***
Все в пелене белоснежного тумана. Очертания неясных статных фигур. Приглушенные и отчего-то смутно знакомые голоса. Темные воды памяти идут кругами… — Как он похож на отца… Этот мелодичный глас сладок как мед… Его невозможно не узнать! Сколько колыбельных спел его обладатель для маленького Тьельпэ! — Не смей думать об этом! А этот голос так пронзительно-резок… Кровь вскипает при его звучании! Сколько оскорблений в адрес Валар и потомков презренной Индис слышал маленький Тьельпэ от его обладателя! — Это очередной морок! Решительно, жестко, словно кинжалом по пульсирующей шее загнанного животного… Обладатель этого голоса никогда не проявлял слабости, ибо в охоте на лютого зверя она могла обернуться большой бедой. — Тьелькормо, он не похож на Каукарэльдэ*, — вновь звучит сладкозвучный голос первого из певцов Благословенного Края. — Я бы почувствовал, и ты это знаешь, если бы его тело было мертво. Тьельперинкваро вздрагивает, пытаясь прийти в себя. Его светловолосый дядя тут? Ну да… По словам Моринготто третий из Феанарионов погиб в топях Серах. Значит, суровый Намо позволил им встретиться?.. — Но в нем чувствуется великая Тьма, Макалаурэ! — яростно парирует самый гневливый из Эльдар. — Что он пытался сделать своими чарами? Кого призывал в Холодную Долину? Тьельперинкваро дрожит, с трудом заставляя себя сохранять спокойствие. И Златокователь здесь! Кто теперь воспевает мастерство Нолдор под голубым небом Валинора? Неужели возжелал суровый Намо запереть сладкозвучного соловья в своей темнице? — Я уже послал гонца вслед Курво. Он со свитой должен будет встретить и сопроводить сюда Руссандола и его отряд, — твердо произносит светловолосый Феанарион. — До их приезда стража будет стоять у дверей этих покоев. Тьельперинкваро содрогается в ужасе, пытаясь отчетливее разглядеть говоривших. Разве он не в Мандоссэ? Страна Туманов, что сулили темные воды озера, оказывается оплотом Феанарионов? Голоса затихают, а фигуры удаляются. Куруфинвион силиться что-то сказать, но лишь слабый хрип срывается с его уст. Он не может до конца поверить, что перед ним только что стояли его сгинувшие в жерновах войны родичи. Моринготто солгал. Конечно, Тьельперинкваро мог бы и сам догадаться о том, что в Битве-под-Звездами погиб только старший из Финвионов… О, как мечтал он о встрече с родными! Как сильно тосковал о них! Но что теперь?.. …Тьельперинкваро не смог себе ответить. Перед ним стояли его родичи, но он не смел даже помыслить о том, чтобы… Как найти в себе силы и мужество, чтобы открыться им? Какие слова сказать, чтобы тронуть их сердца?.. Почему же он помнит о них? Как он очутился здесь? Разве темные воды не поглотили его и не перенесли в Страну Туманов? Задаваясь этими страшными вопросами, лежащий на мягком ложе Тьельперинкваро вновь проваливается во Тьму.***
Глубокий и непрерывный сон Куруфинвиона прерывается громкими голосами неожиданно ворвавшихся воинов нолдор. Его еще не окрепшего резко вздергивают на ноги, надевают на голову мешок и волокут куда-то. По дороге нолдо вспоминает события, которые предшествовали этому пробуждению, а точнее его плену в крепости Лордов Химлада. Моринготто сдержал свое обещание. Несомненно, та крупная летучая мышь, которая время от времени попадалась Куруфинвиону на глаза, и была обещанным эскортом. Должно быть, она вытащила его тело из темных вод и тотчас призвала один из отрядов стражей Нолдор, охранявших местность. Сердце Внука Феанаро сжимается, когда он догадывается о том, что его бывший названный отец еще не завершил с ним свою страшную игру… Но что именно приготовил Черный Враг бедному Куруфинвиону? Разве Брат Манвэ еще не вдоволь наигрался с ним?.. Тьельперинкваро щурится от слепящего света. С его головы только что сдернули мешок и с силой толкнули вперед. Когда глаза привыкают, Куруфинвион принимается оглядываться по сторонам. И обнаруживает, что стоит перед пятью нолдор, восседающих в резных креслах, расположенных полукругом. Их негодующе, встревоженные и холодные взоры, кажется, пронзают насквозь. Один лишь рыжеволосый нолдо, что располагался в центре и на чьем челе красуется медный венец, смотрит на него внимательным, проницательным взглядом, будто вспоминает. Тьельперинкваро же отвечает на это своим прожигающим взором, от которого даже Майрону порой делалось не по себе. Рыжеволосый вздергивает бровь, привычка