Слушай, а научи меня целоваться? Нет, я не пьяный, я просто влюблён. Слушай, а научи меня так смеяться? Я запишу этот смех на диктофон. Слушай, а научи меня так орать? Ты не смущайся, тебе так идёт. Слушай, а научи меня танцевать? Не, я идиот...
Когда последняя книга была подписана, я счастливо улыбнулась и откинулась на спинку стула. Дверь, находящаяся позади меня, скрипнула, так что я сразу же повернулась на звук, а в пространство между стеной и дверью просунулась голова Петуньи. — С днём рождения! — завопила она, кидаясь тормошить меня и обнимать. Я, смеясь, с удовольствием ответила на объятия. Девочка светло улыбнулась и протянула мне свёрток. — Будет обо мне напоминать, — немного нервничая, сказала она. Я развернула плотную бумагу и улыбнулась. В моих руках был просто огромный шарф тёмно-красного цвета. Оттенок безумно радовал глаз, а на ощупь это чудо было просто восхитительно мягким. — Спасибо, — тихо сказала я, снова обнимая сестру. — Пойдём, — она схватила меня за руку и потянула за собой. — Родители уже внизу. Мы вышли в коридор и остановились на лестнице, прислушиваясь к приглушённым голосам внизу. — Мама, как всегда, готовит свой торт? — стараясь не смеяться, спросила я. Мы переглянулись и прыснули; так и спустились вниз, красные от смеха и цепляющиеся друг за друга в попытках остановить рвущийся наружу хохот. Отец с таинственным видом прятал за спину руки, а мама тихо ругалась на кухне. Как я поняла, подарки детям в этой семье на все праздники дарили с утра — ну, естественно, кроме кануна Рождества, там приходилось ждать следующего дня. И обязательно на каждый праздник обязанности разделялись: мама выгоняла папу дарить подарки, а сама занималась праздничным завтраком, в то время как уже по-настоящему праздничным ужином они всегда занимались вдвоём. Лили это почему-то всегда умиляло, да и мне казалось по-настоящему домашним и даже романтичным. Почему-то подумалось, что и в этой жизни хочется найти того человека, с которым можно будет вот так вот просто стоять на общей кухне и жарить оладьи. Что ж, возможно, я поторопилась с выводами и в этой жизни таки пойду под венец, если мне встретится человек, которого я смогу полюбить. Впрочем, думать о таком действительно рано. — С днём рождения, солнышко! — громогласно заявил отец, принявшись обнимать меня. Петунья смеялась и звала маму, Мефистофель крутился под ногами, и всё это создавало такую милую домашнюю сумятицу, что почему-то захотелось плакать. Как бы не было грустно, но в моей прошлой жизни у нас никогда такого не было. Быть может оттого, что я была слишком занята вечными делами и порой забывала про домашних, думая, что это они должны прогибаться под мой график, а не я под их. А может и потому, что тогда — в той жизни — я не чувствовала в себе потребности в таком общении. — Открывай скорей, — нетерпеливо сказала Петунья, а я улыбнулась и осторожно взяла в руки увесистую коробку. Зашуршала яркая обёрточная бумага. Подняв крышку, я не смогла сдержать слёз. Родители понимали, что мне будет одиноко в школе. И понимали, что Каркаровы так прочно наседают на меня, что почти всё время я буду проводить у них — учиться, постигать что-то новое, да и просто проводить время со своей второй семьёй. И, наконец, они понимали, как я буду скучать. Внутри была рамка с семейной фотографией, любимая книга Лили и Петуньи, которую девочкам читали чуть ли не каждый вечер после ужина лет до шести, семейный сборник «Рассказов о Шерлоке Холмсе» и тёплый клетчатый плед. — Спасибо, — тихо шепнула я, обнимая родителей; где-то сбоку меня обняла и сестра. — Спасибо… Как бы я не старалась оставаться взрослым, серьёзным и рациональным человеком, но такие моменты выбивали меня из колеи и заставляли чувствовать себя маленькой девочкой. И, возможно, именно в такие моменты я и ощущала себя счастливой и… живой.***
