Штиль

1996 У меня почти получилось — еще чуть-чуть, и я бы дотянулся. — Какого черта ты делаешь? Его голосом можно было резать стекла. Я не стал отвечать, потому что не обязан: он не мой босс. — Круз! Прорычав от досады, я все еще делал вид, что не замечаю его. Затем лестница покачнулась, и это уже невозможно было проигнорировать. Чтобы не потерять равновесие и не рухнуть вниз, я был вынужден вернуть свою правую ногу на верхнюю ступеньку и схватиться за нависающую надо мной балку. — Ты пытаешься убить меня? — посмотрев вниз, взревел я. — Нет! — прорычал в ответ Уолтер Вэйнрайт, адвокат нашего торгового комплекса. И это при том, что он был немногим старше меня. Я всегда считал, что представители этой профессии должны быть более зрелыми, но не он. — Ты прекрасно справишься с этим сам! Я сделал глубокий вдох через нос, чтобы не заорать на него в ответ. Я был менеджером по рекламе во всей Области залива Сан-Франциско — для двадцатичетырехлетнего парня довольно неплохой результат. Головной офис каждый месяц предоставлял определенный бренд для продажи, и я обычно получал их список за шесть недель до начала рекламной кампании. В мои обязанности входило определение маркетинговой концепции для нашего региона, решение задач типа: какой товар в рамках определенной линии следует выдвинуть на первый план, как будет выглядеть его раскрутка, а также размещение рекламы внутри торгового комплекса. Будучи натурой творческой, я с самого начала едва обращал внимание на указания, что мне присылали, — все делал по-своему, импровизируя, добавляя свое, улучшая. Мне нравилась идея, что при входе в магазин люди попадали бы в совершенно другой мир: будь то путешествие на космическом корабле через звездное небо, прогулка по лесу или погружение на дно океана — это было моей целью. После того, как мой подход дал хороший результат, отразившийся на увеличении продаж, и, как следствие, дал постоянный рост прибыли, мне предоставили полную свободу действий над каждой рекламной кампанией. Ко мне даже присылали других менеджеров, чтобы они поучились у меня, но, как оказалось, для успеха необходимо просто делать очень много работы, что для них было неприемлемо. Как мне сказали, причиной моего успеха было также то, что я подвешивал свои творения к потолку. И действительно, я обожал крепить их так высоко, как только мог, поднимаясь по лестнице. — Круз! Надо было поставить леса, если ты собирался забраться на такую высоту! Я почувствовал, как мой правый глаз начал дергаться. Он указал на поддоны под ножками лестницы:  — Что, если что-нибудь передвинется или… А ну спускайся, чтобы я мог нормально с тобой разговаривать! Он был таким нудным. — Я должен надеть эту туфлю, — объяснил я, кивая в сторону женского манекена, легко парящего навстречу мужскому, подвешенному на высоте восемнадцати метров над полом. Мой мальчик держался вверх ногами за качели-трапецию, готовый поймать девушку, летящую ему навстречу с раскинутыми для объятий руками без всякой страховки, тем самым изображая абсолютное доверие и любовь. Это был день Святого Валентина, в конце концов. — Нет, — рявкнул он, и я заметил, как крепко он держит лестницу, — быстро слезай! Он не был моим боссом. Мой начальник — Джошуа Мид, менеджер флагмана Толливеров с Юнион-Сквер, который, кстати, находился сейчас неподалеку. И в этом не было ничего удивительного: я заставил его сильно понервничать, забравшись на такую верхотуру. — Если волнуешься, то подержи. — Круз! Я опять поднялся наверх, едва держась за балку кончиками пальцев, потянулся всем корпусом, пытаясь левой рукой достать… достать ногу манекена, затем вытянул правую руку с Золушкиной туфелькой и надел ее. — О боже мой! — послышался снизу чей-то изумленный выкрик. Отвлекшись на него, я на секунду потерял равновесие и опустился на левую пятку вместо того, чтобы потянуться на носочках. — Сиван! Это уже возглас Гвен за прилавком магазина косметики «Clinique» прямо подо мной. Красивая девочка, фарфоровое божество, плохо, что от ее дыхания обесцвечивались картины. — Я в порядке, — крикнул ей. Поставив обе ноги на ступеньку, я начал спускаться вниз. Но мне