«Вселенная любит, чтобы на неё смотрели.»
В поезде я откровенно скучала. Какое-то внутреннее напряжение не давало мне уснуть, так что я даже и не пыталась. Сначала поболтала с друзьями, но вот от обсуждения квиддича решила воздержаться: к этому спорту душа у меня совершенно не лежала. Так что оставался только один выход: идти на поиск кого-то из знакомых. В голову тут же пришёл некий черноволосый мальчик с достаточно говорящей фамилией. Вздохнув, я отправилась на поиски друга. Снейп в последнее время вёл себя странно: никак не контактировал, избегал встреч, выглядел каким-то растерянным и даже немного злым на что-то. А я всё никак не могла понять, на что. В конце концов, что я такого сделала? Не приехала на летних каникулах к нему? Так он и не звал. Давя всколыхнувшееся уже во мне раздражение, я отправилась на поиски мальчика. Вагон Слизерина встретил меня сдержанными приветствиями знакомых и достаточно приветливой атмосферой. Так уж повелось, что в Хогвартсе я пока что сидела как бы на двух стульях, являясь единственной Гриффиндоркой, которую можно было частенько наблюдать в Слизеринской гостиной. — Что, Каркарова, кого-то потеряла? — донеслось до меня откуда-то слева. — Для тебя Лилия Игоревна, ну или мисс Каркарова, на крайний случай — благожелательно мурлыкнула я. Повернувшись в сторону голоса, я встретилась взглядом с мисс Нотт. Пришлось улыбаться, смотреть в глаза и отпускать слегка свою ауру — мне ли говорить, как на третьекурсницу давил мой магический резерв, который сейчас пребывал в состоянии, близком к резерву шести-семикурсника. Валери какое-то время ещё пыталась поддерживать зрительный контакт, но довольно скоро сдала позиции, опуская голову и бормоча что-то отдалённо напоминающее извинения. Кто-то присвистнул. — Принц в отдельных купе, — услужливо подсказала мне милая девочка со светлыми волосами и как будто стеклянными глазами, улыбаясь. — Один, если тебе интересно. — Спасибо, — я с удовольствием ответила на улыбку Жанетт Гринграсс и прошла в указанном направлении. На самом деле, слизеринцы зачастую были намного милее и обаятельнее тех же гриффиндорцев. Просто к каждому человеку нужно подобрать ключ, а многие этого либо не понимали, либо понимать просто отказывались. Естественно, подобное несколько напрягало… но что я могла поделать? Как говорится, мир под себя не подстроишь. А потому я старалась как можно чаще прикрывать глаза на выходки своих сокурсников. Не борзели особо — и ладно. Принц всё-таки нашёлся. Он действительно сидел в купе один, причём как-то даже сиротливо и хмуро. На двери было несколько запирающих — но когда меня это останавливало? — а сам мальчик сидел с таким видом, будто запустит не особо приятным заклинанием в каждого, кто посмеет нарушить его покой. — Привет, — как можно более дружелюбно поздоровалась я, плюхаясь на сиденье прямо перед ним и улыбаясь. — Как жизнь молодая? Брюнет глядел на меня с каким-то болезненным, затравленным любопытством. Наконец, он вздохнул и прикрыл глаза. — Зачем пришла? Вопрос был задан слишком прямо, чтобы я смогла удержать себя в руках, а потому мне потребовалась пара секунд на то, чтобы прийти в себя. Откинувшись на спинку сиденья, я скрестила руки на груди и вопросительно приподняла брови. — Что, конец дружбы? — А зачем я тебе? — в тон мне ответил мальчик. — Ты же теперь у нас почётная гриффиндорка. — Не поняла, — честно сказала я, намекая на ожидаемые объяснения. На самом деле, это было как-то даже слишком неожиданно. Обвинение, а не сам приём. В последнее время мы действительно стали намного реже общаться с Севом, но зачем так то? Он обещал стать сильным магом, он был прекрасным другом и я не хотела терять человека, которого знала практически с самого начала своего «попадания». Мальчишка молчал, как партизан, и хмуро поглядывал на меня из-под насупленных бровей, пока я тщетно пыталась отыскать хоть какой-то повод на меня обижаться. Запутавшись, я брякнула первое, что пришло в голову: — Это из-за Джеймса? — Да причём здесь, чёрт возьми, грёбаный Поттер? — воскликнул Принц, тут же, впрочем, вернув своё поистину ледяное спокойствие. — Но и из-за него тоже. Бешенство постепенно завладевало и мной. Чувствуя, как меня начинает потряхивать, я прикрыла