***
После ухода Саске ей стало невыносимо держать на себе эту маску непоколебимости. Нервы рвались, как канаты, не выдержавшие большой груз. Сарада заплакала, опять, и от этого становилось легче. Где-то в глубине души ей даже нравилось придаваться гордой печали. Но и друзей в свою палату она не пускала, сбрасывая все на плохое самочувствие: хотела справиться с этим сама. Она почти не ела, молчала и всё думала, думала, думала... А потом ложилась спать, потому что с момента возвращения в Коноху ее глаза неизменно щипало и жгло. «Что-то не так. Нужно посоветоваться с папой», — повторяла Сарада, но писать ему не решалась. Ей почему-то становилось тоскливо и противно на душе, она вздыхала, откладывала лист подальше, чтобы потом продолжить. На третий день ее выздоровления пришёл Наруто. С цветами и фруктами, как полагается. — Прости, Сарада. Все не было времени тебя навестить, — нужно было снова приступать к делам, разгружать накопившиеся бумаги... — А как вы прошли? — перебила она. — Ну... Я, как никак, Хокаге. Они сказали, что ты плохо себя чувствуешь, болит голова и все такое, но... Думаю, сейчас гораздо важнее то, что у тебя на душе. — Теперь все хорошо, — девушка замялась. — Вы не могли бы уйти... — Сарада, дело Хокаге вмешиваться и помогать. Даже если ты хочешь закрыться в себе, даже если отталкиваешь меня и всех близких. Даже если пытаешься показать отцу, что ты в порядке, — Учиха бросила на него испуганный взгляд, хлопнув ресницами. — Он заметил, и теперь ему неловко потому что он ничего не может сделать для тебя. Да и я тоже. Знаешь ли, — он ткнул большим пальцем на свой лоб. — Люди из клана Узумаки очень чуствительны к чужим эмоциям, так что тебе меня не обмануть. — Седьмой... Я, — Теперь и ее учитель. Снова она заключена в объятиях, и похоже, это именно то, что помогает справиться с болью в сердце. А она снова плачет, вытирая мокрые глаза руками. Наруто, покорно разрешая ей размазывать сопли о свой плащ, вскоре поднялся, направился к выходу, и остановился у самой двери. — Зря ты прячешься от своих друзей... Они зайдут сегодня. И ушёл.***
На часах была половина второго. Ребята, кажется, должны были зайти после полудня. Так сказала врач. Сарада особой радости не высказала, но и против ничего не имела. Ей было трудно принять, но на самом деле Химе очень скучала по друзьям: в объятиях и непринужденном разговоре все проблемы уходили на второй план, а ей как никогда нужно было это чувство защищенности. «Может она спит», «или переодевается» — слышались перешёптывания под дверью. Петли тихо заскрипели, и оттуда показалась любопытная макушка лучшей подруги. Она неспеша подошла, протянула к Сараде ладонь и... Схватив ее за щеку, потянула кожу, пока остальные «сыпались» в кабинет равномерной толпой. — Глупая. Попала в какое-то опасное приключение, нажила себе кучу царапин, заставила нас всех волноваться, — Чоу продолжала, нещадно тянуть, пока Учиха покорно позволяла наказывать себя, лишь обнажая стиснутые от боли жемчужные зубки. Заслужила. Орава вскоре уселась вокруг больной с букетами, апельсинами и книжками для досуга. Пришли все ее одноклассники и Химавари. Вот только Боруто почему-то не было. — А где Боруто? —Сидит в коридоре. Он отказался заходить, — далее Шикадай завёл разговор на тему гемора с разрушенной деревней, в отстройку которой будут втянуты все от генина до специального джоунина. Сначала Сарада забеспокоилась, но дала себе установку поговорить с ним потом. Минута за минутой, она втянулась в непринужденный разговор, смеялась над шутками друзей, иногда вставляла шуточный комментарий, и грусть потихоньку выветривалась с насиженного места ее основной эмоции. Друзья каждый раз возвращали ее к жизни. Нет, они и есть ее жизнь. А если так, то Сарада должна их защитить. По этой же причине мама пожертвовала собой — потому что самое ценное всегда остаётся в приоритете. Значит, отец, друзья, учитель, возлюбленный, а в скором времени и вся деревня станут тем, что она должна оберегать. Пришло время возвращать долги. —Ждём тебя на полигоне. Уже завтра, — напомнил Иноджин, махнув ей и закрыв за собой дверь. Учиха отвернулась к окну, но сегодня ее никак не могли оставить одну. Боруто вошёл без стука. В глазах ни тени улыбки, лицо