Они назвали их Ноа и Итан. Первый оказался омегой, а второй альфой, и только недавно, когда они начали взрослеть, различия между ними стали проявляться ярче.
Луи пристально вчитывался в рецепт пасты на экране телефона, следуя инструкциям. За пятнадцать лет он так и не научился готовить, но никто, вроде бы, не отзывался плохо в те редкие случаи, когда ужин был на его совести.
Мальчики что-то бурно обсуждали за столом в нескольких метрах от него, а Гарри все еще был на работе, пять лет назад его повысили до заместителя директора банка, поэтому он был занят допоздна в последнее время.
— Можно нам погулять, пока папа не вернулся? — спросил Итан, и Томмо поднял на них недовольный взгляд.
— Мы же обсуждали это: он отец, а папа я. Для удобства. И уже девять вечера, поэтому нет, — он снова направил все свое внимание на приготовление ужина.
— Но парни уже ждут нас на перекрестке, мы будем в парке, тебе не о чем беспокоиться! — Ноа повысил голос, что за последние месяцы случалось все чаще и чаще, он был таким грубым временами, будто Луи был не его любящим родителем, а надзирателем в тюрьме. В целом, они столкнусь с переходным возрастом со всеми его прелестями и бонусами.
— Хей, я же сказал, что уже поздно и я против, потому что, уж извини меня, я буду беспокоиться, — далее шатен наблюдал очень эмоциональную картину. Произошедшее случилось так резко, что Луи даже вздрогнул от испуга.
Стул, на котором сидел Ноа, упал назад от того, как быстро тот с него соскочил, а ноздри раздулись от гнева, и да, Томмо испугался сына.
— Да какое тебе вообще до нас дело?! Ты даже не мой отец! Ты мне абсолютно никто! Господи, ты такой бесполезный, что даже ужин приготовить не можешь, чего уж там говорить о собственных детях, да? Неудивительно, что отец постоянно где-то задерживается, он, наверное, нашел себе омегу получше тебя. Слава богу, чтобы мы не кровные родственники, может, мне повезет и я буду нормальным, — после своей пламенной речи мальчик разворачивается на пятках и уходит из дома, захватив куртку и обувь. А Луи все это время таращился на него с раскрытым ртом. Впервые в жизни он действительно потерял дар речи.
— Что ты сейчас сказал? — прошептал он уже в пустоту, но Итан был свидетелем, и Томмо не мог показать, насколько ему сейчас больно.
Бесполезный, вау.
Ненормальный.
Луи честно не вспоминает об этом, но сейчас он, кажется испытывает те же эмоции, что и тем утром перед его первым выкидышем. Но он больше не подросток. Это
его сын подросток, обиженный и разозленный подросток.
— Мы просто искали, эм, презервативы у вас в шкафу, но нашли не их, а документы о нашем усыновлении. Надеюсь вы собирались нам когда-нибудь рассказать, но, в любом случае, он не должен был так себя вести, прости его, пожалуйста, пап…
— Ужина сегодня не будет, — все так же тихо произносит мужчина, выключая газовую плиту и убирая телефон в карман домашних джоггеров.
— Пап?
«Я бесполезен даже в приготовлении этих тупых макарон», — уже про себя думает Луи.
«Может быть, Гарри, и правда, не на работе совсем задерживается, а с каким-нибудь стажером кувыркается»
«Я и раньше не мог дать ему всего, что мог бы кто-то другой, а теперь…»
«Но я бы почувствовал чужой запах», — и он решил держаться за эту капельку надежды, его сын просто вспылил, надавив на самое больное и слабое место.
Стайлс приехал домой раньше, чем через час, и встретил его только растерянный Итан, но и он просто поприветствовал отца и снова уткнулся в телефон.
— А где все? — спрашивает Гарри, с вопросом на лице оглядывая плиту и кухню в целом. Луи не прибрался тут, когда ушел.
— Ноа гуляет, а папа наверху, — произнес маленький альфа, оторвавшись от экрана.
— Это ты тут что-то готовил? — мальчик покачал головой, говоря: «Нет, папа хотел сделать пасту».
— Ясно… — Гарри навалился поясницей на тумбу. Ему ситуация показалась какой-то странной, Луи бы не отпустил Ноа гулять в такое время, а еще он обычно встречает мужа после работы (они не играли свадьбу, просто тихо расписались, потому что это было одним из условий усыновления детей), а не отсиживается где-то наверху. — Позвони-ка брату, малыш.
