Соломинка

Приняв решение, Скайуокер уже от него не отступал. За неделю, проведенную в Храме, — отдых между боевыми действиями, который ему милостиво выделили, — он успел многое. Первым делом Энакин полез в архив, решив разузнать наконец о жизни Квай-Гона, и был неприятно удивлен скудостью информации. Это нельзя было назвать правкой данных — в Храме таким не увлекались, предпочитая исправлениям полное изъятие в закрытые архивы. Просто целый период жизни Джинна, начиная с ухода Ксанатоса из Храма и заканчивая примерно пятнадцатилетием Кеноби, был похож на краткий пересказ событий. Полетел туда-то, сделал то-то, прилетел обратно. Подробностей или минимум, или совсем нет. И только после пятнадцатилетия Оби-Вана пошли отчеты. Подробные, качественные... Зачастую — ужасающие своим наивным цинизмом. Сразу становилось ясно, в каких условиях выковывался знаменитый сарказм Кеноби. Прочитанное не принесло ясности, разве что по незначительным вопросам, а вот недоумения прибавило. Лакуны требовалось заполнять, и тогда Скайуокер сделал то, чего не делал никогда: пошел расспрашивать друзей своего бывшего мастера. В Храме как раз присутствовали Бент и Вос, еще можно было расспросить Фимора, но Скайуокер предпочел поначалу навестить киффара. Квинлан был очень своеобразной личностью, однако с Кеноби он был на короткой ноге, они дружили, хотя такое положение дел татуинца изумляло. Он при всем желании не мог понять, что связывает образцового магистра, которого можно было считать эталоном джедая, и занимающегося операциями под прикрытием пьяницу, повесу и раздолбая. На счастье Энакина, Вос оказался дома, и даже не спал. Темное лицо открывшего дверь киффара стало нечитаемым. — Рыцарь Скайуокер, — неожиданно сухо поприветствовал он, и Энакин понял: знает. Вос знает. — Чем обязан? — Прошу прощения, мастер Вос, — Энакин взял под контроль свой взрывной характер, хотя ему дико хотелось нахамить. Вот непонятно почему. — Мне нужна ваша помощь. — Помощь? — неопределенно хмыкнул Квинлан. — Ну-ну. Выкладывай, зачем пришел. — Я читал отчеты мастера Джинна, — медленно начал Энакин, — и заметил, что есть период, когда он их просто не писал. Вы не можете объяснить, почему? И почему их стал писать мастер Кеноби. Киффар махнул рукой на мягкое обшарпанное кресло и сам развалился в точно таком же. — Джинн не писал ничего, потому что не мог же он написать, что лазит Сила знает где. А в перерывах они с Ксанатосом пытаются угробить друг друга, — темное лицо Воса приобрело какое-то странное выражение. — Депрессия у него была, понимаешь ли. Он и так был... своеобразным, а Падение падавана и вовсе чуть не свело его с ума. М-да... — пожал плечами киффар. — Ну а после испытательного срока отчеты писал уже Оби. — Какого срока? — опешил Энакин. — Обычного, — непонятно ухмыльнулся Квинлан. — Оби-Вану разрешили вновь вернуться в Орден и снова стать падаваном Джинна, но он должен был пройти испытательный срок. После Мелиды-Даан. Вернуться? Значит, Оби-Ван покинул Орден? Но... У Скайуокера в голове такая мысль не укладывалась. — Мастер Вос... Вы можете рассказать подробнее? Киффар оценивающе взглянул на Энакина и начал рассказ, приведший рыцаря в состояние шока. Бросить падавана, которому не исполнилось и четырнадцати, на планете, охваченной войной, идущей там годами? И при этом заявить, что это — предательство мастера и Ордена? У Кеноби было много недостатков, но Скайуокер твердо знал: если бы Энакин заикнулся о помощи кому-то, то его мастер тут же остался бы с ним. Да, он бы бурчал, читал нотации, прогрызал дырку в голове лекциями о поведении правильного джедая, но никогда и не подумал оставить падавана без присмотра. Для Оби-Вана это было просто немыслимо. Что говорить, он до последнего считал, что Энакину необходимы присмотр и забота. Тогда Скайуокер считал