серьёзное, походка твёрдая. Он рухнул на колени прямо у ее постели. —Прости... Прости! — стонал он в бессилии. — Я... ничего не смог сделать для тебя. Я говорю себе, что ничего не мог поделать, но что, если бы... Если бы я так же стоял у твоей могилы и извинялся, роняя жалкие оправдания... Я бы никогда себя не простил. Как она могла его утешить? Он пообещал защитить ее даже ценой жизни, и не смог. Что она могла ему сказать? — Моя жизнь столько раз оказывалась под угрозой, что и не сосчитать. И каждый раз ты вырывал мою душу из рук смерти, которой я так легко себя отдавала, — она легко опустила ножки на холодную плитку, спускаясь на пол, взяла его лицо в свои ладони. — А я... такая слабая. Позволила себя забрать, — черноволосая коснулась устами его лба. — И вот ты снова пришёл за мной. И мне не хватит целой жизни, чтобы отплатить тебе, — шептала она, целуя его щеки и нос. — И все, что я могу сделать — стать сильнее. Чтобы ты больше не винил себя. Боруто ничего не ответил, он поднялся, взял ее на руки и усадил обратно. Сарада вздрогнула, почувствовав его руки, крупные, в мозолях и шрамах. Пока он тянулся за одеялом, чтобы накрыть ее, смотрела на его лицо, затаив дыхание. Блондин посмотрел ей глаза. Серьезно, но теперь Сарада видела, что он был благодарен ей. Взгляд спустился ниже по всему ее телу, шее, груди, ногам. Боруто прочистил горло и отстранился. А потом ушёл, так и не застав ее налившиеся краской щеки. «Немыслимо».***
Химавари сидела в углу комнаты и ждала, пока придёт Инождин. Сегодня он проводил лекцию по защите здоровья для подростков. Аудитория стояла на ушах: все что-то жевали, болтали, кидались друг в друга бумажными комочками. Было крайне неловко: каждый здесь младше ее на год-два, успокоить таких будет тяжело. Парень из самой шумной компании распускался все больше. Его друзья перекидывались пошлыми шутками и громко смеялись, но это пока не нарушало правила, поэтому Хима не могла его пожурить. Да и не хотела... Он достал кунай из набедренной сумки, покрутил рукоять в руке и запустил его в стену, справа от головы товарища. — Что ты делаешь?! — Химавари подошла к ребятам. — Тебе придётся заплатить штраф за ущерб. Голос звучал очень уверенно, но ей было неприятно. Рядом со сверстниками она чувствовала себя глупо. Парень даже не повернулся. — Ага. Извините, — он поднял голову и заметил. Разница в возрасте не больше года, к тому же Хима была меньше ростом. Он спрыснул в кулак. — Дочка Хокаге, да? Скажи, что это ты стену испортила, тебе наверняка с рук спустят. Сейчас он выведет ее из себя, и она его ударит. Нет, нельзя — так она подведёт Иноджина перед начальством. Хима нахмурилась. — Ты и твои друзья... Уходите. Я сообщу о том, что ты сделал, — она развернулась на каблуках, когда раздался хлопок. Кто-то ударил ее... по ягодицам. «Черт, какой позор», — за спиной прокатился смех. Брюнетка повернулась. «Она покраснела,» — Узумаки поняла: ещё немного и она позорно расплачется. — Чего ты так покраснела, — съязвил один. — Приятно что ли? Грудь твоя мне тоже понравилась, можно потрогать? Когда Химавари показалось, что она вот вот оставит от него мокрое место, кто-то взял ее за плечо и потянул назад, пока она не уткнулась в чей-то торс. — Если хочешь, лучше потрогай мою грудь. Сильный, спокойный голос скрывал в себе ноты ярости. Все, кто наблюдал за потасовкой, включая Химавари, повернулись к говорящему. Высокий и стройный молодой шиноби, державший ее за запястье. Его бледная кожа чуть выделялась на белом халате с закатанными до локтя рукавами. Он убрал назад светлую отросшую чёлку, вызвав волну восхищения у коноичи. — За такие слова можно и по шее получить, — Яманака хрустнул суставами на пальцах. — Ты мне ничего не сделаешь. Тебе нельзя бить несовершеннолетних, — протараторил парень. — Иначе уволят. —Думаю, если Хокаге узнает, что я защитил его дочь от малолетних извращенцев, приоритеты поменяются. Поэтому я не пожалею кулаков, — сказал Иноджин а затем заговорил совершенно другим тоном. — Я жду извинений. Ребята нехотя поклонились. — Нам очень жаль. Такого больше не повторится. До конца лекции они не выделялись. Сидели, перешептывались и злобно поглядывали на Яманака. — На этом все, жду вас в следующий четверг. Всего доброго. Слушатели