Когда Кэролайн очнулась на заднем сидении автомобиля, первым что попалось ей на глаза, была Хоуп. Не обращая внимания на собственную боль в шее, вампирша стала прислушиваться к сердцебиению подростка и когда услышала его, смогла немного расслабиться. — Кто ты? — за рулем машины был какой-то неизвестный человек. — Вы проснулись, мне сказали отвести вас в город. — пареньку на вид было лет девятнадцать и заметив его взгляд, девушка поняла, что он был под внушением. — Мы уже подъезжаем к месту. — Где Клаус? — встретив непонимающий взгляд молодого человека, Форбс изменила вопрос. — Тот человек, что попросил отвести нас. Где он? — Этот мужчина с акцентом, взял мою машину, чтобы перевести труп женщины, а вас и эту девушку попросил доставить по адресу, сказал, что вы поймете, почему ему нельзя быть рядом. «Труп? Боже, Хейли? Нет, нет, нет!!! Это невозможно!» Оставшиеся десять минут до дома, где их ждала Фрея, блондинка просидела, поглаживая голову Хоуп, молясь, чтобы ее выводы оказались неправильными и с Маршалл все было в порядке. Когда ее и юную Майколсон, которая продолжала быть без сознания, встретила Фрея, лицо которой было все в слезах, она поняла, что ее друга больше нет в живых. Вампирша отнесла девочку в ее комнату, а потом вернулась к ведьме, которая рассказала ей все, что случилось. Хейли пожертвовала собой и умерла, спасая родную дочь. Кэролайн притянула к себе девушку, и позволила себе заплакать. Она не знала, сколько они так просидели, но их прервала мелодия ее мобильного телефона. — Кэролайн, ты должна срочно вернуться домой, у Элизабет срыв и я не знаю, что делать! Быстро собравшись и переговорив с Фреей о том, что Хоуп лучше вернуться в школу, пока Клаус будет организовывать похороны, девушка воспользовалась связями семьи Майколсон, и уже через тридцать минут у них был транспорт, который доставил их в Мистик-Фоллс быстрее, чем любой автомобиль. Старшая Майколсон наложила заклинание на племянницу, чтобы та не проснулась раньше времени, пока они не прибудут в школу.
Еще никогда в жизни сердце Кэролайн так не болело. Она не могла никак помочь собственным дочерям, которые страдали тем, чем наградили их предки биологической матери. Клан близнецов не славился рассудительностью, сдержанностью и контролем. Разве можно назвать нормальными тех людей, которые придумали что родные братья, сестры — близнецы, должны убить друг друга? С того самого момента, как она и Аларик открыли школу, чтобы помогать детям, блондинка стала часто разъезжать по миру в поисках решения ее главной проблемы. Не дать собственным детям убить друг друга, когда им исполнится двадцать два. Каждое день рождение дочерей, Форбс запиралась в конце дня, после празднования, в ванной и плакала, молилась, просила всех духов, богов, вообще кого угодно дать ей шанс спасти детей. Девушка ненавидела их день рождения, потому что он означал одно, что они на год стали ближе ко дню Х. Возможно, именно из-за того, что ее часто не было рядом с дочерьми, она упустила, что малышки погрязли в собственных проблемах. Джозетт Оливия Зальцман, ее Джози, милая и добрая девочка страдала от того, что была созависима от окружающих, от родителей, от родной сестры. Кэролайн так часто пыталась привить дочери чувство заботы о себе, говорила, что та должна любить себя не меньше, чем других, но одерживала победу лишь наполовину. Девочка охотно, в свои тринадцать, научилась прятать свои чувства от родителей, чтобы лишний раз не давать им повода для беспокойства. Форбс винила себя, ведь когда она была рядом, Джозетт не зацикливалась на других, ведь осознавала, что Кэролайн позаботится обо всех, но когда матери не было рядом, она возлагала эту роль на себя. Элизабет Дженна Зальцман, дорогая Лиззи, страдала от психологического расстройства. Впервые, когда Бонни увидела один срыв девочки, она рассказала Кэролайн и Аларику, что во времена, когда она и Кай были заточены в тюремном мире, у дяди близняшек были похожие срывы, и взгляд мало, чем отличался. Опять же в проблемах, Лиззи, Форбс винила себя, так как, когда ее не было рядом, девочка грустила, замыкалась в себе и придумывала то, что мать ее не любит. Она всегда нуждалась в ней, у них с Кэролайн была какая-то связь, они даже с Риком шутили на тему того, что Джози девочка Аларика, а Лиззи ее. И вот в очередной раз, блондинки было слишком мало в жизни своих дочерей. Пока она была во Франции, разыскивая информацию и помогая Клаусу, и не успела она вернуться, как снова уехала, толком не пообщавшись