Падая и поднимаясь

Нуар скучал. Скучал до лёгкой паранойи, до удушающей грусти, до тоскливого воя. Остыл он достаточно быстро, стоило оконной створке истерично стукнуть, а изящному силуэту скрыться в рекордно короткие сроки. Но он справедливо полагал, что им следует всё обдумать, остыть, отдохнуть от людей, побыть в одиночестве. Он и сам пошёл домой и игнорировал любые попытки Плагга втянуть его в шутливую перепалку. Утром не проронил ни слова, нуждаясь в тишине (впрочем, Натали удачно списала всё на загруженность и сосредоточенность на учёбе, поэтому разговор не завязывала). Адриан молчал всю дорогу в школу, чувствуя острую потребность в простом подумать, поэтому просто кивнул Нино в знак приветствия (друг мгновенно уловил его настроение, поэтому решил отложить жизненно важное обсуждение нового альбома какого-то зарубежного рэпера и просто улыбнулся, отвлёкшись на трёп подруги). Аля всё-таки пыталась вытащить из него несколько слов, но, попытавшись пошутить на тему «загадочных любовных похождениях маленького Агреста» и не найдя поддержки у Ляифа, безнадёжно махнула рукой. Третьего человека, осмелившегося бы втянуть его в будничную суету — Маринетт — на месте не наблюдалось, поэтому Адриан мог спокойно найти равновесие в своей душе, бездумно уставившись в учебник. Когда во время скорого нападения акумы Ледибаг не пришла, Нуар почувствовал укол совести за сказанные сгоряча слова и дал себе обещание попросить у неё прощения сразу же, как только увидит — а заодно поклялся впредь держать язык за зубами, хотя бы пока разгорячённая переживаниями Баг не придёт в себя достаточно для того, чтобы продолжать осмысленный диалог. Может, она и перегнула (а она точно перегнула, и даже на свежий взгляд Адриан понимал, что больше прав, чем виноват в их ночном споре) — но за её криками определённо стояло что-то ещё, о чем напарница умолчала. Это что-то мешало ей трезво смотреть на вещи, и следовало бы осторожно выяснить, что именно Баг гложет. Может, она просто устала, боится или задолбалась — и ей некому выговориться. Может — что-то предчувствует или банально загналась. Всё можно будет прояснить, когда Баг снова появится на улицах Парижа… Но вечером вместо долгожданной напарницы появился ещё один демон. Припасённую для примирения шоколадку пришлось разделить с усталым Плаггом, который даже не возражал. Тогда и появилось первое беспокойство, но Адриан упорно гнал от себя хмурые мысли, убеждая себя, что Ледибаг просто нездоровится, и завтра она появится. Ни на следующий, ни через день напарница не объявлялась. Зато Хищная Моль решил присвоить себе звание «Бомбардир недели», посылая по две акумы в день. Где он брал столько энергии — оставалось только гадать, отшучиваясь хохмой про скупленные энергетики на год вперёд. Вот только ничего смешного не было: акумы в край озверели — хотя, казалось бы, куда ещё больше — и очищать их получалось лишь за счёт многолетнего опыта и какой-никакой, а появившейся за эти года сноровки. Количество баночек с чёрными бабочками внутри, мирно покоившихся на доисторическом холодильнике, продолжало увеличиваться, а силы Нуара неумолимо истощались. Тяжело дыша, Нуар смотрел на холодильник и думал о том, что то, что Моль не выпускает своих новых акум-нелюдей, которые ему даже с помощью от Баг приносят немало проблем на самой грани вечного поражения — отсутствие зверья лишь временная удача, которой у Нуара было — чёрный кот наплакал. Поэтому, скрепя сердце, вечером третьего дня Кот Нуар повис на балкончике одной из множества контор, несущих парижанам блага восточной медицины. И тем же вечером Хлоя Буржуа и Алья Сезер нашли у себя в комнатах смутно знакомые коробочки, с помощью которых когда-то, года два назад, помогали Ледибаг нести справедливость в город. А следующим утром вместе с Котом Нуаром вышли на очередную битву с марионетками тёмных бабочек. Справиться-то они справились, но хмурое лицо героя Парижа и его серьёзное «Вам надо придержать Талисманы до возвращения Ледибаг», брошенное через плечо перед прыжком в бездну городских кварталов, вселяло нешуточные опасения. И страхи. Подтекстом был дан очевидный приказ не заикаться о каких-то проблемах, связанных с отсутствием Госпожи Удачи и — тем более — не поднимать этот вопрос в блоге. Кот Нуар знал девушек под масками и даже находил это весёлым, не упустив бы шанс пустить пару-тройку шуточек по этому поводу… если бы каждую ночь не обшаривал родной город, двор за двором, в поисках хотя бы намёка на присутствие Ледибаг. Потому что Плагг не мог сказать, что с ней, ведь серьги опять погрузились в долгий сон, потеряв связь с владельцем. И это было очень плохо. Хотя лица новых напарниц, пришедших на битву после того, как выбрали один и тот же туалет для трансформации, всё-таки заставили его слегка улыбнуться. Конечно, ведь ответственность, данная с обладанием Талисманов, сделала КвинБи и Рену Руж едва ли не сёстрами, причём не только по оружию. Что можно было с очень сильной натяжкой сказать о Хлое и Алье. Впрочем, вытянутое лицо Нино, когда капризная блондинка молча поделилась кофе с засыпающей на ходу Сезер, было бесценно. Прошла неделя, а о Ледибаг по-прежнему не было ничего слышно. Хохма про энергетики перестала быть смешной после третьей за день акумы. Баночки перестали помещаться на холодильник, и некоторые ждали своего часа на полу в тёмном углу. Интуиция — хоть и не такая развитая, как у Леди — подсказывала, что хранение такого большого количества негатива в одной квартире — не самая хорошая идея, но другого выхода не было, поэтому Нуар пока не рисковал показываться в логове, да и девочек туда не водил — не хватало потом по ушам от напарницы получить. Но отвёл бы — была бы уверенность, что в тот же миг материализуется Ледибаг и действительно отругает. Пусть ворчит, дуется, пусть макушка опять будет побаливать от нанесённого на эмоциях удара йо-йо — он всё равно будет счастлив. Лишь бы снова увидеть её живой и здоровой, услышать такой родной голос, даже если она объявит бойкот — главное, что с ней всё хорошо. Но сейчас они втроём, без неё, стояли на верхней смотровой площадке, отходя от третьего за день нападения: Пчела жадно глотала воду, краем уха прислушиваясь к писку гребня, готового вот-вот снять трансформацию, а Рена Руж неслышно подошла к Нуару, не решаясь нарушить молчание и заговорить. — Кот, — робко окликнула она, невесомо касаясь плеча. Она его побаивается и безмерно уважает, ставя его авторитет превыше своего. Вообще-то она права, но Нуару не хватает шутливой взбучки, какого-то панибратского общения, шуточек через силу, чтобы не падать духом… Но Алья при всей бойкости своего буйного характера всё равно, по умолчанию, стояла ниже в этой иерархии и не могла себе такого позволить. И это её «Кот», которое она сокращала, чтобы уменьшить пропасть между двумя поколениями героев, противно било по ушам. А тоска превратилась в дурное предчувствие. Предчувствие, что именно сегодня произойдёт то, что неминуемо изменит его жизнь, в который раз разделив на «до» и «после». Беспокойство острыми когтями скребло душу и перехватывало дыхание, заставляя сердце буквально вырываться из груди. Катастрофически не хватало воздуха, хотелось выть, вопить, кричать и обязательно сломать кому-нибудь челюсть (желательно Хищной Моли). — Иди домой, — неуверенно продолжила Лиса, стараясь смотреть хотя бы на его лицо (а вот Ледибаг давно твёрдо смотрела прямо в глаза всем и каждому, сканируя душу насквозь). — Отдохни, отоспись, на тебе лица нет. Нуар, хмуро смотревший ей в лицо, неожиданно улыбнулся, покровительственно щёлкнув по накладному уху. Подумать только, сама же от усталости шатается, но упрямо пытается сплавить его в особняк! — Посмотри на себя, Аль, — спокойно проговорил он, с какой-то отеческой теплотой глядя ей в глаза. И где её уверенность, которая так и лилась через край при первом появлении Рены Руж? — Ты же еле живая. Какой из тебя страж спокойствия? Тебе бы отоспаться — столько всего навалилось. — На тебя тоже, — упрямо топнула ногой она, надувшись, словно маленький ребёнок. — По ночам по крышам носишься, вообще, похоже, спать не ложишься. И совсем о себе не думаешь! — Я привычнее, согласись, всё-таки сколько лет практики, — покачал головой Нуар и, стремясь, уйти от этого неприятного разговора, задумчиво спросил: — А где твоя подруга? Эта, Маринетт, кажется? Тем более ему самому было жуть как интересно. Цветущий балкончик, вопреки обычаю, не