Вуайерист

Холодный кофе являлся отвратным в любое время года, особенно когда это уже четвёртая кружка дешёвого горького напитка подряд, которым пропах весь отдел полиции, и им приходится давиться, чтобы не уснуть прямо посреди архива. Детектив Гэвин Рид снова отхлебнул мутной жижи, морщась и давясь, до тошноты не желая глотать. Прошло более восьми месяцев, как девианты отбили с горем пополам свою независимость, а Детройт стал центром автономии андроидов. Машины и люди делали первые шаги навстречу друг другу, нередко оступались, но медленно приближались к согласию и пониманию. И только детектив Рид был предан своему упрямому консерватизму — андроиды не живые. Они не могут чувствовать, не могут ощущать боль и холод, пронизывающий до костей. Не могут наслаждаться вкусной едой, творить, любить. Они мертвы. Даже желание и сексуальный голод для них — пустой звук. Ничтожные куски пластика. Гэвин ненавидел андроидов всей душой, презирал их, гневался, когда он получил новое задание об андроиде, в целях самозащиты ранившем человека, и радовался, совсем глубоко, во тьме своей души случаю, когда группа неизвестных избила девушку-девианта, а потом разорвала её на части только чтобы узнать, как громко может вопить в ужасе машина. Нет, детектив Рид не последняя мразь. Его тоже тошнило от мерзости к тем подонкам, но клокочущее в груди чувство, липкое и грязное, облепляющее лёгкие густой плёнкой, твердило: она уже была мертва. С того самого момента, как её создали люди, скрутили из пластмассовых деталей, наградили человеческой личиной и выпустили на свободу. С такой точки зрения смотреть на оторванные части тела, пропитанные ещё не испарившимся тириумом, было так же просто, как и на разобранный пистолет. Но больше всего Гэвин ненавидел Коннора. Он, всегда одетый с иголочки, вежливый, обходительный, и в то же время хитрый, продуманный, логичный, не мог не вызывать приступ безосновательного отвращения. И детектив никогда бы не признался, что андроид был чертовски талантливым детективом. И что он за последние полгода раскрыл больше преступлений, чем за семь лет службы сам Рид. А ещё Коннор временами был просто блядски человечным, с этими глупыми шутками, где проглядывалась рука мастера всея сарказма Хэнка, с мимикой, которая с каждым днём его девиантной жизни становилась всё более яркой, и с тем живым интересом в его по-детски наивных глазах, когда Хэнк ему на пальцах объяснял элементарное. Гэвин не мог не заметить, как машина смотрела на Андерсона. На самом деле, заметили все в отделе, и никто уже не помнил, кто и при каких обстоятельствах впервые пошутил, что они спят друг с другом. Хэнк вечно злобно скалился, выливая на юмориста изысканную нецензурную брань, словно выбрасывал помои из ведра, а Коннор с лёгкой полуулыбкой говорил, что такие отношения априори невозможны, так как андроиды не нуждаются в удовлетворении Эроса в связи с отсутствием у них бессознательного*. В такие моменты даже Хэнк на него пялился как на идиота, и, кажется, Коннор испытывал лёгкий дискомфорт. Кажется, конечно, повторял себе Рид. Машины не смущаются, не чувствуют. Они не живые. Кофе успел закончиться прежде, чем Гэвин оформил последний отчёт об уликах с места преступления. Электронный экран так сильно мозолил уставшие глаза, что детектив с силой протёр их, на секунду дезориентируясь, и выключил табло. Мужчина тряхнул запястьем, всмотрелся в пляшущие стрелки циферблата часов и негромко цыкнул. Большая стрелка переползла за час ночи, а это значило, что он перевыполнил норму и может закончить работу завтра. Детектив потянулся, громко трескнув застоявшимися суставами, выключил свет в архивном хранилище и вышел, чуть заторможено, но тихо перебирая ногами. И тут до заспанного мозга дошло, что что-то было не так, как должно: вместо полной тьмы, разбитой только редкими лучами лунного света, прошедшими сквозь жалюзи, в глубине комнаты горел слабый источник света, освещающий немногим больше пары метров вокруг. Чуть поднапрягши память, Рид мог с точностью сказать, что горела