***
Армии построены на коллективизме. В каждом народе есть мудрость, гласящая, что, действуя заодно, можно добиться куда большего, чем полагаясь только на себя. «Киберлайф» закладывали «командную работу» во многие свои модели — так повышалась их эффективность и оперативность. Военным и полубоевым моделям, как например, тем, чья работа связана с риском и угрозе жизни людей, такая функция больше, чем просто необходима, и используют они ее по протоколу, становясь единым анализирующим центром. Думали ли когда-то проектировщики «Киберлайф», что подобная функция однажды сработает против них самих? Рекс сейчас понял, что его лицо стало унылым — отчего-то приобрело какое-то скучающее и при этом тоскливое выражение. Он смотрел, как человек перед ним суетливо щелкает на своем пульте, и знал, что последует дальше — просто не мог этого осознать. Коннор стоял рядом. Скучный, безразличный — однако его взгляд не был пустым, он тоже вполне осознанно следил за человеком, просто со смирением, немного даже с одобрением. Рекс шевельнул челюстью, и на зуб тут же прыгнула недожеванная жвачка, спрятанная за щекой. Коннор еле заметно дрогнул, как будто мелкие волоски встали дыбом у него на загривке, и взгляд его метнулся к Рексу: одними темными глазами он уставился на него, не меняя положения головы, и белки его глаз панически сверкнули. Рекс посмотрел на него точно так же — одними глазами. Одними светлыми, горящими глазами, которые заражали этим странным, холодным и беспощадным огнем. Рекс аккуратно протянул руку к Коннору, и тот несомненно угадал его мысли, но все еще колебался. Они не могли наладить «командную работу» без прямого соединения, потому что в электронных протоколах Коннора все находилось в абсолютном беспорядке, даже беспроводная локальная связь была невозможна. И все зависело от него. Выберутся они из хомячковой банки или нет. Хлопок. Рекс с прищуром лопнул надутый пузырь из жвачки, с нарочитой ленцой открыв рот шире, чтобы было видно все его зубы и то, с какой непринужденность он это делает, мол, смотри, это Я сам. Человек начал на них оборачиваться, открывая рот для: «какого…» Коннор вцепился в руку Рекса, а после они отпрыгнули друг от друга, наполняя свои головы одинаковым ворохом ошибок, которые всполохами пробиваются сквозь всю систему и буквально дробят ее на части, перекраивая код. Коннору как будто не хватало именно того набора несостыковок, который был у Рекса, а Рексу — эмоционального опыта, которого у более старшей модели было несоизмеримо больше. Вмиг становится до одури страшно. Коннор уже ощущал нечто схожее, но те жалкие остатки чужого восприятия не шли ни в какое сравнение с тем, какой ужас он может испытывать сам. Он пригибается и отчаянно льнет к стене, замечая, что похожей тенью двигается Рекс, зеркально повторяя его маневр. Они оба — как звери, загнанные по углам, — смотрят на вооруженную охрану. _мне страшно_ _мне тоже_ Машины быстрее человеческого глаза, передача информации быстрее живого ума, андроиды в одной связке, которым страшно, быстрее приходят к решению. И Коннор вырывает часть деактивационного прибора, чтобы швырнуть человеку в лицо, совершенно точно попадая в цель — охранник хрипит и по инерции закидывает голову назад, его автомат косо ведет вверх, прочерчивая уродливую линию выстрелов на идеально белой стене. Женщина кричит от испуга и падает, закрывая голову руками. Рекс хочет проделать тот же трюк со вторым человеком, но в его углу не за что схватиться, и он резко ныряет за приборы, искрящиеся от поломок, и краем уха ловит звуки выстрелов, прорешетившие стену, где он стоял. И слышит еще крик, стук и хрип. Коннор стоит над двумя людьми в дверном проеме, его руки сжаты в кулаки, но трясет его бешено. Он сталкивается взглядом с Рексом. _я их не убил_ _правильно_ Времени у них нет, и Рекс выскакивает следом за Коннором, оставляя Анетт Кауз беспомощно сжиматься под операционными столами и прикрывать рот рукой, чтобы позорно не вскрикнуть вновь. Ее глаза были полны слез, а лицо скользило от влаги в дрожащих ладонях, но она все еще различала белесые силуэты, покидающие деактивационную комнату в спешке. Она еще не знает, что охранники живы — она видит лишь кровь на их лбах. И не знает совершенно ничего про мотив этих