Не ходите, девки, ночью (отрывок из услышанной когда-то народной частушки)
Бежать. Ледибаг неслась по крышам спящего города, не оглядываясь по сторонам. Бежать, что есть мочи, и не останавливаться. Ссора с Нуаром не выходила из головы. Каждое слово, каждое предложение, сказанное ей — и ему — клеймом впечаталось в память, обжигая и изводя до дрожи. Стоп. Йо-йо зацепилось за какую-то печную трубу, и девушка рухнула, не в силах держаться на ногах. Лёгкие горели, стремясь заполнить недостаток истраченного кислорода. Тяжело дыша, героиня подставила лицо каплям дождя. Небо затянуло облаками, и не было видно ни единой звезды. Жаль. Слёзы капали на крышу, мешаясь с дождём. С завидным упорством и нездоровым мазохизмом девушка снова и снова прокручивала события прошедшего дня. Последний день экзаменационной недели (у всех октябрь как октябрь, только их лицей выделывается!), во время которой нельзя было лишний раз отвлечься от учебников, вопреки ожиданиям, не принёс никакого облегчения, а клок потраченных нервов никакими средствами не желал восполняться. Алья всё чаще совершала безрассудные поступки в погоне за идеальными кадрами, добавляя хлопот и без того загнанным героям Парижа и седых волос на голове несчастного Нино — пожалуй, по количеству пережитых микроинфарктов он вполне себе мог носить титул сверхчеловека, другие такого не выдерживают. Бражник же заслуживал отдельного внимания. Пристального, желательно в прекрасно охраняемой психлечебнице. За последние десять месяцев нападения акум стали более продуманными, жестокими, нацеленными на уничтожение Чудесных, а не просто присвоение могущественных Камней. Стычки происходили всё ожесточённее — не сразу, конечно, со временем, но неумолимо приближаясь к отметке «Не на жизнь, а насмерть»; битвы требовали всё больше сил, всё больше хитрости и изворотливости, потому что просто силы и суперспособностей уже было недостаточно. Бражник — нет, не Бражник, а именно Хищный Моль, ничем на своего предшественника не похожий — создавал неуправляемых монстров, полностью одержимых демонами, не помнящих свои человеческие личности. Теперь они действительно становились марионетками, целиком и полностью погружаясь во власть чёрной бабочки, а кукловод уже не нуждался в произнесённом согласии — достаточно было лишь польститься на обещанные возможности, чтобы мгновенно потерять себя в омуте чёрной магии. Забирая всё больше энергии из запасов Вселенной, он вынуждал Ледибаг отдавать собственные жизненные силы, чтобы совершить Чудесное Исцеление. Однажды она потеряла сознание в ближайшем дворе, упав прямо в руки перепуганному Нуару, который сам едва держался на ногах. И всё же он успел донести драгоценную ношу к Мастеру до окончания трансформации — своей и её — и скрыться за дверью за мгновение перед тем, как комнату озарила розовая вспышка, а обессиленная квами Божьей Коровки упала в вовремя подставленную стариком ладонь. Собственно, после этого случая и было принято решение купить квартирку в одном из захолустных районов Парижа, подальше от чужих глаз — как репортёров, так и обычных любопытствующих, сующих нос не в свои дела. Квартирку, где всегда был запас Камамбера, овсяного печенья, чая, кофе и парочка запасных масок — так, на всякий случай. А ещё Маринетт поняла, что доверяет этой ходячей катастрофе больше, чем себе. И что никакая Нуар не катастрофа. И что, похоже, она начала в него влюбляться. Влюбляться настолько, что через месяца четыре, во время одного из ночных патрулей — они не предотвращали акуматизацию, нет, но помогали появиться на месте как можно быстрее, уменьшая ущерб, принесённый акумой — сама же, повинуясь внутреннему порыву, быстро приблизилась, чтобы оставить на обветренных губах робкий поцелуй. И так и замереть, следя за тем, как расширяются зрачки, а сам парень замирает, совершенно забыв, о чём они говорили. Да и Маринетт, если честно, сама, как не силилась, не могла вспомнить суть разговора. А на следующий день она, как и раньше, спокойно села на своё место рядом с Адрианом, с улыбкой выслушивая его восторги по поводу внезапного выходного (а ещё поймала себя на мысли, что она опять запала на ясноглазого блондинчика, и ничему её жизнь не учит). Не сразу, со временем, но в Ледибаг произошли серьёзные изменения, которые были заметны окружающим и позволяли ей смотреть на мир