Взрослый ребёнок

Даня стонет слишком красиво. Хрипит, скулит и хнычет. Матерится беззвучно, одними губами, когда они не заняты поцелуем. Воспитание, что поделать. Олег всё видит, слышит и понимает. Он бы улыбнулся или даже посмеялся над этими попыткам не выражаться, когда так сильно хочется, да только ситуация не та. Совсем не до смеха, когда у тебя на высоких скоростях едет крыша. Когда держишь в руках этого красивого невинного мальчика и совершенно точно понимаешь, что без него теперь - пиздец. Их поцелуи жаркие и влажные, с громкими стонами и неразборчивыми фразами прямо в губы. Даня кусает и тут же зализывает невидимые ранки, Олег гортанно рычит и прижимает к себе крепче. Терновой никогда не пробовал наркотики, не курил даже лёгкую траву. Он не знает, какого это - быть под кайфом от препаратов, но точно знает, какого быть под кайфом от Дани. Это охуенно. Непередаваемо. Это самый настоящий и самый прекрасный пиздец. Если послать к чёрту всю романтику, Олег ебануться как возбуждён. Он хочет этого мальчишку так сильно, что коленки дрожат. А Даня, засранец, будто всё чувствует и только подливает масло в огонь. Трётся своим стояком о стояк Олега так, что, кажется, ткань их джинсов вот-вот задымится. Кусает губы и шею, оставляет отметины на ключицах, царапает плечи и руки, обводит языком каждую родинку на лице. Соблазняет. Провоцирует. Дразнит. Олег позволяет ему делать с собой всё, чего только хочет юная душа. Всё, что Даня умеет. И он почти сдаётся, когда мальчишка начинает шарить рукой в поисках замка на его ширинке, но тормоза всё же срабатывают. Последние отголоски здравого ума начинают истошно кричать «нельзя» и Олег, тяжело дыша, отстраняет его от себя. - Дань, не нужно. Бурцев открывает глаза и смотрит на него опьяненным взглядом через съехавшие на бок очки. Неспособный от возбуждения сказать и слова, одними губами задаёт вопрос, на который Олег хуй знает как должен отвечать. - Пора остановиться, малыш. В глазах мальчишки недоумение только прибавляется, но Олег ничего не говорит, лишь мягко ссаживает его со своих колен и идёт к панорамному окну их номера в отеле. Прижимается лбом к прохладному стеклу, надеясь, что это как-то приведёт его в чувства, и прикрывает глаза. - Олеж, - слышит слегка взволнованное за спиной, - Я ведь уже не ребёнок. Мы уже можем... Не могут. Олег знает, что Даня этого хочет. Олег знает, что Даня готов. Вся хуйня в том, что не готов он сам. И дело не в том, что это будет его первый раз с парнем. Оно даже не в том, что после всего полноценные отношения со всей романтично-ванильной поеботой им всё равно не светят. Всем его сомнениям есть лишь одна причина - это будет самый первый раз Дани. Олегу как-то похуй на то, что после случившегося Данил по каким-то причинам может больше не захотеть его видеть. Такое бывает. Ему плевать на свои чувства, плевать на то, что тогда он просто сдохнет и разложится изнутри. Ему совершенно не плевать лишь на чувства этого особенного для него мальчика. Олег боится сделать больно. Олег боится, что Даня пожалеет. Олег боится его испортить. Боится запачкать. Он боится, что прежний Даня куда-нибудь исчезнет. Терновой не просто хочет оберегать. Он хочет его беречь. - Олеж, ты боишься? Словно мысли читает. И когда они только успели стать грёбаными соулмейтами? Олег думает, что во время второго концерта, когда Даня перед самым их совместным выступлением подошёл и молча погладил по плечу. Словно почувствовал, что Олег волнуется. Словно знал, что это секундное прикосновение поможет наверняка. - Не бойся. Я ведь не боюсь. Храбрый светлый мальчик. Ребёнок со взрослым внутренним миром. Терновой не знает, имеет ли он право сказать Дане, как сильно любит его за это. Он не уверен, что имеет право хоть на что-нибудь. Так сильно заебался. Олег открывает глаза. Он не знает, как долго здесь простоял, но кончики пальцев по-прежнему горят от прикосновений к телу Дани. А за окном ночь, за окном кипит жизнь, только самому Олегу сейчас и жить-то не хочется. Он прикладывает ладони ко всё такому же прохладному стеклу и засматривается на фонарь у входа в отель. - Скажи, - тихо, дрожащим голосом, но так уверенно начинает Даня, - Ты меня не хочешь? Не хочешь этого со мной? Олегу кажется, что земля уходит из под ног. Глупый. Какой же глупый, Господи. Если бы он только знал, как Олег хочет. До искр перед глазами, до ломоты в костях. Хочет так, как ничего никогда не хотел. Даже победа в шоу и сраное море были желанны не настолько, насколько желанен этот мальчик. Олег ненавидит себя за то, что в голосе Дани столько обиды и непонимания. Он смотрит на его отражение в окне и хочет сдохнуть. Выпасть бы вниз, хрипя захлёбываться собственной кровью и глотать разбитое стекло. Да что угодно, лишь бы больше никогда не причинять ему столько боли. Он с силой бьет ладонью по окну. Ещё раз. Сначала одной, потом другой. Снова и снова. Бьет, пока физическая боль полностью не заглушает душевную. А затем разворачивается на пятках и уверенно идёт к Дане, прижавшему ноги к груди. Хватает его в охапку и обнимает так сильно, что даже самому себе перекрывает доступ кислорода. Проводит руками по голове, приглаживая взъерошенные волосы, целует каждый сантиметр прекрасного лица, ощущая соль на своих губах. Он всё объяснит ему позже. Позже до стёртых в мелкую крошку зубов будет ненавидеть себя за его слёзы. А пока пусть всё катится к херам. Сейчас он собирается лишь шептать словно мантру «Прости. Хочу. Только мой» пока Даня, получив одобрительный кивок, будет доводить начатое с замком на его джинсах до конца.