унаследованная от отца, который в свою очередь перенял ее от своего отца. И лишь после этого Тьельперинкваро вдруг осознает, что перед ним восседает никто иной, как Нельяфинвэ Майтимо. Моринаро словно поражен молнией. Неужели этот столь суровый муж, чье лицо украшено паутиной шрамов, и есть его дядя Руссандол? Что он пережил в лапах у Моринготто, если столь сильно изменился? И самое ужасное, что сам Тьельперинкваро невольно участвовал в мучениях друга Астальдо. Сердце Куруфинвиона сжимается. Что если Феанарион не поверит его словам о том, что он прозрел, и люто отомстит за все страдания? Моринаро, конечно, желает попасть в Мандоссэ и обрести долгожданный покой, но не такой ужасной ценой… Неужели Моринготто желает так страшно погубить свою марионетку, а заодно и ее родичей?.. Моринаро не верит своим глазам, ибо не желает призывать себе и своей вновь обретенной семье такую страшную судьбу… Но чем дольше Темное Пламя смотрит на Лорда Химринга, тем больше убеждается, что это тот самый нолдо, к которому он приходил и страстно убеждал принять сторону Брата Манвэ. Каким глупцом он был тогда! Ведь дядя был прав в своей ненависти к Господину Майрона. И тут же перед взором Куруфинвиона проносятся полузабытые воспоминания из далекого детства, что было так светло и безмятежно. Когда-то давно, в другой жизни, маленький Тьельпэ любил забираться на колени к дяде Нельо и часто засыпал в его крепких объятиях. А потом… Трехглавая Крепость. Моринаро, ослепленный ложью своего названного отца, сначала едва узнал его, а потом… Глаза Тьельперинкваро тут же покрываются кромкой льда. Трудно было поверить, но в детстве случалось, что он нечаянно называл своего учителя именем старшего из Феанарионов. — Вот мы и встретились вновь, дядя, — обращается Тьельперинкваро к Руссандолу. — Я рад тому, что ты спасся, хоть и ценой потери руки. — Дядя?!.. — выплевывает сидящий на левом краю нолдо, и румяное лицо его тут же искажается гримасой презрения. — Карнистиро! — одергивает соседа другой нолдо, чей голос сладок подобно меду. — Да кто он, чтоб… Тьельперинкваро не интересны эти склоки. Ему важен сейчас лишь один из этих суровых нолдор. Стремительно его взгляд скользит на правый край полукруга. Там, подобно безмолвному изваянию мастерицы Нерданель, восседает тот, кого он столь сильно жаждал увидеть все эти годы. Рядом с застывшим истуканом располагается златокудрый муж, который, наклонившись к нему, что-то торопливо шепчет. — Атар… — чувствуя, как во рту неожиданно пересыхает, с трудом выговаривает Тьельперинкваро. — Да как он смеет!.. — взрывается Карнистиро, злобно буравя горящим взором незваного гостя. — Атаринья… — вкладывая в это слово всю свою любовь без остатка, вновь произносит внук Феанаро. Резко смолкнув, стремительный Тьелькормо обращает свой полный ненависти взгляд на того, кого в Трехглавой Твердыне нарекли Темным Пламенем. — Ат-то… — благоговейно выдыхает Тьельперинкваро, чувствуя, как сердце разрывается под этим леденящим душу взглядом, что бросает на него самый дорогой ему эльда. Воцаряется звенящая тишина, в которой слышатся только отзвуки дыхания и биение сердец. Так проходит какое-то время. — Ты знаешь, кто сейчас перед тобой, — вновь обращается он на Шибболете Феанаро к Руссандолу, восседающему в центре полукруга. — Я — Куруфинвэ Тьельперинкваро Куруфинвион, прозванный Темным Пламенем и вероломно похищенный из разрушенного Форменоссэ! В ответ молчание, что острее любого клинка. — Я — воспитанный в чудовищной лжи несчастный, на чьих руках запеклась кровь бесстрашных квенди! В ответ стена отчуждения, что холодней самого Хелькараксэ. — Я — тот, кто узрев благословенные Сильмариллы, скинул с себя липкие сети лжи и замыслил низвергнуть трижды проклятого Моринготто! На этот раз реакция следует незамедлительная. — Мерзавец! Кровавый пес! Да как ты… — Карнистиро! Тьелькормо вновь склоняется к брату и начинает что-то бормотать. Лишь окаменевший Атаринкэ продолжает неподвижно сидеть, будто лишившись дара речи. — Довольно! — приказывает стремительно вскочивший Руссандол, наконец потерявший самообладание. — Довольно, Темное Пламя! — Зови меня, как прежде звал, — просит Куруфинвион, — а это страшное прозвание оставь для Моринготто. — Я сам решу, какое имя тебе подобает, — жестко говорит помрачневший Майтимо, — а прежде этого ты должен ответить на вопросы. — Твое