***
Они встретились вечером в баре, выпили, повспоминали школу. Билли показалось, что поначалу Чендерс немного нервничала, расслабившись, лишь когда он, отчаявшись развлечь Дафни, окончательно понял, что подкатить не удастся, секса ему не видать, как и свою чёртову мастерскую, перестал изображать из себя крутого чувака и, отбросив ложный мачизм, как последний неудачник поделился с Чендерс самыми заурядными проблемами — мало того, что теперь его мучают отчетами в Бюро статистики по охране труда, неизвестно сколько денег уйдет в связи со смертельным инцидентом. — Нелепость, с чего Лиам полез под машину? И время выбрал, идиот, когда никого рядом не было. Зарёкся брать на работу друзей. Но нет, зачем-то пожалел бывшего одноклассника, а теперь вот — расхлёбывай. — Так на тебя только охрана труда наседает, а как же полиция? — заинтересовалась Дафни. — Только?! Ты бы их видела... эти ребятки из «Управления по безопасности труда на производстве» из кого хочешь кишки вынут. «Почему у вас так?.. А где у вас это?..» Представляю, какие мне штрафы выставят, да сколько ещё мой адвокат сдерёт. А полиция своё отработала, они с несчастными случаями долго не возятся. Слышал, даже дело закрыли. Не думал, что Лиам таким дураком окажется. — Да, жалко беднягу. — Меня бы кто пожалел! Вся работа встала, только новое оборудование по лизингу получил, скоро платёж вносить, а доходов-то нет. — Можно мне посмотреть, где всё случилось? — непривычное равнодушие, как и сомнительная потребность вернуться на место событий, будоражили Чендерс. — Если хочешь... Могу прям сейчас отвезти, — сначала удивленно, потом с надеждой предложил Билли, соображая, что с сексом он, возможно, попрощаться поторопился. Когда они добрались до места, было уже темно. Не желая ярким светом испортить отличный шанс потрахаться, Билли, войдя в мастерскую, не стал включать верхний свет, ограничась скудным освещением от удачно подвернувшейся настольной лампой — сколько раз порывался выбросить отцовскую рухлядь за ненадобностью, а вот же — сгодилась. И, как подобает мужчине, заботливо приобняв Чендерс, подвёл её к месту трагедии. — Вот здесь всё и произошло. Только машина была побольше, и чего Хольм под неё сунулся, непонятно. Эй, тебе холодно, что ли, Даф? Чендерс отстранённо отметила, что и правда, без всякой на то причины, начала дрожать, и как цепкие руки сжали покрепче, пытаясь согреть. И зачем? Ей же не холодно… — ...трахни меня. — Что? В смысле здесь?! Может, поедем ко мне? — Блядь, что из сказанного тебя непонятно? Если бы я собиралась в гости, так бы и сказала. — Как скажешь... Он неловко, словно боясь вновь ошибиться, протянул руки к её свитеру. Но Дафни, не дождавшись вечно тормозящего Хаузера, стащила верх сама, подумав, как повезло Билли, что лифчик она не надела, тут же, не мешкая, занялась джинсами. Быстро пришедший в себя Билли, играя на своём поле, не потерпел дальнейшего самоуправства, перехватив руки Чендерс вместе с инициативой, успешно справился с остальным сам. Напоминая ей, кто здесь главный, грубо прижал полуголую Чендерс к стоящему рядом автомобилю. Целуя, намеренно прикусил губу — что-то в поведении Дафни подсказывало — от него ждали жесткости. В другое время он, забив на собственные нужды, непременно бы понежничал, тратя время на подготовку партнёрши, но не сейчас. Билли на правах старого владельца просунул руку в легкомыслено-крошечные трусики Чендерс и, не утруждая себя поисками эрогенных зон, тут же засунул два пальца в увлажнённое влагалище бывшей одноклассницы, сразу же получая в ответ одобрительный стон. «Сука…» Ещё совсем недавно, в школе, Хаузер представлял, как запирается с Чендерс после занятий в классе, заваливает на парту, забрасывает её ноги к себе на плечи и жестко таранит мерзавку, пока наконец эта посмевшая посмеяться над ним пигалица тысячу раз не пожалеет о нанесённой ему обиде и не начнёт молить о пощаде. В своих влажных фантазиях он наслаждался тем, как разрывал её трусики (такие же маленькие, как и те, что были сегодня на ней), как растерзанная юбчонка обнажала треугольник волос, задираясь выше, норовя непростительно переползти на грудь, и как он отбрасывал ненужную тряпку, жалея, что не нашёл времени, чтобы попросту снять, как запоздало распахивал полы белой школьной блузки, ничуть не заботясь о сохранности пуговиц. Стягивает под грудь бюстгальтер и, освобождая на волю маленькую грудь, наслаждается её колыханием в ритме его рваных толчков. Иногда к ним присоединялся и Лиам Хольм. Он доставал свой не по годам большой член (Билли украдкой заглядывался на тот в раздевалке) и засовывал его Чендерс глубоко в глотку. И Дафни, как заправская шлюха, с охотой принимала обоих. Лиам, наверняка дорисовывая детали, сам рассказал о том, что произошло у него дома, на той вечеринке. Мальчишки есть мальчишки, Билли и не подумал корчить из себя рыцаря, всласть посмеявшись над глупенькой Чендерс в компании таких же озабоченных мудаков. В тот день он с трудом дождался конца занятий, а прибежав домой, заперся у себя в комнате, словив при дрочке офигительный кайф, представляя себя на месте Лиама Хольма.***