с детьми, которые совсем недавно вернулись с трехнедельной экскурсии с классом. Лиззи не смогла сдержать свои эмоции. Да кто бы смог? Обычные люди считают, что дети из школы Сальваторе, причудливые богатые шизики и даже не скрывают этого, постоянно строя козни им. И подобное случилось накануне вечером, когда несколько ребят, включая и Джози с Лиззи, отправились в кинотеатр под присмотром старших учеников. — Тише, солнышко, тебе станет легче. Я обещаю… Расскажи мне всё. — Лиззи совсем недавно перестала плакать и кричать, начала снова немного всхлипывать от чего, Кэролайн еще ближе притянула ее к себе. Они уже несколько часов находятся в ее комнате. — Дана она… Я…Джоззи ушла с Кейт в туалет, оставила меня одну у ларька. — девочка пыталась перестать плакать, но слезы с новой силой обрушились на нее и она начала задыхаться, не в состоянии нормально формулировать предложения. — Дана подбежала и стала говорить про Джози всякую ерунду. Я говорила ей перестать, но она лишь продолжала это делать. Обвиняла ее в том, что Джози нравятся не только мальчики. Я не понимаю, как она могла узнать об этом? Слушая дочь, Форбс в очередной раз убедилась, что подростковый возраст самый суровый. Дети мало думают о чувствах окружающих, и не очень хорошо видят всю картину, судят по принятым стереотипам. Конечно, не все такие, но большая часть. Даже сама вампирша в школьные годы легко могла за спиной наговорить гадости кому-нибудь или сделать что-то плохое, но все же она со временем осознала глупость своих поступков и стала лучше. Всё это доказывает, что слово — это самое сильное оружие в мире, которое может причинить как радость, так и боль. — А когда мы уже перешли на крики, она стала пытаться ударить меня, обзывала отклонением от природы… Я взорвалась. На мне был тот браслет, что подарила тетя Бонни, я и не заметила, как извлекла всю магию. Я не помню, что происходило. Только Джози…которую я чуть не убила, когда она пыталась остановить меня. Ее откинуло от меня, но я не хотела причинить ей боль! У Джози не осталось никаких травм, лишь легкая царапина на правой руке, которая заживет через два или три дня. Все, что было сломано в том киноцентре у небольшого магазина, было уже оплачено, а все зрители и участники этого события, загипнотизированы вампирами, а записи с видео камер удалены. Тайне дочерей и их школе ничего не угрожало, с этим Аларик и Кэролайн легко справились, отработав давно придуманную схему действий на подобный случай. Не только ее дети иногда выходили из-под контроля, у многих учащихся были свои проблемы. — Милая, ты должна слушать меня очень внимательно. — девочка посмотрела на мать, которая аккуратно заправляла похожего цвета волосы ей за ухо и вытирала слезы. — В этом мире очень много людей, которые имеют узкое мышление, практически все. Даже мы с тобой. Но, тем не менее, мы никогда не должны позволять чужим мыслям и доводам причинять нам боль. Ведь только мы решаем, во что верить и что считать нормальным, а то, что другие люди этого не понимают, это их собственные проблемы. Дана поступила отвратительно, не ей решать, кого Джози может или не может любить. И поверь, дорогая, все возвращается бумерангом, любая причиненная боль, вернется назад вдвое сильнее. Ты не виновата в том, что сорвалась. Думаю, даже я бы сорвалась, если бы услышала, как кто-то оскорбляет моих друзей, моих родных, и уж тем более моих дочерей. И если бы Дана была моего возраста, я бы пошла и надрала ей зад! — девочка впервые улыбнулась, от чего на лице Кэролайн тоже заиграла улыбка. — Не говори отцу, что я так сказала. — Но мам, из-за того, что я потеряла контроль, я навредила Джози! — С Джози все в порядке, я даже слышу, как она уговаривает отца отпустить ее к тебе, но я попросила его дать нам столько времени, сколько тебе будет нужно. Она твоя сестра и она любит тебя, думаю, она даже спасибо скажет за то, что ты пыталась защитить ее. Научиться контролю, очень не просто. Нельзя щелкнуть пальцами и больше не делать ошибок, так не бывает. И у тебя так не будет. Ты будешь делать промахи или что-то плохое, может быть, обидишь кого-то, просто не подумав о последствиях, но все это, все, что ты переживешь, сделает тебя невероятно сильной и мудрой. Не позволяй нескольким ошибкам, испортить тебе жизнь. Прижавшись к матери, девочка закрыла глаза, а Кэролайн стала напевать ей колыбельную. Через десять минут, дверь комнаты приоткрылась и в ней показалась голова Джози, челка которой лезла ей в глаза, которую обычно она