Вообще-то, если быть честной, праздник прошёл несколько сумбурно. Пришли Принцы, приехали Каркаровы. Все вместе мы поехали в Лондон — Игорь милостиво перенёс нас портключом — и сходили на спектакль «Снежной королевы» местного театра. После театра нас доставили домой, мне подарили подарки и отбыли восвояси. Родители этому, честно говоря, обрадовались, ведь у семьи была негласная традиция отмечать подобные праздники лишь узким семейным кругом. Вечер получился действительно волшебным. И я никак не могла понять, в чём заключалось это самое волшебство: то ли в домашней атмосфере, то ли в улыбающейся Петунье и смеющихся родителях, то ли в ощущении, что всё это скоро закончится, нет, скорее в ощущении ценности момента, в понятии простой истины — момент нужно ценить. Я знала, что увижу сестру теперь только на следующих летних каникулах — она уезжала уже завтра, чтобы как можно лучше освоиться в новой стране, так что домой возвращалась через год с небольшим. Родители, как и я, впрочем, безумно переживали. Да и немудрено: девочка ведь отправлялась практически к чужим людям. Миссис Эванс долго недоумевала: почему Пэтти нельзя определить в нашу, Британскую, школу. А я довольно щурилась и пожимала плечами. На самом деле, меня радовал тот факт, что сестра будет учиться как можно дальше от Англии. И нет, дело было не в желании убрать от себя подальше девочку, нет. Я хотела удалить её от Дамблдора на максимально дальнее расстояние. Я-то уже не была той доверчивой магглорождённой Лили, место которой так удачно заняла в этом мире, а вот Пэтти… Получив достаточно любви, тепла и ласки она стала практически прообразом той Лили, которую я знала из канона, разве что выглядела по-другому. И она вполне могла поступить на Гриффиндор лишь потому, что туда собралась я — ведь сестрёнку, а тем более младшую, нельзя вот так вот оставлять в незнакомой обстановке, не так ли? — и попасть под влияние доброго дедушки с длинной бородой. Как бы горько ни было это признавать, но Петунья не была мной: она всего лишь ребёнок. И это ребёнок из маггловской семьи, который верит в добрых колдунов и прекрасное волшебство. Короче говоря, я сильно переживала, а когда Нана сказала, что девочка поедет в Колдовстворец — безумно обрадовалась. Только, естественно, показывать этого не собиралась: иначе растолкуют неправильно, а потом сиди и оправдывайся. После ужина мы с Петуньей были отправлены в комнату — я шла распаковывать подарки, а она вроде как за компанию. И, когда дверь за нами закрылась, девочка едва ли не плакала. — Так уезжать не хочется, — пробормотала она, когда я обняла сестру. — Понимаю, — сказала я, стараясь улыбнуться; пусть я и знала этих людей не так долго, но они уже стали для меня семьёй. — Но ведь будут летние каникулы и… — Только следующие, — горько сказала Пэтти и, вздохнув, освободилась от моих рук. Девочка прошла к кровати и осторожно села на неё, притянув колени к груди и обняв их руками. — Я ведь тоже дома почти не смогу бывать, — задумчиво протянула я, огляделась и тяжело вздохнула. В комнате всё дышало теплом и уютом. Именно такая атмосфера царит дома. Нет, не под крышей какого-то здания, а именно дома. — Почему? — удивлённо спросила Петунья, на мгновение даже подняв голову. Я едва заметно улыбнулась и села рядом, кладя голову на её плечо. Рост сестры, естественно, обгонял мой, так что, даже согнувшись, она всё равно была чуть выше меня. — А ты сама подумай. Каркаровы так просто от меня не отстанут: им нужна преемница, которую из меня будут активно растить. За всё нужно платить, Пэтти, за всё нужно платить… Впрочем, — продолжала рассуждать я, стараясь не смотреть на всё больше хмурящуюся Петунью, — они действительно хорошие люди, так что ничего плохого я о них говорить не могу. — Обещай писать мне почаще, — попросила сестрёнка, а у меня в голове точно выключатель щёлкнул. — Точно! Сейчас, секунду… Я вскочила с постели и принялась рыться в собственных вещах. Ну конечно, я ведь читала где-то, что совы за океан не