это навязчивостью и покушением на его самостоятельность. Он же взрослый и почти рыцарь! Теперь он мог о такой заботе только тоскливо мечтать, о чем недвусмысленно напоминала висящая в маленьком мешочке на шее коса. Поблагодарив Воса за информацию, Скайуокер принялся за скачанные в библиотеке лекции по тем самым традициям, которые он когда-то считал нудятиной, прогуливая с огромным удовольствием, и был неприятно удивлен количеством неизвестных ему мелочей. В Ордене была прорва традиций. Какие-то давным-давно вышли из употребления, превратившись в занятные или не очень курьезы, какие-то практиковали до сих пор, бережно сохраняя дошедшие из глубины веков ритуалы и церемонии. Скайуокер читал и вспоминал годы ученичества, понимая, почему раз в год Оби-Ван обязательно проводит чайную церемонию с совершенно определенным сортом напитка и почему чашек две, а не одна. Почему падаванская коса состоит из трех прядей и начинается и заканчивается белыми бусинами. Почему члены Совета носят плащи совершенно особого оттенка коричневого, а одежда джедаев имеет строго определенный покрой. Все те мелочи, которые он принимал как данность, не вникая в содержание. Неделя пролетела молниеносно. Скайуокер только пару раз навестил супругу, неожиданно с неприятным чувством отметив, что Падме возврат косички к владельцу не слишком-то и взволновал. Женщина лишь вежливо покивала, переключившись на гораздо более понятные ей записи каких-то дебатов, а Скайуокеру почему-то вспомнилось, как странно сиротливо смотрелась среди дорогих драгоценностей его супруги тонкая падаванская косичка, лежавшая на богатом черном бархате обивки. Воспоминание мелькнуло и ушло, но в душе что-то шевельнулось. Канцлер звонил постоянно, зазывая в гости, но Скайуокер каждый раз отказывался, отговариваясь занятостью. Палпатин понимающе кивал, однако во всей его фигуре сквозила такая укоризна, что пару раз Энакин чуть не принял приглашение. Передумывать помогал сам канцлер, ласково намекающий, что он не прочь выслушать жалобы рыцаря на произвол Совета, на ущемляющего его права мастера... Ой, простите, бывшего мастера. Канцлер с таким неприкрытым наслаждением произносил «бывшего», что Энакин тут же рефлекторно ощетинивался. Одно дело самому бурчать на мастера и совсем другое — позволять кому-то плевать ему вслед. Мешочек с косичкой жег грудь, а в голове крутились презрительные реплики Таркина и детские воспоминания. Он никогда не жаловался своей матери, невзирая на кошмар рабства, так почему же, став джедаем, начал распускать сопли? И на дурной пример мастера пожаловаться нельзя при всем желании: Оби-Ван всегда демонстрировал только одно состояние. Он заявлял, что в полном порядке, даже валяясь в грязи и истекая кровью на какой-то помойке. Зато Энакину было о чем побурчать... Пожаловаться. Он стонал и с удовольствием принимал чужие утешения и уверения в том, какой он замечательный. Все остальные его не понимают, такого нежного душой и хрупкого. Когда до Скайуокера дошла эта мысль — совершенно неожиданно, прямо на поле боя, под обстрелом вражеской артиллерии, рыцарь так и замер, ошарашенный неожиданным откровением, и только рев Рекса практически в ухо привел его в себя. Остаток боя прошел как в тумане. Скайуокер автоматически командовал, вытаскивал клонов из завалов, крушил напирающих дроидов. В тот день даже Рекс смотрел дружелюбнее, и Кикс не приставал со шприцами наперевес. Операция прошла успешно, Скайуокера с легионом переместили на следующий участок фронта, к Ки-Ади-Мунди. Они летели в другой сектор, а Энакин угрюмо сидел в каюте, нахохлившись, постоянно теребя и перебирая косичку. Он пробегал пальцами по туго сплетенным прядям, касался бусинок, отмечающих его достижения: механика, пилотирование, навигация, фехтование... С какой гордостью Оби-Ван нанизывал