пришлось остановиться на полпути, так как Уолтер по непонятным причинам все еще держал лестницу. — Может, отойдешь? — ехидно предложил я. Он сжал челюсти, а я, как обычно, засмотрелся на его бицепсы и трицепсы, бугрящиеся под обтягивающим свитером. Действительно, его тело было потрясающим: широкие плечи, рельефные мускулы, узкая талия и длинные ноги. Ему бы следовало лежать голым подо мной уже очень давно. Проблема была в хмуром взгляде и голосе. Так же как и в том, что он был натуралом. Я ухмыльнулся. Он, недовольно проворчав, отошел в сторону, так что я смог спуститься. Оказавшись на полу, я был вынужден откинуть голову, чтобы встретиться с его разгневанным взглядом. При моем росте в метр семьдесят пять против его метр девяносто это было необходимо. — И? — Поддоны не рассчитаны на то, чтобы удерживать тяжести, — указал он на мое гениальное творение. — Я связал их веревкой, — для наглядности я ухватил его за запястье и притянул к своему, чтобы показать, как я их соединил. — Не в этом дело! — сказал он, вывернув руку из моего захвата так, что его большая ладонь легла на мое предплечье. — Я… — Заткнись, — выдавил он, дергая меня на себя. Я резко выдохнул, потому что был вынужден положить руки на его живот, чтобы не навалиться, и то, что я почувствовал под моими ладонями, было твердым и рельефным. Без сомнения, несмотря на то, что Уолтер Вейнрайт был той еще скотиной, его мощное телосложение сводило меня с ума. Он продолжал меня отчитывать:  — У тебя еще должна гореть задница после того номера, что ты выкинул в прошлом месяце. Я тогда посоветовал мистеру Миду тебя выгнать. Наверное, я должен был разозлиться. Но я стоял, вцепившись в него, вместо того чтобы уйти прочь, и млел от приятного ощущения жара и твердости его пресса. Он придвинулся ближе, прижимая меня к себе. Подняв руку к моей щеке, он ее тут же опустил, так и не дотронувшись.  — Ты падал с двенадцатиметровой высоты. Я шагнул назад, отстраняясь и с сожалением ощущая потерю тепла. — Ты шутишь? Я падал в точности, как это сделал бы Джеки Чан. — Кто? — Ты не знаешь, кто такой Джеки Чан? Он вновь напряг скулы. В тот раз было забавно. Я вешал гигантские (четыре на четыре фута*) звезды в открытом атриуме тридцатиметровой высоты, внося свой вклад в творчество Ван Гога, создавая очень звездную «Звездную ночь», когда моя страховка оборвалась. Я запаниковал на мгновение, но, имея координацию как у паукообразной обезьяны, во время падения схватил один из тех тяжелых шелковых баннеров, что развесил за день до этого. Я подпрыгнул, перекувырнулся и аккуратно соскользнул на пол под громкий свист, вскрики и громовые аплодисменты. И лишь единственный человек опустился на одно колено. Я еще ни разу не видел, чтобы лицо Уолтера, великолепного пляжного мальчика из Калифорнии, имело такой серый цвет. Даже в конце зимы его волосы и кожа были золотистыми. Но не в тот день… Я украдкой взглянул на него. — Ты мог умереть! — проревел он. Я опроверг его опасения:  — Нет. — Да, — он резко выдохнул. Минуточку… — Ты должен прекратить так рисковать, — в его голосе звучало одновременно отчаяние, грусть и мольба. Что я должен? — То есть… — он жестко провел рукой по своим коротким густым темно-русым волосам. — Ты должен перестать заставлять так быстро биться мое сердце каждый раз, как ты поднимаешься по лестнице. Сердце… о боже мой. Два года криков, ворчания, жалоб, угроз и обзываний меня круглым идиотом при каждой встрече вылилось вот в это? Он пристально смотрел на меня, обхватив свои плечи руками и немного дрожа. О, ради всего святого, я думал, что умнее. — Что, если бы поддоны сдвинулись? Что, если бы лестница откинулась на-на-назад, — стал он заикаться. — Ты не можешь больше продолжать ходить здесь с важным видом в своих наушниках, улыбаться всем подряд и не понимать, какой опасности ты подвергаешь свою жизнь. — Ходить с важным видом? — спросил я насмешливо. — Ты меня вообще слушаешь? — проскрежетал он. «Нет, конечно нет», — подумал я, шагнув вперед и положив руку ему на бедро. Он судорожно вздохнул, и я поразился, каким слепым я был до сих пор. — Ты хочешь, чтобы я стал осторожнее, — дразнил