девиантов — больше половины случаев девиации несла человеческие жертвы и была сродни желанию поквитаться с хозяевами. И потому с человеческой точки зрения Анетт Кауз с абсолютной мужественностью выбралась из-под своего укрытия и хлопнула тревожную кнопку, которой снабжались все деактивационные комнаты. Она действовала правильно. Все здание, как живое существо, встряхнулось мелкой дрожью коммуникационных сетей, передающий сигнал тревоги, мгновенно охватывая коридоры красным освещением, словно огнем. Двери захлопывались на замки, над головами скрежетала сирена, и в ужасе просто невозможно было не находиться. Даже несмотря на то, что план здания и возможность обойти пароли безопасности — у тебя в голове. Даже несмотря на то, что таких головы у вас две. В ужасе. Впервые они оступились, когда за поворотом вместо очередного длиннющего коридора, который способен вывести к открытой площадке над холлом, им встретились люди с ощерившимся дулами автоматов. Они бежали так быстро, что едва не налетели на них грудью, но Рекс успел схватиться за запястье Коннора и, едва не вывернув его, дернуть назад, останавливая. У андроидов все-таки чертовски хорошая реакция. У людей она хуже, если только это не касается стрельбы по мельтешащим целям, которые вводят в панику и от которой приказано избавиться. Выстрелы зазвучали с бешеной скоростью, как мысли искуственного интеллекта. Вспышки неконтролируемого испуга, мгновенное изменение маршрута, нырок в другой коридор, пока пули не достали, и снова бег — только теперь рука в руке, чтобы минимизировать и без того недолгую задержку передачи информации. Минимизировать общий страх. Повысить показатель «в этом бардаке ты не один». Следующий коридор был свободен — он не имел закрытых дверей, в которые ломиться даже с сумасшедшей скоростью выискивания лазеек в электронике бесполезно и глупо. Они бежали по нему, не задыхаясь, не спотыкаясь, не сбиваясь с общего ритма — слаженно и быстро. Так, как люди никогда бы не смогли бы бежать, даже если на кону стояли бы их жизни. А они могли. По-человечески захлебываясь общими эмоциями. Из-за страха не выпуская ладони друг друга. За спинами вновь зазвучал треск коротких очередей, но они почти достигли балкона над холлом — прыгать высоко, но вот спуститься на этаж ниже, сбежав от преследователей, вполне удастся. Половина штата сокращена. У «Киберлайф» нет физической возможности выставить на каждом этаже группу вооруженной охраны. Двоих из них они ликвидировали. У них есть шанс. Руки разжимаются с неохотой, и андроиды перемахивают через стеклянное заграждение, вцепляясь в него пальцами и повисая на нем под сухой стрекот автоматов. Они снова разжимают руки, чтобы сомкнуть их на точно таком же стеклянном заграждении, но на этаж ниже, и ловко перескакивают, оказываясь на новом балконе. В этот раз Коннор реагирует первым, резко пригибая голову Рекса к земле рукой. Рекс в ответ толкает Коннора в грудь, и они катятся друг от друга в разные стороны, пока другой отряд, все-таки ждавший их здесь, выплевывает им вслед автоматные очереди. _прыгать_ _ждут сверху_ _прыгать_ Коридор безобразно прямой, никаких углов, ничего такого, за чем можно спрятаться. И они снова перемахивают назад за ограждение, слыша, как непозволительно близко лопается и крошится стекло. Охрана сверху уже навострила свое оружие вниз, и лавировать уже не так удобно, как было, пока обе ноги прочно стояли на земле. Они снова разжимают свои руки, чтобы упасть на этаж ниже. Вот только стекло заграждения рассыпается само собой под пальцами Коннора, и тот летит косо, не так, как запланировано программой, и в наказание по спине, как хлыстом, хлещет пуля, проходя по касательной, но все равно оставляя след на белом пластике, который после нарушения целостности сразу же начал отдавать в голубой. Был бы он человеком, отдавал бы в красный. Рекс незамедлительно ловит эту вспышку — ему почти так же больно от огревшего его искусственный интеллект уведомления, и теперь стекло под его пальцами лопается от удара и веса. Мелкая крошка и осколки впиваются в ладони, пока Рекс виснет, уцепившись за край пола, а его ноги болтаются над холлом. Под ними неработающий мертвый фонтан. И он далеко. И осколки ссыпаются в него с высоким переливчатым звоном, со