право, дядя, — спокойно отвечает Тьельперинкваро, — ведь теперь я твой пленник. Грозные Феанариони вновь оживляются. Этот столь необычный нолдо интересен им. Он смог завладеть их вниманием, хоть сами они боятся себе в этом признаться. Он пугает их, заставляя вспомнить то, что они так отчаянно стараются позабыть… — Кто ты? — подавшись вперед, спрашивает Макалаурэ, который еще в Благословенном Краю прославился как прекрасный эмпат. — Ты знаешь. — Да, знаю. У тебя память и обличие сгинувшего Куруфинвиона, но ты не он. Тьельпернкваро готов к таким страшным словам. От него не укрывается, как сильно потускнели глаза Златокователя. Он слышит в его словах нотки сожаления, некой обреченности. Кровь тэлери. Подробности Резни Куруфинвион не знал, но сразу почувствовал, что дурные вести, принесенные Майроном, — правда. — У тебя память и обличие сладкоголосого Канофинвэ, но ты не он, — жестко парирует Моринаро. Макалаурэ молча кивает и так тяжело вздыхает, что Тьельперинкваро понимает — менестрель будет до конца самой Арды скорбеть о Гаванях. — Да как ты смеешь, мерзкий кровопийца!.. — Довольно!.. — вновь останавливает гневливого брата Лорд Химринга. — Не останавливай его, Высокий. Дядя Морифинвэ прав. Да, мне приходилось проливать кровь квенди, и я получал от этих злодеяний немыслимое упоение. В пылу гнева я обезглавил своего родича — доблестного Аракано Нолофинвиона, — признается Тьельперинкваро, — но ответьте мне, какое право Вы имеете на осуждение, ведь и Ваши руки багряны от крови сородичей! — Цепной пес Моринготто! Презренное отродье Тьмы! — вскрикивает раскрасневшийся от переполняющего его гнева Лорд Таргелиона. — Да как ты смеешь сравнить себя с нами?! — Остынь, Морьо! — вступает в разговор светловолосый Лорд Химлада, бросив колкий взгляд на Моринаро. — Для чего ты тайно проник в Холодную Долину? Тьельперинкваро вздыхает. Разве о такой встрече он все это время мечтал? Думал ли он, что его светлые детские грезы обернутся мучительным кошмаром?.. — Отвечай, презренный! — приказывает Тьелькормо, сжав подлокотники кресла. — Кого именно ты призывал заклятьем на валарине? Чего добивался? — Я лишь хотел зачаровать камень, покорить Стихию, — оставаясь странно спокойным под напором Светлого, отвечает Тьельперинкваро, — о чем, знаю, некогда мечтал сам Феанаро. — Как ты смеешь произносить это имя! Как ты смеешь!.. — вскочив, кричит Темный. — Карнистиро, успокойся! — встав рядом с яростным братом, восклицает взволнованный Макалаурэ. — Успокойся! — И что?.. — настороженно вопрошает Тьелькормо, явно заинтригованный ответом пленника. — Моринготто будет низвергнут, — гордо вскинув голову, тотчас ответствует Тьельперинкваро, — ибо Стихии покорены мной и заключены в Камни Силы. — С каких это пор мы верим мерзким тварям Моринготто? — выплевывая слова, спрашивает Карнистиро, сжав кулаки. — Хоть он и пришел из Трехглавой Твердыни, но его слова правдивы, — парирует Макалаурэ, с бесконечной печалью глядя на Темное Пламя. — Камни Силы… И где они? — вновь задает свой вопрос Светлый. — Отвечай же! Куруфинвион безмолвствует. И его молчание красноречивей всяких слов… Как рассказать гневливым Феанариони, что он добровольно передал два Камня на хранение самому Моринготто? Ведь они убьют его прежде, чем он сумеет объяснить, что Камни зачарованы так, чтобы вытягивать силу из Черного Врага… А если же не убьют его, то не едва ли поверят его словам… Лишь в очередной раз не захотят принять истину. В напряженной тишине раздаются тяжелые шаги. Это суровый Лорд Химринга подходит к пленнику. Остановившись, он долго всматривается в глаза своего вновь обретенного племянника. — Я был обманут Моринготто также, как и великий Феанаро, дядя, — тихо говорит Тьельперинкваро, чье израненное сердце сжимается от тягостного предчувствия скорого конца. — Но ведь это уже не имеет никакого значения, верно? Нельяфинвэ ничего не успевает ответить, в этот миг по залу громко разносится резкий лающий смех, наполненный отчаянием. — Курво!.. — восклицает Тьелькормо, испугано посмотрев на явно обезумевшего брата. Гнев Феанариони страшен, но их отчаяние страшнее. — Стража! Увести его! — приказывает Руссандол и, резко развернувшись, кидается к Искуснику, которого уже пытается привести в себя Светлый. — Отец… Тьельперинкваро успевает произнести заветное слово прежде, чем мешок вновь оказывается надетым на его голову.***