освещался лампой из комнаты, когда девушка что-то увлечённо зарисовывала, вот уже на протяжении целой недели, да и на кухне Дюпен-Ченов в данный момент мелькали только два силуэта. И в школе подругу он не видел, вроде бы, всю неделю — соседний стул продолжал красноречиво пустовать. — Кажется, уехала, — неопределённо пожала плечами Аля, виновато опуская взгляд. — Она что-то говорила о том, что Чен Си Фу — ну, дядя её, из Китая — настойчиво зовёт погостить, да и родители не против. А в гости я не успеваю забежать — сам же видишь, акумы без продыху шарахаются — да и трансформироваться около её дома боюсь: а вдруг демон, заметив меня, кинется на их пекарню? Кот Нуар понимающе кивнул, отворачиваясь в сторону. Сил Пчелы, как более слабого Талисмана, еле-еле хватало на восстановление разрушений, но на лечение людей — ни разу. Поэтому понадобился не один час убеждений (и парочка наглядных уроков), чтобы донести до жителей, что тусоваться сейчас в опасных местах во время битвы — просто отвратительнейшая идея. Помогло, стоило самым бестолковым укатить со сломанными конечностями на карете скорой помощи. А ещё пришлось отказаться от Катаклизма, последствия которого мог устранить только Камень, равный по силе — то есть только Ледибаг. — А меня вот интересует, откуда эта Моль — чтоб ему аллергию на пыльцу — столько энергии берёт, а? — вклинилась в беседу снявшая костюм Буржуа. — Не, серьёзно, шутки шутками, а закон сохранения энергии никто не отменял: физика и всё такое… — Чисто теоретически, — задумчиво протянула Поллен, — очищая акуму, Ледибаг возвращает энергию обратно в Мир, откуда её черпает и Хищная Моль, и Кот Нуар, и сама Ледибаг, призывая Талисман Удачи — да все, в общем-то. Существует гипотеза, что вот эти божьи коровки, появляющиеся во время так называемого Чудесного Исцеления — ничто иное, как визуализированные потоки вернувшейся на своё место… энергии, магии — называйте как хотите. — И по той же самой гипотезе Ледибаг — это и есть тот самый источник энергии, пресловутый Вечный Двигатель и вообще неотъемлемая часть Круга Жизни: типа, умрёт она — и рухнет Мир, издохнут три Кита, два Слона и Великая Черепаха. Апокалипсис, — подтвердил вылетевший из медальона Трикс и тут же съёжился под суровым взглядом пчёлки. — Им этого знать не обязательно, да? — Трепло, — в унисон отозвались Плагг, сидевший в кольце, и Поллен, и Трикс попытался стать как можно меньше, чтобы его миновал гнев друзей. Но Нуар лишь покачал головой, не желая заострять внимание, однако… — Договаривайте уже, — буркнул Плагг, и пчёлка толкнула болтливого лиса в плечо, мол, начал уже… — Носители сильнейших Камней рождаются незадолго до какой-нибудь задницы, — нехотя отозвался лис. — Жанна д’Арк, родившаяся в разгар долгой войны, королева Амазонок, Ипполита, правившая в самое сложное для её народа время… И всегда парами, чтобы ИньЯн оставался в равновесии. Мастер недоволен, да? — осторожно, с надеждой, спросил он, выглядывая из-под пушистого хвоста. — Он разгневан, великий плут и болтун, — рявкнула Поллен, и Трикс решил убраться с глаз долой. — Они ещё не должны были об этом знать, забыл? Не раньше, чем… Она замолкла, не желая сболтнуть лишнего, а на ехидный вопрос Хлои «Чем — что?» пригрозила той обзавестись новыми морщинами, появляющимися от усердной мыслительной работы. Трикс, решивший хоть повеселиться напоследок, начал удивительно подробно описывать процесс появления оных дефектов кожи, за что получил подзатыльник от Али, морально не готовой к таким познаниям. Лисёнок отлетел в полосатую квами, та толкнула Буржуа, а мэрова дочка подняла шутливый крик, стремясь вернуть должок однокласснице, которая, громко хохоча, бегала от неё вокруг шпиля. — Интересно, как можно заставить Ледибаг поделиться энергией, о которой она сама не подозревает? Особенно с Хищной Молью, — задумчиво прошептал Нуар, пока девушки были заняты друг другом. — Способы есть, — прохрипел из кольца Плагг, тонко почувствовавший изменение настроения своего подопечного. — Но не один из них тебе ничуть не понравится — слишком далеки от гуманизма. — Мне уже всё это не нравится, — выдохнул Кот, устало опустив подбородок на руки и отчего-то рассматривая балкончик Дюпен-Чен.