— Я не малыш! — возмущается Итан, пока передает телефон с набранным номером отцу.
— Хорошо, мистер, — тот расплывается в довольной улыбке, и в этот момент Ноа отвечает на звонок. — Это не он, Ноа, и тебе лучше сейчас же появиться на пороге собственного дома, — он использует один из своих самых строгих голосов только из-за нарушения комендантского часа (в девять вечера они оба, пока еще, должны быть дома), и Итану страшно представить, что будет с его братом, когда отец узнает о том, что случилось тут чуть раньше.
«Я переночую у Марка сегодня», — слышит Гарри через динамик.
— Ты уже у него? — видимо, получив положительный ответ, альфа кивает сам себе. — Хорошо, тогда спокойной ночи, — он возвращает телефон Итану. — Итак, с одной проблемой разобрались, я скоро вернусь и мы будем ужинать.
Стайлс поднимается в спальню, он успевает полностью переодеться в домашнюю одежду, пока в ванной все еще льется вода. Он злится не знает на что, когда Луи выходит из ванной. Гарри не видел омегу таким уже кучу лет, и это зрелище и в правду разбивает ему сердце.
Его мужа, кажется, трясло, а глаза были красные и опухшие. — Лу, что стряслось?
— Я, похоже, чем-то отравился, — соврал он. — Поужинайте без меня, ладно? Мне надо полежать.
— Пойдем со мной, пожалуйста? — Стайлс учился щенячьим глазкам у лучших. Они с грустью вспоминают Клиффорда, который был словно их третьим ребенком, но он умер год назад. Вполне достойная и долгая жизнь для собаки, но мальчики были в трансе несколько дней, потому что они не знали и дня своей жизни без него.
— Гарри, я устал, у меня было слишком много работы, а сейчас я плохо себя чувствую и хочу лечь.
— Я обещаю, ты выпьешь таблетку, потом чашку крепкого чая и можешь вернуться в постель, — Луи не знает соглашаться ему или нет, потому что он ничем не травился, он просто совершенно не в настроении.
— Хорошо. Но я ничего не приготовил, поэтому есть вам нечего.
— Значит сегодня у нас на ужин бутерброды, идем, — Стайлс поднимается с кровати и протягивает Луи руку, чтобы помочь подняться.
— Хей, Хазз, — он останавливается и дергает Гарри за руку, чтобы он повернулся, — я знаю, что мы стали редко говорить это, но я люблю тебя. Я люблю тебя так же сильно и даже сильнее.
— Солнце, — Гарри притягивает его к себе и, обвивая его крепко руками, утыкается носом в его шею. Он всегда пахнет, как дом. Уже почти двадцать лет он пахнет домом Стайлса, и он тоже чертовски сильно его любит. — Я тоже тебя люблю. Ты мое все, надеюсь ты это помнишь. Мы все там, где мы сейчас из-за тебя и только благодаря тебе, любовь моя.
У Луи снова выступают слезы на глазах.
Бесполезный. Альфа вытирает его влажные щеки, когда слышит всхлипы рядом со своим ухом. Он смотрит в голубые покрасневшие глаза в поисках проблемы, но снова получает в ответ лишь: «Я просто устал».
Они спускаются вниз, и Итан не сводит с него глаз.
— Где Ноа? — обращается к сыну Томмо.
— Ночует у Марка, — отвечает за него Гарри. Дальше их дом погружается в тишину. Гарри режет бутерброды, а его муж и сын уткнулись в телефоны, и Стайлс со своего ракурса может видеть, что шатен переписывается с кем-то.
Стайлс ставит перед ними на стол общую тарелку с едой, приступая к чаю Луи, а потом достает из шкафчика два стакана и бутылку с соком из холодильника для себя и сына.
— Итак, как прошел ваш день? — спрашивает по традиции Гарри. — Было что-нибудь интересное?
В ответ оба покачали головами. У Стайлса складывалось ощущение, что он ужинает с двумя своими провинившимися детьми, потому что Луи все еще сидел с опущенными в стол глазами, а Итан то и дело кидал на него непонятные взгляды.
— Хотя, может быть, я сегодня узнал кое-что интересное, — подает голос омега, и их сын набирает в легкие побольше воздуха. — Эти двое, — Луи чуть треплет волосы мальчика, — роются в наших вещах, — произносит он далее без всякой злости или даже строгости в голосе.