каждую! Энакин тогда буквально купался в том особом тепле, которое было присуще только его мастеру, потерянному по собственной дурости. Иногда Энакин пытался вспомнить, какого цвета бусинки украшали длинную косу Оби-Вана. Белая — символ начавшегося обучения. Пилотирование — как ни странно. Механика... Неожиданно вспомнилось, что именно Кеноби чинил полетевший гипердрайв. И... Там были еще бусины, но вот какие? К сожалению, в памяти мало что сохранилось. Редкие отчеты в Совет позволяли увидеть, что Оби-Ван жив и еще не загнал себя в могилу постоянным стрессом, работой и стремлением к совершенству, но и только. Говорить им пока что было не о чем — как отлично понимал Скайуокер, слишком уж нейтральным становилось лицо Кеноби при виде бывшего падавана. Йода, тот вообще молчал, и рыцарь поразился, насколько сдал гранд-магистр. И его можно было понять: из родословной Йоды остались только двое: сам старик, и Оби-Ван. Да, Дуку и Скайуокер живы... Но они оба отказались быть частью последней линии преемственности, основанной магистром. Иногда Энакину даже хотелось, чтобы Йода ворчал, как прежде, кряхтел и лупил по голеням своей палкой, чтобы Кеноби вздыхал и закатывал глаза. Сила! Да даже чтобы Винду наорал, грозя всеми карами, какие мог придумать. Он годами жаловался на пристрастность и особое к себе отношение, а став как все — тут же захотел вновь быть особенным. Для Совета, для Падме... Для Оби-Вана. Особенно для последнего. Однако все не так просто. Скайуокер прошерстил архивы, даже пару раз крайне обтекаемо поговорил с обычными людьми — теми, кого он никогда больше не увидит, — и так и не смог найти ответа на занимающий все мысли вопрос: как исправить случившееся. Ведь простым «извините» не отделаешься. Не тот вариант. В полном отчаянии Энакин почти решился принести публичные извинения — Ритуал Раскаяния, но даже обдумывая этот шаг, рыцарь прекрасно понимал, что ничего не добьется. Ну встанет он на колени посреди Храма. Ну громко и с выражением попросит прощения... Ну побьется лбом об узорчатый каменный пол. И что? Да, Оби-Ван его простит. Вслух. Но и все. Энакин отлично помнил отношение Кеноби к публичности — знаменитый дипломат и переговорщик терпеть не мог выставлять личное напоказ. После этого спектакля Скайуокер сможет только развернуться и свалить обратно на Татуин — Оби-Ван никогда больше не станет с ним общаться. Для него это будет позором. Несмываемым. Поэтому самый простой, легкий и глупый вариант действий, идеально подходящий Энакину, пришлось отбросить в сторону и забыть. Он должен показать, что изменился, что больше не ребенок. Надо действовать взвешенно и наверняка. Вот только как? Голова шла кругом, а тут еще и кошмары начались. Падме умирала, и Энакин просыпался в поту, закусывая одеяло, чтобы не перебудить своими воплями весь крейсер. Возвращение на Корусант воспринялось как ответ на молитвы о помощи. Скайуокер плюнул на все, и первым делом навестил жену — здоровую и бодрую, правда, немного замученную очередным творящимся в Сенате дурдомом. Она рассказывала о том, что канцлер прибирает власть к рукам так, словно решил умереть на посту, оставив после себя развалины демократии и Республики, а Энакин не знал, за что хвататься — от отчаяния и непонимания происходящего у него опускались руки. Отчет был воспринят благосклонно, Винду даже расщедрился на скупую улыбку, а Скайуокера поразил висящий на поясе голографического Кеноби сейбер очень древнего вида: рукоять практически копировала эфесы вибромечей. Да и сам Оби-Ван выглядел изможденным, но одновременно светящимся внутренним светом — словно совершил что-то такое, что давно хотел. Мельница слухов в Храме работала безупречно, и первое, что Скайуокер узнал, наведавшись в столовую — что мастер Кеноби прикончил двух ситхов: Мола, каким-то неведомым способом