***

Кот Нуар мгновенно отреагировал на звонок. Не каждый день, знаете ли, с тобой соединяется шеф полиции и сообщает, что тебе «будет интересно на это взглянуть». Причём голосом человека, которого ведут на смертную казнь. Особенно, если обычно стражи порядка тебя недолюбливают, называют за глаза «халявщиком, отбирающим чужой хлеб» (да пожалуйста, всё для Вас, я не против поспать лишний час) и предпочитают держать связь через напарницу (с возрастом только похорошевшую). Очень, знаете ли, крепкую связь, ручаясь прийти на помощь по первому же свисту зову. Может, сейчас, во время всех этих нашествий и отсутствия Ледибаг, полиция рискнёт и выскажет ему всё накипевшее. Не то, чтобы у них нечему было накипать — но Нуар в их бедах виноват не был совершенно. Не объяснять же, что Моля они знать не знают, потому что никак не могут его найти, и все его нашествия никак ими с Баг не контролируются. И вообще, парижане тоже хороши: ладно, пусть они построили едва ли не религию вокруг их с напарницей, со всеми этими памятниками и мерчем. Так нет же, возводить в культ акуматизацию, рассматривая её как что-то захватывающе и бесплатно снимающее стресс — это было уже где-то за нормами нравственности. И это банально было — хотя и Леди, и сам Нуар периодически обращались к гражданам с просьбами до победного держать эмоции под контролем («Мы бойцы, — складно говорила Баг с экранов телевизора, — не только мы с напарником, каждый из парижан точно такой же герой. Если вы до последнего боритесь с акумой, если вы медитируете, чтобы не допустить заражения — вы уже герои. Помогите нам — и мы поможем вам»). Эти обращения, само собой, не сильно уменьшали толпу поклонниц плохих парней… Чем ближе Нуар подходил к Эйфелевой башне, тем больше ему не хотелось туда идти. Чувство, что сейчас произойдёт что-то очень-очень нехорошее, только увеличилось. Хотелось остановиться и, запрокинув голову, любоваться прекрасным восходом солнца в новый день… Нуар остановился, кинул взгляд на восток, решил, что сегодняшний кроваво-красный рассвет больше жутковат, нежели прекрасен, а могильная тишина Парижа, которую не нарушали даже певчие птички и обычно проезжающие по улицам машины, ему ой как не нравится. Как и шум лопастей милицейских вертолётов, отчего-то наворачивающих круги вокруг самой узнаваемой в мире достопримечательности Франции. — Что у вас? — хмуро спросил герой, бесшумно приземлившись на смотровую площадку. Какой-то молоденький лейтенант подпрыгнул на месте от неожиданности и тут же указал на куда-то за свою спину… И мир рухнул. На полу, поломанной куклой, в луже собственной крови (слишком маленькой для такого количества ран) лежало тело Ледибаг. Голубые, почти васильковые, глаза были закрыты, хотя именно сейчас Кот Нуар был готов отдать всё для того, чтобы они открылись и слегка прищурились, наблюдая за его реакцией на весь этот спектакль. Хотелось верить, что кровь бутафорская, что раны — это очень качественный грим, вся эта ситуация призвана добавить лишних седых волос на его блондинистую голову и проучить за всё хорошее. А эти кровавые подтёки на маске, словно размытая тушь, совсем не то, о чём он подумал. Но серьёзные — слишком серьёзные — для такого исхода событий лица хранителей правопорядка напрочь отмели подобный исход событий. Тогда Нуар остановился на месте, надеясь, что это всего лишь ночной кошмар. Или проделки акумы, управляющей страхами людей. Что это какой-то морок, и сейчас он себя ущипнёт и проснётся. Боль-то пришла, а видение не пропало. В нос запоздало ударил едкий запах крови. Нуар сделал несколько неуверенных шагов, подходя к телу и присаживаясь на корточки. Осторожно сжал руку, обтянутую в красный спандекс, надеясь, что это — иллюзия Вольпины, которая сейчас растворится, стоит лишь прикоснуться. Рука оказалась обжигающе холодной, совершенно не живой: тонкие пальцы не сжали запястье в каком-то рефлекторном порыве, как это бывало раньше, не послышался недовольный вздох… Вздохов, к слову, вообще не было слышно — ни недовольных, ни рассерженных, ни спокойных. Сознание беспощадно твердило, что с такими ранами не живут, но Нуар надеялся до последнего: приподняв осторожно девушку за плечи, он слегка тряхнул её, словно желая разбудить. Тихо позвал, призывая прекратить этот спектакль… Вот только пульса он не чувствовал. — Надо забрать тело на осмотр, — начальник полиции собственной персоной всё это время неподвижной тенью стоял за его спиной, не желая мешать. Всё ещё пребывая в каком-то трансе, живя в данный момент на одних рефлексах, Нуар просто кивнул, покорно отступив к перилам. Он отстранённо наблюдал за тем, как тело погружают на носилки, а затем в вертолёт, чтобы доставить в морг. Поясницей он чувствовал обжигающий холод металла и, где-то в глубине души, был благодарен Плаггу за это: сознательно ослабив защиту, маленький квами не давал забыть Адриану, что он по-прежнему живой и всё происходящее — реально. Не сейчас, но позже, он поймёт, что этот холод не позволил ему потеряться в отрицании происходящего, оставаясь той самой ниточкой, связывающей его с реальностью.