я его, в то время как моя рука, пройдясь по тонкому свитеру и скользнув под ремень, смогла коснуться его горячей гладкой кожи, — потому что я ходячая собственность компании? — Что? — попытался он сосредоточиться на сказанном. Уолтер был возбужден, и это было охрененно. — Ты не хочешь, чтобы на Джоша и компанию подали в суд, когда я на кого-нибудь свалюсь. — Да, — сказал он, и, так как его темный взгляд был прикован к моему, я мог видеть его расширившиеся зрачки, слышать напряжение в его голосе и чувствовать легкую дрожь, охватившую его большое, сильное тело. Теперь было так очевидно, что он хочет меня и что он никакой не натурал. — Это все? — осведомился я, передвигая руки на его живот. — А? Парень совершенно перестал понимать, о чем мы вообще говорим. — Уолтер? — Что? Я отошел от него назад, потому что мы были в центре торгового комплекса напротив магазина косметики. — Мы можем поговорить на складе? — Я…Ты… — Пожалуйста. Он пристально посмотрел на меня:  — Ладно. Развернувшись, я пошел в сторону лифта. Он следовал прямо за мной. Добравшись до цели, я нажал на кнопку вызова со стрелкой вверх и повернулся к Уолтеру. — Что? — пробурчал он. — Ты волнуешься за меня? — Любой бы волновался. Никто бы не волновался. — Почему? — Твои успехи нравятся боссу. Он даже думать не хочет, что с тобой может что-то случиться. За моей спиной открылись двери лифта, и я повернулся, чтобы войти внутрь. Провел картой доступа через считыватель, чтобы подсветилась кнопка этажа, на который имели доступ лишь я и мой начальник, после чего смог нажать ее. Он с трудом сглотнул:  — Ты уверен, что… Звук резко оборвался, потому что я, уцепившись за свитер, притянул Уолтера к себе. Он не ожидал этого, в противном случае я даже не смог бы сдвинуть его с места: все же он килограмм на двадцать меня тяжелее. Восстановив равновесие, Уолтер прижал меня к стене. Подняв на него взгляд, я увидел его рот, в нерешительности замерший около моего. — Уолтер. — Я. — Подождите! — раздался чей-то голос, просящий придержать лифт. Но двери закрылись, так как никто из нас не пошевелился. — Ты подвергаешь себя неоправданному риску, — начал он опять, — ты не должен этого делать. Этот мужчина был прекрасно сложен, а, перебирая картины прошлого, я не мог вспомнить, чтобы он как-то особо обращал на меня свое внимание. — Почему это тебя волнует? — Я… я… — он с трудом сглотнул, — я адвокат фирмы. — Да, адвокат, — сказал я, обвивая его шею руками. — Что ты делаешь… Перестань, — выдохнул он, намереваясь оттолкнуть меня, — не надо меня дразнить, если ты не… — Замолчи, — прошептал я, притягивая к себе его голову, мои глаза закрылись в предвкушении поцелуя, когда прозвучал сигнал о прибытии лифта на выбранный мною этаж. Он судорожно вздохнул, прежде чем впиться в мои губы, стискивая в объятиях. Я простонал ему в рот и обвил ногами его талию. Он подхватил меня за бедра своими сильными руками и вынес из лифта. Большинство моих бывших парней были не такими мощными, так что не часто меня могли поднять и нести так легко, не напрягаясь. Он жадно сжал мои бедра, тесно притискивая их к своим собственным, и страстно простонал. Парень знал толк в поцелуях: его язык терся, поглаживал, нажимал, а его руки грубо мяли мою задницу. — Пожалуйста, — взмолился я хриплым голосом, потираясь эрегированным членом о его пресс. Он оторвался от моих губ, и когда я увидел его воспаленный взгляд, то понял, что он мой. — Что? У меня здесь есть лубрикант и презики. Ты должен меня трахнуть. — С чего вдруг? — Ты переживаешь за меня, — сказал я мягко, — и… о-ох, не мог бы ты расстегнуть мне ширинку, мой чертов член убивает меня. — Ты ненавидишь меня. — Потому что думал, что ты ненавидишь меня, — ответил я, дрожа от возбуждения, когда его руки справились с пряжкой ремня и затем расстегнули пуговицу на джинсах. — Но на самом деле ты хочешь меня. Он стиснул меня в объятиях, после чего прижал жестко к стене:  — Да. — Тогда возьми меня. — Где смазка и презервативы? — Поставь меня на пол. Я плохо держался на ногах, но постарался встать прямо. Взяв его за руку, чтобы увести с подсвеченного дверного проема к середине