по-новому. С Котом Нуаром, к слову, тоже: он перестал оказываться в щекочущих нервы ситуациях без весомой на то причины, стал не просто напарником и верной тенью блистательной героини, но и надёжной опорой, без которой Ледибаг утратила бы не то чтобы силу, но уверенность, с которой снова и снова вступала в бой с очередными акумами. Акумами, которые не столько стремились отомстить своим обидчикам или отобрать талисманы, сколько целенаправленно изматывали их двоих, истощая запасы физических и душевных сил. Именно после таких сложных и затяжных боёв Ледибаг была благодарна Мастеру за то, что одновременно с ней появился напарник. Парень, который когда-то вдохновил её впервые идти вопреки властям и самой разделаться с Каменным Сердцем, который всегда был рядом и дожидался, когда Ледибаг изменит своё мнение и поймёт, насколько он ей дорог. Когда они оба перешли в выпускной класс, последний перед университетом, на без того хрупкое душевное состояние стала давить и школа, стремящаяся сделать из своих выпускников «достойных людей», поэтому перспектива нервного срыва маячила где-то на горизонте, приветливо маша беленьким платочком… Неудивительно, что сегодня они оба вспылили, не сумев подавить своё раздражение, беспокойство, собственные страхи. Ссора разгорелась раньше, чем кто-то из них успел взять себя в руки. Душевное спокойствие не выдержало: треснуло и сломалось, как это и должно было рано или поздно случиться. Слишком много навалилось на двух подростков за последнее время, а они, хоть и предчувствовали это, как чувствуется приход бури во время невыносимой засухи, но не смогли подготовиться. Да и возможно ли это — подготовиться к тому, чего больше всего боишься? Ледибаг перевела йо-йо в режим невидимки, чтобы опомнившийся и остывший Нуар не смог её найти — ей хотелось побыть наедине со своими мыслями. Слепая злоба отступала, и свежий воздух вымел из головы всю лишнюю чепуху. Взглянув на сложившуюся ситуацию относительно свежим взглядом, девушка заметила и собственную вину в случившемся разладе, однако дурацкая женская гордость не позволяла идти мириться первой. «Пусть сам приходит — и сразу же мир», — бурчала внутренняя стерва, сидевшая где-то глубоко в душе. Героиня тряхнула головой, отгоняя такие мысли, и взглянула на небо. Дождь закончился, исчезли и облака, снова открывая звёздное небо. «Ладно, принесу завтра выпечки в честь примирения, чтобы загладить свою вину», — подумалось ей, когда сердце снова, словно впервые, замерло при виде ночной красоты. Всё-таки, когда даже выдохнуть спокойно не можешь от навалившихся неприятностей, начинаешь ценить даже такие мелочи, как спокойная ночь и ясное небо. «Но только в том случае, если он сам понимает, что виноват не меньше», — мстительно добавил внутренний голос. Девушка с лёгкостью вскочила на ноги и вытянулась, разминая затёкшие позвонки. Она огляделась по сторонам в надежде узнать, куда же её занесло в этот раз, но взгляд упал на необычайно огромную этой ночью луну. А вот заметного чуть ли не с любой крыши шпиля Эйфелевой башни нигде не было видно. «Такое разве возможно?» — насторожилась Ледибаг, невольно сжимая йо-йо покрепче. Но где-то внизу послышался звон разбитой витрины, и подкрадывавшееся нехорошее предчувствие исчезло, стоило ей повернуть голову на звук. Вопреки ожиданиям, не заревела встревоженная сигнализация, обращая внимание на беспредел, не послышался вой сирены хранителей правопорядка, получивших тревожный сигнал (хотя, по смутным воспоминаниям Маринетт, где-то в этом районе находилась контора престижной охраны). Понимая, что, кроме неё, лиц правосудия не наблюдается, девушка спрыгнула на землю, подходя к антикварной лавке. В помещении было темно и тихо, как в склепе, и это не нравилось всё больше. — Выходи, и, возможно, я тебя не сдам в полицию, — голос не подвёл, но коленки предательски дрожали. «Спокойно, Ледибаг, это просто воришка, тебе нечего бояться», — утешала она саму себя, пытаясь собрать всю решимость в кулак. Получалось плохо. Удерживаясь от заманчивой мысли раскрутить йо-йо, чтобы обнаружить нарушителя, героиня пошла вглубь магазина. Кругом стояли старинные вещи различных эпох — от украшений Римской империи и доспехов Средневековья до портфелей, популярных в семидесятых годах прошлого века. А ещё кругом стояли зеркала: обычные стёкла и обрамлённые