***

— Вы думали, что это я, — тихо прошептал Кот Нуар, когда дверь за его спиной скрипнула. Шеф предпочёл промолчать. Нуар никогда не любил больницы. Этот противный запах обеззараживающего средства, которым пропитан буквально каждый кирпичик, белые стены, идеальная чистота — всё это напрягало и раздражало. В коридорах было тихо, лишь редкие шаги снующих туда-сюда врачей, многие из которых откровенно на него пялились, замедляясь на ходу, чтобы рассмотреть получше. Сколько он уже здесь? Солнце давно печёт, улицы заполнились людьми, ожили, но в больницу не проникал никакой из привычных для большого города звуков. В школу он безнадёжно опоздал, за что, несомненно, получит от отца, но сейчас это казалось таким далёким и неважным, что не заслуживало отдельного внимания. — Я же тоже видел эти рваные почерневшие полосы, похожие на следы от когтей, — Кот Нуар задумчиво осмотрел свои руки, до сих пор сохранившие остатки её крови, но, почему-то, не испытал желания помыть их. Может, это тоже не имело сейчас никакого значения? Ответа не последовало, но усмешка собеседника, немного виноватая, была гораздо красноречивее сотен оправданий. Почему-то именно сейчас он вспомнил, как в детстве сидел в своей комнате и прислушивался к звукам с первого этажа, где проходил обыск. Подумать только, власти решили, что холодный нелюдимый дизайнер способен убить свою любимую жену, мать единственного сына. Отец не сопротивлялся аресту — он спокойно дал себя увести в отделение, ободряюще и ярко улыбнувшись сыну перед уходом. Впрочем, эта была последняя подобная улыбка на памяти пятилетнего мальчика — в вернувшемся через две недели человеке почти ничего не осталось от ушедшего Габриэля Агреста, и заказанный через шесть лет семейный портрет семьи Агрест — мать, отец и сын, словно мама не исчезала из их жизни — прекрасно вписался в пустующее место в столовой, заменив другую картину. И как Адриан не силился, он не мог вспомнить, что же там висело раньше. Шеф полиции что-то спросил, и Нуар хотел попросить повторить ещё раз, но тут вышла невзрачная девушка — говорят, лучший патологоанатом в городе — и, старательно отводя глаза, начала что-то зачитывать по планшету. Заключение она читала быстро, словно от этого зависела её жизнь. И старалась не смотреть на героя, лицо которого мрачнело всё больше. Девушка напряжённо сглотнула, когда глаза нашли строки, описывающие причину смерти, и замолчала, словно сама не верила в то, что сейчас скажет. — Причиной смерти стало... перерезанное горло. Кровопотеря. И она с опаской глянула на кота Нуара, застывшего неподвижной статуей — ничего не видящей и ничего не слышащей. Это неправда — он прекрасно услышал всё сказанное и заметил, какими взглядами перебросились патологоанатом и шеф полиции, кивнувший двум молодчикам. Нуар даже успел мысленно закатить глаза — в этом жесте и вообще во всей этой ситуации прослеживалось если не неуважение к почётному гражданину (сам мэр наградил!), то откровенное насмехательство — это точно. — Вы думаете, что это я? — убийственно спокойно спросил он, выгибая бровь. — У тебя были мотивы: зависть, может быть, соперничество. К тому же есть свидетели вашей с Ледибаг ссорой перед её исчезновением. А ещё весь город знает, что ты питаешь к ней определённые чувства, а она тебя отвергает — вдруг ты решил её грохнуть за столькие унижения? «Ничего вы не знаете», — мелькнуло в голове Нуара, когда он увернулся от рук полиции. И, сам поражаясь своему хладнокровию, спокойно парировал: — У меня а-ли-би. В это время я с напарницами очищал очередную акуму. В голове что-то щёлкнуло, заставляя разбросанные пазлы сложиться в единую картинку. «Способы есть, но не один из них тебе ничуть не понравится — слишком далеки от гуманизма», — услужливо всплыли в памяти слова Плагга. Кольцо потеплело, подтверждая догадки. — И вообще мне не до того было, если вы не заметили, — уверенно продолжил он, предупреждающе сверкнув глазами, отбив желание его арестовывать: ни одна тюрьма не сможет устоять против Катаклизма (не говоря о том, что самому Коту хватит силы, чтобы выбить любую дверь). — Зато я могу сказать имя того, кому это выгодно: Хищный Моль. Убив Ледибаг, он натравливает горожан на меня, чтобы беспрепятственно достигнуть своей цели, пока мы заняты собственными распрями. Простите, но у него на поводу я не пойду. И, иронично поклонившись, сиганул в окно. — Отдать приказ на арест? — поинтересовался подошедший майор Ренкомпри. Шеф помотал головой, смотря на крыши. — Он не похож на убийцу, Роджер. А даже если и так… перед Катаклизмом ни одна тюрьма не устоит. Рискнёшь стать палачом? Вот и я нет. Он устало помассировал переносицу, собираясь с мыслями. — Доложи о смерти Ледибаг мэру и проследи, чтобы об этом не прознали журналисты. Кот Нуар в чём-то прав — даже если это не Моль всё подстроил, то всеобщей печали и истерике он точно обрадуется. А то ведь такая благодатная почва для акум... И почему-то — совсем ни к месту, как ему казалось — Шеф вспомнил события двенадцатилетней давности. Почему — он и сам не знал, но что-то в голосе, во взгляде, в движениях и в вымораживающем спокойствии Кота Нуара напомнило ему молодого Габриэля Агреста. Когда при невыясненных обстоятельствах в семейном путешествии в Рим погибла Эмили Агрест и адвокаты её родителей штурмовали Жандармерию и органы опеки, подозревая во всех грехах нелюбимого зятя — Шеф был всего лишь капитаном и тем, кто выписал ордер на арест такой известной личности. Тогда это казалось правильным и верным — очевидное решение, так легко и удобно легло на разворачивающиеся события. Арест был логичным и правильным. Но теперь, зная наперёд всё, что тогда происходило вокруг Габриэля Агреста и чем всё закончилось, Шеф почти жалел об этом своём решении. И не хотел торопиться теперь.