вновь выкопавшегося из могилы, и его не менее сумасшедшего брата. И произошло это на Мандалоре. Внутри вновь зашевелился червячок чего-то похожего на ревность. Оказывается, мастер решил навестить свою давнюю возлюбленную... Хотя раньше постоянно долбал лекциями о привязанностях. Однако темные мысли были привычно отброшены. Хватит ныть, надо думать о своей проблеме, но сделать это было неимоверно тяжело: перед глазами стояло лицо умирающей жены, а ладони жгли бусинки косички. Падме уверяла, что это все просто кошмары, вызванные войной, что она совершенно здорова, что у нее есть охрана, что все будет хорошо, но вновь погрузившийся в трясину отчаяния рыцарь не знал, что и делать. И обратиться за помощью было не к кому — все немногочисленные друзья или находятся неизвестно где, или погибли, а мастер... Он теперь недосягаем. Когда-то Энакин так хотел вырваться на свободу, а оказалось, что заполучив ее, он остался в гордом одиночестве. Не знающий, что и предпринять Энакин уже даже решил принять предложение Палпатина, и сходить с канцлером в Оперу — опять давали какую-то нудятину, которую татуинец считал даром потраченным временем. Однако планы пришлось изменить: Падме устраивала небольшой прием, и одолеваемый паранойей Скайуокер не смог оставить ее одну. Среди приглашенных неожиданно оказался и вернувшийся с фронта Оби-Ван — и Скайуокер вновь поразился, увидев его живьем, а не на голограмме. Кеноби пришел одетым в полный мандалорский доспех алого цвета с оранжевыми вставками, и клоны, сопровождающие его почетным караулом, смотрели на джедая, как на живое божество. Коди следил за всеми вокруг цепкими глазами, не снимая руки с бластера, а Скайуокеру вспомнилось, что говорили в Храме: в последние полгода на Кеноби так и сыпались покушения, апофеозом которых являлось нападение ситхов. А самого Энакина только Вентресс изредка навещала, словно потеряв к нему интерес. На приеме собрались те, кого Скайуокер знал, благодаря Падме или Оби-Вану, поэтому он мог более-менее поддерживать разговор. А в разгар неформальной беседы на комлинк Кеноби неожиданно пришел сигнал. Скайуокер решил, что это что-то срочное, поэтому вид явно страдающего Винду заставил изумиться. — Оби-Ван, — тяжело вздохнул корун, — планы изменились. Завтра с утра... А! Что тут объяснять! Трасия вернулась. И она опять беременна! Запись прервалась, присутствующие с огромным интересом уставились на закатывающего глаза магистра. — Оби-Ван? — на правах близкого друга Бейл решил попробовать разузнать явно пикантные подробности происходящего. — Это что такое было? Кеноби вздохнул, но отвертеться явно не получалось. — Мастер-джедай Трасия Чо Лим вернулась из Неизведанных регионов. Судя по всему, опять с прибавлением. Падме и Бейл переглянулись, Скайуокер очнулся от тягостных размышлений: видеть Кеноби и не иметь возможности с ним нормально пообщаться было мучительно. — Еще раз? — решил уточнить Бейл. — Прибавление? Но ведь джедаям запрещено вступать в брак! За это изгоняют! — Кто вам сказал? — неожиданно нахмурился Кеноби, и Органа растерянно пожал плечами. — Всем известно. Джедаи не вступают в брак. Не так ли, рыцарь Скайуокер? — обратился за поддержкой сенатор. Рыцарь слегка покраснел, но кивнул. — И что с ней будет? Ее изгонят? — заинтересовался альдераанец, а у Скайуокера по спине потек холодный пот. Кеноби изумленно посмотрел на своего друга. — Великая Сила! Бейл. С чего ты взял такую глупость? — Но ведь браки запрещены... — неожиданно выпалил Энакин, и Кеноби выпрямил и так прямую спину. Вроде неуловимая мелочь, но Скайуокер рефлекторно подобрался: сейчас на него смотрел не Оби-Ван, не мастер Кеноби, а один из магистров Ордена и член Высшего Совета. — Рыцарь Скайуокер, — голосом Оби-Вана можно было резать, как ножом, — произнесите третью строку Кодекса. — Нет