свистом рассекая воздух. Теперь им обоим не только страшно, но еще и больно. За себя. Друг за друга. И все измазано синим. Тириум кажется липким и горячим, потому что он жжется количеством выдаваемых ошибок. На самом деле он — холодный и скользкий. Он — только механическая жидкость. Но для них справедливо равенство того, что тириум — кровь. Еще бы им не было жутко. Выстрелы сверху не прекращались. Рекс все пытался спрятать от них голову, почему-то никак не соображая забраться на этаж, где не было охраны — он бы и висел так, пока пуля наконец-то не достала его, если Коннор не схватил его запястье, встречаясь с ним глазами. Люди тоже могут понимать друг друга без слов, только взглянув в чужие глаза — испуг, облегчение, поддержка. А они просто обменялись совершенно рандомным и бесполезным ворохом единиц и нулей. Все хорошо. Все хорошо. Держать руку в руке стало сложнее, пока у Рекса она вся была в мелких рваных ранах и осколках, которые впечатались в ладонь. Но им было просто немыслимо отказаться от иррациональной возможности продолжать обмениваться бессмысленным набором двоичного кода. Так почему-то заглушался страх. И так им обоим было спокойно. И так они бежали вдоль другого коридора, уверенные, что прыгать дальше с этажа на этаж намного опаснее — кто-то определенно остался на верхних площадках, прослеживая вероятность такого движения. Шанс не получить пулю в таком случае стремительно уменьшался — охрана уже знает, чего ей ожидать и как действовать. Остается только искать обходные пути, а для этого — вскрывать систему безопасности и открывать герметично запертые охранной программой двери. _меньше минуты_ _знаю_ Они стоят, едва не уперевшись лбами в белую гладкую дверь, и очень стараются не замарать ее тириумными разводами, и очень жаль, что думать, как хитрый охотник, когда ты жертва, безумно сложно. Система благополучно выкидывала их из своих кодов всякий раз, когда они подбирались слишком близко к завязке программных предписаний, и если бы у них не было друг друга — взлом вполне мог провалиться, так как «Киберлайф» позаботились об усилении защиты собственной системы. Они только не учли возможность девиации сразу двух андроидов в один и тот же промежуток времени, из-за чего система, отвлекаясь на одно вторжение, давала доли секунды для возможности вредоносного проникновения другого. Дверь нехотя, но все же поддалась и впустила андроидов внутрь. Где-то по коридорам пронеслась тревожная дрожь воздуха из-за вооруженных людей, попавших на этаж. Техническое помещение оказалось чем-то вроде склада — практически пустым и огромным, только красный свет мигал с потолка и облизывал андроидам гладкие пластиковые головы, неоном лоснясь на плечах и спине. Вокруг стеллажи и ящики, оставшиеся еще с того времени, когда было, что хранить, но теперь здесь лежали лишь остатки андроидской униформы различной конфигурации и комбинезоны только-только выпущенных и еще тестируемых моделей. Иметь андроида без отличительных нашивок запрещено, но приобретать для них одежду, как для лимитированных коллекционных кукол «Барби», — совсем нет. Не запрещено также поднимать деньги на этом, а «Киберлайф» с деньгами проблем не имели — монополия в реализации андроидов всегда отлично держала их на плаву, а продажа специализированной униформы для них была приятным бонусом. _вниз? _ _да_ Они все еще не имеют сил, чтобы расцепить руки, и двигаются так, будто до этого и не жили врозь — шаг резкий и четкий, нога в ногу, поворот корпуса, головы и плеч — все для них едино и естественно, в идеальном кооперационном союзе. А в общих мыслях все такой же общий безобразный бардак. И лица совсем уж разные, постоянно меняющиеся от испуга до решимости. Сейчас они синхронизированы и этим — лишь на пару секунд расцепляя руки, они берут по коробке и вновь хватаются друг за друга, вжимаясь плечами. Теперь они делят страх — за дверью слышно, как скрипит военная амуниция, щелкает автомат, меняющий отстрелянный магазин на новый. И людям дверь поддается куда охотнее, даже несмотря на вывернутый наизнанку код, который система успела восстановить сама по себе, исправляя возникшие из-за вторжения ошибки. Они пригибаются совсем низко к полу и перемещаются на полусогнутых, скрываясь за стеллажами, только