— И что вам там понадобилось? — интересуется старший, откусывая кусочек бутерброда, а Луи впервые с того момента, как Гарри вернулся домой, улыбается, глядя на Итана.
— Давай, герой-любовник, скажи отцу то же, что и мне, — Томмо легонько подталкивает ребенка ногой под столом.
— Мыискалипрезервативы, — быстро выпаливает он, и Стайлс на мгновение перестает жевать, рассматривая лицо сына, а потом медленно возвращается к пережевыванию пищи.
— Ну, я догадываюсь, вы их не нашли. Ладно, видимо пришло время для этого разговора, — альфа запивает хлеб с колбасой своим соком и разминает спину.
— Нет, спасибо, мне не нужен разговор о сексе с вами двумя. Просто… Когда вы собирались нам сказать? Собирались ли вы вообще? — Итан хоть и позиционирует себя настоящим взрослым альфой, прямо сейчас он действительно выглядит, как малыш, у которого глаза уже покраснели в готовности пролить первые слезинки, но он старался держаться.
— Да! — начинает нервничать Луи, и Гарри не до конца понимает суть конфликта. — Мы хотели подождать, пока вы подрастете, чтобы никто из вас не устраивал таких сцен, как сегодня! Чтобы все отреагировали, как нормальные взрослые люди! — с каждым словом омега повышал громкость своего голоса, и Гарри, если честно, это вообще не нравилось. Он уже понял, что Ноа и Итан узнали, что они с Томмо не их биологические родители.
— Не кричи на него! — Стайлс защищает ребенка, которому, судя по всему, сейчас кажется, что они с братом здесь лишние, и их любят недостаточно сильно.
— Спасибо за чай, но я хочу лечь спать прямо сейчас, — Луи встает со своего места, и все его движения резкие и отчасти дерганные.
Гарри не позволяет себе ругаться в присутствии детей, но сейчас и его нервы после длинного рабочего дня начинают сдавать, — да что тут, блять, случилось? — мужчина хватает омегу за запястье, не давая ему выйти из кухни, пока последний пытается высвободиться из хватки мужа, потому что еще мгновение и он снова будет плакать. — Вы
наши дети с самого первого дня вашей жизни, хоть жизнь вам дали и не лично мы. Мы не могли, понимаешь? — Гарри ослабляет свою ладонь на запястье мужа, потому что он уже второй раз за вечер слышит его всхлип и видит слезы в его глазах, и Луи, пользуясь моментом, убирается оттуда. Стайлс же предпочитает остаться с сыном, который уже во всю рыдает.
— Итан, мы любим вас, слышишь? Больше всех на свете. Когда вы только родились, через несколько часов мы уже были в больнице, и Доктор Кемп познакомил меня и папу с вами двумя. Черт, как светились его глаза, когда кто-то из вас тут же схватил его за палец крохотной ладошкой, вот такой, — Гарри показывает ему пальцами примерный размер детской ручки. — С самой первой минуты, как вы с нами встретились, мы жили для вас. Я знаю, что вам не все равно на те бумаги, но они не значат ничего, если честно. Мы с вами были нужны друг другу, вот и все, малыш, — с каждой новой фразой маленький альфа начинал плакать все сильнее, и Гарри не знал, почему именно.
— Хей, почему ты плачешь?
— Ноа, он… Он такого папе наговорил, — он смотрит на отца и слезы сами начинают бежать по щекам быстрее. — Папа не отпустил его гулять, и он очень сильно взбесился, а потом сказал кучу обидных вещей, я… Я даже не помню всего, но он точно назвал папу бесполезным и сказал, что тебе надо найти омегу получше.
Господи. У Гарри сердце сжалось так сильно, что вся грудная клетка заныла. Никто не может говорить такое его мужу, никто, тем более собственный сын. И если, как говорит Итан, Ноа наговорил Луи чего-то еще, то Стайлс даже не хочет представлять, как его паре сейчас больно.
Он влетает в их спальню, сильно хлопая дверью, от чего шатен под одеялом сжимается и кажется еще меньше.
— Лу, поговори со мной. Я знаю, что тебе не хочется вспоминать это, но мне нужно знать, что Ноа сказал тебе. Кроме того, что ты…бесполезный. Я не знаю, что я сделаю с этим засранцем, когда увижу, клянусь, тебе лучше сказать мне самому, — Гарри говорит так громко и так быстро, поэтому он едва уловил отвечающий ему голос мужа.
