её глаза пьяные в твоих расплывались, тени плавно всплывали с февральского смога. я просто вспомнил как мы смеялись… любили, страдали, ты помнишь? вместе были счастливы., а любит она совсем другого.
Это было самое обычное утро и ничто, как говорится, не предвещало. Как и всегда, я отослала свои вещи вместе с домовиком домой. Как и всегда, я отправилась домой с красным Хогвартс-экспрессом, стараясь попрощаться на долгое-долгое лето с друзьями. Как и всегда, мои мысли зачастую занимали вовсе не их разговоры или забавы, хотя я изо всех сил старалась казаться вежливой и заинтересованной. Ничего необычного не происходило. — Как каникулы проведёшь, Лилс? — поинтересовалась скорее для проформы Алиса. — Как обычно, наверное, — пожала плечами я, не сумев сдержать улыбку. Странное это было ощущение: меня ждали. Ждали не родители, не друзья, но человек, который стал чем-то большим в этом мире. Чем-то большим, чем всем. — Какая-то ты слишком мечтательная, — проворчал Сириус шутя. — Влюбилась? Джеймс как-то болезненно вздрогнул и поднял на меня свои огромные орехового цвета глаза. Воздух из лёгких выбило нараз. Что я могу ответить на это? Признаться всем — да и самой себе — что это правда? А зачем? Неужто за все те года, что я прожила и в том, и в этом мире, моё больное самолюбие ещё не утихомирилось? Лишняя, показушная бравада была мне абсолютно ни к чему. Но отговорки и ложь мой маленький оленёнок почувствует за километр. Тяжело вздохнув, я постаралась улыбнуться. — И как ты догадался, Сири? Блэк проказливо улыбнулся, игнорируя напряжение друга, и пожал плечами: — Моя леди, у меня на такое настоящее чутьё… но приоткрой всё-таки завесу тайны, — усмехнулся мальчишка. — В кого же? — Я люблю жизнь, Блэк, — спокойно сказала я, откидываясь на спинку сиденья и щурясь от солнца. — Я влюблена в неё так глубоко и сильно, как никто другой. И что-то мне подсказывает, что эти чувства взаимны. Я не шутила. Это действительно была правда: немного искорёженная, немного странная и тяжёлая для понимания детей. Но это была правда. Я любила ветер, который играл моими волосами, когда я свешивалась из окна в башне Гриффиндора, я любила запах прелых листьев и холодный осенний дождь, что неустанно хлестал по моим плечам, когда я выбиралась погулять в дурную погоду без плаща, я любила вкус рождественского имбирного печенья, обмакнутого в какао, любила интересные книги и смех друзей, любила… себя? Наверное, только сейчас ко мне пришла эта странная гармония с внутренним я. Мой внешний вид, мои занятия, моё окружение — ничего из этого не вызывало во мне отторжения, во всём мне было комфортно, словно я жила в каком-то маленьком и уютном мирке, где мне не грозили ни горести, ни печали. Годы, проведённые в этом мире, не прошли для меня бесследно. Я стала более мягкой, начала реже ожидать подвоха хотя бы от самых близких людей, училась заново доверять, училась не тянуть всю тяжесть неподъёмной порой ноши на собственных плечах. Ведь теперь в моей жизни появились те, кто не только был готов мне с этим помочь, но и хотел это сделать. Теперь в моей жизни появилась семья и, что самое странное, родной дом, в который хотелось возвращаться после длительных или коротких отлучек, неизменно встречаемая родными людьми и уже знакомыми до боли стенами. И я надеялась, что со временем эти дети смогут понять эти слова, смогут понять меня. Но пока что подобное признание вызвало лишь растерянные улыбки и пожатие плечами. К моим странностям уже давно здесь привыкли. Время в поезде пролетело как-то слишком незаметно, а на перроне меня уже встречали. К моему большому удивлению, только Игорь — Нана отсутствовала. — Твоя мать немного приболела, — улыбнулся Каркаров, впрочем, не выглядя особенно расстроенным или встревоженным. — Так что послала встречать только меня. Я лишь пожала плечами, чмокнула отца в щёку и позволила сжать свою руку, чтобы уже через секунду быть перенесённой на само крыльцо дома. Крыльцо, где стояла моя мать, счастливая, слегка пополневшая и со значительно округлившимся животом. Понимание пришло сразу же. К моему стыду, первым ощущением была не радость, а какое-то больное облегчение. Впрочем, это не помешало мне радостно взвизгнуть и тут же оказаться в её объятиях. От матери пахло её духами из вербены и чем-то тёплым, родным. — Мы хотели тебе сказать раньше, но решили повременить. всё-таки это было бы небезопасно. Я лишь кивнула. — Кто? — Близнецы, мальчик и девочка, — улыбнулась женщина и её взгляд обратился куда-то вовнутрь себя, как часто бывает у будущих матерей. — Имена мы ещё не выбирали, ждали тебя… Отец, подошедший как-то слишком неожиданно, рассмеялся. — Расскажи ей вторую новость, дорогая, — по-доброму усмехнулся он. — Думаю, у тебя получится лучше. Где-то глубоко внутри кольнуло предчувствие чего-то пугающего. Паранойя взметнулась, душа горло появившимся словно из ниоткуда страхом. — Мы едем в Россию. Мир словно поблек.***