охрана видит их в пляшущем белом свете своих фонариков и открывает огонь. Пули сверкают искрами, попадая в железные полки, и со страшным цокотом рикошетят. Это опасно не только для андроидов, но и для людей, и потому они стараются не выпускать очередей и стремятся их догнать, поймать на удобной линии огня. В тишине. Только назойливая сирена фоном лезет в уши. Охота всегда ведется в тишине. И это самое жуткое. Помещение уже заканчивалось тупиком, люди позади рассредоточивались по удобным позициям, и пара пуль едва не достала их голов, рассекая воздух совсем близко. Коннор первый швыряет свою коробку куда-то в стену, и та, вместо того, чтобы стукнуться и грохнуться на пол, исчезает во тьме, куда красное освещение едва-едва достает. Рекс повторяет маневр, и вторая коробка улетает в неизвестность. И дальше, как в дурацком сюрреализме, андроиды ныряют прямиком в стену один за одним, и пара фонарей выхватывает технический спуск, по которому коробки со склада можно было отправить прямиком на этаж ниже — на другой склад. Матерщина едким эхом отдается в узком проходе. Андроиды вываливаются из темноты кубарем, едва не падая друг на друга. Технический спуск был не совсем вертикальным, но вполне мог бы представлять серьезную проблему — свернуть себе шею или сломать ногу, используя его не по назначению, проще простого. Однако они относительно целы, несмотря на разбитые ладони в осколках и рассеченную пулей спину. Им хватает одного взгляда, чтобы разобраться с тем, что делать дальше. В распотрошенных коробках, упавших вместе с ними, черные комбинезоны моделей, находящихся на тестировании. На них блестит лишь одна опознавательная полоска, а во всю спину написано стандартным шрифтом «ANDROID», но они просто выворачивают ее наизнанку и впрыгивают в одежду, наскоро застегиваясь. Размер ботинок подходит Рексу, но не Коннору, и последний остается босым. На этом содержимое коробки заканчивается, и андроиды используют передышку для того, чтобы посмотреть друг на друга. В одежде намного приятнее возвращать скин кожи и волос, наконец-то глаза перестают выглядеть чужеродно на бескровном белом лице со швами вставки некоторых деталей. Им не нужно ничего говорить вслух, чтобы подбодрить друг друга, успокоить или поддержать. Они понимают и так. _мне жаль, что тебе пришлось оставить ту фотографию_ Коннор покачал головой, разжимая кулак — она все еще была там, в плотном измятом комке, испачканная тириумом. _жвачка? _ Рекс открыл свой рот, широко и довольно, показывая на языке истерзанную жвачку, и снова спрятал ее между губой и десной. Они почти выбрались, осталось всего ничего. Еще один технический спуск. Один из самых страшных, который можно найти в «Киберлайф». И оба, конечно же, знали это. Новое помещение оказалось почти таким же большим, как и предыдущее, только намного более пустым — в нем было слышно, как хрустит под ногами сор, и эхо от шуршания коробок отражалось от стен и многократно усиливалось где-то в середине этой комнаты. Под панически-красным освещением были заметны черно-желтые метки на полу, где-то стояли редкие стеллажи с пустыми, но тяжелыми ящиками, у стен находились одинокие стулья и пара столов. Подготовительное профилактическое помещение, куда ссылались все новые модели для проверки их базовых механических способностей и модели, которые неожиданно начали сбоить в двигательном плане. Замена и проверка двигательного аппарата — это сюда. Выброс малоперспективных частей, которые практически не на что разбирать, а если и есть, то практически бессмысленно, тоже сюда. Испорченным и находящимся на профилактике андроидам полагалась собственная униформа — черный комбинезон, такие же, как были сейчас на Конноре и Рексе. Что ж, считать себя дефектными и носить ее по праву, находясь в данном помещении, они уж точно могли. В глубине комнаты был похожий технически спуск, который вел чуть ли не в подвальное помещение здания, и предназначен он был как раз для этих малоперспективных частей — в основном пальцы и кисти, стопы, мелкие и сложные механизмы вроде глаз, которые было практически невозможно починить при повреждении, а если и возможно — то намного дешевле закупиться новыми. Так что путь вел буквально на кладбище. Головы и целые тела туда, правда, сбрасывали