— Какое тебе дело до нас… — шатен прерывисто вздыхает и сильнее кутается в одеяло, — Ты мне никто, ты такой бесполезный, что даже не смог родить собственных детей и приготовить макароны. Хорошо, что мы не кровные родственники, я буду нормальным, — Томмо практически слово в слово процитировал сына, — а еще намекнул на то, что я всех достал, и ты мне изменяешь…
— Тебе надо было сразу мне сказать, позвонить, Луи!
— Что бы я тебе сказал? Привет, когда ты будешь дома? Наш сын тут разбил мне сердце, сказав правду?
— Да. То есть нет! Боже!
— Я вообще не знал, где ты проводишь время. Ты не задерживался так раньше, даже после повышения. Я не осознавал, но я боялся, что ты уже не заинтересован во мне. Снова. Правда, от тебя никем другим не пахло, и это давало мне надежду.
Стайлс залезает под одеяло к мужу, расцепляет его руки и закидывает одну себе на талию, и Луи цепляется за его футболку, уже самостоятельно прижимаясь ближе к альфе.
— Ты был прав, я слишком редко говорю тебе, что люблю тебя и только тебя. Солнце, не надо бояться, умоляю тебя. Ты единственный занимаешь собой всю мою голову и мое сердце. Нет никого другого, клянусь, никогда не было и не будет. Лучше тебя никогда никого не будет.
— Я не могу даже приготовить нам пасту на ужин, а мои дети теперь думают, наверное, что я настолько жалкий, что у нас даже нет секса, раз они не нашли этому никаких вещественных доказательств.
— Да мне вообще плевать на то, что они думают об этом. Это не их дело от слова совсем. Наши вещи и постель их волновать не должны, — Луи снова плачет, и Гарри целует его крепко и уверенно, как обычно. — Я сейчас поеду и верну Ноа домой. Он не может просто творить такое и сбегать, — Стайлс вылезает из кровати и переодевается в джинсы. — В последнее время он вел себя просто отвратительно, и это так просто с рук ему не сойдёт. Надеюсь, мы скоро вернемся, — он еще раз наклоняется к омеге и целует его в щеку, после закрывая за собой дверь в спальню.
Как только Гарри отъезжает от их дома, Луи пишет Итану смску, чтобы тот поднялся к нему. Он приходит, и Томмо похлопывает по кровати рядом с собой.
— Прости, что накричал на тебя, милый...
— Все в порядке, пап. Ты знаешь наших родителей? — почти шепотом спрашивает Итан, когда устраивается в объятьях Луи на его груди.
— Нет. Я вообще ничего не знаю про вашего биологического отца, но знаю, что вашей маме было столько же, сколько вам сейчас, когда она забеременела. Я действительно пойму, если вы захотите ее найти, но просто-
— Я не хочу ее искать, пап. Я надеюсь, что и Ноа тоже.
— Думаю, он хотел бы. Я имею в виду, возможно, ему нужен рядом кто-то, кто рассказал бы ему, как должно работать его тело, что к чему. Лекции в школе это не совсем то, что нужно. Разговор с родителем дает немного другое, а меня он не будет слушать, потому что я знаю обо всем только в теории.
— Почему ты не можешь иметь детей? Ты, типа, бесплодный? — интересуется Итан.
— Первый раз, когда я забеременел, мы с Гарри абсолютно не были готовы. Это было тяжелое время, а потом стало еще хуже.
— Папа бросил тебя? — Луи смотрит на мальчика с вопросом на лице, потому что никто из них не рассказывал детям о том, что было до их появления. — Дедушка рассказал нам, когда ты отказался комментировать свой шрам на шее.
— Да, он бросил меня тогда. Дал денег на аборт и ушел на работу, а я ушел собирать свои вещи. У меня случился выкидыш той ночью. Врачи потом сказали, что я бесплоден, но, оказалось, я могу забеременеть, но вот выносить ребенка — нет. Мы это поняли, когда я однажды смог забеременеть снова и, клянусь, в тот раз я делал все правильно, но этого было недостаточно. Кстати, тогда у нас уже был Клифф, я так иногда скучаю по нему.
— Да, я тоже, — Томмо молча ликовал, потому что ему удалось перевести тему.
— Вы были нашим благословением и есть до сих пор. Я потерял двоих, а затем получил двоих сразу, разве это не удивительно? Так что, да, для меня бумаги это лишь формальность. Вы
мои дети.