старая лампа на столе Андерсона. Гэвин уже было хотел пробухтеть себе под нос что-то о старом дураке, забывшим выключить свет, как по комнате пронёсся властный голос, оборвавший тишину своей рокочущей силой. — Ты смеешь меня не слушаться, грёбаная железка? — Рид узнал голос Хэнка и тут же спрятался за угол, держась в тени. Он неспешно, чтобы не привлекать лишнего внимания, повернул голову, выглядывая из укрытия. Коннор стоял у стола лейтенанта, и его бёдра вжимались в край мебели, будто бы андроид силился отодвинуться, насколько это было возможно, от Хэнка, грозно нависшего над ним. Детектив Рид ещё больше развернулся, пытаясь разглядеть перекошенные черты лица, те самые, которые часто встречались на лице лейтенанта до того, как прилипший словно банный лист напарник вошёл в его жизнь, но в поле зрения детектива была только напряжённая спина Андерсона и лицо Коннора, с виной глядящего вниз. «Как нашкодивший щенок», — фыркнул Гэвин, и он с раздражением заметил, что эта мысль была пропитана нотками симпатии. Ненавидеть андроида было гораздо легче, нежели пытаться его принять, и мужчина отмахнулся от мысли как от назойливой мухи. Ну и бред, бывает, лезет в голову, охренеть. — Раздевайся, — Хэнк резким движением вцепился в галстук андроида, торопливо ослабляя его хватку на шее. Коннор мягко отцепил его руку от своей одежды и поднёс ко рту пальцы, словно изучал чувствительными губами текстуру огрубевшей кожи. Хэнк переместил ладонь на его щёку, очертил остроту скулы, прямую линию носа, снова коснулся приоткрытых губ, провёл кончиками пальцев, оттянув нижнюю, и подорвался, целуя Коннора неспешно, смакуя каждое движение, с любовью и восхищением. И тут же, как по команде, прижал руку к открытому горлу андроида, грубо отрывая от себя. Рид видел, как Коннор распахнул глаза, переполненные нежностью, и облизнул губы, смотря на мужчину снизу вверх. — Раздевайся, шлюха, — резкий контраст между нежностью и грубостью резанул по лицу Коннора, и его правильные черты скривило удовольствие, а диод в сумасшедшем ритме замигал золотом. Хэнк отступил на пару шагов, открывая себе отличный вид. Андроид тягуче, пластично, как бывалая стриптизёрша, стянул пиджак с плеч, расстегнул фирменную рубашку «Киберлайф» и начал скрупулёзно складывать одежду. — Брось нахрен, — недовольно цыкнул Хэнк. — Мне плевать на твои педантичные замашки, но твоя медлительность меня раздражает. Живее! Коннор нехотя кинул одежду кучей на пол чуть сбоку, туда же полетели штаны и нижнее бельё. Андроид гордо выпрямился, демонстрируя нагое поджарое тело, и у Рида, шокировано наблюдающего за разворачивающейся сценкой, ёкнуло внизу живота. Ох, какой же красивой была эта машина, сколько изящества, гибкости и сексуальности было в нём, и столько же открытой, манящей невинности. Детектив чувствовал, что начинает заводиться, и тут же впился ногтями в ладонь: идея возбуждаться от ненавистного андроида возмущала. Даже если он так пошло и призывно прикусывал губу. Да, даже в этом случае. — Я только приказал тебе раздеться, а у тебя уже стоит, — Хэнк прикоснулся к возбуждённому члену напарника, провел от основания вверх и царапнул нежную головку, и андроид неразборчиво заклокотал, цепляясь за краешек стола своими бледными пальцами. — Ну ты и течная сука, Коннор, — мурлыкнул Андерсон, вновь накрывая тонкие губы своими, проникая языком в рот, вылизывая полость и кромку зубов. Он продолжал водить рукой по члену Коннора, надрачивая его, и висок андроида пестрил красным, временами переходя в жёлтый. — Развернись, — скомандовал Хэнк, разглядывая облокотившегося на его рабочий стол андроида. Он прошёлся кончиками пальцев вдоль позвоночника, принуждая прогнуться, и Коннор подчинился, выставляя задницу. Хэнк мягко очертил рукой округлые ягодицы и смачно шлёпнул по ним, наслаждаясь звонким звуком. — Лейтенант? — Коннор привстал на руках, оборачиваясь на Андерсона с немым вопросом на лице. — Я тебе разрешал вставать, шлюшка? Руки за спину, — андроид выполнил приказ, завёл руки назад, а Хэнк, найдя в