Глупо тратить бесценное время на то, что не про любовь

Аэропорт был небольшим — Ло еще в прошлый раз это отметил. Терминал с лениво снующими туда-сюда людьми, улыбающиеся лица за стеклом касс и почти уснувшая девушка в обменнике — вот и все богатство. Только в самом дальнем от входа углу притаилось, даже скорее спряталось, от туристов кафе, в котором было только три человека: Бэзил, Кид и незнакомая красивая женщина, медитативно протирающая кипельно-белой тряпочкой ослепительно-чистые стаканы. Луффи, до этого всю дорогу не отлипающий от Ло (не то чтобы Ло был против), тут же поспешил женщину обнять, и та ответила с почти материнской нежностью. Кид, который получил свое и был представлен Бэзилу самым лестным образом, явно был расстроен предстоящим возвращением и поэтому вяло махнул Ло рукой, а Бэзил даже головы не поднял: он переплетал друг с другом красные нити с таким видом, будто в его руках была сама судьба мира. Вполне возможно, что так и было. Ло хотел занять свободный стул, но Луффи позвал его раньше. Пришлось сменить направление. Ло усадили за барную стойку с таким видом, словно ввели в храм или положили на жертвенный алтарь. По крайней мере барменша смотрела на него лукавым любопытным взглядом, но не добродушно, как Луффи, а скорее испытующе. Учитывая, что Ло собирался улетать, это было совершенно неуместно. — Шакки, это Траффи, Траффи — это Шакки, — разулыбался Луффи, — будете знакомы. — Приятно, — вежливо кивнул Ло. Многочисленные друзья Луффи на него реагировали по-разному, так что Ло был уверен, что уже ко всему привык. Ну, или почти ко всему. Шакки как-то непонятно вздохнула, потрепала Луффи по волосам, то ли как любимого проблемного племянника, то ли как взрослого сына, который сделал ошибку, за которую теперь ему придется расплачиваться. Еще раз посмотрела на Ло. Еще раз вздохнула. — Что же, Монки-чан, тебе виднее, — Луффи кивнул. Его, судя по всему, ничего не смущало, словно все было под контролем. Ло так к этому привык, что и в этот раз не стал разбираться. Хотя что-то все равно неприятно шкрябалось внутри, не давая просто насладиться последними моментами отдыха. У Ло через два часа самолет, и он это время лучше бы провел с Луффи наедине. В конце концов, нацеловаться напоследок — разве не прекрасный план? Но Луффи, тактильный, отзывчивый и активно делящийся своим теплом и оптимизмом, вместо того, чтобы потратить последние часы с пользой, пил свой сок, болтал и никуда не спешил. Словно у них впереди вся жизнь. Еще и улыбался раздражающе наивно. — Отойдем? — Ло аккуратно потащил Луффи за собой. Ощущение было непривычным: за две недели Ло привык, что именно его тащат за руку, и неважно куда — в кровать или на поиск приключений. Луффи шел, не пытался никуда ускакать или познакомить Ло с новыми людьми. На поцелуй ответил тоже неторопливо, без прошлого голода. Ло ничего не понимал. — Все нормально? — Конечно, — Луффи был безмятежен. — А что не так? — Что-то, — Ло с каждой минутой чувствовал себя все большим идиотом, который понимал, что что-то происходит, но осознать что — не мог. — Я улетаю. — Я знаю, — Луффи удивленно моргнул. — Траффи, мы в аэропорту. Они смотрели друг на друга пару минут, чувствуя, что впервые оказались не на одной волне. Хотя ситуация была похожа на их первую встречу — они также стояли друг напротив друга, и Ло также ничего не понимал — но сейчас непонимание скапливалось напряжением, тяжелым, как дождевые облака. Это было странным, неприятным чувством, и Ло бесило, что, как ему казалось, испытывал все это давление только он один. Луффи же по-совиному моргал. И все. Ло сам не знал, чего он хотел. Рыданий на плече? Приглашения приехать еще? Обменяться номерами телефонов? Луффи притащил его пьяную тушку в дом своего друга, а при первой их осознанной встрече даже не спросил имени — почти сразу потащил непонятно куда, желая показать, какое классное безлюдное место нашел — и Ло, позабавленный и застигнутый врасплох, пошел без каких-то возражений, не зная, хотят ли его там соблазнить или убить с особой жестокостью. Место действительно было чудесным: в самый раз для