— Ты простишь его когда-нибудь?
— Ноа? — кивок на его груди. — Конечно.
Гарри стучит в дверь дома семьи Марка, а потом замечает звонок. Внутри горит свет, значит они еще не спят. За дверью лает собака.
Дверь открывает растерянная мать мальчика.
— Привет, мне нужен Ноа, они еще не спят? — спрашивает Стайлс, отстукивая какой-то ритм по рамке двери.
— Здравствуй, нет, вроде бы, — она пустила мужчину в дом, а после напомнила где комната сына.
Альфа без труда нашел ее и, постучав, открыл дверь, — Привет, Марк, — он улыбнулся мальчику, но потом улыбка с его лица исчезла и он перевел взгляд на собственного сына, — быстро надевай куртку и обувь, мы едем домой.
— Пап, это очень тупо вот так врываться среди ночи в чужой дом, — по мальчику видно, что его смелость и борзость постепенно испаряются, но он все еще храбрится и не двигается ни на шаг с того места, где стоит. Весь в своего второго отца.
— Нет, пацан, что на самом деле тупо, так это разговаривать с родителями так, как ты это делаешь, — мужчина подошел к ребенку вплотную. — Сейчас же одевайся и начинай уже в пути обдумывать слова, которыми ты будешь вымаливать прощение у папы.
Выходя из комнаты, Ноа помахал рукой в знак прощания Марку, тот ответил тем же.
— Пока, — сказал Гарри и снова ему улыбнулся, закрывая за ними дверь.
Уже в машине альфа продолжил говорить.
— Мы любим вас больше всего на свете, потому что вы
наши дети, но запомни раз и навсегда, — Гарри смотрит в зеркало заднего вида, установив с сыном зрительный контакт. — Я люблю папу не меньше, чем вас, поэтому никто, особенно его собственные дети, не посмеют так с ним разговаривать. Ты даже не представляешь, как больно ему сейчас, и что ты вообще наделал. Я буду ненавидеть себя за эти слова, но я очень разочарован, малыш. Настоятельно рекомендую тебе пересмотреть свое поведение за последние месяцы.
— Мне жаль, честно, — мальчик опустил голову, а слезы уже собирались в уголках его глаз, когда он сказал это.
— Твои извинения нужны не мне, прибереги их для Луи, — оставшийся путь они преодолели в абсолютной тишине, даже радио было выключено.
К моменту их возвращения внизу уже никого не было, и комната близнецов тоже была пустой. Гарри открыл дверь в их с Луи спальню и нашел мужа и второго сына там. Последний медленно поднял голову с груди отца и осторожно поднялся на ноги, когда рука Томмо упала на кровать в том месте, где только что лежал мальчик.
— Он спит, — прошептал Итан, подходя к двери. Он вышел из комнаты, и Гарри пожелал им спокойной ночи, напоминая Ноа, чтобы он извинился утром как следует, у него есть время подумать. — Какой же ты придурок… — говорит маленький альфа брату и, проходя мимо, специально задевает его плечом.
— Ты вернул его? — сквозь сон спрашивает Томмо, когда Стайлс раздевается и, выключив везде свет, так же лезет под одеяло.
— Да, спи, они оба дома, — и Луи практически мгновенно уснул снова, будто и не просыпался.
***
Луи устроился рядом со спящим Стайлсом в кровати с ноутбуком на коленях и чашкой чая на тумбочке.
Альфа начал просыпаться и ерзать примерно через час, и первыми его словами за утро стало: «Мм, как вкусно пахнет», а после он со своей стороны кровати, приподнявшись на локте, протянул руку в направлении мужа и получил от него шлепок по руке.
— Я не делюсь чаем сегодня, руки прочь, — пробормотал Томмо, даже не посмотрев на Гарри.
— Вообще-то, я говорил про тебя, но ладно, жадина, — Стайлс внимательно его разглядывал, и Луи не удалось оставить свою небольшую нежную улыбку и легкий румянец на щеках от смущения незамеченными. — Солнце? — омега отзывается мычанием, начиная что-то быстро печатать. — Я хочу пообниматься, не окажешь мне честь своим участием?
— Я знаю, чем все это закончится, — Луи хихикает, а после на его губах появляется хитрая ухмылка.