неведения, есть знание, — выпалил тот. Кеноби слегка кивнул. — Что в Кодексе говорится о браках? — Ничего... — медленно произнес Скайуокер, ничего не понимая. — Что говорится в Уставе о браках и семьях? — продолжил допрос Кеноби, и Падме с Бейлом украдкой переглянулись: Скайуокер смотрел на своего бывшего мастера, как кролик на удава. — Вступление в брак не одобряется, — напряг память Скайуокер. — Не одобряется без чего? — поднял бровь джедай. Энакин беспомощно промолчал. — Я вам отвечу, рыцарь Скайуокер. Без разрешения. — А почему джедаям вообще необходимо разрешение? — недоуменно поинтересовался Бейл. — Что в этом такого? И эти ваши непривязанности? Кеноби неприятно усмехнулся. — Бейл. Кто твоя супруга? — Королева Альдераана, — пожал плечами Органа. — И сам ты вице-король и сенатор. Не так ли? У вас есть общие интересы. Вы знакомы друг с другом. Вы знаете друг друга... Потому что общаетесь, живете вместе, работаете. Не так ли? — Да, — с явной гордостью ответил сенатор. — А теперь представь, что ты женился на рыцаре или мастере. Твоя супруга выросла в совершенно других условиях: ничего личного, вся ее жизнь посвящена служению другим. Она постоянно на миссиях, а они могут быть опасны — иногда нельзя даже весточку послать. И это тянется месяцами... Годами. К примеру, миссия на Мандалоре заняла год. Мы жили в канавах и ели подножный корм, а за нами шли отряды убийц. Твоя супруга будет подчиняться воле Сената, в котором ты работаешь — куда пошлют, туда и направится. Видеться будете редко. Знать что-то о друг друге? Для этого необходимо время, которого у вас не будет. И это так... Самый простой вариант. Падме подалась вперед, напряженно слушая. — Джедая могут убить. Искалечить, — ровный голос Кеноби звучал в полной тишине. — Продать в рабство. Использовать для целей, неприемлемых обществом. Он может пропасть без вести. Ты будешь ждать свою любимую месяцами, годами... зная о таких перспективах, что она может не вернуться? А теперь о непривязанностях. Представь, что кого-то из вас взяли в заложники. Что ты будешь делать? Ты сможешь пожертвовать одним разумным, чтобы спасти десяток? Или самому пойти на смерть? А ведь сейчас идет война. Поэтому браки... не одобряются. И касается это в первую очередь тех, кто постоянно в разъездах — то есть дипломатов. Мы должны быть беспристрастны. А брак — это прекрасный способ политического давления. В первую очередь. Падме сидела, словно палку проглотив. Скайуокер застыл. Мешочек с косой казался раскаленным. — Это, конечно, крайний вариант, — устало вздохнул Кеноби,— но и такое бывает. Трасия — прекрасный дипломат, целитель и исследователь. Она очень... неортодоксальна, хотя и является близким другом Мейса Винду. — И в чем это выражается? — прокашлялся Органа. — Она крайне неразборчива в связях, — махнул рукой джедай, — а еще несколько раз выходила замуж. Естественно, с последствиями в виде детей. Хорошо хоть, мозгов хватает развестись, и ей нельзя поставить в вину многомужество. А то и так головной боли хватает. — И что с ней будет? — поинтересовалась Падме, бросив на своего супруга странный взгляд. Кеноби хихикнул. — Да ничего такого. Винду будет долго распинаться о подобающем поведении, читать мораль... Назначит ей ясельный долг до конца беременности. Минимум. Будет долго возмущаться. Трасия похвастается успехами своих падаванов, возможно возьмет кого-то еще. И снова улетит неизвестно куда. Вот и все. — А... Исключение? — пролепетал Скайуокер. Кеноби поджал губы. — Рыцарь Скайуокер! Что вы делали на занятиях? Какое исключение? Целибат и прочие крайности отменили несколько веков назад. Если джедай хочет вступить в брак — он должен получить разрешение, только и всего! Чтобы политики не придирались! Как магистр Ки-Ади-Мунди. У него пять жен и восемь детей. Да, видит он их