быстро покинули аудиторию. «Сенсей» испустил тяжелый вздох и сел в своё кресло. — Спасибо, Иноджин. Я хотела ответить ему, но боялась, что это навредит тебе, — куноичи подошла ближе. — Оценивай поступки здраво, Химавари. Не терпи унижения, — Яманака поманил ее пальцем, положил руку на правое бедро и тем самым чуть потянул на себя. — Поверить не могу, что тебя лапал какой-то ублюдок... Но я тебя спас и теперь жду благодарности. Он поднял голову, подставив ей лицо. Кошачья улыбка играла на нем. Хима наклонилась и чмокнула его в щеку, на что Иноджин нахмурил белесые брови. Смущаясь, она потянулась ближе, поцеловала его нижнюю губу аккуратно, как бабочка. Потом верхнюю. Это было что-то новое и пугающее, но блондин втянулся гораздо быстрее и уже ласкал ее губы своими, действовал плавно, но очень проворно. Она хотела отойти, но парень, схватив ее за ногу, потянул и зажал ее колено между своих, не давая отстраниться. Тем временем сам уже лениво облокотился на спинку кресла. Сквозь поцелуй она чувствовала его ухмылку. Внезапно улыбка исчезла, но отодвинуться Химавари так и не смогла. — Я храню твою чистоту как цветок, потому что сам только увлекался и никогда не любил, — прозвучал его хриплый и раздраженный голос. — Твоя невинность никому не достанется, я не позволю, — он продолжил, — если, конечно, ты сама этого хочешь. Иноджин смешливо прищурился: — А может любишь кого-то другого? Признавайся. — Нет. Я... тебя. Он встал с места, сунув руки в карман халата. — М? — повернулся к ней ухом, показывая, что не расслышал. — Я люблю... тебя, Иноджин, —Расплывшееся довольное лицо обещало ей злую шутку. — Теперь твоя очередь! — Ещё чего, буду я ещё распинаться перед несмышлёным ребёнком, — ему было смешно наблюдать на ее надувшимися щеками. Он скинул халат и пошёл к выходу. —Стой, Иноджин! Ты играешь нечестно, — она побежала вдогонку. —Хочешь мороженого? Я угощаю.***
Шаг, ещё шаг, Мицуки так и не обернулся. Осталось только выбрать момент, когда он потеряет бдительность. Резкий прыжок и... Он хватает ее за ноги удерживая на своём торсе: — Поймал. Держись покрепче, пойдёшь со мной за продуктами. Она обвила его плечи и, услышав шум, заглянула за спину. Мимо них пробежала толпа кричащих, смеющихся детей, и девушка проводила из взглядом. — Слушай. Ты говорил, что можешь все, что умеет обычный человек. А детей иметь можешь? — Я об этом и не думал никогда. Если хочешь, можем сегодня пойти ко мне и проверить, — он повернулся к ней, застав ее пунцовое лицо, и самодовольно хмыкнул. — Фу, извращенец, — она слабо стукнула его по плечу, но Мицуки больше ничего не сказал. Всю дорогу он только смотрел под ноги и думал о чём-то. Когда они подошли к двери — спустил ее на ступеньки и начал искать ключи. Чоу-Чоу стащила сандали и поставила на коврик, пока он затаскивал пакеты. — Если подождёшь, я что-нибудь приготовлю, — она сполоснула руки и принялась рыться в пакетах. На сковородке ворчал омлет, рядом варился рис. Холодильник не блистал изобилием готовой пищи: овощи, соки, полуфабрикаты. — Надо что-то ещё приготовить на случай, если меня отправят на миссию, — она взяла нож и разрезала помидор пополам. Руки легли на ее талию, и мышцы непроизвольно свело от напряжения. Своим телом Мицуки прижал ее к столу. В ногах появилась слабость, дыхание сбилось: «Ксо, почему именно сейчас». Холодный язык оставил леденящий след на шее, Чоу ненавязчиво попыталась отстранить его. — Так ты не шутил... — Я что, похож на шутника? — одной рукой удерживая девушку возле себя, второй он развязал пояс и скинул кимоно с плеча. Куноичи закрыла лицо руками: если он увидит, как наливается краской ее либо, отмахнуться уже не получится. Он клацнул зубами, взял девушку за плечи и развернул к себе. — Я же слышу. Слышу, как у тебя сердце быстро бьется. Чувствую твой бешеный пульс. Мицуки оторвал ее руку от лица и положил на свою грудь. — У меня то же самое. Я никогда и никого так не хотел. С тех пор, как был создан, никогда не испытывал столько эмоций одновременно. У меня голова трещит, — парень прислонился к ее лбу своим. — Помоги мне обуздать это чувство. Чоу положила голову на его широкое белое плечо, провела по спине, скользя пальцами по мышцам. — Как я... вообще могу тебе противиться...