первого свидания с продолжением. Ло вспомнил, как у него болела голова, и каким нелепым и очаровательным был Луффи, дурачащийся в воде, строящий замки из песка, наивные и корявые, и какое красивое песочное королевство они построили вдвоем. Ло почувствовал, как воспоминания растягивают его губы в улыбке, и Луффи, внимательно за ним следящий, тут же ее отзеркалил. Уголки его губ подрагивали от сдерживаемого хихиканья, но это было совершенно бесполезно: смех победил не только его, но их обоих, толкнул в объятия друг друга, как настойчивая сваха, и стащил на пол. Они уткнулись друг другу в плечи, вздрагивая и всхлипывая, в попытках не ржать без какой-либо причины на весь аэропорт. Их смех был похож на искристые бенгальские огни, Луффи приятно дрожал в его объятиях, и Ло вдруг действительно ощутил, что никаких шкрябающих кошек, черных туч и прочих предвестников несчастий нет. По крайней мере, в тот момент их не было, а будущее на то и будущее, чтобы оставаться неизвестным. — Еще по поцелую? На дорожку? — Да, давай. *** — Мне кажется, ты идиот, — сказал Кид, когда самолет прекратил шуметь и вибрировать и упрямо оторвался от взлетной полосы. Сидения были узкими, места оказалось слишком мало, а попытка вытянуть ноги провалилась еще на стадии мысли, но Ло довольно улыбался и смотрел в закрытый иллюминатор так, словно видел что-то прекрасное. Золотистые маковки облаков, например. Или сонно жмурящегося спросонок Луффи, безмятежно обнимающего его ногу, как самые лучшие на свете кандалы. Ло идиотом себя не считал. Он уже представлял свои планы на ближайшую сессию, вспоминал семью и друзей и задумчиво теребил поселившуюся на его запястье фенечку, красную, как любимая рубашка Луффи. Он всегда носил рубашки распахнутыми, не застегиваясь даже в сильный ветер и предрассветную прохладу, и Ло нравилась эта доступность. Так что, если раньше красный казался ему пошлым, сейчас он ассоциировался со свободой и счастьем. Прекрасный цвет. — Ты безнадежен, — Кид скривился так, будто Ло самолично засунул ему в рот лимон и заставил жрать. — Вы хоть телефонами или почтой обменялись? Ло только отрицательно покачал головой. Киду очень хотелось дать другу подзатыльник — он это еще в аэропорту хотел сделать, но был слишком занят: Бэзил сам завязывал ему узелок фенечки своими длинными красивыми пальцами, так что в тот момент в ад мог катиться весь мир, не только его друг. А проводить сейчас воспитательную работу было бесполезно. Кира тоже так думал, поэтому с чистой совестью пнул Кида ногой и тихо попросил заткнуться и дать ему поспать. Он единственный не вляпался в отношения, зато вляпался в кулинарный конкурс и был приглашен после учебы работать в местном баре, в котором ему так понравилось, что он честно обещал подумать. Домой он возвращался отдохнувшим, но и только. Никаких песчаных королевств и никаких фенечек на запястьях не было, зато была памятная татушка от местного мастера и вполне заманчивое приглашение, учитывая, что ему не надо было продолжать семейное дело, да и каких-то особых карьерных планов тоже не было. Так что единственное, что он точно знал: его честно задолбали танцы с бубнами вокруг отношений, которые устроили его друзья. И не важно, было ли это осознанно или нет. — Прошлое должно оставаться в прошлом, Юстасс-я, — Ло равнодушно пожал плечами. С каждой преодоленной милей он все больше напоминал того себя, каким был до Барбадоса и каким его знали родители, сестра, бывшие однокашники, нынешние однокурсники. Спокойной саркастичной сволочью. Многими любимой, но от этого не менее ядовитой. — Каким бы счастливым оно ни было. — Ты такой умный, Ло, но сейчас ты такой идиот, — Кид махнул на него рукой. Стюардесса принесла им перекус, самолет нес их в Японию, каникулы заканчивались. Спрятавшийся от остального мира, счастливый и свободный Барбадос печально помахал им краешком неба и снова закутался в свои песчаные пляжи и ласковый океан. Прошлое действительно осталось в прошлом. *** Ло никогда не чувствовал в себе столько энтузиазма. Две недели отдыха словно поменяли внутреннюю батарейку на вечный двигатель: энергия