— Папа! Не уходи, пожалуйста! — Адриан, вернись назад! — Не бойся, я скоро вернусь домой. — Мама тоже обещала, но её ещё нет! Не уходи, пожалуйста! — Мама не вернётся, малыш. Она ушла в те далёкие места, откуда нет выхода. — Без нас! Она обещала всегда быть рядом! — Адриан, сейчас же… — Всё в порядке, Натали. Адриан, я скоро вернусь, только кое о чём переговорю с этими людьми — и сразу же домой. — Но эти браслеты… они думают, что ты плохой, да? — Они ошибаются и совсем скоро это поймут… Слушайся Натали, слышишь? Узнаю, что капризничал — вернусь и отругаю. Понял? Мальчик крепко прижался к отцу, не желая отпускать его куда-то далеко. Натали — сама ещё совсем молоденькая девушка — схватила его за руку, чтобы больше не вырывался, но Адриан уже и не сопротивлялся: он покорно обвил её шею руками, позволяя унести себя обратно в особняк: эти странные люди за забором с какими-то щёлкающими-сверкающими штуками ему совсем-совсем не нравились. Отец ободряюще улыбнулся, хваля за хорошее поведение, и самостоятельно сел в большую сверкающую машину с синей полосой на двери. И мальчик не совсем понимал, почему Натали тайком утирает глаза, чтобы он не заметил её слёз, и, нежно укрыв одеялом, оставила дверь приоткрытой — он же уже большой и с монстрами из шкафа сможет сам справиться…

***

Кот Нуар бесцельно шарахался по крышам, избегая людных мест. Это всё его вина! Он обещал её защищать, обещал беречь, обещал, если понадобится, умереть за неё! Но сейчас именно Ледибаг, а не он, лежит в морге с таким множеством увечий, что страшно представить, что она чувствовала последнюю неделю, пока он прохлаждался. Надо было искать её в первый же день, когда Плагг не смог почувствовать присутствие квами Удачи. Надо было искать в первый же день, когда она не вышла на битву. Надо было сразу побежать за ней, а не отпускать шататься хрупкую девушку по сомнительным подворотням. Надо было следить за своими словами, сдерживать эмоции, чтобы не допустить подобной ситуации. Чёрт возьми, она ведь действительно за него переживала, потому и накричала… но он же не мог оставить её прямо под атакой, пусть и находился на выгодной для победного шага позиции! Она ведь ему доверяе… Доверяла. Она мертва, и до последнего вздоха, небось, верила, что он её спасёт. Ведь он столько раз ей об этом говорил. Грош ему, болтуну, цена, ведь это всё громкие слова. Ведь когда она действительно нуждалась в помощи, он был не рядом. Он не смог её защитить. Нуар почти физически ощущал, как стена, невысказанного и не сказанного, стена того, что висело между напарниками «во избежание», потому что никто из них не хотел ворошить это осиное гнездо и каждый надеялся, что всё образуется само собой — стоит только продолжать не обращать на это всё внимания, сосредотачиваясь на чём-то более актуальном… Эта стена неумолимо рушилась, совсем как могильная плита, и теперь хоронила Нуара под своими обломками. Мешала вдохнуть. Это он виноват в её смерти…

***

Аля беззаботно болтала ногами, рассматривая очередной журнал. Хлоя включила очередной сопливый фильм, где все друг друга безнадёжно любят, но, естественно, не могут быть вместе и строят из этого мировую трагедию. Впрочем, устав фыркать над очередной громкой фразой, блондинка старательно вычерчивала графики зависимости скорости падающих тел от высоты, на которой они находятся. — Не знала, что ты шаришь в физике, Жужжалка, — лениво бросила Сезер, устраиваясь поудобней на безразмерной кровати люксового номера «Ле Гранд Пари». — Много ты знаешь, — буркнула та, старательно двигая линейку по тетради. Квами не разделяли беззаботного настроения девушек, беспокойно мельтеша по комнате. Они тоже чувствовали… Балконная дверь скрипнула, и в номер ввалился промокший насквозь Кот Нуар. — Топиться ходил? — недовольно проворчала Хлоя, прикидывая, самой ли вытирать налившуюся лужу или позвать горничных. Но лишние разговоры ей в отеле вообще никак не льстили, поэтому… Увидев лицо бесцеремонного гостя, она наплевала на эту чёртову лужицу, которую даже носком по полу размазать можно, особо не напрягаясь, да и вообще, в такой ливень он даже особо-то не промок, высший пилотаж какой-то, да и плевать на эту лужу с высокой колокольни… Аля моментально скрылась в соседней комнате, чтобы найти бинты, а сама блондинка, схватив валявшееся полотенце, мгновенно оказалась рядом. И кровавые разводы по всему костюму очень напрягали. Оказаться-то оказалась, но протереть лицо, промакнуть висящие сосульками волосы или даже просто протянуть полотенце не решилась. — Ты её нашёл, да? — робко спросила она, пытаясь прочитать ответ на лице. Нашёл, и она его отшила; нашёл, и она с кем-то другим шашни крутила (кумир кумиром, но настолько убитое выражение просто так не появляется. Даже у самых стервозных и эгоистичных — по себе знает). В дверном проёме застыла Аля с аптечкой, ожидая каких-то