нечасто, но никто не жалуется. У нас Орден, а не... Не! — Простите, — пролепетал выбитый из колеи рыцарь. — Я не знал. Кеноби встал, осуждающе покачав головой. — Нет неведения, есть знание, — наставительно произнес он. — Недостаток информации может быть опасен. Можно попасть в беду по незнанию... Скайуокер покраснел. Уже. И сказать никому нельзя — такой позор. — Поэтому спрашивайте. Узнавайте. Вам всегда помогут, рыцарь Скайуокер... Надо только спросить. Кеноби откланялся и ушел в сопровождении целого отряда клонов, а Энакин остался, погрузившись в размышления. Действительно. Почему он решил, что его непременно исключат? И вообще, почему он ни разу не спросил... А ведь Ки-Ади-Мунди постоянно перед глазами. Почему? Мог ведь задать вопрос. Но Оби-Ван никогда не лез в душу, а он никогда ничего о себе не говорил и почти ничего не спрашивал. Зато постоянно жаловался. Остаток вечера прошел как в тумане. Отвечающего невпопад Скайуокера перестали тормошить, оставив в покое, обсуждения завертелись вокруг исключительно политических тем. Размышляющий Энакин слушал их, отмечая краем сознания, что вообще-то почти все понимает. Перед глазами встала Падме, небрежно от него отмахнувшаяся, когда он решил высказать свое мнение по какой-то политической проблеме. Дескать, он молод и ничего не понимает. А она сильно старше? Вспомнился Оби-Ван, пытавшийся вбить в не желающего учиться падавана хоть какие-то основы дипломатии. Бесчисленные миссии, на которых Кеноби приходилось идти на уступки и прогибаться — потому что Скайуокер даже не удосужился прочитать краткую справку о культурных особенностях обитателей очередной планеты, попросившей джедаев о помощи. Еще бы! А зачем? Не Избранного это дело — в мелкие дрязги вникать. Для этого мастер есть — вот он пусть и отдувается. В очередной раз стало нестерпимо стыдно. И он еще орал, что готов стать рыцарем? А смог бы он как Оби-Ван: один, давление со всех сторон, на руках падаван и миссии одна другой сложнее. Свое прозвище Кеноби получил не зря. Это Скайуокер знал абсолютно точно. Падме давно ушла спать, махнув на него рукой, а Энакин сидел в закутке, перебирая пальцами бусинки косички, и понимал, что они совсем друг друга не знают. Элементарное: любимый цвет, любимое блюдо... Что вообще нравится или нет. А Кеноби постоянно поздравляет Сатин с Днем рождения... И дарит при оказии любимые цветы. И на Мандалор его послали, потому что и культуру знает, и язык... И знакомых с врагами полно. Неожиданно с холодком подумалось, что лекция о браках произносилась специально для него. Что Кеноби знает, просто молчит, уважая его личный выбор. Что пытается помочь идиоту-ученику сделать все правильно — даже после отказа Скайуокера. Энакин грустно смотрел на косичку в ладони, понимая, что выход всегда был перед глазами, только он не желал его видеть. Что ж... Пресса называет его Героем без страха. Пора оправдать это прозвище. Пора. Энакин долго подбирал слова, искренне сожалея, что Сила не наградила его таким же хорошо подвешенным языком, как у его бывшего мастера. Процесс шел тяжело, но парень справился, и к назначенному сроку все было готово. Разбирательство прошло именно так, как и предсказывал Кеноби. Трасия — привлекательная невысокая женщина — вышла из Зала совета веселая и ни капли не боящаяся наказания, которое ей назначили: полтора года ясельного долга. Ее окружили разномастные падаваны — сразу трое, — и Трасия неторопливо засеменила прочь, провожаемая завистливым взглядом ждущего своей очереди Скайуокера. Стражи кивнули, и Энакин, собравшись с духом, предстал перед изучающими взглядами магистров. — Что привело тебя к нам, рыцарь Скайуокер? — в голосе Винду слышалось явное раздражение. Раньше Энакин обязательно принял бы это на свой счет, а теперь он ясно видел, что корун замучен войной и борьбой