— Пожалуйста? Прошу тебя, — Гарри редко умоляет, поэтому омега тяжело вздыхает и убирает ноутбук на пол, — Вот так, иди ко мне.
— Мы только обнимаемся, — произносит Томлинсон, направляя указательный палец на лицо мужа, чтобы быть более убедительным и устрашающим, — никакого секса этим утром, мальчики скоро проснутся.
— О, да брось, — альфа разглядывает лицо шатена, — ты серьезно? — тот кивает.
— Просто потрогай меня и тебе станет полегче, — Гарри делает попытку надуться, но Луи придвигается ближе к нему, поэтому он будет брать все, что ему дадут. — Твой гон начнется довольно скоро, поэтому просто пометь меня.
— Я люблю тебя, — шепчет Стайлс, переворачивая их, подмяв омегу под себя, — черт, Лу, пожалуйста…
— Пожалуйста что, милый? — Томлинсон знает, просто хочет немного подразнить мужа.
— Хочу тебя, пожалуйста, ты же можешь быть тихим, когда хочешь. Тем более, дверь закрыта, — альфа начинает покрывать шею Луи легкими поцелуями, постепенно увеличивая напор и выпуская свои феромоны, чтобы подтолкнуть омегу к такому же уровню желания, не оставляя тому шансов.
— Но сегодня я не хочу, я буду громким, — Гарри отрывается от его кожи, чтобы посмотреть на него сверху вниз, выгибая бровь, и по лицу Томлинсона видит, какую игру тот затеял.
— Значит, мне придется заставить тебя молчать, сладкий, — вполголоса произносит Стайлс, немного понижая свой тон и прикладывая к губам омеги ладонь, лишая его возможности говорить. Луи отзывается на это действие, толкаясь бедрами вверх, сразу же прикрывая глаза от приятного полученного трения. — Забавно, как ты всегда ломаешься, а потом первым сдаешься и становишься нетерпеливым и нуждающимся, — мужчина убирает от его лица свою ладонь, предоставляя Луи мгновение для того, чтобы сделать глубокий вдох, а после сразу же утягивает его в горячий, но все равно нежный, поцелуй.
Пальцами той руки, которой он не удерживает себя над мужем, Гарри дразнит его, поглаживая над поясом трусов и вырисовывая круги и разные узоры.
— Пожалуйста, — хнычет Томлинсон в промежутках между глубокими влажными поцелуями, — Гарри. — Тот чмокает его еще раз и спускается лицом к его небольшому животику, устраиваясь у омеги между ног, и боксеры последнего вскоре оказываются где-то в стороне.
— Я отсосу тебе, пока буду растягивать, но ты должен вести себя тихо, — говорит альфа, пока Луи собирает все свое самообладание, потому что это его вина, он сам напросился, и теперь ему придется переживать эту приятную пытку буквально молча, что будет тяжело, потому что он любит пальцы Стайлса в себе слишком сильно, а за их сочетание с его горячим ртом на своем члене Томмо очень многим может пожертвовать.
Как только Гарри начинает опускаться губами по его длине, одновременно вводя в него один палец, Луи понимает, что да, он снова проиграл. Ему чертовски хорошо, и он чувствует себя прекрасно каждый раз.
— Ты не опоздаешь на работу? — спрашивает омега, резко вдыхая, потому что Стайлс касается его простаты.
— Потом позвоню, скажу, что приболел, — отстраняясь, Гарри тяжело дышит, — голос, как раз, будет охрипшим, — он продолжает давить на комок нервов внутри мужа уже двумя пальцами, наслаждаясь картиной того, как тот запрокидывает голову назад, выгибаясь телом, и впивается верхними зубами в свою нижнюю губу. — Ты как? — дразнит альфа, снова заглатывая член Луи, и тот стонет довольно громко для их уговора, но Стайлсу слишком сильно льстят эти звуки, поэтому он принимает их в качестве ответа на свой вопрос, пока двигает головой вверх, а затем снова вниз.
Очень скоро становится ясно, что тихим Луи быть действительно не собирается, потому что он скулит, стонет и хнычет, умоляя Гарри заменить пальцы собой, но последний еще не наигрался с таким возбужденным парнем под собой. Альфа подносит к губам Томлинсона два пальца свободной руки, как бы спрашивая, не хочет ли он облизать их, и тот с удивительным энтузиазмом втягивает их в рот, ощущая наполненность
везде, что резко толкает его к краю. Луи не успевает подать мужу знак, что он слишком близко, потому что пальцы на его простате, влажный теплый рот вокруг его члена и два пальца, не дающие ему говорить — слишком много для него этим утром, его разум затуманен желанием и любовью. Он чувствует себя таким любимым и обожаемым, что изливается, не дождавшись самой интересной части, то ли на язык альфы, то ли где-то глубоко в его горле, Луи не понимает. Ему без разницы, потому что это в любом случае слишком хорошо.