открытой рабочей зоны. Мы как будто попали в закулисье театра. Везде лежал реквизит: гигантские сверкающие рождественские декорации, большие и пушистые пасхальные кролики, ведьмы и гоблины, иллюминация, краски, целлофан, транспаранты, рулоны бумаги и волокон рафии, оберточная бумага, бечевка, веревка, ящики, полные стяжек и баллончиков с краской, клейкая лента. Полки, образующие стенку для хранения, были заполнены пластиковыми трубами, держателями для неровных стен и другими всевозможными приспособлениями. Здесь у меня был верстак, заваленный прокладками и винтами разного типа, болтами, крючками для подвешивания картин и леской. Позади всего этого стояли лестницы, огромное количество, от стремянок до раздвижных, высотой до двенадцати метров. Мы вошли глубже в рабочую зону, прямо к красному, повидавшему виды за многие годы службы дивану. Я на нем трахался, дремал, делал эскизы, успокаивал девочек из косметического или обувного отделов (всегда кто-то кого-нибудь бросал). Я указал на диван, а сам достал лубрикант и презерватив из моего потайного ящичка. Обернувшись, я почти врезался в него: так близко он стоял. — Что? — Ты хочешь меня? Его опухшие и покрасневшие от моих поцелуев губы, его твердый, готовый выпрыгнуть из брюк член, его задранный свитер, открывающий гладкую золотую кожу, — разве этого недостаточно для ответа? — Да, — прохрипел я. — Ты хоть знаешь, как давно я тебя хочу? Я отрицательно покачал головой, когда он обхватил мое лицо руками. — С того самого раза, когда пришел в этот чертов магазин и увидел тебя, прыгающего с одной из тех балок на другую. — Правда? Он провел пальцами по моим темно-каштановым волосам, обрамляющим лицо. — Ты такой красивый и двигаешься как… То, как покачиваешь бедрами, и твои длинные ноги… И это потрясающе: смотреть на твою задницу, когда ты поднимаешься по лестнице. Я рассмеялся, а он придвинулся еще ближе и, резко развернув, нагнул меня, заставив повиснуть на спинке дивана. О. Блядь. Да. Он навалился на меня, надавив на голову и подняв задницу кверху, прорычал мне: — Не шевелись. Я держался, пока он, грубо дергая за ремень, стянул с меня джинсы и брифы до щиколоток (да, вот такие длинные брифы — прим. переводчика). — Раздвинь ноги, — приказал хриплый низкий голос. Я раскрылся как мог и тут же почувствовал, как смазанные лубрикантом пальцы коснулись моей дырочки. От холодного прикосновения я дернулся, мой собственный потекший член раскрашивал спинку дешевой копии Людовика XIV (это он про диван — прим. пер.). — Я знал, что ты потрясающий под своей одеждой. От благоговения и страсти, звучащей в его голосе, мои яйца поджались. — Ты часто меня представлял без нее? Его хрип сказал, что часто. Он задрал мою рубашку выше плеч и стал целовать и ставить засосы на спине, облизывая и вновь целуя, боготворя каждый сантиметр моей кожи. Никто еще так не делал, раньше меня просто быстро трахали, не тратя время на прелюдии. — Боже, твоя кожа! — его голос дрожал, когда он приставил свой член к моему входу. — Как же хорошо. — Войди в меня, Вейнрайт, — взмолился я, — пожалуйста. Я больше не могу. Мне это нужно. — Я знаю, — прорычал он, и я услышал звук рвущейся фольги, когда его рука с длинными пальцами обхватила мой ствол. Я начал задыхаться. — Ты дашь мне кончить. — И не раз, — пообещал он и вошел в меня. Парень был огромным. Я даже подумать не мог, каким он может быть большим, пока не оказался натянут на него. Было больно, и я уже хотел попросить его остановиться, как он начал гладить мой член одной рукой, а другой сжал мне левый сосок. Скольжение одной его руки и движение пальцев другой на моей груди в сочетании с равномерными и непрерывными толчками заставили меня передумать. — Я войду в тебя до конца и трахну так сильно, что ты будешь чувствовать меня не один день. Мой предэякулят сочился на его пальцы. — Я не могу выкинуть тебя из головы, Сиван Круз. Я раньше никого так не хотел. Я дошел до предела, и мои мышцы сжали его так, что он больше совсем не мог двигаться. — Подрочи себе, — сказал он царапающим от жара голосом и, сжав мои бедра, вошел в меня на всю длину, ударяясь яйцами о мою задницу. Я