Голду не пришлось ничего придумывать: по всем прикидкам пятачок, где он часто играл, не мог не остаться на пути у двух новоиспечённых гениев от маркетинга и рекламы. Сложней было угадать время. На всякий случай взяв интервал пошире, Итан мёрз на улице битый час. Пальцы с трудом слушались скрипача, к тому времени, когда Новотны и Тейлор переместились в искомую точку Питтсбурга. Бинго, ребятки. Музыка полилась громче, привлекая внимание проснувшейся от громкого звука Берты — верной спутницы уличных выступлений Голда. Итан и не помнил, в какой момент эта городская сумасшедшая прибилась к нему, да и как умудрялась безошибочно находить — в Питтсбурге у него было несколько «хлебных» мест. — Юпитер в третьем Доме, ретроградный Меркурий по Солнцу, да снова по Венере, в тригоне между Солнцем и Ураном, — заголосила спросонья непонимающая, где находится, побирушка, машинально закутываясь в сползшее было на асфальт одеяло: — В «Колодец с прошлым» загляни, обратно не верни… — Тише-тише, Берта. Перепугаешь мне Джастина. Увидев музыканта, радостный и ничего не подозревающий о тщательной продуманности «случайной» встречи, Тейлор ожидаемо бросил своего спутника и подбежал к Итану. «Сначала отвлечь беседой, а потом, в нужный момент — жаркий поцелуй, зря что ли мерзну?..» — Любишь французские фильмы? — Ни одного не видел, — простодушно ответил Тейлор, уверенно признавая за собой право не знать чего-либо и, тем более, из жизни каких-то французиков. — Ни одного не видел?! Ты что, из деревни? — Ага, приехал с родителями на ярмарку и влюбился в одного заезжего скрипача, — не обращая внимания на подколку Итана, подыграл ему Тейлор. — Я серьёзно: студенческая киноассоциация устраивает ретроспективу фильмов Трюффо. Показывают «Жюль и Джим», историю двух мужчин, влюблённых в одну женщину. Но если ты заметил, её имени нет в названии, что заставляет меня думать, что они тайно влюблены друг в друга. — Довольно трудно двоим любить одного и того же человека. — Да… если тебя любят двое… можно разбить сердца им обоим. Разумеется, Голд не один раз смотрел этот фильм, но нужно было тянуть время, пока подельник Джастина, закончив клеить чёртовы постеры, обратит внимание на парочку, нежно воркующую через дорогу. И вот оно, как Голд и предполагал, младший Новотны, как и следовало из рассказов Тейлора — достойный сын своей матери и по-совместительству верный друг кое-кого другого, протянул свой любопытный нос с другой стороны улицы — самое время. «Прости, Джас… но ты же не откажешь влюблённому замёрзшему скрипачу», — Итан потянулся к Джастину, вовлекая того в долгий и чувственный поцелуй, пытаясь при этом следить за происходящим напротив: — «Господи, а рожа-то у него — словно ему самому изменили.» Отпустив так и не понявшего, что произошло, Тейлора, Итан проводил парочку взглядом, пока оба новоявленных коммерсанта комикс-индустрии не скрылись из виду, и только после этого засобирался домой. Оставалось лишь ждать пока доброволец-сикофант сделает своё черное дело. А в том, что он сделает, Голд даже не сомневался, уж что-что, а эту породу он знал на отлично. — Увидимся, Берта! — «Мир богат, что иногда можно сжульничать, а потом попросить у Бога прощения и с уверенностью получить его», — вместо прощания неожиданно рассудительно произнесла нищенка, цепляясь за Итана хитреньким прищуром. Но прежде, чем он успел ответить, глаза Берты заволокло привычное отстранённое безразличие, и, размеренно покачиваясь на стуле-коробке, она тихо забормотала себе под нос что-то совсем уже непонятное. Только по дороге домой, Голд сообразил, что это была фраза из упомянутого им фильма. «Чертовщина… Да и в чём сжульничал-то? Ну открыл глаза неизвестному чуваку на наши отношения с Тейлором, за это, что ли, просить прощение? За правду? Увольте.»