убирала ободком. Блондинка поманила ее пальцем, и та быстро подбежала к ней и легла с другого бока, чтобы не побеспокоить свою сестру. — Лиззи? — девочка открыла глаза и с сожалением посмотрела на сестру. — Спасибо, что заступилась за меня. Девочки протянули руки друг другу и обняли вместе свою мать. Просидев так около часа и проговорив совершенно не о чем, девочки уснули, а Кэролайн тихо выбралась из их объятий и пошла к выходу из комнаты, у двери ее остановил сонный голосок Лиззи. — Я люблю тебя, мам. — И я люблю вас. — Больше, чем звезды? — Джози тоже открыла глаза и посмотрела в глаза матери. — Звезды гораздо меньше моей любви. — Форбс улыбнулась и вышла из комнаты. Этот разговор о звездах и любви всегда был небольшим ритуалом для них. Они придумали его, когда им было по четыре года, сейчас они редко так говорят, потому что подростки редко признаются в любви родителям, но когда это происходило, Кэролайн плавилась, как сырок на солнце. Вампирша направилась в свой кабинет. Ей нужно обдумать все, что случилось за эти два дня. Происходящее не казалось реальным. В шкафу, что стоял у стены, напротив рабочего стола, стоял бурбон, который Деймон дарил ей на дни рождения. Форбс решила, что она выпьет сейчас точно не одну, а несколько, а может быть и все хранящиеся у нее бутылки. Не став церемониться и брать бокал, она взглянула в сторону окна, где стоял небольшой столик с фотографиями и подошла ближе, при этом отпивая напиток, девушка взяла первую рамку в руки. На нее смотрел улыбающийся Стефан, его зеленые глаза светились, как в те редкие моменты, когда он был абсолютно счастлив, а правая рука, на фото, была вытянута, чтобы отобрать камеру. Сама Кэролайн сделала эту фотографию, когда они только начали встречаться. Парень остался у нее на ночь в ее комнате в колледже Уитмор, в тот вечер они смотрели все любимые комедии блондинки, а потом Сальваторе стал выдумывать собственный сценарий фильма, в котором бы она сыграла главную роль. Его идеи были паршивыми, но он так смеялся, что девушка не устояла и начала его фотографировать. Воспоминания отдались тупой болью в груди, и девушка поставила рамку на место, взяв в руки другое фото. На фотографии была она и ее мать с выпускного вечера. Элизабет Форбс была одета в обычное бежевое платье, но казалась такой прекрасной. Мало людей могли похвастаться тем, что видели шерифа Мистик-Фоллс не в форме. Фото было сделано в кухне их дома, и кем, спросите вы. Его сделал Клаус, который проводил Кэролайн после церемонии к ее дому, и девушка пригласила его выпить чаю, как друзья. В тот день гибрид спас ее и сделал желанный подарок, поэтому с ним она чувствовала себя легко. Лиз Форбс сначала напряглась от визита первородного, но тот смог заверить ее, что зла он не причинит, а после засыпал ту комплиментами, от которых мама Кэролайн даже покраснела. Поэтому, когда они пили чай, шериф рассказала несколько криминальных историй из детства блондинки, за которые ей до сих пор стыдно, радовало, что гибрид не напоминал ей их. Отпив несколько мощных глотков, вампирша обратила свой взгляд на фото коллаж, где запечатлены ее дочери в разные моменты времени, где-то они были совсем крохами, где-то старше, где-то нынешнего возраста, на каждой фотографии они обнимали ее и Рика и улыбались. Следующее фото заставило бы ее плакать, если бы блондинка уже не делала это. На фотографии красовались три лица, она, Хоуп и Хейли. Кэролайн взяла фото и вернулась к своему столу. Поставив фото напротив девушка, пыталась собраться. Она так давно не теряла близких, что даже смогла убедить себя в том, что темные времена прошли. Хейли не заслужила смерти, эта девушка еще так много не успела сделать. Она не провела достаточно времени с дочерью, не увидела то, как она взрослеет, влюбляется, выходит замуж и всего остального. Хейли не провела счастливого времени с человеком, которого любила. Она не затащила Кэролайн на карнавал в Новый Орлеан, потому что два года назад она поставила себе ориентир, что в ближайшие пять лет, заставит приехать Форбс. Кэролайн оплакивала подругу, которую когда-то очень сильно недолюбливала, а сейчас хотела бы снова собраться их веселой и шумной компанией. Компанией женщин, которые пережили столько дерьма, но остались сильными и которые до сих пор верят в счастливый финал. Отставив бутылку, Кэролайн открыла самый нижний ящик своего стола, где хранился особого вида пергамент, который заколдовали ведьмы. Девушка стала выводить трясущимися руками слова.«Дорогой Клаус! Мы с тобой оба хорошо знакомы с болью. Но каждая новая утрата ранит сердце гораздо сильнее предыдущей. Мне нужно было вернуться к дочерям, уверена ты меня поймешь. Но знай, я всегда буду рада твоему звонку. С тяжелым сердцем и любовью к тебе и твоей семье… Кэролайн»