захныкал от напряжения в мышцах. Его губы коснулись моей шеи, целуя и покусывая, засасывая мою кожу в свой горячий рот. Я всегда считал его красивым, а сейчас, став свидетелем его силы и властности, я могу легко влюбиться, если не буду осторожным. — Держись, — прохрипел он. Я вцепился в диван, когда он вышел почти полностью, чтобы вбиться в меня вновь со всей силы. — Уолтер! — О да! — сказал он своим грубым, резким, полным желания голосом, задавая устойчивый ритм возвратно-поступательным движениям, делая каждый последующий толчок жестче предыдущего. — Я знал, что мое имя, слетающее с твоих уст, будет лучшим, что я когда-либо слышал. Он представлял нас занимающимися сексом, думал, как будет звучать мой голос, как это будет горячо? — Не останавливайся, — взмолился я, не заботясь о том, как жалко звучит мой голос и насколько низко я пал по сравнению с тем гордым созданием, каким был совсем недавно. — Кончи для меня, я хочу это почувствовать. Я попытался подавить стон, но он его услышал, наклонился ко мне и, повернув мою голову, впился в губы поцелуем. Он засасывал мой язык, а его удары становились быстрее, вколачиваясь в меня так, как никто другой не делал, но так, как я всегда страстно желал. Разорвав поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, он сбился с ритма, и его сильные руки сжали мои бедра. Я вскрикнул. — Давай, кончай. — И его голос, говорящий это, сломал что-то внутри меня, мои яйца поджались. — Сиван! Мой оргазм был жестким и быстрым, я выстрелил спермой на спинку дивана, что меня совершенно не волновало. Он продолжил меня трахать и кончил через пару движений. Какого черта? Мы стояли, дыша в унисон, его руки скользили по моим бокам, пока меня не охватила дрожь от понимания того, что мы натворили. Он мягко выскользнул из меня, поцеловав мою спину между лопаток, прежде чем отойти. Я прошаркал, так как был стреножен джинсами, болтающимися у щиколоток, к еще одному предмету декоративной мебели и, нагнувшись, вытащил из выдвижного ящика рулон бумажных полотенец. — Здесь есть мусорное ведро? — спросил Уолтер. Я указал на другой конец стола, перед тем как начать приводить себя в порядок. Обтеревшись и вернув одежду в исходное состояние, я почувствовал, что готов встретиться с ним лицом к лицу. Застегнув ремень, я поднял свой взгляд и встретился с его, когда он приблизился ко мне. — Пошли ко мне домой. Я понадеялся, что смог вернуть свою защитную броню на место, но это было не так. Я был уязвим, а доказательством этого служило мое нестерпимое желание к нему прикоснуться. — Я… — Пожалуйста, — попросил он второй раз, — пошли ко мне домой. — Зачем? — Я хочу заняться этим в кровати. — И? — А еще мы можем поесть вместе, — предложил он игриво. — Ты ненавидишь меня, — сказал я прямо. — Точно нет. Я опустил руки на бедра.  — Ты не обязан. — Что, кормить тебя? — Ага. — Что ж, я могу пригласить тебя домой и без кормления. — Я… — У меня есть собака, — перебил он меня. — Какое это имеет отношение к делу? — Он был таким странным. — Все любят собак. Пойдем со мной, и сможешь ее, то есть его, увидеть. — Уолтер… — Его зовут Регби. — Почему мы говорим о собаке? — Потому что я тебя еще недостаточно хорошо знаю, чтобы найти нужные слова, которые бы убедили тебя пойти ко мне домой. — Зачем это тебе? — Потому что ты этого тоже хочешь, — убеждал он, — я знаю. — Я из того типа людей, что требуют много внимания, — поспешил я его информировать. — О, я в этом уверен, — ухмыльнулся он, прежде чем приблизиться и стиснуть меня в объятиях. Никто раньше меня не обнимал. Меня целовали, трахали, отсасывали, зажимали, но никогда не обнимали, так тесно, чтобы сердце к сердцу. Так что, когда я приник к нему и мои ладони легли на его спину, вплавляя меня в его большое и сильное тело, моя реакция меня удивила. — Давай я приглашу тебя на ужин, и мы посмотрим, сможешь ли ты вынести мое присутствие, хорошо? Если бы я раскрыл рот, то тут же бы заревел, чего не должно было произойти, поэтому я лишь кивнул, уткнувшись в его плечо. — Спасибо, что заметил меня прежде, чем я заработал инфаркт. У меня не было достойного возражения. *4 фута — 120 см