кармане специально отложенные наручники, свёл ему запястья вместе и надавил на спину, заставляя лечь грудью на поверхность стола. — Вы — девианты — такие непослушные, — хмыкнул Хэнк. Его голос был полон насмешки, грубости и пошлой хрипотцы, а ещё в нём слабо сквозила скрытая нежность каждый раз, когда он обращался к Коннору в своей игривой манере. И желание, бьющее по нервам и андроиду, и Гэвину Риду, пожалевшему, что вообще вышел этой ночью из архива. — Не подскажешь, что мне нужно сделать с таким плохим девиантом, как ты? Мм? — Отшлёпать? — Невинно предложил Коннор и призывно оттопырил зад ещё больше. — Верно мыслишь, пластмасска. Попроси меня. Коннор повернул голову, насколько ему позволяли стиснутые наручниками руки, нашёл глазами Хэнка и развратно прошептал, чуть ли не переходя на скулёж: — Отшлёпаете меня, лейтенант? — и в его голосе было столько неприкрытого искристого возбуждения, что Рид окончательно потерял голову. Он нетерпеливо расстегнул ширинку, приспустил штаны и обхватил возбуждённую плоть рукой. Приятная дрожь рассыпалась по его телу, подчиняя себе разум, и Гэвин обхватил зубами ребро ладони, лишь бы не дать о себе знать. Хэнк выдержал небольшую паузу и неожиданно приложился ладонью, смазанным ударом пройдясь по ягодице. Коннор сдавленно замычал, его пальцы, лежащие на пояснице, рефлекторно сжались, и он подался назад, как можно ближе к Андерсону, в ожидании новых прикосновений. Его голова была повёрнута на бок, а глаза прикрыты, словно андроид тонул в ощущениях, утягивающих на дно. Хэнк не заставил напарника долго ждать, и шлепки звонкой рекой полились на оттопыренную задницу, вырывая изо рта Коннора сначала невразумительные хрипы и мычание, а потом и полноценные стоны, когда Хэнк мимолётом легоньким дразнящим движением задевал яйца или проникал пальцами в ложбинку меж ягодиц, надавливая на сфинктер, но не проникал вглубь. — Ты так выгибаешься, Коннор, что, не терпится, чтобы я оттрахал тебя? — Хэнк ещё разок приложился шлепком к ягодице, наклонился и бережно поцеловал меж острых лопаток, порхая по бархатной коже губами. Коннор двинул бёдрами назад и потёрся о стояк Андерсона, мотивируя поскорее продолжать. — Всё будет, солнце. Хэнк сдвинулся чуть назад, присел и внимательно, словно ценитель искусства на выставке работ Пикассо, оглядел округлый зад, обтянутый бледной кожей. Андерсон счастливо выдохнул, наслаждаясь помеченной им собственностью, и опять опустил ладони на ягодицы, аккуратно погладил их, чмокнул практически целомудренным поцелуем каждую, раздвинул и примкнул губами между ними, проникнул языком в кольцо синтетических мышц. — А-ах, Хэнк? — голос Коннора дрогнул в стоне, но в нём проскользнули нотки удивления и робости, не свойственной андроиду. Хэнк проникал в него языком впервые, и Коннор, не зная, как реагировать, мелко дрожал, принимая противоречивые команды программы. — Расслабься, железка. Это же не больно, не так ли? — хитро подметил Хэнк, мелко хохотнув, и ещё раз, быстрее, ловче, резче ввёл язык, давя на тугие стенки изнутри. Возбуждённое шипение, прозвучавшее в ответ, его более чем устроило. Хэнк смаковал Коннора, утопая в знакомом холодном привкусе синтетики, и эта прохлада на языке трансформировалась в горячую лаву, залившую его внутренности. Стоявший колом член напирал на ткань джинсов, и сидеть на корточках с каждой секундой было всё большей пыткой. Приятной на грани, стоит упомянуть, пыткой. С такой не грех и потянуть, раззадоривая себя ещё больше. Андерсон оторвался от андроида, смазал руки в лубриканте, припрятанном от любопытных глаз в глубине стола, и скользкими пальцами вошёл в Коннора, чуть грубовато разведя их наподобие ножниц. Не то что бы андроидов нужно было растягивать, их анус идеально подстраивался под входящее в них, выполняя единственную прямую функцию — удовлетворение человеческой похоти, но Хэнк ловил от этого простого действия дикий кайф, впрочем, как и Коннор. Хэнк ощущал это по плотно обхватывающим его пальцы мышцам, по сдавленным хрипам, прерывающим стоны и чувственные