стала похожа на зарождающуюся в океане волну. Хотелось что-то делать, чего-то добиваться, и уже было не важно, сессия это, диплом или желание выбить себе стажировку у капризного мудака Хогбака, который при этом был (пока) лучшим хирургом Токио и чуть ли не воскрешал людей на операционном столе. Несмотря на весь свой энтузиазм, Ло не сильно отличался от своих однокурсников: он также был похож на свежевыкопанный труп, пугал по утрам бариста в кафе серой кожей и черными синяками под глазами, а еще пару раз засыпал в морге. Но зато он сдавал одну работу за другой, один экзамен за другим, а после того, как оформил практику, ушел в ночной загул, в котором празднично отсыпался до утра. Ло словно сделали прививку удачей, и это одновременно бесило и восхищало окружающих. Сестра, всегда излишне внимательная, однажды вечером его спросила: — С тобой точно все в порядке? — Лами не хотела стать врачом, не зачитывала до дыр отцовские книжки, но зато она собиралась стать детективом и, вкупе с внутренней эмпатией, она была чувствительнее любого радара и точнее профессионального диагноста. Хотя этот вопрос, Ло был уверен, она задала из-за обычной женской паранойи — матушка тоже ему писала каждые несколько часов, если Ло был не дома, и очень волновалась, если у того не хватало сил, времени, трезвости или желания ей отправить хотя бы смайлик. — Никогда лучше себя не чувствовал, — честно ответил Ло, и Лами ему улыбнулась в ответ. И если бы Ло не был так занят случайно завязавшимся знакомством, обещающим перейти во что-то очень интересное, то он наверняка бы заметил, что Лами смотрит на него излишне внимательно. Хотя, возможно, это было просто проявление той самой женской паранойи, и не более того. На выпускном было легко, весело и немного смущающе: все вокруг то плакали, то умилялись, делились планами и мечтами, а еще дружно радовались хотя бы временному освобождению из этой постоянной учебной гонки. Ло и сам чувствовал облегчение, а еще легко пробивающийся сквозь почти смывшийся загар смущенный румянец, потому что вокруг было слишком много взглядов, да и родители смотрели с гордостью, а к этому он, наверное, никогда не привыкнет. Так что в день выпуска у Ло были красные от смущения уши, красный диплом, который уже завтра перестанет греть ему душу и сердце, а еще костоломные семейные объятия и почти угроза от Кида утопить их в бухле. В бар кроме них завалилась еще тьма тьмущая народу, так что воздуха не хватало и очень хотелось высунуться головой в окно и подышать уже хоть чем-нибудь, где есть капля кислорода. Ло запрокинул голову и на секунду замер: в почти черном провале потолка ему всего на секунду померещилось небо, оно накрыло его всей своей эфемерной тяжестью, придавило, и это было так приятно и волнительно, так захватывающе. Откуда-то раздался плеск прибоя и шелест ветра, а потом словно в океан ударила молния. Ло моргнул от яркого света, последующего громкого звука и неожиданного прикосновения. Океан исчез, хотя непогода была настоящей: в бар ввалились промокшие до нитки люди, с которых вода стекала водопадом. Ло обернулся. Так привычно и знакомо, игнорируя чужие желания и щедро делясь своим теплом, к нему прижалась Бонни. Они познакомились на одной из тусовок Кида и теперь часто виделись. Ло был ей рад. — Поздравляю, — Бонни, как и Кира, училась в кулинарном колледже, поэтому от них обоих всегда пахло то специями, то дымом от гриля, то еще чем-нибудь таким же съедобным. А еще она была умна, красива, без комплексов, и Ло прекрасно с ней проводил не только ночи, но и редкие свободные для них обоих дни. Сейчас от нее пахло чем-то сладким, и Ло с удовольствием поцеловал ее пальцы. Бонни усмехнулась. — Вкусно? — Очень, — Ло усмехнулся в ответ. — Пошли целоваться под дождем? — В другой раз, — Бонни призывно потянула его за руку, и Ло покорно поднялся. Пол под ногами немного покачивался, словно они были на корабле в шторм, но это никого не смущало, кроме дверного проема, в который они, хихикая как идиоты, врезались. Как оказалось, Бонни позаботилась о такси, и поцелуи под дождем действительно пришлось отложить.