новостей. А новости-то были. — Это даже телом нельзя назвать, Хло, — слова прозвучали настолько тихо, что блондинка засомневалась, не ослышалась ли она. Трансформация медленно, словно слезая вместе с кожей, без всяких световых спецэффектов, сошла на нет, заставляя Алю выронить сундучок, а Хлою крепче сжать полотенце. — Это… я не знаю… это останки, это… никак не человеческое тело, — Адриан с силой потянул пряди, словно собрался их выдрать с корнем и кожей. — Нет, это… Я виноват… Он закрыл глаза, будто стремясь уйти от реальности. Бледные губы шевелились, он продолжал что-то говорить, но слов было не разобрать. Порываясь крепко обнять друга, Буржуа, метнулась к нему, но светлые глаза вдруг распахнулись, а лицо как-то сразу преобразилось. — Задушу мразь, — прошипел он, скрываясь в ванной комнате. Аля озадаченно моргнула, невольно делая шаг назад — в голове по-прежнему ничегошеньки не укладывалось, а все мысли как-то быстро вымелись из головы, оставляя пустоту. Кажется, она даже слышала, как свистит ветер в черепе. Или это была буря за окном? Хлоя медленно сползла по стене на пол, справедливо полагая, что ещё чуть-чуть — и ноги перестанут держать. Её трясло в какой-то безмолвной истерике — в отличие от Сезер, она знает Адриана с малых лет, поэтому факт, что именно он оказался напарником доблестной Ледибаг, её ничуть не ошарашил (так, слегка покоробил, но смириться можно). Квами, отмерев, кинулись к небольшому чёрненькому тельцу — Аля видела это как в замедленной съёмке. И кто бы сомневался, что дух Неудачи — чёрненький котёнок с ядовито-зелёными глазами? — Плагг! Скажи что-нибудь, не молчи! — послышался надрывный, слегка истеричный вопль Поллен, которая старательно трясла бездвижный комочек, не подающий признаков жизни. — Да что сказать-то? Что?! — взметнулся квами, и Пчёлка мгновенно отшатнулась подальше. Сверкнула молния, осветив комнату, и квами вдруг стали похожи на людей — немного не привычных для понимания современного человека. И всё-таки что-то в них по-прежнему оставалось мистическим, необычным, нереальным и эфемерным, что выдавало принадлежность к другому миру. То ли это впечатление создавали сказочные одежды, а, может, и какие-то восточные черты лица, по-южному смуглая кожа и невероятно яркие глаза, словно светящиеся в темноте. Или же в том, что возраст определить не получалось — вроде бы и двадцатиоднолетние молодые люди, а глаза смотрят с таким выражением, что и меньше семидесяти не дашь. Но интуиция подсказывала, что им намного больше — может, они ровесники Мироздания? А Аля поняла, что просто уже устала удивляться. — Тикки мертва, Поллен! Её просто нет — такого ни разу не было, понимаешь? Ни разу! — кричал худощавый брюнет, но именно его побаивался Трикс, который оказался и шире в плечах и, кажется, даже немного выше своего напарника. Да и хилым парня с морковной стриженной шевелюрой язык не повернулся бы назвать — но он смущённо топтался подальше от товарищей по оружию, смиренно склонив голову перед лохматым оборванцем, который яростно жестикулировал и, будь его воля, давно бы разнёс всё на камушки-кирпичики. — Хищный Моль ухитрился стереть квами в порошок, как тебе такой расклад?! Мы все знаем, что за Леди Тикки готова была биться до последнего — ты даже не представляешь, на что девчонка теперь похожа! И теперь это совершенно без тормозов. Не знаю, время вспять пойдёт, Армагеддон начнётся, слияние Миров — чего вообще никак нельзя было допустить, мы же буквально нужны тут, чтобы следить! Но ничего уже не исправить, ведь Тикки мертва! Леди убита едва ли не самым зверским из всех возможных способов, Нуар в полнейшем нокауте, только Моль кругом в выигрыше! И если этот чокнутый действительно позволит Ей снова обрести былую мощь — надеюсь, никому здесь память не изменяет, и все помнят, чем это кончилось в прошлый раз, — мы не сможем ничего ей противопоставить! Если, конечно, не произойдёт какого-нибудь чуда, и Феникс успеет (а сможет ли вообще?) возродиться, в чём я очень сильно сомневаюсь. И Плагг прошмыгнул сквозь стену, собираясь посидеть в одиночестве. Поллен с ногами забралась на кровать, бездумно уставившись в одну точку, Трикс нахмурился, обдумывая что-то очень для него важное. Но через какое-то время иллюзия спала, и в комнате снова находились лишь два квами, не имеющие ничего общего с людьми. Аля почему-то справедливо решила, что рассказывать об увиденном никому не стоит, ведь в дурку определенно не хотелось. Поэтому она просто подсела к рыдающей взахлёб Хлое и неловко обняла. Что произошло-то? Почему у всех такое состояние, словно их всех казнят с восходом солнца? Может, она ещё чего-то недопоняла, а осознание придёт позже? А пока она просто заботливо поглаживала доверчиво уткнувшуюся в её плечо блондинку, отмечая, что рассвет сегодня очень тихий и красивый. И что мир окончательно слетел с катушек.