с Сенатом, что он только что всласть оторвался на смиренно выслушавшей его гневные нотации Трасии, пославшей своему другу воздушный поцелуй, и еще не остыл, что у него зверски болит голова, а это только начало дня... — Уважаемые магистры, — поклонился Скайуокер, вызвав изумленные переглядывания. — Я прошу вас выслушать меня. Он глубоко вздохнул и крепко сжал кулак, в котором была зажата косичка, источающая приятное тепло. — Год назад вы посвятили меня в рыцари, хотя я даже не прошел испытания. Сейчас я понимаю, что в тот момент сложились особые обстоятельства, однако в гордыне своей в тот момент я решил, что готов. И совершил самую грандиозную ошибку в жизни — поставил свое эго выше учения и учителя. Кеноби замер, превратившись в статую, остальные магистры — присутствующие во плоти и в виде голограмм — начали переглядываться. Винду изумленно уставился на Скайуокера, явно не веря своим глазам и ушам. Сгорбленный Йода, смотрящий куда-то вдаль, очнулся от размышлений, и Энакин почувствовал на себе пронизывающий взгляд гранд-магистра. — Я был не готов, что и подтвердил своим воистину отвратительным поведением, в котором искренне раскаиваюсь. И считаю, что не заслуживаю звания рыцаря. Гранд-магистр... — Энакин поклонился Йоде. — Магистр Винду... — еще один поклон. — Мастера... Я прошу вас позволить мне продолжить свое обучение. — Что ты имеешь в виду, рыцарь Скайуокер? — нахмурился Винду. Скайуокер сделал шаг вперед и опустился на колени перед креслом Оби-Вана. — Мастер Кеноби. Годы назад вы взяли меня в падаваны, невзирая на перенесенное горе, исполняя данное мастеру Джинну слово. Я был глуп и не оценил вашу жертву, что вылилось в закономерный отвратительный итог. Сейчас, проведя время вдали, я вижу, скольким вещам вы меня обучили и сколько еще мне необходимо узнать. Мастер Кеноби... Прошу вас принять меня в падаваны. Это осознанный шаг, продиктованный Силой и моим сердцем. В Зале установилась полная изумления тишина, пространство еле видимо колыхалось — настолько помещение наполнилось Силой. Кеноби встал, сделав шаг вперед на подкашивающихся ногах. Он осторожно протянул руки со слегка подрагивающими пальцами, отделил прядь волос на правом виске и принялся заплетать короткую косичку. Подошедший Пло Кун протянул на ладони белую бусинку, которой Кеноби скрепил волосы. Он бережно поднял Энакина с колен и повернулся к мастерам. — Уважаемый Совет... — голос Оби-Вана дрожал, но с каждым словом набирал силу. — Я, мастер Кеноби, беру Энакина Скайуокера в падаваны. — Согласен я... — хрипло прокаркал Йода, в глазах которого Скайуокер с изумлением увидел слезы. — Радостно мне. Сегодня моя линия пополнилась еще одним ростком. Кеноби слабо улыбнулся, Скайуокер едва не заплакал от счастья, чувствуя, как вновь наполняется жизнью почти усохшая ученическая связь. Винду покачал головой. — Да... Умеешь ты удивить, падаван Скайуокер. Учти. Теперь спрос с тебя будет повышенный. — Я понимаю, мастер Винду, и полностью согласен, — вновь поклонился Энакин. — Хорошо. Что ж... Что у нас дальше? Мастер Кеноби? — Уважаемые мастера, — пришедший в себя от потрясения Оби-Ван принял деловой вид. — Я получил крайне настораживающую информацию, напрямую подтверждающую предоставленные некогда графом Дуку сведения. Рука Кеноби нырнула за пазуху и вытащила стеклянную колбочку, наполненную прозрачным гелем, в котором что-то плавало. — Этот чип был извлечен из одного из погибших клонов... Скайуокер стоял чуть позади своего мастера и улыбался, чувствуя, как светлеет на душе. Он поговорит с Оби-Ваном и расскажет ему все. Начиная со случившегося на Татуине. И обязательно попросит разрешения на брак... Чтобы никто не смог ничего сказать против. Больше он не пойдет на поводу у своего эгоизма. Хватит. Интересно... Что скажут Падме и Палпатин, когда узнают?