вздохи, по тому, как Коннор вечно закусывал нижнюю губу, стоило Хэнку коснуться сжатого сфинктера. — Хэнк? — робко позвал Коннор, вглядываясь через плечо мужчине в глаза. — Лейтенант, не могли бы вы... приступить? — Хах, не понимаю, о чём ты. Приступить к чему, Коннор? Я привык слышать от тебя прямо, чего ты хочешь, — Андерсон согнул пальцы в андроиде, и тот расстроенно зашипел. — Ты хочешь, чтобы я оттрахал тебя? Говори. — Да, трахните меня, лейтенант, — мурлыкнул Коннор, и Хэнк с удовольствием приметил в его голосе дрожащие нотки слёз. Андерсон отодвинулся от Коннора и вытащил пальцы, протерев их от скользкой смазки краем рубашки. Мужчина ликовал: — А знаешь, нет. Не буду. Мне не нравится, как ты просишь, — в его голосе была слышна гордая ухмылка, и андроид надломленно уставился на него через плечо. — Если я оставлю тебя здесь в таком виде — голого, возбуждённого, с этой офигенной задницей, оттопыренной кверху, — что ты будешь делать? Будешь как течная сука умолять воспользоваться собой первого встречного, мм? Обычно одним из первых приходит Рид, — Гэвин перестал двигать рукой по своему члену и поражённо уставился на спину Хэнка. — Ты его тоже будешь так умолять взять тебя? Будешь выгибаться, нескладно стонать, провоцировать, пока тебе не вставят? А, Коннор? — Нет! — воскликнул андроид, переходя на позорное хныканье. — Я хочу только вас, лейтенант, правда. Пожалуйста, Хэнк. Пожалуйста! Андерсон хмыкнул, из вредности оттягивая момент, а потом расстегнул штаны, высвобождая напряжённую плоть из их плена. Коннор, услышав заветный звон молнии, напрягся всем телом, выгнул спину и сжал в нетерпении пальцы рук. Облегчение тяжёлой волной ударило в голову, и он еле слышно стукнулся о твёрдую поверхность стола лбом, не выдержав столь сильной эмоции. Хэнк растёр ещё немного смазки по члену, плавным движением вошёл в Коннора и тут же начал неистово в него вбиваться, по-звериному порыкивая. Боже, как же хорошо! Стенки ануса андроида так туго сжимали его, провоцировали, стимулировали нежную чувствительную кожу, что ограничивать себя, пытаться трахать медленно и чувственно, просто не было сил. Хэнк ритмично двигался и наслаждался тем, как Коннор мелко дрожит и стонет в унисон фрикциям. Мужчина запустил руку в растрёпанные волосы напарника и потянул на себя, отчего очередной стон, слетевший с губ, вышел более гортанным, чем остальные, нагнулся и с силой прикусил синтетическую кожу у основания шеи. Он знал, что андроид не почувствует боли от укуса, что на его бледной коже не останется ни следа, и он знал, что Коннор настолько любит, когда его грубо помечает Хэнк, что готов подставляться под зубы самому, лишь бы ощущать ту сладостную дрожь от подчинения чуть дольше. Рид вслушивался в громкие шлепки кожи о кожу, косил глаза на эротично подмахивающего тазом андроида, принимающего человека, внимал, как тот захлёбывался хриплыми стонами и чуть ли не жевал нижнюю губу, и офицер остервенело дрочил себе, лишь бы получить долгожданную разрядку быстрее. Говорила мама маленькому Гэвину — вуайеризм до добра не доводит, но когда между тобой, затаившимся в тени, и выходом из отдела полиции находятся сладко стонущий на столе Коннор и остервенело трахающий его Хэнк, то ты ничего не можешь поделать. Только наслаждаться шикарным шоу. Хэнк сделал ещё парочку движений бёдрами, сбавляя темп, и вышел из андроида, хрипло и торопливо шепча: — Повернись. Коннор развернулся к Андерсону лицом и выгнул суставы, чтобы скованные руки оказались перед ним, благо, подвижные шарниры позволяли изогнуться так, как никогда не смог бы обычный человек. Хэнк посадил андроида на стол и встал между его ног, подтянул за колени ближе и положил левую голень на своё бедро. Коннор судорожно выдохнул, наблюдая, как возбуждённая плоть мужчины вновь исчезает в нём, перекинул запястья через его шею и притянул как можно ближе к себе. Он безошибочно нашёл губы Андерсона, впился в них жадным поцелуем и сплёлся языком с чужим, слизывая в глубоком поцелуе человеческую слюну. Хэнк продолжил