижу у твоей двери, как тупой влюбленный подросток» Двадцать минут пустоты. «Влюбленный?» «Ты испытываешь мое терпение, знаешь ли» «Что на тебе надето?» Поймал себя на том, что улыбался, глядя в экран – как тупой влюбленный подросток, один в один, - и пытался поднять Дениса в воздух, когда он поднялся на этаж. - Ты тяжелый стал, сил нет никаких – А Денис поцеловал его – и закрыл за ними дверь. Снял с него пальто. Потом толстовку. Пригнул ему голову, чтобы удобней было целовать, и Антон послушался. Прижался к нему, не в полную силу, мягко, но Антон почувствовал, что согрелся – впервые с момента, как вышел на улицу в Питере, - не просто согрелся, бросило в жар. Массировал его член через штанину, потом растер ладони, расстегнул ему джинсы. А как только Антон увлекся, отпустил его, просунул пальцы ему под рукава и сжал его запястья. - Иди сюда. Ди, иди ко мне, пожалуйста. Он остановился, и стояли совсем близко, глядя друг на друга, его яркие губы блестели от слюны, возбуждение понемногу превращалось во фрустрацию, Антон вспотел и неприятно было оставаться в одежде, хотелось продолжить, чувствовал себя глупо с расстегнутыми штанами. Но не двигался с места, пока Денис не отпустил его и не пошел в комнату. Не отставал от него. Не выдержал, протянул руку, поймал его за плечо, уже в спальне. Денис резко развернулся, целовались нетерпеливо и зло, перекрикивали друг друга без слов, было тесно на его диване, оставлял засосы у него на груди, на плече, даже на круглых довольных щеках, искусал ему губы до крови, Денис опрокинул его на спину, растерянного, взвинченного, голого. А потом так медленно входил в него. Таял белый потолок. Антон обнимал его руками и ногами. Двигались без единой заминки, не думая дважды, и это было как полет в детских снах, как летний прибой, и Антон не помнил ни сомнений, ни тревоги, ни себя самого, пока они не закончили, а потом было так блаженно пусто и плоско и просто, и он лежал на спине, пока не провалился в сон. Проснулся на приглушенный бит с кухни. Поднялся под третий повтор «Курить и сходнуть, просто курить и сдохнуть». Открыл дверь. «Схватиться за оголенный провод, будто за дружеский локоть Курить и сдохнуть Просто Курить и сдохнуть И то, что бог есть, – это вопрос с подвохом» Вошел в прокуренную кухню, налил остывшего кипятка, покатал по сухом небу. - Ди – Допил остаток. - Выключи, ну сколько можно. Если бы тогда знать, чем все это кончится. Смирился б и с Оксимироном. - Жуткий голос: как парень с ним реп-то читать пошел. Денис потушил сигарету и посмотрел на него снизу вверх, так, что Антон тут же вспомнил, что раздет, и вспомнил, чем они занимались утром, вспомнил совсем иначе, чем это ощущалось в моменте, вспомнил, как сжимал его бока коленями, как старался проглатывать стоны, как жесткая обивка царапала поясницу, как неудобно было подаваться вперед и как просил его: - Пожалуйста, подвинься – ко мне, еще – Чтобы его член входил поглубже, и он все сделал правильно, и, когда зажимал Антону рот, губами сверху прижался к собственной ладони, с мультяшным, сочным чмоком, и когда Антон кончил, сперма попала даже на грудь. На кухне, Денис деловито пододвинул стул и обнял его за бедра. Занавески были раздвинуты, едва-едва темнело в Питере, Денис взял в рот его мягкий член, и Антон стиснул обеими руками край стола. Денис с силой сжимал его бедра и гладил его напряженный до боли живот, всасывал его член глубже, настойчиво и безжалостно, было больно вначале, но очень скоро у Антона был такой стояк, как будто он не трахался неделю: - Малыш, нежнее… аккуратнее… подожди… подожди, пожалуйста – А потом Денис притянул его ближе к себе, раздвинул ему ягодицы и вошел в него пальцами, по утренней смазке, указательными и средними, с обеих рук, ощущения были резкие, гротескные, непривычные, Антон хотел попросить его остановиться, но он продолжал, и Антон прижал его голову к своему паху, а кончил нервно и преждевременно, в его горячий рот, и не мог заткнуться на этот раз, и Денис поцеловал его с таким необъяснимым