***
— Он чудовище! Чудовище! Мицуи Кёко рыдает, уронив лицо в ладони. Громко, надрывно, отчаянно. А я чувствую себя глупо и неловко. — Все-таки расскажите мне что-нибудь о нем, Мицуи-сан. — Он… он был мне как сын! Мы с ним сразу нашли общий язык и говорили обо всем на свете. Он умел слушать как никто другой, всегда поддерживал меня, когда работа становилась невыносимой и я была близка к нервному срыву. И всегда мог посоветовать хорошее решение — потом казалось, что оно лежит на поверхности, но иногда я была не в состоянии сама разобраться. Я… я доверяла ему! А потом он… Надо же. Всю дорогу «я, я, я» — и вдруг «потом он». — А потом он? — А потом… он… он убил Симидзу Таро. Все считают, что бедный мальчик просто покончил с собой… он умер от передозировки снотворного. Я еще удивилась, как ему удалось накопить столько таблеток. Но потом… я нашла у него на руке свежий след от инъекции. И сразу все поняла. — Почему вы решили, что это убийство, Мицуи-сан? — Они… никогда не ладили. Сначала я думала, что это… такая ревность, что ли, — Мицуи смеется, неестественно и невесело. — Глупо, думала я, ведь они оба были мне… как родные дети. — Простите, Мицуи-сан, но все-таки это не основание… — Я спросила его. А он только улыбнулся и сказал, что всегда хотел помочь Симидзу-кун справиться с депрессией. Я сказала, что заявлю в полицию. А он сказал, что я этого не сделаю. И был прав… как всегда… он всегда оказывался прав, — лицо Мицуи снова некрасиво морщится, но она берет себя в руки. — Он чудовище. Вы сами увидите. Это абсолютно ничего не доказывает. Но зачем ей об этом думать. — Хорошо, Мицуи-сан. Спасибо вам. И… простите, что напомнил вам о пережитом горе. Вы, должно быть, очень близко принимаете к сердцу… — Конечно, это же я во всем виновата! Я должна была догадаться, предотвратить… Ты должна была сдать его копам, раз была так уверена, думаю я. А вслух говорю (надеюсь, что сочувственно): — …Но даже врачи не всесильны. Увы, мы всего лишь люди. — Да, да… Вы правы, Урахара-сан. Надеюсь, после отпуска я смогу… возобновить практику. — Конечно, сможете, Мицуи-сан. Или просто временно займетесь научной работой. Ваши знания и квалификация не пропадут зря, и вы еще поможете очень многим людям… Как часто я такое говорю. Но обычно все-таки пациентам, а не коллегам. Когда Мицуи наконец успокаивается, желает мне удачи и уходит, я понимаю, что хочу увидеть «чудовище» до того, как изучу его медицинскую карту. Чтобы быть менее предвзятым. Пока мне достаточно впечатлений его бывшего врача и знания о том, что на его руках кровь шести человек — или семи, если верить, собственно, врачу.***
Пациент ждет меня в своей палате. «Макисима Сёго» — написано на табличке на двери и кандзи, и хираганой. Он сидит на кровати — то есть на футоне, больница предпочитает традиционный стиль — в дальнем углу, прислонившись к стене. Надо же, какие у него красивые, изящные кисти рук. Руки музыканта. Или вора. Он поднимает голову и смотрит на меня вопросительно. Лицо его, очень бледное, жесткое и невыразительное, абсолютно безмятежно. И нечитаемо. — Доброе утро, Макисима-сан, — говорю я, стараясь, чтобы это прозвучало доброжелательно и нейтрально. — Я ваш новый лечащий врач, Урахара Киске. — О… правда? — безмятежность мгновенно меняется на… восторг? и все его лицо словно освещается изнутри смутной надеждой. Я немного теряюсь, глядя, как он откладывает книгу и поднимается. Все его движения выдают волнение, на секунду он останавливается, чуть покачнувшись и прикрыв глаза. И я даже почти бросаюсь поймать его, если он упадет в обморок (от чего?). Но Макисима опережает меня. Совершенно внезапно он оказывается очень рядом со мной, слишком рядом, и кладет ладони мне на плечи. И прежде чем я успеваю осознать происходящее, он прижимается ко мне и тихо спрашивает: — Вы же останетесь в больнице насовсем, да? Вы же не оставите меня, никогда, никогда? Макисима почему-то стоит на цыпочках, хотя разница в росте у нас — всего пара сантиметров, и когда он чуть пошатывается от неудобной позы, я машинально подхватываю его под поясницу. Со стороны смотрится как объятие. Не то чтобы я принципиально против, но на душе паскудное ощущение — как от подката с подставой. — Не могу вам ничего обещать, Макисима-сан, — отвечаю я. И мягко отстраняю его от себя, даже не чувствуя никакой вины. Хотя, если бы не пресловутое паскудное ощущение — точно бы чувствовал. И, похоже, мой пациент и сам понимает, что немного переиграл. Потому что он смотрит мне в глаза, и я буквально вижу, как меркнут безумный восторг и отчаянная надежда, как снова замирают чистые, жесткие черты его лица. Макисима отворачивается от меня и неловко переступает босыми ногами. — Понимаю, — совсем тихо говорит он совершенно бесцветным голосом. — Простите, Урахара-сан. — Не за что, — очень ровно отвечаю я. — Увидимся позже, Макисима-сан. Я ухожу от стеклянной двери палаты, не оглядываясь. Обычно я прекрасно чувствую чужие взгляды, так что сейчас точно знаю, что мой пациент не смотрит мне вслед. И по одному этому понимаю — с ним будет действительно сложно. Но, кажется, очень интересно.***
Вернувшись в свой кабинет, я все-таки открываю медицинскую карту Макисимы и его личное дело параллельно. И сразу же нахожу нечто занимательное. О шести убийствах не говорил только ленивый журналист, зато в карточке есть еще два предположительных доведения до самоубийства, одно из которых успешное. Обе жертвы раньше работали в больнице, и, наверное, это очень плохие истории — судя по тому, что он все еще здесь. А не в специальной тюремной клинике. Подумав об этом, я вспоминаю, что у моего пациента парадоксально много фанатов в интернете — по многим гораздо более кровавым преступникам так с ума не сходили на моей памяти. Есть даже, о господи, целый официальный фанатский сайт, особо известный тем, что его админ до сих пор сохраняет инкогнито и ни один хакер не смог его вычислить. Нужно изучить фан-клуб Макисимы подробнее, да. История болезни довольно стандартная, ничего выдающегося, ЭЭГ и МРТ, приложенные к карте, тоже не вызывают удивления. Именно такие, какие полвека назад вызвали бы недоверие и сильные подозрения в фальсификации. Прекрасный, блестящий психопат, вне всякого сомнения, и даже по знаменитому опроснику Роберта Хейра он набирает стабильно больше 30 баллов. Кормить таблетками Макисиму можно, но разве что для лечения, гм, биполярного аффективного расстройства, которое ему тоже приписывают. О! еще и вялотекущую шизофрению, любимый приемчик советской карательной психиатрии. И тут еще что-то про множественную личность. Это уже перебор, и кажется, мой пациент сидит тут очень не просто так. А что до его психопатии, то мне нужно залезть ему в голову и придумать для него хорошую причину вести себя иначе. Сложно, тем более в нем все-таки есть что-то как будто нетипичное. Впрочем, я в любом случае обязан так считать, чтобы не пропустить важного. «Пациент избегает прикосновений к людям, вплоть до гаптофобных и истерических проявлений, панических атак». Вспоминаю, как пациент при первой же встрече бросился мне на шею. «Затеял драку с соседом по палате, который случайно задел его, готовясь ко сну». Ого. «Имеются трудности с забором крови, поскольку пациент крайне остро реагирует на прикосновения, что в отдельных случаях приводит к обморокам и появлению гематом». Интересно. Но здесь самое простое — спросить самого пациента. И лучше всего — сегодня же вечером. Тем более что он кажется хотя и сложным человеком, но занятным собеседником. Хотя «занятный» неправильное слово, никогда не стоит недооценивать против… мм… психопата. Да. В каком-то смысле противника. Казалось бы — разве он противник мне, этот юноша бледный со взором горящим, тем более что он в самом деле очень бледный, очень юный (ну что мне какие-то 27 лет) и… что? с очень горящим взором? Надо же, я даже помню, какие у него глаза — длинные, острые и холодно-зеленые. Впрочем, он весь длинный, острый и холодный, как лезвие опасной бритвы. Такой контраст с имиджем, выстроенным в ходе его защиты на суде — в СМИ он выглядел как невинная майская роза. И он вполне себе противник — которому нечего терять. Макисима не связан ничем, а я связан врачебной этикой и собственным желанием помочь и не навредить. Если найду, чем связать его — буду молодец и гений терапии, ха-ха. Или молодец и гений БДСМ, ха-ха три раза.