Вечер опустился на поместье. За окном пели птицы, постепенно смолкая, словно они тоже, как и сама природа, через силу боролись со сном. Отец и мать были, кажется, в гостиной, что-то обсуждая за чашкой чая, все домовики были заняты сборами. По всегда тихому дому теперь постоянно кто-то сновал, слышался гомон голосов. Предметы передвигались, какая-то мебель упаковывалась с собой, то тут, то там раздавались хлопки аппарации эльфов. Я сидела перед собственным чемоданом и бесновалась, отчего вещи в моей комнате порой взмывали в воздух, а стёкла ощутимо подрагивали. Как они могли так со мной поступить? Зная, что у меня есть чёткие планы как на жизнь, так и на лето, предполагая, что я воспротивлюсь, они всё равно сделали по-своему… Как и все обыкновенные родители совершенно обыкновенных детей. Горло снова сжалось, отчего я нахмурилась, давя в себе порыв зарыдать. В конце концов, слезами горю не поможешь. Впрочем, были в этом путешествии и плюсы. Я могла посетить Россию, свою прошлую родину, по которой, впрочем, в последнее время не особо и ностальгировала. Привлекательной мне казалась и идея остановиться в магическом Царьграде — который, между прочим, не имел ничего общего со Стамбулом и являлся абсолютно магическим поселением — и возможность впервые за долгое время увидеться с сестрой. Впрочем, сестрой она являлась мне в данный момент лишь на словах, как бы грустно это ни звучало. Однако, увидеть повзрослевшую и изменившуюся Петунью было любопытно. Не стоит считать меня неблагодарной заразой. Памятуя о том, кому я обязана своим благополучием в первые месяцы собственной жизни в этом мире, я неизменно курировала информацию о маггловском мире, скрывая за этим интересом моё более пристальное внимание к Эвансам. Впрочем, это и не было особенно нужно. Мои прошлые родители переехали в Лондон, остановившись хоть и не в новом, но в достаточно симпатичном и можно даже сказать престижном районе города. Купили старый особнячок, который вскоре уже можно будет назвать старинным. Миссис Эванс, насколько мне было известно, так и не устроилась на работу, решив посвятить себя собственному делу, так что очень скоро в городе была открыта семейная пекарня, носящая одноимённое название «Evans' Bakery». Дела у неё шли неплохо, впрочем, она вскоре подобрала работников, так что теперь лишь изредка стояла у прилавка или пекла свои фирменные булочки. Мне их всё же купили ни о чём не подозревающие родители, когда мы были на небольшой экскурсии в маггловском Лондоне. Если быть точными, они лишь проспонсировали мою покупку. Миссис Эванс в тот момент за прилавком не было — выдался на редкость дождливый день, и приболевшая женщина посчитала нужным остаться дома — а меня встретила достаточно разговорчивая и бойкая продавщица. Ей было около шестнадцати и, судя по всему, она подрабатывала в пекарне после школы. — Осторожней, мисс, они горячие, — предупредила меня тогда девушка, задорно улыбаясь, и её зелёные глаза в этот момент искрились весельем и толикой заботы. Она откинула тугую косу из тёмно-рыжих волос назад, и моё настроение в этот миг оказалось недалеко от пометки «ноль». Кто знает, по какому принципу миссис Эванс подбирает себе помощников, это в любом случае не должно было меня касаться… но общая схожесть, которая прослеживалась так чётко, заставила меня рефлексировать ещё не один день. От воспоминаний меня отвлёк недовольный Мефистофель. Котяра поглядывал на меня своими полуприкрытыми янтарными глазами из-под горы вещей. — Ну чего тебе, чего? — раздражённо буркнула я, насупясь. Воспоминания абсолютно не способствовали хорошему настроению. Кот, клянусь небесами, страдальчески закатил глаза и перевернулся на другой бок, отворачиваясь от меня и являя моему взору дневник в чёрной кожаной обложке. Почему-то захотелось обругать себя последними словами. — Солнышко, я тебя люблю, — прошептала я, трепля кота за ухом; тот лишь недовольно фыркнул, намекая на мою незадачливость, и замурчал, подставляясь под ласки. Погладив кота, я выцепила из-под него книжку и, оглядываясь на дверь, словно вор, раскрыла блокнот. — Лилс, ты готова? — голос, раздавшийся у самой двери, заставил подскочить. — Да, почти, — отозвалась я. — Через пять минут буду. — Мы ждём тебя через две минуты внизу, — немного недовольно крикнула Нана, и я услышала её удаляющиеся шаги. Коря себя за невнимательность, стоящей мне клубка нервов, я поспешно раскрыла блокнот и, взяв первое попавшееся перо, выскребла:Родители увозят в Россию. Царьград. Подробностей не знаю. Страшно.
— Ну где ты там? — послышался недовольный голос отца, судя по всему, усиленный заклинанием. — Иду, — тихо буркнула я, засовывая блокнот в чемодан. Оставалось только захлопнуть крышку чемодана с чарами незримого расширения и набросить чары, которые позволили ему беспрепятственно начать своё путешествие на нижний этаж. Переноска для кота нашлась быстро, а поспешно вызванная домовушка уже тащила вниз клетку с филином. Брежнева я оставлять отказалась, ссылаясь на то, что он является моим фамилиаром. В конце концов, животное без меня и правда может загнуться. Тяжело вздохнув, я встала, одёргивая подол. В зеркале на минуту отобразилась испуганная, растерянная девочка; её волосы были забраны в две косы, а на бледной коже не была и намёка на веснушки. Они попросту исчезли после одного из ежегодных ритуалов на Самайн, да так до сих пор и не появились. Тёмно-зелёное свободное платье, чёрная дорогая мантия с защитной рунической вышивкой, чёрные тонкие гольфы и чёрные же туфли, всё казалось искусно подобранным и гармоничным, волей-неволей переключая на себя внимание с моего бледного лица. Хмыкнув, я ещё раз расправила складки на подоле и вышла за дверь. Внутри поселилось ожидание чего-то грядущего.