летают. Якобы волны поглощают магию или что-то вроде этого, в этом вопросе разбираться было немного не досуг. Интересно, конечно, но не особенно важно в данный момент. Хотя это могло сыграть бы мне на руку… Так, ладно, потом… Да где же это?! — Нашла! — завопила я, резко выпрямляясь, ударяясь головой о стол и шипя. Петунья рассмеялась впервые за весь наш разговор, так что боль медленно отошла на второй план. — С наступающим, сестрёнка, — буркнула я, кидая на кровать толстый блокнот в чёрной кожаной обложке. Девочка с интересом оглядела предмет и осторожно взяла его в руки. Маленькая серебряная змейка причудливо изогнулась, словно живая, и цапнула Петунью за палец. — Ей нужна была твоя кровь, чтобы привязать вещь к тебе, — поспешила объяснить я, опасаясь визга и криков. Сестра фыркнула, но крики всё-таки сдержала и просто кивнула. Она с интересом принялась рассматривать обложку, когда я молча показала ей второй такой же блокнот. — Это дневник с протеевыми чарами. То есть всё то, что ты будешь писать в нём, будет отображаться в моём. По-моему, прекрасная замена совам. — Спасибо, — растроганно пробормотала девочка, обнимая меня. Эти дневники мне купила Нана в наш последний поход по Косому переулку. Она просто крепче взяла меня за руку, огляделась по сторонам и свернула в Лютный, что несколько меня испугало. Всё-таки тут я ещё не была, да и как-то к теневой торговле никогда тяги не имела… Короче говоря, её поступок обрёл для меня смысл только тогда, когда мы остановились перед достаточно большим магазином артефактов. — Артефакты по защите разума тебе не нужны, — мило улыбнулась Нана, — а фамильное кольцо защитит тебя от ядов лучше, чем что бы то ни было, но кое-что я всё-таки хочу тебе здесь найти. Именно так я и стала обладательницей двух идентичных дневников. — Отдай один сестре, — посоветовала Каркарова и слегка нахмурилась. — Девочке в первое время, наверное, будет одиноко. Я лишь кивнула и крепко обняла свою родственницу. Слов просто не хватило бы для того, чтобы передать, насколько я была за это благодарна.***
Петунья уехала из дома утром первого февраля. Её забрала прямо из нашего дома Нана. Родители попрощались с ней сразу же, понимая, что девочке будет намного тяжелее уехать, если они будут провожать её аж до посольства в Лондоне. Короче говоря, они попрощались с Петуньей и со мной — я должна была сегодня отправиться к Каркаровым — и ушли на работу. Не представляю, как тяжело им давались подобные решения, но они, кажется, понимали, что так всем будет лучше. По крайней мере, я надеялась, что понимали. Магическое посольство СССР в Лондоне встретило нас запахом чая и улыбчивыми людьми. Меня и Петунью тут же усадили пить чай, угостив московскими пряниками, пока Нана решала какие-то вопросы и болтала с знакомыми. Я же в это время наслаждалась звуками родной речи, готовая просто остаться здесь жить, если понадобится. — А ты говоришь по-русски? — неожиданно спросила меня девушка, всё это время болтающая с нами на английском. Я с удовольствием кивнула и снова улыбнулась. — Не только говорю, но и пишу, и читаю. Замечательный язык. Петунья улыбнулась и покачала головой — ей пока ещё было сложно говорить на незнакомом языке, даже несмотря на курс зелий, но вот понимала она замечательно. Девушка улыбнулась и пожала плечами. — Иногда мне кажется, что английский — самый сухой язык на свете. У нас столько синонимов, столько иносказаний и метафор, а тут… — В каждом языке есть свои прелести, не стоит забывать и об этом, — помолчав, высказалась я. — Английский больше подходит для официальных встреч, зато русский очень душевный, на нём приятно просто поболтать. — У вас песни красивые, — подала голос Петунья. Акцент, конечно, всё ещё был, но уже не такой сильный, как я рассчитывала услышать. И то хорошо. Надеюсь, что у неё всё будет хорошо на моей первой родине. Почему-то вдруг пришло осознание, что, скорее всего, она не