— Помнишь наш разговор о новой метке? — шепчет Томмо через пару минут, зарываясь пальцами в волосы альфы, устроившегося на его животе.
— Помню. Мы решили, что она нам не нужна, — Гарри ведет носом по коже, вдыхая аромат мужа.
— Я хочу, — альфа поднимается на локте, разглядывая лицо Луи светящимися глазами. — Я-
— Хей, для тебя же было важно сохранить хотя бы свои собственные чувства при себе, это твое личное пространство, и я понимаю. Если я помечу тебя, то буду чувствовать каждое изменение в твоем настроении, ты будешь для меня, как открытая книга, Лу.
— Я просто хочу наконец-то успокоиться в этой жизни, хочу чувствовать себя любимым и нужным тебе. Я хочу твою метку, как доказательство того, что я привязан к тебе всеми возможными способами, а ты ко мне, понимаешь? — Гарри задумчиво смотрит на него, — Я не знаю, как объяснить, если честно. Я так долго боялся сделать это снова, потому что боялся, что ты уйдешь, но прошло столько лет, и ты ни разу не подвел меня, хоть и не придумаешь мужа хуже, чем я.
— Нет, ты идеальный, — альфа обнимает его так крепко, как может, не причинив омеге вреда. — И я собираюсь снова пометить тебя спустя кучу времени, но не прямо сейчас, договорились? — Луи в согласии мычит, лучезарно улыбаясь.
— Помочь тебе? — он кивает в сторону твердого члена мужа.
— Пожалуйста?
— О, альфа, ты стал таким мягким в последние годы, такой вежливый в постели, — воркует над ним Томмо, меняя их положение.
— Мне просто больше нечего тебе доказывать. Ты итак знаешь, на что я способен… И я люблю тебя больше всех на свете, — он притягивает омегу к себе для поцелуя. И в этом жесте даже почти нет страсти. Только преданность и верность с обожанием. Но так только до тех пор, пока Луи не опускается сразу на всю его длину. Они оба прерывисто вдыхают, потому что необходимо быть тихими, и это чертовски тяжело.
— Двигайся, малыш, — шепчет Стайлс.
— С чего ты взял, что я собираюсь двигаться? — Луи дразнится, и альфа это знает, но пока не может понять смысл. У них мало времени, и нужно все успеть, так в чем смысл?
— Потому что это секс, и было бы неплохо, если бы ты приподнялся и опустился обратно? Я имею в виду, что даже просто находиться в тебе очень приятно, но немного трения было бы безумно хорошо, любовь моя. Что скажешь?
— М-м, не понимаю о чем ты. Неужели я делал это неправильно все это время? — омега сидит абсолютно не двигаясь, даже не выводит восьмерки. Но в определенный момент сжимается вокруг члена мужа сильнее.
— Малыш, у нас мало времени на игры, просто двигайся, давай, сладкий, — Гарри похлопывает и гладит бедра омеги, который продолжает игнорировать его слова. — Хорошо, ладно, чего ты добиваешься?
— Твое высказывание о том, что тебе нечего мне доказывать довольно интересное. Но, раз уж ты так торопишься куда-то, то мы можем прекратить, — Томмо наконец-то начинает двигаться, но альфа быстро осознает, что тот хочет только лишь отойти от него. Так не пойдет. Стайлс быстро возвращает задницу мужа обратно на свое законное место, и это действие выходит довольно резким, но, кажется, метким, потому что Луи закатывает глаза в наслаждении. Теперь Гарри понял.
— Так вот в чем дело, — он смеется, и переворачивает их, снова подминая омегу под себя. — Ты прав, я стал слишком мягким с тем, кто любит, когда его быстро и сильно трахают сзади, затыкая рот, — Стайлс переворачивает его на живот, фиксируя своей ладонью руки Томмо над его головой, пока тот позволяет ему делать с собой что угодно. Словно он пластилин в его руках. — Ведь тебе это нравится настолько сильно, что ты просто не можешь заткнуться, да? — Луи не отвечает ему, только выгибается в спине, чуть выпячивая попу к верху, показывая свою готовность. — Но, да, — Гарри прижимается к его уху и тихим низким голосом продолжает, — мне не нужно тебе ничего доказывать, солнце. Ты прекрасно знаешь, что я сейчас так хорошо тебя трахну, — омега хнычет от предвкушения. — А ты будешь тихим и послушным, если хочешь кончить, я прав?