глаза и глубоко вздохнула, силясь успокоиться. — Объясняй. Объясняй сейчас, Северус Тобиас Принц, или с этого момента можешь забыть о моём существовании вообще. Лицо мальчика покрыла мертвенная бледность. Какое-то время он колебался, но всё же моя угроза возымела эффект. Да, я понимала, что в какой-то степени поступала низко, подло… но в конце концов, почему он поступает так со мной?! Жертва здесь таки я. Более-менее успокоив этим свою совесть, я приняла более удобную позу и кивнула, мол начинай. — Ты практически перестала со мной общаться где-то в октябре, — начал Северус напряжённо. — Но ведь ты закрылась не только от меня: твои друзья с Гриффиндора тоже оказались за этой стеной. Ты всё носилась с учебниками по этажам, на ходу отвечая, что у тебя курсы, дополнительные занятия или что тебе надо в библиотеку. Я не возражал — сколько тебя помню, страсть учиться у тебя была всегда. Пока в рассказе я не видела ничего криминального. Он же не обиделся на это, правда? — Но этот Поттер, — тут мальчишка скривился, — совсем потерял совесть! Он ведь не такой уж и блестящий ученик, да и маг — посредственность, и только! А всё туда же… и вот вы стали носиться уже вдвоём. На первом курсе это не было столь заметно, но теперь в глаза бросается. А потом ты начала общаться и с этой Марлин, и с Алисой, и с Мародёрами… А про меня забыла. Как обычно, Лили, про меня забыли! И ладно, если бы компания была какой-то выдающейся, но эти… Я дождалась, когда поток излияний всё-таки закончится, и тяжело вздохнула. — Северус, — начала я, тщательно подбирая слова. — Джеймс Поттер — действительно сильный маг, также, как и Сириус Блэк, и, быть может, даже Ремус Люпин. Алиса и Марлин — мои подруги и соседки по комнате. Я сожалею, что обидела тебя своей невнимательностью — тут я действительно виновата, а потому даже не спорю — но ты не имеешь никакого права отзываться так о людях, которых даже не знаешь. О моих друзьях, понимаешь? Он действительно понимал. Но не признал бы этого и под круциатусом, я уверена. Ещё раз вздохнув, я перегнулась через проход и взяла его за руку. — Сев, я не хочу терять нашу дружбу, но и ты должен понять меня: времени почти что нет, а мне ведь нужно столько всего выучить, столько догнать! Если ты сможешь смириться с темпом моей жизни — давай вернём нашу дружбу, я даже готова идти на компромиссы — но если нет… тогда наши пути расходятся, Северус Тобиас Принц, и мне будет очень жаль, если придётся претворить в жизнь именно второй вариант развития событий. — Прости, — наконец выдавил он спустя долгую минуту молчания. — Я всё понял, Лилс, прости ещё раз… друзья? — Друзья, — счастливо согласилась я, улыбаясь. Как бы я себя ни обманывала, а Сева мне ужасно не хватало. Ужасно.***
Оставшаяся часть поездки прошла более чем удачно. Я, воспользовавшись трюком Джеймса с бумажными самолётиками, отправила в своё купэ короткую записку о том, что останусь с Севом, предварительно наложив на неё хитрое фамильное заклинание: теперь птичку никто не заметит, кроме Поттера, которому и было адресовано послание. Северус наблюдал за этим с тщательно скрываемым любопытством. — Выживаю, как могу, — шутливо заметила я, улыбаясь. Всё время до остановки мы обсуждали прошедший год, рассматривали какой-то талмуд по Зельям, который Принцу незадолго до этого присылала в школу мать. Я видела эту книгу в библиотеке Каркаровых, но там стоял не один, а два тома. Получивший информацию Северус довольно улыбнулся. — Я уже читал второй, вот только моя ошибка была в том, что начинал-то именно с него… ну ничего, как приеду домой, обязательно перечитаю. Думаю, так информация должна уложиться лучше. С подобным было невозможно не согласиться. На платформе меня встречали родители. Они выглядели достаточно хмурыми, стоя вдвоём каким-то особняком от всего остального мира, так замечательно похожие друг на друга и величественные. Нана была в тёмно-зелёной мантии и чёрном платье, подол которого украшала серебряная вышивка; её волосы были убраны в сложную причёску так, что ни один локон не покидал своего законного места. Игорь же был облачён в чёрную строгую мантию боевика и такой же чёрный костюм-тройку — пиджак, как я уже заметила ранее, замещала мантия. Он держал под руку свою