Climb on board Поднимайся на борт, We'll go slow and high tempo Мы будем делать это то медленно, то быстро. Light and dark Свет и тьма. Hold me hard and mellow Обнимай меня крепко и нежно.
Постоялый двор спал, лишь скрип половиц, по которым скребутся мыши, и то там, то сям тихий храп заехавших на ночлег и уставших с дороги путников разгоняли мрачную тишину, нависшую над всем селом. Только из одного деревянного, уже гнилого окна, с открытыми настежь ставнями, лился мягкий, теплый свет от небольшой, самой обыкновенной восковой свечи. В комнате, где горела свеча, было прохладно, ночи были не холодными, но ветер, гоняющий тучи и порой резко свистящий, был холоден и замораживал людей, вызывая мурашки на коже. Темноволосый юноша сидел за столом, сгорбившись над бумагой, с пером в руках, и думал о человеке, сейчас мирно спящем в паре комнат от него. О карих глазах, пронизывающих душу насквозь, о длинных, увитых перстнями пальцах, о красном пальто, подчёркивающие статную, стройную фигуру Якова Петровича. Даже в мыслях Гоголю было тяжело назвать сыщика Яшей или хотя бы Яковом, это казалось таким странным, далёким, манящим. Поэма никак не хотела писаться на бумаге, лишь в душе писаря звучали и оживали слова, печальные, невысказанные вслух, приносящие сладкую, но тяжкую боль. Николай Васильевич не заметил, как пальцы отпустили перо, а мысли улетели и сосредоточились исключительно на одном человеке. Хотелось объятий, поцелуев, хотелось просто чувствовать всего Якова, хотелось получить его любовь и отдать ему себя. Щеки стали розоветь, штаны немного натянулись, а бурная писательская фантазия и неуёмное любопытство заставили Гоголя встать и выйти из собственной комнаты. Ноги сами несли его к Гуро, тихо ступая на скрипящие половицы, а мысли уже давно рисовали перед глазами картины страсти, в которой сплелись два разгоряченных тела, ласкающих и любящих друг друга. Тихо войдя в комнату, притворив за собой дверь, Николай подошёл к кровати, на которой мирно спал Яков, с расслабленной полуулыбкой, в белой ночной рубашке, обнимая подушку. Аккуратно присев на кровать, так чтобы матрас не скрипел, Гоголь нежно, едва весомо, провел пальцем по лицу Якова Петровича, очерчивая скулы, проходясь по мягким волоскам бровей, задевая тонкие губы следователя. Будто во сне Николай Васильевич смотрел на Гуро и представлял: каково было бы почувствовать прикосновения этих пальцев на своей коже в тех местах, о которых в приличном обществе даже заикнуться стыдно, ощутить их в себе, чувствовать все, что смог бы предложить Яков.I'm seeing the pain, seeing the pleasure Я вижу боль, я вижу наслаждение. Nobody but you, 'body but me, 'body but us Нет никого, кроме тебя, кроме меня, кроме нас. Bodies together Наши тела сплетаются в одно целое. I'd love to hold you close, tonight and always Я бы хотел, чтобы ты был рядом, сегодня ночью и всегда.
Забывшись, заплутав в своих мечтаниях, Николай не заметил, что следователь проснулся и теперь смотрит на него сквозь ресницы. Гуро не знал, что и думать: Николенька, такой нежный, красивый, какой-то домашний, сидит на его постели и смотрит с такой нежностью, будто и впрямь любит его, Якова, будто самые сокровенные желания исполнились в одну ночь. Притворившись спящим, Яков Петрович продолжает наслаждаться прикосновениями холодных пальцев и думает, что сейчас делать, только чтобы Коленьку не спугнуть, он-то юноша впечатлительный, ещё убежит и замкнется в себе, не прикоснешься к нему после. Приняв решение, казавшееся единственным верным, Яков решительно потянулся к Николаю, руками прикасаясь к щекам, а губами к шершавым губам юноши. Гоголь дрогнул, но вырываться не стал, может чудилось ему будто все ещё это сон его чудесный продолжается. Мягкое касание губ превратилось в страстный, жаркий поцелуй, языки сплелись, борясь за главенство, но Яков Петрович решительно перенял инициативу в свои руки. — Долго ещё скрывать собирался, душа моя? Я уже не так молод, чтобы вечность тебя ждать, милый. — Яков Петрович, а вы? Вы тоже? Тоже…неравнодушны ко мне? Или сон мне снится? Воображение столь бурно разыгралось, что чувства мои неправильные, дикие взаимны? — Какие же неправильные? Любовь есть любовь, яхонтовый мой, от нее не скроешься, ей все покорны. Последовал поцелуй, руки писаря упирались в грудь следователя, нежно поглаживая и иногда немного царапая кожу через ткань легкой ночной рубашки. Гуро медленно, боясь спугнуть юношу, начал расстёгивать рубашку Гоголя, после чего сняв ее с несопротивляющегося молодого человека, начал аккуратно пощипывать почти сразу же затвердевшие соски любовника. Оттягивая, дуя и массируя соски Николаю, Яков думал о том, как ему повезло, о том как он войдёт в горячее, податливое тело Коленьки, как тот будет стонать, зажимая рот рукой, чтобы не перебудить немногочисленных соседей. Яков Петрович наклонил голову, подул на соски Коли и лизнул правый сосок, слыша хриплый стон, вырвавшийся из доселе молчавшего юноши. Вобрав в рот сосок, Яков облизывал, покусывал, посасывал твердую горошину, чувствуя свое болезненное возбуждение. - Яков Петрович, я...