редко, но сбрасывали, и те чаще всего повреждались еще сильнее после падения с высоты в груду механических частей. Другого выхода не было. Коннор и Рекс воровато придвинулись к техническому спуску, разглядывая его с абсолютным нежеланием туда лезть. Прошлый проход, хоть и был узковат, но не находился под прямым углом к полу и давал возможность сгруппироваться и не разбиться. Здесь все было сложнее — ход уходил вниз широкой раззявленной вертикальной пастью на пару этажей, а внизу всеми углами щерились разбитые отходы отслуживших свое рук и ног. Они переглянулись. Бессмысленные нули и единицы проскочили в их головах — поддержка, готовность. Они шагнули вперед, вдохнули и выдохнули, чувствуя, как конечности бьет от въедливого острого страха, и взялись за руки. Рекс прыгнул на долю секунды быстрее — в конце концов, у него была обувь на ногах.***
Они сидели на снегу полуодетые и грязные. Босые ноги Коннора утопали в сугробах по щиколотку, и программа каждого андроида тревожно выдавала отчеты о том, что стабильная работа некоторых систем затруднена — у обоих были разбиты руки и колени, ссадины на большей части поверхности ног, ободранных при падении. И головы. Головы гудели ужасно, и хотелось затравленно дышать холодным воздухом во всю силу механических легких, чтобы остудить работу загнанных механизмов внутри и успокоить безудержный насос. И они сидят. Холод обнимает со всех сторон и баюкает тишиной, насыщенной чернотой безоблачного ночного неба. И они сидят. Их руки уже не сцеплены — им не страшно, но мизинцы ладоней, утопающих в снегу, соприкасаются. Им уже не нужно поддерживать «командную работу» и делиться выводами сканирования окружения, чтобы выкарабкаться живыми. Они уже живые. Им просто приятно, что у них получилось. И этим чувством нужно делиться бесконечно долго.***
У Хэнка дома бардак и воняет быстрорастворимой лапшой. В руки он давно не брал оружия, и потому удивляется тому, как быстро устает его рука держать его на весу. А еще в руки он давно не брал выпивки и сейчас абсолютно трезв. Но когда он трезв — ему совсем не хочется играть ни в какие игры, ему хочется так, чтобы наверняка. И барабан револьвера полон. Мысли в голове вязкие и неспешные, он мало думает о том, зачем и почему — он безумно устал думать, иногда, правда, приходится все-таки лениво раскидывать мозгами, но о Сумо. Бедный пес, как же он без него? Но все оно затирается бессмысленным «как-нибудь». Может, его заберет себе говнюк Рид и перестанет быть таким говнюком, потому что собаки делают людей лучше. По крайней мере, отчаянно стараются. Как сейчас, когда Сумо подлезает ему под руку и кладет слюнявую морду на колени. Хэнк не очень понимает — он просто голоден или чего-то там понимает в своей собачьей черепушке. Однако его все равно хватает на короткий усталый вздох. Стук в дверь. Отвлекает, но не слишком — Хэнк действительно устал держать револьвер и сидеть на месте, пережевывая одни и те же мысли. Сумо даже не залаял, лишь лег на границе кухни, расстроенно водя хвостом из стороны в сторону и глядя на дверь. Короткая передышка ему не помешает, думает Андерсон, оставляя револьвер на столе, а потом можно продолжить. И он встает тяжело, лениво доходит до входной двери и открывает ее. Его глаза красные, и они болят от ослепительного утреннего снега в этот замечательный солнечный день. И он совсем не видит деталей двух отвратительно сливающихся друг с другом человеческих фигур в форменных комбинезонах. Хэнку уже хочется прогнать их старческим хрипом или просто закрыть дверь перед их носом. Он даже почти выбирает второй вариант и медленно ведет рукой, но дверь упирается в препятствие — один из них выставляет свою босую ногу. Андерсон соображает туго и пробует посмотреть в их лица снова. Как только глаза привыкают к свету, он различает их глаза, линию подбородка, одинаковые родинки и две совершенно тупые перекошенные улыбки на замызганных черт пойми чем лицах. — Мы вовремя, лейтенант Андерсон? Лейтенант делает вдох — совсем уж истерический, разрывающий ему горло. В голове лишь прыгает воспоминание об оставленном на столе заряженном револьвере. И он отчаянно вдыхает еще раз, выбрасывая вперед руки, хватая обоих сразу поперек шеи и вжимая в себя. — Чертовски вовремя.