жену и медленно рыскал глазами в поисках кого-то. Улыбаясь, я подошла к ним, не забыв попрощаться с друзьями. Морщинки на лице отца тут же словно разгладились, а мама наконец перестала напоминать живую статую, словно оттаяв. — Здравствуй, солнышко, — улыбнулась она, осторожно обнимая меня и легко целуя в щёку. — Мы скучали. Меня тут же окатило теплом, привычным ароматом вербены и липы, а ещё безграничным счастьем. — Я тоже, — фраза была сказана почему-то шёпотом. — Дома, девочки, всё дома, — ворчливо сказал отец, но всё-таки притянул меня к себе, обнимая. — Ну вот, — поморщилась Нана. — Опять аппарировать… держись крепче, детка, может тряхнуть. — Борги! — позвал своего личного домовика Игорь и, дождавшись его появления, кивнул на мой багаж. — Доставь в комнату Лили чемодан, сову выпусти из клетки и определи в совятню, а кота пусть накормят. Выполняй. Эльф коротко кивнул и, коснувшись моих вещей, тут же исчез. Мы последовали сразу же за ним, задержавшись буквально на несколько секунд — Нана ещё раз проверила, всё ли со мной в порядке и крепко ли наши руки держатся друг за друга. На самом деле, семья — штука странная. Вот ты любишь этих людей, ты готова заботиться о них. Подставлять плечо, помогая справиться с навалившимися нежданно-негаданно трудностями, утешать, быть всегда рядом и просто любить. Но в то же время, именно близкие нам люди — которых мы неизменно называем своей семьёй, порой опираясь отнюдь не на кровное родство — могли доставить нам буквально наивысшее страдание. Именно дорогие и любимые знали, как ударить больнее всего, потому что знали, куда бить. И это не давало мне покоя. Существует мнение, что у каждого из нас есть гамартия, именно своя, особенная и личная. Почему-то именно сейчас я остро ощутила, что суть моего фатального изъяна — это какая-то болезненная склонность к постоянным размышлениям и самокопанию, какому-то диванному философствованию. Я могла витать в облаках часами, размышляя над одной мне понятными и важными проблемами, стереотипами и догмами. Оставалось только глубоко вздохнуть и смириться. Бороться со своей маленькой индивидуальностью, которая всегда была и будет частью меня, не хотелось совершенно. Нана тут же отправила меня разбирать вещи, вытребовав обещание, что я непременно спущусь не позже чем через час. — Нам столько всего стоит обсудить, солнышко, — улыбнулась мне мама, мягко подталкивая в сторону лестницы. — Думаю, у всех есть парочка интересных новостей. Спорить с ней не было ни сил, ни желания, так что я просто кивнула и, обняв ещё раз отца, поспешила в свою комнату, отчаянно надеясь разобраться с домашними делами как можно быстрее. Почему-то меня всегда тяготила эта привычка матери отправлять меня тут же разбирать свой багаж по приезду куда-либо. Всё-таки были дела и поважнее, а она о чемоданах… Впрочем, как я и говорила, спорить сил не было. А потому я с тяжким вздохом открыла дверь в собственную комнату и остановилась, как громом поражённая. Что-то изменилось. Я не могла понять, в чём дело. Те же занавески, тот же растопленный камин, та же кровать. Журавли из бумаги покачивались в такт порывам ветра, прилетающим из окна, а на столе огромной стопкой громоздились книги и пергаменты, оставленные ей ещё на весенних каникулах, когда её забирали из школы буквально на пару дней для проведения ритуала. И тишина. Я поражённо остановилась на пороге, буквально кожей ощущая угрозу. В комнате стояла абсолютная тишина, несмотря на то, что поленья должны были потрескивать, а с улицы по всем законам логики было просто обязано доноситься пение птиц. Глаза тут же выцепили из всей привычной обстановки чужеродный объект. Им оказался конверт. Он был слегка желтоватым, словно долгое время пролежал на солнце или, напротив, в потайном ящике какого-то параноика, но даже на первый взгляд выглядел как-то внушительно и даже дорого. Приближаться к подобной вещи я посчитала бы глупым, если бы не одно «но»: как только вещица была мной замечена, тревога тут же начала отпускать, причём не постепенно, а как-то скачкообразно. Вдох получился каким-то рваным, когда я даже смогла различить лёгкую соловьиную трель за окном. — Была не была, — пробормотала я, подходя к постели и беря в руки послание. Потряся конверт, я увидела выпавшее из него кольцо и лист бумаги — не пергамента, а именно бумаги, чуть менее плотной и даже немного более белой. Подцепив дрожащими пальцами послание, я жадно вчиталась в прямые, выписанные каллиграфическим почерком буквы.