— Да, альфа. Просто двигайся уже, умоляю тебя, — и сразу после этого Стайлс сильно двигает бедрами, и Луи не сдвигается вперед только потому что целиком придавлен к матрасу мужчиной.
Через несколько толчков, Гарри снова находит правильный угол, заставляя мужа приложить все силы к тому, чтобы держать все звуки в себе, и альфа так им гордится и так сильно любит его сведенные вместе брови и широко открытый в немом стоне рот. Он хочет поставить его на локти и колени, чтобы войти глубже, но он должен выбрать между этим и тишиной.
Гарри просто сгибает одну ногу Луи в колене, приподнимая.
— Ты умница, любимый. Я близко. Ты скоро? — он не успел буквально на пару секунд. Томлинсон не отвечает, потому что он кончает в тот самый момент.
— Черт, Луи, — имя получается у Стайлса стоном. — Потрясающий. Всегда был и будешь.
Через несколько толчков, тело альфы застывает, пока он тоже изливается, находясь глубоко в Томлинсоне.
Чтобы не причинить омеге боль, он быстро выходит из него, падая рядом.
— Хей, ты как?
— Не хочу двигаться еще, как минимум, час. Хочу спать и пить, — очень лениво бормочет омега, и старший тянется к прикроватной тумбочке за остывшим чаем, потому что он солидарен с мыслями шатена. Так же он не хочет одеваться в ближайший час, чтобы сходить за водой.
Они делят чашку чая на двоих и снова проваливаются в сон, переплетаясь голыми телами.
***
Ноа стучится в их дверь около, наверное, полудня. — Пап, — и не дождавшись ответа, он проходит внутрь комнаты родителей, за что на него сразу же обрушивается замечание Гарри.
— Ноа, сколько раз нужно говорить? Ты умираешь, тебе больно?
— Но я же постучал…
— Прошло две секунды, Ноа! Постучал и жди. Если дверь закрыта, ее нельзя открывать без разрешения. Кто-то из нас врывается в вашу комнату, не дождавшись разрешения?
— Нет, — мальчик выглядит так, будто он снова на грани слез, а еще он кажется безумно уставшим, словно не спал прошлой ночью.
Он вынужден послушаться отца и выйти из комнаты, потому что папе надо одеться, и мальчик спускается на кухню, чтобы сделать им с Луи чай, как тот и попросил, проснувшись от голоса Гарри, останавливая его от очередного выговора.
— Мне жаль, — практически скулит Ноа, когда оказывается с омегой за одним столом. Тот выглядит спокойно, но по нему не скажешь, что он настроен абсолютно доброжелательно. — Я не хотел говорить те вещи, клянусь, я понятия не имею, почему сказал это, я… Пап, прости меня, умоляю. Я правда не думаю, что ты плохой. Ты лучший, и ты просто заботишься и переживаешь о нас, потому что любишь нас. И мы любим тебя. Я люблю тебя, и, обещаю, такого больше не повторится, и мне очень-очень жаль. Я честно не имел это в виду и не хотел… — он всхлипывает, и у Луи тоже глаза стали влажными.
— Иди ко мне, Ноа, — он раскрывает руки в приглашающем жесте, и подросток подрывается с места, бросаясь в его объятия. — Я прощаю тебя, и я люблю тебя и твоего брата больше всех на этом свете. Но… — мужчина отстраняется с крошечной улыбкой на губах, — домашнего ареста тебе не миновать.
— Ладно, — Ноа смахивает слезы с глаз. — Надолго?
— Я еще не решил. Как только я увижу, что твое поведение изменилось, я начну думать о том, когда твое наказание закончится. Все в твоих руках, милый. И, пожалуйста, не игнорируй правило о стуке и ожидании. А также, просто говорю, но мы с отцом не шаримся в ваших вещах, ты понимаешь, о чем я? — мальчик кивнул, Луи взъерошил его волосы, приступая наконец-то к своему чаю, что значило, что разговор окончен.
Конец.