я хочу, хочу больше, хочу почувствовать вас, сейчас. Я...у меня такое впервые. Столько ощущений, чувств, так жарко и хорошо. - Ну что же ты, яхонтовый мой, уж забыл как с Оксаной своей в ночи страсти предавался? Мм, Коленька? - Яков Петрович, что же вы меня мучаете? Я вообще думал, что снится мне это всё! И откуда вы знаете, я не говорил об этом никому! - Я потом тебе все расскажу, обещаю, а сейчас я твоим учителем побуду, точно забудешь все, что прежде было, как сон, свет очей моих. Не стесняйся, тебе же это нравится, любовь моя? Чего тебе скромничать, чай не чужие люди, а первый раз лишь будет раз. Видишь, как я красиво сказал? Стихами, писатель мой любимый. Яков отодвинулся от Николеньки, быстро стянул свою ночную рубашку, откинул ее в угол комнаты, открывая вид на подтянутый стройный стан ещё далеко не старого мужчины. Николай положил ладонь на грудь Гуро, туда, где бьётся сердце, сейчас отбивающее невообразимой быстроты ритм. Сыщик оставляет на шее Гоголя поцелуй, затем ещё один и ещё, покрывая шею юноши засосами, вслушиваясь в надрывный шепот любовника.. I'd love to wake up next to you Я бы хотел просыпаться рядом с тобой. So we'll piss off the neighbours Так что мы пошлем к черту соседей In the place that feels the tears В месте, познавшем вкус слёз, The place to lose your fears Там, где можно лишиться своих страхов - Yeah, reckless behavior Да, это так безрассудно. A place that is so pure, so dirty and raw Это место такое непорочное, и при этом пошлое и неприличное.
Гуро укладывает Гоголя на спину, снимает с Коленьки белье и впивается взглядом в естество писаря. Дует на головку, медленно и уверенно обхватывает пальцами ствол и проводит на пробу вверх вниз, поднимая взгляд на раскрасневшегося Николая. Кольца охлаждают кожу, создавая контраст жарких пальцев и холодного металла, отчего перед глазами писателя пляшут белые пятна удовольствия. Яков целует юношу, не прекращая движений рукой, в это же время чувствуя, как руки писаря боязливо тянутся к белью следователя. Гоголь аккуратно стягивает белье и прикасается к члену Якова, чувствуя какой он большой, чувствуя все выступающие венки, собирая пальцем выступивший на головке предэякулят. Пальцем правой руки Яков Петрович находит колечко мышц, оглаживает, успокаивает, после чего медленно проталкивает палец на одну фалангу. Гоголь стонет, ему дискомфортно, но он не дёргается, а позволяет делать с собой все, что Гуро вздумается. Яков начинает двигать пальцем, аккуратно растягивая мышцы, через пару минут добавляя второй палец, и Гоголь стонет уже от возбуждения, удовольствия от ощущения заполненности. Следователь растягивает писаря, пытаясь как можно лучше подготовить Коленьку к тому, что произойдет дальше. Когда уже три пальца свободно помещаются в Коле, Яков вынимает их, слыша протестующий стон, и заменяет их своим членом, медленно входя до половины, давая привыкнуть к новым ощущениям. Гоголь будто перестает на миг дышать, но спустя минуту сам насаживается глубже, до упора. Гуро с Николаем занимаются любовью размеренно, нежно, в их первый раз все должно быть нежно, ведь у прекрасного юноши такое впервые, нужно быть осторожным и аккуратным. Входя до упора и полностью выходя, Яков откровенно наслаждается зрелищем, каждый раз наблюдая, как соединяются их тела, смотря как его член погружается в нутро Гоголя, как головка, а затем и весь ствол скрываются в жаркой, тесной глубине. Николай на пределе, он лихорадочно стонет, пытаясь насадиться глубже, целует Якова, все ещё несколько робко, но так искренне, как может лишь он один. Гуро сжимает пальцы на члене юноши и, обхватывая ствол в кольцо, за пару резких движений заставляет Гоголя кончить, изливаясь на живот и руку следователя, который словно сытый кот слизывает сперму со своих пальцев. Через несколько движений, чувствуя, как член туже обхватывают бархатистые стеночки, Яков изливается в парня, выходит и смотрит, как собственная сперма стекает по худым бледным бёдрам. Ложится рядом с уже засыпающим Гоголем и обнимает того, прижимая к себе. - Я не забыл про разговор, вы обещали рассказать откуда про Оксану знаете. - сонно шепчет Николай, кладя голову Гуро на грудь, туда, где бьется успокоившееся сердце. - Завтра, все завтра, душа моя. Я никогда не нарушаю обещаний, тем более данных тебе. Спи, яхонтовый мой, спи, я буду стеречь твой сон.A place that is so pure, so dirty and raw Это место такое непорочное, и при этом пошлое и неприличное: Be in the bed all day, bed all day, bed all day Не вылезаем из постели весь день, Fucking in, fighting on То занимаясь сексом, то ссорясь. It's our paradise and it's our war zone Это наш рай и наше поле боя. It's our paradise and it's our war zone Это наш рай и наше поле боя.