Здравствуй, Лилия. Не знаю, приходило ли тебе когда-нибудь в голову, что за всё нужно платить. Думаю, подобные мысли тебя всё же посещали. Твоя новая жизнь была дарована тебе свыше, буквально безвозмездным кредитом, который отдали даже без процентов, так что об этом можешь не волноваться. Выплачивать его тебе не придётся, так что можешь быть покойна… но я всё-таки спешу уведомить тебя об опасности. Опасности другого рода, о которой такое создание, как ты, самокритичное и трезвомыслящее, скорее всего не помышляешь. В тебе есть силы, о существовании которых ты, быть может, даже и не догадываешься. Есть в них и плюсы, и минусы, и, как я думаю, плюсов всё же значительно больше. Но у этих сил есть плата. Стоит заметить, что твоё магическое совершеннолетие пройдёт на год раньше, чем у обычных магов — в шестнадцать. И если ты к этому времени успеешь полюбить, то Хель заберёт душу твоего избранника — или, стоит заметить, избранницы — через три дня после празднования твоего дня. В конверте ты найдёшь кольцо. Скажем так, это мой последний тебе дар: надень его тому, кого полюбишь, это защитит выбранную тобой душу от Хель. Но будь осторожна — если кольцо окажется не на любимом человеке, вы оба рискуете умереть. А пока носи его сама, заряжая своей энергией, не снимая. Учись, развивайся и постарайся радоваться дарованному тебе благу, самой жизни.
С наилучшими пожеланиями, Создатель.
Воздух стремительно кончался, а я никак не могла заставить себя сделать вдох, оседая на пол. Я читала о таком. Прошедшие хотя бы единожды через грань могли отравлять тех, кто находился рядом с ними, находясь в взвинченном состоянии. Именно поэтому людям становилось в моём присутствии неуютно, если я начинала раздражаться. А теперь ещё и смерть любимого человека на совершеннолетие… — Глупости, — шепнула самой себе я, всё же заставив себя вдохнуть. — Ну не влюблюсь я до этого времени, какая вообще может быть любовь в шестнадцать? Взгляд снова упал на кольцо, а в голову полезли диаметрально противоположные мысли. Большая любовь может быть, Лилия, огромная и всеразрушающая в такой же степени, в какой и созидающая. И не факт, что я буду в силах справиться с этим ураганом чувств и эмоций. Так, а теперь главное спокойствие. Прикрыть глаза, подышать размеренно, ни о чём не думая и успока-аиваясь… я сказала, успокаиваясь. А то не хватало ещё спровоцировать всплеск стихийной магии, тут же разнесёт всё к чертям. Силясь отвлечься, схватила в руки кольцо, да с таким рвением, как будто это была соломинка для утопающего… ну или то, что могло как минимум дать ответы на все вопросы. Кольцо было красивым. Серебряное, с вставкой из циркония, который словно собирал в себя весь солнечный свет, до которого мог дотянуться. Глаза действительно тонули в загадочной дымке светло-голубого камня, который был огранён в странную, причудливую, но оттого не менее чарующую форму. Никогда не видела голубого циркония, но этот камень был одним из самых прекрасных ювелирных изделий, что я когда-либо видела. Завороженно рассматривая плетения серебра, я медленно надела его на средний палец левой руки, а подняв ладонь, невольно залюбовалась тем, как камешек переливается, гармонируя с такой бледной отчего-то кожей. Тяжкий вздох привёл в чувство. Нужно как-то объяснить кольцо родителям. Нужно разобрать вещи. Нужно спалить письмо… письмо? Дёрнувшись, я вскочила, рассматривая горстку пепла на полу, а теперь ещё и медленно исчезающую. Сил пугаться или удивляться уже просто не было. — Ну вот и одной проблемой меньше, — пробормотала я, вставая. Кольцо на пальце перестало ощущаться совершенно, как будто там ничего и не было. Краем глаза я заметила «чистый» палец и даже успела испугаться, что умудрилась где-то потерять изделие. Но при детальном рассмотрении и тактильном контакте украшение всё же появилось. Оставались только вещи. Тоскливо глянув в сторону чемодана, я всё же потянулась и медленно двинулась в его сторону, подавляя стон. Приближалось три пополудни.