самодовольством, что Антон почувствовал себя пустым, и растерянным, и готовым на третий раз. Холодная стена под его голой спиной. Шумное дыхание, ленивые мягкие губы. У Дениса они сильно припухли. Касался их пальцами, забывал, что хотел сказать ему. - Пойдешь в душ со мной? Получилось как-то без эротики, Антон мылся за занавеской, Денис в раковину чистил зубы. Шумела вода. Было совсем, как дома, - и как дома больше не было. Денис прополоскал рот, потом сдвинул занавеску. - Я жалею сейчас, что совсем фотографировать не умею. - А? Денис привернул кран. Стало холоднее. Кожа покрылась мурашками. Антон хотел снова включить горячую воду, Денис поймал его ладонь и прижал к крану. - Ты очень красивый… очень хорошо выглядишь сейчас. С каждым годом лучше. Хочется, конечно, чтоб ты тоже обо мне так сказать мог, но это другой разговор. - Ди – Денис поднес его руку к губам, по очереди поцеловал его костяшки, внешнюю сторону его ладони и его запястье, Антон нагнулся, чтобы он мог целовать его мокрое лицо и волосы, шампунь смылся не до конца, попал Денису в рот, он сплюнул, потом засмеялся, смеялись оба, Антон быстро ополоснулся, и Денис набросил на него полотенце. Его кожа тоже была влажной, от горячей воды, от пота, его глаза блестели, Антон гладил его по голове, потом губами касался его опущенных век. - Ты надолго? - До завтра. - Приезжай еще. Приезжай чаще. Я не хочу быть без тебя. - Ты адрес потерял? - В Красе я все время без тебя. И ты – сам все видишь прекрасно, по-моему, просто сейчас споришь по привычке. Обернулся полотенцем, сели пить чай, положил босые ноги Денису на колени. - Все не так… Ди, все не совсем так, как тебе кажется. - Точно? Так долго злился, что он врет, так трудно было говорить с ним честно. Так странно было говорить с ним-взрослым. Совсем не знал, как: но помнил, что умел когда-то, когда не приходилось разделять. Или так только казалось? Тогда он взрослым не был, тогда он учился в школе и приезжал на каникулы. Время беспощадно перемелет гранитные глыбы в детскую смесь, из точки А на самом деле невозможно без погрешности разглядеть точку Б, только нырять на глубину и глотать взвесь. - Как ты себя чувствуешь сейчас? - Честно? Плохо. Ты мне Питер не отдашь поэтому, да? - Я тебе Питер не отдал бы, даже если бы ты был здоров, как космонавт. Ди, на Питер с Москвой основная ставка после Краса, у тебя нулевой опыт – - У меня были ивенты. - В Снежинске. Я даже обсуждать это не буду снова. - У меня будет ивент в Питере. Приходи: я в отличие от Сережи очень внимательно списки составляю, не переживай, на улице стоять не будешь… Он осекся, когда Антон начал смеяться. - Что? - Я тоже не хочу быть без тебя. Ди. Накрыла запоздалая и несуразная печаль, когда сказал это, хотел смягчить, но ничего не вышло. - Я тоже не хочу быть без тебя. Он приезжал на баттл с Ваней. Прошло ужасно. В конце месяца уговорил его вернуться на финал. В конце месяца болела кошка, у Ваньки было черти что, и Антон попросил у Дениса его ключи: ты их заберешь, когда приедешь, не переживай. Он отдал, молча и ровно. На финал в итоге не попал: он был в пятницу, в пятницу был экзамен и какая-то пьянка. Неприятно, но ладно. В субботу был афтач для своих. Антон его готовил. Сказал Ване, оставь ключи под ковриком, когда закапаешь кошке глаза. Сказал Ди: приезжай домой, если не хочешь на тусовку, ложись, отдыхай, ключ под ковриком, я приеду ночью, привезу шавухи, посмотрим нового Нолана, все будет здорово, ну что ты. Он сказал тогда в Питере: - Мне нужно место, которое можно своим считать. Какой-то свой дом. Ну скажи мне, что я дохуя хочу и мозг тебе зря высаживаю, хорошо. Но что-то же должно быть такое, чтоб можно было опереться, уверенно. А Антон ответил: - Это твой дом. Конечно, твой дом. Конечно, твой дом. Он сильно ослаб, сказывалась отмена, новые таблетки плохо заходили, он снова перестал жрать и с трудом вписывался в углы, но улыбался в скайп, раз за разом пропуская под резцами нижнюю губу. - Я приеду. Ваня забыл про ключи. Такого пиздеца не было ни до, ни после.