Сжав пергамент в руках, девушка закрыла глаза, рисуя в голове образ человека, которому письмо должно попасть в руки, и через некоторое время ее руки были пусты.***
Девушка провела весь день в кабинете пересматривая все имеющиеся фотографии, перечитывая письма и выпивая свой шкаф с бурбоном. К ней заходил Аларик с девочками, они собирались отправиться в город и повеселиться, блондинка понимала, что ее дети обидятся, если она не поедет с ними, но она не могла. К ее счастью Аларик выстроил ситуацию в пользу блондинки, объявив, что у них день отца и дочерей и он не собирается делить их любовь еще с кем-то. Форбс была рада, что Лиззи пришла в себя после вчерашнего инцидента и решила повеселиться. Когда блондинка осталась одна, она открыла очередную бутылку и продолжила свое занятие, пока не уснула за собственным столом. Ближе к вечеру ее разбудила мелодия звонка телефона. Не открывая глаз, девушка ответила на звонок и приложила мобильник к уху. — У меня нет настроения и желания говорить сейчас, поэтому перезвоните позднее. — девушка говорила медленно, во рту было сухо, как в Сахаре. — Кэролайн, это я. Ты написала, что будешь рада звонку, вот я и подумал... — голос первородного привел блондинку в чувства и она наконец открыла глаза и немного протрезвела. — Клаус, я… мне так жаль. — в глазах снова начали формироваться слезы, но вампирша пыталась их сдержать. — Я не знаю, что делать. Все, что я говорю не так. Ей нужна мать, а не я. Я все только порчу. — голос Клауса был тихим, полным боли, грусти и сожаления. Девушка знала, что они с Хейли были дороги друг другу, пусть и не были той самой парой. У нее тоже самое было с Риком, Кэролайн мысленно отметила еще одну схожесть в их семьях. — Я не поговорила даже с ней. Не придумала, что тут сказать. Поэтому просто сидела у себя в кабинете и напивалась. Я и не помню, когда так делала вообще. Прости, что не знаю, как помочь. Ей сейчас никто не сможет помочь, резвее только ты. — Но я не могу быть рядом! — в отчаянии произнес Майколсон, а после послышался вздох, словно он пытается сдержать слезы, а может, так и было. — Знаешь, что произойдет, если я буду дольше положенного рядом с ней? Я вот узнал сегодня. Все первенцы умрут, Кэролайн. Тьма, что в нас, вырвется и все первенцы будут мертвы. Она будет мертва! — Боже! Как? — Форбс не верила собственным ушам, она знала, что заклинание, что заставляет Майколсонов держаться далеко друг от друга сильное, но чтобы на столько... — Что мне делать Кэролайн? — Клаус прошептал это так тихо, что ей показалось, будто это игра разума. — Знаешь, такие заклинания, как правило, имеют этапы. Вы виделись несколько раз, думаю, если ты будешь рядом, пока она хоронит свою мать, ничего не произойдет. — Но риск… — Нет, ты должен быть с ней. Она была так долго вдали от отца, а теперь и вовсе потеряла мать. Ты ей нужен и никакая тьма не должна вам помешать. Просто уйди раньше, чем когда будет поздно… А потом, мы придумаем что-нибудь. Мы найдем решение, хорошо? — Хорошо… — получив ответ, девушка не могла ничего сказать, как и ее собеседник, поэтому они просто слушали дыхание друг друга несколько минут, прежде, чем Клаус заговорил. — Я знаю, вы стали подругами. В последний раз, когда мы говорили, она сказала что рада тому, что у нее появились такие друзья, как ты Кэролайн. — услышав это Кэролайн больше не смогла сдерживаться и заплакала. — Я не могу жаловаться, тебе ведь тоже больно. — Можешь. Расскажи мне… — Вчера, когда я вернулась, мне было легче, ведь я не успела осознать, потому что Рик позвонил и рассказал о проблемах у моих дочерей, и я просто переключилась. Но когда все решилось, если так можно сказать, я осталась одна, и начала плакать и пить, не лучшее сочетание. Я жалела себя вместо того, чтобы пойти к Фрее и помочь ей в разговоре с Хоуп, или вместо того, чтобы рассказать Елене и Бонни, которые любят Хейли не меньше, чем я, или вместо того, чтобы позвонить Ребекке, той, что была с ней ближе всех. — Ты не можешь быть сильной для всех, милая. Ты тоже имеешь право быть слабой. — Но я ведь должна, верно? — Ты никому ничего не должна, милая. Мне нужно идти. До свидания, Кэролайн… — Стой! — Да? — Я должна быть сильной для тебя Клаус. Я нужна тебе. — Всегда…