вернётся. Останется после школы там, сначала на ученичество, а потом и на постоянное место жительства — наверняка такая идеалистка загорится идеями партии, да и, быть может, изменить что-то успеет. В общем, пусть всё идёт так, как идёт… я мешать не буду. Девушка, представившаяся ранее Мариной, рассмеялась и кивнула на ресепшен, у которого всё ещё стояла Нана. Она говорила с высоким мужчиной славянской внешности. Казалось, он только что сошёл со страниц русских народных сказок: широкоплечий, с бородой и длинноватыми волосами, большими руками и добрыми глазами. — Это Анатолий Иванович, один из наших агентов. Он работает с английскими аврорами, согласовывает совместные действия и так далее… кстати говоря, он командует одним из отрядов — туда входит мой брат. Но какие он поёт песни, заслушаешься… — Может быть, когда-нибудь и услышим, — философски заметила я, наблюдая за смущённо улыбающимся мужчиной и саркастично-дружелюбной Наной. — Всякое бывает… Через несколько минут на специальной площадке, созданной для межконтинентальных портключей, появилась миловидная полная девушка. Она была одета в белую блузку и тёмно-синюю юбку по щиколотку; на плечах у неё была накинута шуба из тёмно-серого меха какого-то неизвестного мне животного. Увидев Нану, она счастливо вскрикнула и бросилась обнимать, видимо, хорошую подругу. Когда первые приветствия остались позади, Нана подошла вместе с ней к креслам, которые занимали мы с Петуньей. Девочка ощутимо напряглась и сжала пальцами подол своей юбки, стараясь успокоиться. — Петунья, это Елена Анатольевна, учительница Чар в Колдовстворце и моя хорошая подруга, — женщина улыбнулась и кивнула на нас. — А это Лили Каркарова, моя воспитанница, и её сестра, Петунья Эванс. — Здравствуй, дорогая, как поживаешь? — улыбаясь, спросила блондинка у сестры, окончательно успокаивая этим девочку. Мы с сестрой попрощались; девочка, видимо, окончательно успокоилась, так что всё прошло намного лучше, чем я думала. Мы ещё раз обнялись, пока Елена заполняла какие-то бумаги. — Пиши почаще, — ещё раз попросила девочка и улыбнулась. Когда они обе исчезли на площадке, я, честно сказать, вздохнула с облегчением. Всё-таки я безумно переживала за сестру, за возможные развития истории, за неожиданные повороты… признаться, я всё время ждала доброго дедушку-волшебника с письмом для моей сестры, которое якобы «немного запоздало». И было страшно, что это может оказаться правдой, что маленький ребёнок будет ввязан в эти опасные игры. Мне самой-то было страшно идти на факультет Львов, хотя прекрасно понимала, что надо, что хочу, а вот солнечная Петунья, какой бы умненькой для своего возраста она не была, никогда не заметила бы подставы. — Переживала? — тихо спросила Нана, когда мы вышли из посольства и направились к общеизвестному пабу, чтобы пройти в Косой переулок. — Ужасно, — призналась я и вздохнула. — Всё будет в порядке, — постаралась успокоить меня женщина. — Я доверила бы им даже тебя. Это почему-то действительно вселяло уверенность. Кто знает, быть может Дамблдор не всесилен? Быть может, он не сможет добраться до Петуньи хотя бы в СССР? Народа почти что не было, хотя все магазины работали исправно. В голову пришла мысль, что ещё слишком рано для большого наплыва покупателей. — Пойдём, купим тебе волшебную палочку, — предложила Нана. — И переноску для Мефистофеля посмотрим. — Кстати, а зачем ты подарила мне ещё и кота? — неожиданно спросила я, когда мы заворачивали в уже знакомый зоомагазин. — Потому что твой филин — всего лишь птица, пусть и фамилиар, — спокойно ответила Нана. — Да, у вас будет определённая связь, его невозможно будет подкупить, но на этом всё. Он так же, как и остальные совы, будет жить в школьной Совятне, разве что являться будет по первому твоему зову, в отличие от обыкновенных птиц. А кот сможет быть с тобой постоянно. Догадка пришла совершенно неожиданно. Она просто боялась, что мне будет одиноко.