прекрасными расписными рамками, напольные, настенные и просто маленькие зеркальца для дамских сумочек. Идя вперёд, девушка краем глаза замечала свои отражения, а её гулкие шаги разбивали эту мёртвую тишину. А ещё покоя не давал толстый слой пыли, словно веками скапливавшийся на поверхностях. И никаких признаков человеческого присутствия. В углу комнаты стояло массивное зеркало, накрытое мешковиной. Забыв о своей первоначальной задаче, Маринетт медленно, словно заворожённая, подошла к нему и сдёрнула покрывало, поднимая облако пыли. Откашлявшись, она с восхищением потрогала богато украшенную драгоценными камнями золотую раму — такому сокровищу в самый раз было бы стоять в каких-нибудь королевских покоях или в музее, оно блестело как новенькое, ничуть не запачкавшись и не потемнев. И в нём, зеркале, отражалась перепуганная, бледная девушка в боевом костюме, лет семнадцати, шугающаяся каждого шороха. Ледибаг выпрямилась, стараясь держать гордый вид, и улыбнулась своему отражению, отгоняя страхи. Отражение приняло самоуверенный вид и подмигнуло. По спине пробежался ледник, и девушка начала медленно отступать к выходу. ТОЛЬКО ЧТО ОНА НЕ ПОДМИГИВАЛА! Отражение осталось стоять, снисходительно улыбаясь. — Куда уходим? — деловито поинтересовалось оно, складывая руки на груди (именно в такой позе Ледибаг иногда шутливо поддразнивала Кота Нуара). — Я ведь так страстно ждала нашей встречи, Миледи… «Акума!» — пронеслось в голове, когда руки рефлекторно распустили нить йо-йо, незаметно нажимая на кнопку. — Он не придёт, — устало вздохнуло отражение, покачивая головой. — Ты же сама отключила маячок, забыла, да? Усмехнулось, услышав тихое чертыханье. Повертело головой, оглядывая пространство вокруг себя, осмотрело свою одежду и недовольно цокнуло языком: — Тихий мрак, — за словами последовал щелчок пальцами, и боевой спандекс сменился на чёрный кожаный костюм. — Весёленькая мода. Раскрепощённая. Зато в юбках путаться не надо. — Ты не акума, — тихо уточнила Ледибаг, ища подвох. Но никакие чудовища из кошмаров нападать не спешили, да и кроме говорящего отражения и необычного зеркала ничего сверхъестественного не наблюдалось. — Кто ты? И по собственному оскалу поняла, что положение отнюдь не выигрышное. — Я — это ты. Часть твоей души, теневой двойник, личный демон-искуситель — называй как хочешь. Видишь надпись? — демон подняла палец и запрокинула голову, предлагая последовать её примеру. — Audentes fortuna juvat, — запинаясь, облизывая сухие от волнения губы, прочла Баг. — Что это значит? Демон, казалось, действительно удивилась, ошарашенно вытаращив глаза. — Ты что, правда не знаешь? — переспросила она, пытаясь найти признаки розыгрыша или иронии. Поскольку ничего подобного не наблюдалось, она начала подсказывать, как учитель, надеющийся натолкнуть ученика на ответ: — Ну же, смелым… Ну, давай… Помогает… Ну? Судьба. Смелым помогает судьба. Разве вы не учили латынь? Это же простейшее! Баг тряхнула головой, стремясь отогнать вдруг нашедший на неё стыд. — Мы не изучаем мёртвые языки, — виновато проронила она, но тут же собралась: — Прекрати дурить мне голову! Отражение развело руки, поднимая ладони, мол, я вообще спокойна, как удав, и вполне миролюбива. — Смотри что будет. И оно подуло на верхний край зеркала, заставляя надпись измениться. — Вуаля! Temeritas est florentis aetatis, что значит «легкомыслие свойственно цветущему возрасту»! В этот момент Ледибаг вдруг словно очнулась ото сна: вспомнив, что это всего лишь порождение Хищного Моля, она метким ударом йо-йо разбила стекло. В голове успела мелькнуть мысль о том, что враг уже вконец издевается — делать своих марионеток заключёнными в недвижимые хрупкие предметы… Вместе со звоном стекла, которое красиво разлетелось в пыль, из рамы повалил дым — тёмно-фиолетовый, почти чёрный — сразу же заполнив помещение. — Да, так действительно лучше, — голос, казалось, разносился отовсюду, давя на сознание и заставляя закрывать уши. — Намного удобнее. Вертясь в поисках источника звука, Ледибаг крутилась на месте и вскоре совсем потеряла направление к выходу. Дым мешал разглядеть даже собственную вытянутую руку, которая сразу же скрывалась в чёрных клубах. Откуда-то с потолка полилась вода — сработала пожарная сигнализация. С каждым осторожным вдохом тело наполняла усталость, и, в конце концов, девушка рухнула на пол, как подкошенная.***