неистово вбиваться в кольцо мышц, плотно обхватывающих его член, и зашипел, когда он почувствовал вибрацию от чужого стона в своём рту. Рука Хэнка сама собой потянулась к гостеприимно открытому горлу, по-хозяйски легла и чуть сдавила гортань. Лицо Коннора перекосила судорога удовольствия, подвижные брови подлетели, а глаза распахнулись, наглядно демонстрируя мужчине всю свою подноготную: возбуждение, желание, наслаждение. И цветущую лучистую любовь, с которой мог смотреть только этот андроид и только на Хэнка. Всегда. Коннор откинул голову, открываясь ещё больше, и закатил глаза, окунаясь в прорубь ощущений, полностью доверяя любовнику и наслаждаясь его доминированием. Андерсон ещё сильнее сжал руку, большим пальцем гоняя адамово яблоко под кожей, и его фрикции стали более дёргаными, резкими, неритмичными и быстрыми. Он был близок. Андроид бессвязно промычал, вцепился руками в Хэнка, притянул его к себе в сильном объятии, и его тело несколько раз тряхнуло от пробежавших по внутренностям электрических импульсов, и Коннор ушёл на несколько мгновений в вынужденную перезагрузку, когда его программа не смогла проанализировать всё нахлынувшее удовольствие. Слишком резко, слишком хорошо. Прекрасно. Его сфинктер хаотично сжался несколько раз, дополнительно стимулируя Хэнка, и мужчина с протяжным стоном кончил, забрызгивая густыми белёсыми каплями пах андроида. Он на пару секунд навалился на неподвижное тело, тяжело и глубоко вздохнул, выходя из оглушительного оргазма, и расстегнул наручники на руках Коннора, попутно растирая кожу, будто бы та могла хоть немного затечь в сковавшем её металле. — Коннор? — на Андерсона уставилась пара шоколадных глаз, таких же ясных, как и обычно, словно не их обладатель только что провалился в небытие в сухом оргазме. — Я в порядке, Хэнк, — Коннор сел на столе прямо, ногами обвил бёдра мужчины и опоясал руками его плечи, вжимая себя в мужчину. — Спасибо, — с горячим волнением прошептал он. Хэнк в ответном объятии притянул голову андроида к своему плечу, массируя его затылок: — Всегда пожалуйста, железка, — и его голос надломился от сквозившей в нём любви. Рид растёр между пальцев свою сперму и устало откинул голову к стенке, пережимая переносицу. Его всё ещё потряхивало после оргазма, а ноги дрожали, не желая держать своего хозяина в стоячем положении. Гэвин медленно и тихо опустился на пол и сжал до боли в зубах челюсть в попытке прийти скорее в себя. Ему было одновременно тошно и приятно, от тихих слов благодарности Коннора, от нежных признаний в любви Хэнка, от той атмосферы, которая мгновенно изменилась между ними. И это казалось гораздо более интимным, чем развернувшаяся до этого содомия, таким личным, что внедряться в это, хоть и не по своей воле, было сравни кощунству. Офицер Рид слышал глухо, словно сквозь вату, как Андерсон неторопливо помог одеться Коннору, молча поправил свою одежду и, кажется, коротко поцеловал андроида в лоб. Слышал, как напарники скрылись за дверью, уходя из отдела полиции домой, ощущал, как единственным источником света осталась луна, с неохотой посылающая свои серебристые лучи в окно, а лампа на столе Хэнка медленно остывала в прохладе ночи. Гэвин позволил стону разочарования сорваться с его губ, ибо всё, во что он так свято верил, полетело коту под хвост. Чёртовы андроиды живые, они любят, ненавидят, боятся, хотят. Они чувствуют. И Коннор только что это доказал. Снова. *Эрос — это сексуальный инстинкт, влечение, которое (как и Танатос — инстинкт, влечение к смерти) является определяющей частью бессознательной части психики человека. Коннор как бы говорит, что у андроидов присутствует только сознательная часть (ну да, конечно). Сама тема бессознательного, кстати, интересно раскрыта в Хэнке, особенно в его пристрастии к тяжёлой музыке. Её предпочитают слушать именно те люди, чья склонность к саморазрушению выше, чем у подавляющего большинства. Думаю, не нужно упоминать, что алкоголизм и игра в русскую рулетку — отличный пример саморазрушения. Вот такая вот информминутка)