***

Утро после пленения Ледибаг, восемь дней назад.

В комнате сверху что-то упало, и Сабина удивлённо подняла глаза. — Милая, ты уже встала? — спросила она, заглядывая в комнату. — Что-то рано, обычно тебя не разбудишь. Дочка, что-то остервенело выискивавшая в своём шкафу, подпрыгнула от неожиданности и развернулась, пряча руки за спину. — Доброе утро, мамочка, — как-то нервно улыбнулась она, избегая прямого взгляда. — С тобой всё хорошо? — озабоченно уточнила мадам Чен, заходя в комнату. — Ты какая-то бледная. У тебя точно ничего не болит? Что-то определённо было не так — Маринетт всегда смотрела прямо в глаза, чтобы было удобней общаться — самой же ей скрывать было нечего. — Не переживай, мам, я… я просто ищу проект по… по МХК, его надо принести оказывается сегодня, а я ещё не доклеила макет. Вот и встала пораньше, чтобы на свежую голову… Сабина насторожилась, косо глянув на чудесный макет, накрытый простынёй, который был закончен ещё на прошлой неделе. Вроде бы. И, кажется, он предназначался на архитектурную выставку в университет, а про какое-то МХК она вообще впервые слышит. Да даже если и так, то Маринетт предпочитала просидеть до утра, а никак не встать раньше, что было, по её словам, сродни пыткам. — Умничка, — улыбнулась Сабина, решив ничем себя ни выдавать. — Блинчики будешь? Маринетт чересчур жизнерадостно помотала головой, отказываясь. — Нет, спасибо, не хочу, — улыбнулась девушка, стараясь незаметно запихнуть что-то под шкаф. — Моя praemia virtutis будет, когда я всё сдам. Уже уходившую Сабину будто током шандарахнуло. Она медленно повернулась, нащупав на дочкином столе разводной ключ, которым она недавно поправляла рост манекена. Маринетт имела достаточно высокий для её возраста уровень знания английского языка (благодаря превосходному учителю и неожиданно здравому рассуждению на тему того, что английский — путь в большой мир). Но что касалось остальных — ей они были не нужны, пусть она и выучила, с материнской подачи, несколько базовых фраз на китайском. При таком раскладе, зная исключительный в несгибаемой упрямости характер дочери, и думать не приходилось о том, что она сможет с лёгкостью вставлять в свою речь латинские выражения. — Где моя дочь? — тихо прошипела женщина, с сожалением понимая, что без навыков бурной молодости здесь не обойтись. Лицо девушки исказилось, когда она поняла, что игра не прошла. Зарычав, она развела руки, и отовсюду потянулись странные тёмные потоки, меняя пространство. Сабина замахнулась для удара и метнула ключ точнёхонько в голову странного существа, принявшего человеческое обличье. В отличие от других марионеток броши Мотылька, оно имело вполне людской вид (если не считать, конечно, чёрных глаз и невероятное сходство — вплоть до родинки на щеке — с Маринетт). Не ожидавший такой подлянки демон пригнулся, с удивлением взглянув на разъярённую женщину, и тут же был вынужден увернуться от фирменного удара с разворота, последовавшим за профессиональным хуком правой… Когда Сабина замахнулась увесистым стальным перильцем — которое давно следовало привинтить к лестнице, но никак не доходили руки — терпение демона лопнуло. Резким взмахом руки женщину отбросило к стене, каким-то образом лишив возможности шевелиться, а «грозное оружие» разлетелось на множество маленьких кусочков. Демон занёс руку для рокового удара, но вдруг остановился, очевидно, сменив тактику. — Как же так, мадам? Вы разве забыли — сами же дочь к родственникам в Китай отправили. Она вчера вечером улетела: вы лично в аэропорт провожали, не помните? Сабина крепко зажмурила глаза, отчаянно сопротивляясь чарующей речи. То всё неправда, морок акумы, которая имеет какие-то виды на её дочку, надо срочно трясти Га… Но сопротивляться медовому голосу, проникающему в сознание никак не получалось. Вскоре её лицо разгладилось, и, обведя мёртвым взглядом комнату, женщина поставила манекен на место и вышла, не замечая демонессу. — Так-то лучше, — пробурчала та, продолжая копаться в комнате в поисках чего-то важного. Важное не находилось — а Баг продолжала упрямиться и молчать. Вот же вздорная девчонка!