Очнулась Маринетт в каком-то тёмном помещении, где единственным источником освещения являлось большое круглое окно. Запястья и щиколотки натёрли какие-то кандалы — наручниками их назвать язык не поворачивался. Спина, особенно оголившаяся поясница, окоченела, раз за разом пуская табун мурашек: всё-таки лежать на чём-то определённо смахивающем на жертвенный стол в духе «Хроников Нарнии» без малейшего намёка на ортопедический матрас не пойдёт на пользу даже молодому и здоровому организму. Кстати, о здоровье. Маринетт снова зашлась удушающим сухим кашлем, грозясь выплюнуть все лёгкие наружу. Голова дико болела, раскалываясь на множество кусочков, а девушка всё чаще приходила к мысли, что трясёт её вовсе не от страха или подвальной сырости в помещении, а в первую очередь из-за поднимающейся температуры. А уже потом от страха и холода. — Очнулась? — деловито поинтересовался Хищный Моль, выходя из тени. — Вот и славненько, а то вести разговоры с бессознательным телом — ровно что об стенку горох. — Ты через окно, что ли, залазишь? — иронично поинтересовалась Маринетт, безразлично разглядывая потолок. Самостоятельно выбраться отсюда у неё не получится, оставалось надеяться, что скоро сюда нагрянет Кот Нуар и Катаклизмом разнесёт это логово любителей экзотических времяпрепровождений на камушки. А пока лучшая защита — это нападение. — Там люк, — неопределённо качнул головой мужчина. — Но тебе это не поможет. Знаешь, где мы находимся? Маринетт слегка усмехнулась, пытаясь устроиться поудобней. Классика: злодеев тянет на разговоры, а тем временем главный герой с помощью разных шпионских примочек выбирается из ловушки, вступает в эпичную схватку и несомненно побеждает. Именно поэтому Перри Утконос всегда ломает инаторы Фуфелшмерца и сваливает домой под традиционное проклятье. Моль тоже усмехнулся, хотя вряд ли был знаком с шедеврами диснеевской анимации, но кто знает? — В Нотр-Даме. Соборе Парижской Богоматери, если угодно. В сердце города, который предал свою героиню… Который даже не подумал выкупить девушку, столько сделавшую для французской короны… хотя, надо признать, что был один чудак — какой-то не последний в стране человек, вполне себе состоятельный феодал — он до последнего боролся за её жизнь… но его тоже потом сожгли. Маринетт всё-таки вздрогнула, на какой-то момент решив, что Моль говорит о ней, но она тоже учила историю. — Жанна д’Арк была одной из хранительниц Удачи. Она помогла закончить долгую и трудную войну, а её просто продали захватчикам. Ты, кстати, тринадцатая Леди — несчастливое число, не так ли? Чёрные бабочки, усеявшие пол и стены, вдруг всполошились и закружили по комнате. А Маринетт поймала себя на мысли, что терпеть не может чёрные туманы и бабочек — в особенности. — Что тебе надо? — наконец спросила она, устав находиться в постоянном напряжении. — Серьги у тебя, чего тебе не хватает? Нуар не придёт, он не сможет найти меня, и ты это знаешь — столько лет успешно скрывался… Нервы начинали сдавать, а сердце медленно охватывала паника. А Хищный Моль, словно дразня, перекатил гвоздики между пальцев. И улыбка его совсем-совсем не нравилась: Маринетт бы брякнула что-то в духе «с такой улыбкой только маньяков в подворотне гонять, а никак не соблазнять женщин», но слова застряли в горле, запас наглости исчерпался… Да и смелости, собственно, тоже. — Понимаешь, — начал Моль, отстранённо любуясь Талисманами между пальцев, — Камни Чудес всё ещё принадлежат тебе. В смысле, для тебя, собственно, они когда-то и ковались, поэтому и связаны с твоей душой настолько крепко, что простым присвоением их не переманишь. С дочерним Талисманом таких проблем не возникло, да… А исходя из всего вышесказанного, я пришёл к выводу, что надо тебя сломать. Морально уничтожить, а лишь потом убить, сечёшь? А теперь действительно стало страшно. Но девушка, собрав последнюю волю в кулак, прошипела: — Не дождешься. Только через мой труп. — О, ну разумеется, — даже как-то понимающе улыбнулся Хищный Моль. — По-другому никак. Резкое движение рукой — и связки на правой руке разорвались, посылая болезненный сигнал в мозг. Маринетт коротко вскрикнула, но лишь преисполнилась решимости, что, чтобы не произошло, она не сдастся. Из чистого упрямства и чувства подросткового противоречия. Ведь она когда-то обещала.