Nothing's Fair In Love

      Глухие удары костяшек о застарелую древесину перебивались шумом непокорного океанического ветра. На побережье плавно опускались сине-серые сумерки позднего лета, сопровождаемые последними лучами мягко-красного солнца.       Бежать по песку было не самым удобным занятием, но Адам об этом не задумывался, расшаривая пляж в поисках своего друга, он даже не замечал холодного предосеннего бриза, от которого уже подрагивала челюсть, ведь он был лишь в безрукавке.       Добравшись до небольшого деревянного домика, очевидно, служившего магазином или баром в более тёплое время, он прибавил скорость.       Возле одной из отвалившихся вывесок стоял русый мужчина, отчаянно испытывавший крепость стены своими кулаками.       — Мэтт?! — добежав и обхватив взбесившегося, брюнет резко прижал его к стене дома, держа за продолжающие наносить удары по воздуху руки.       — Отпусти! Отпусти меня!!! — пьяный мужчина рычал и сопротивлялся. — Отпусти! Всё из-за меня! Ненавижу!       — Мэтт! Успокойся, прошу, ты не виноват, слышишь ты или нет, он сам сделал свой выбор! — слегка охрипший голос Адама срывался на крик, он по-прежнему переживал за парня после только случившегося самоубийства его лучшего друга.       — Я должен был приехать к нему! Мудак! Должен! Был! — не оставляя попыток высвободиться, он готов был разнести все вокруг и свою голову в числе первых.        — Мэтт, прошу, остановись! Мы все кого-то теряем, прошу, — повысив голос, Гонтье заглянул ему в лицо и плотнее прижал к деревянным доскам стены, чувствуя насквозь мокрую одежду Уолста.       Поймав взгляд Адама, тот замер с выражением ненависти и злобы ко всему миру, но спустя несколько секунд зрительного контакта его глаза начали еле заметно блестеть от влаги, ослабли дрожащие скулы, а за ними и бунтующие разбитые конечности.       Решившись отпустить их, Гонтье, секундно прикрыв глаза, упёрся липким от пота лбом в стену, обнимая парня, который обвив руки вокруг его груди, прижался.       — Мэтт… — сбившееся дыхание обожгло шею озябшего Уолста, приткнувшегося в плечо мужчины, скрываясь от размазанных по горизонту сиренево-синих сумерек, — Я с тобой.       Время устало тянулось, как резиновый клей, в тишине, прерываемой шумом двигателя и шуршанием листьев где-то снаружи машины. Весь путь Уолст не проронил ни слова, вжавшись спиной в сидение и закрыв глаза, как и его встревоженный спутник, перебрасывавший взгляд от пустой мокрой дороги к недвижимому лицу парня, не выражавшему ни эмоции. Это и пугало Адама: полчаса назад он был свидетелем того, какой вулкан на самом деле скрыт за маской безразличия. Он не видел того, что творится в мыслях парня и это было не плюсом.       Свыкшись с тем, что возможно, пассажир ненадолго уснул, Гонтье продолжал украдкой вытягивать из полумрака его черты. Сжатые в линию, посиневшие от холода губы, прилипшие ко лбу пряди, ресницы, подрагивавшие вслед за движениями сомкнутых глаз — мысль ненадолго остановить ради этого машину даже не казалась странной.       Преодолев поворот, обозначающий скорое прибытие на знакомые улицы, он вновь не сдержался, бросив взгляд — Мэтт сидел всё с тем же отрешённым видом, уставившись в дорогу перед собой, как в зияющую пропасть. Неловко, секундно стыдясь своего порыва, Адам отвернулся обратно.       — Он был мне ближе брата, — тихий, с лёгкой хрипотцой, голос был таким же вымотанным, как и внешний вид Мэтта.       — Это… Это ужасно. Пожалуйста, держись… — чувствуя беспомощность в подборе успокаивающих слов, Адам крепче сжал руль, будто это как-то ему поможет. Уолст молча моргнул, не издав больше ни звука, и молчание вновь поглотило обстановку в салоне машины. Растеряв за считанные минуты свое самообладание и уверенность, Адам прибавил скорость.       Ночь почти полностью покрыла город, когда автомобиль притормозил у небольшого частного дома. В окнах, как и на улице царил мрак, выдавая отсутствие жизни внутри, от чего желудок Гонтье скрутила тревога.       — А Брэд скоро вернётся?       — В начале следующей недели, — отрешённо процедил пассажир, забирая свою сумку из багажника под напряжённым взором со стороны.       — Ты не против, если я побуду немного у тебя?       — Как хочешь.        При включённом свете, изнутри, жилище младшего Уолста показалось гораздо уютнее собственного дома Гонтье.       — Я приготовлю что-нибудь поесть, — бросив сумку на стол возле разряженного ноутбука, Мэтт стянул с себя кофту и ушёл на кухню, покинув поле зрения. Оглядевшись, Адам неуверенно расположился на диване, блуждая взглядом по полке с фотографиями. На почти всех из них Уолст улыбался, как и большую часть того времени, которое Адам знал его, но не дежурно-вежливо, а довольно искренне, заставляя улыбаться в ответ, самой непритворной и душевной улыбкой. Подойдя ближе к одной из полок, Гонтье оперся на неё, уткнувшись носом в свой рукав, а ладонью второй руки стирая следы пыли со стекла, внимательно исследовал доброжелательное лицо молодого паренька, явно с удовольствием проводящего время среди своих друзей.        Адам отчасти знал того парня, о котором весь день шла речь, но ровно настолько, чтобы ощутить тяжесть сочувствия в грудной клетке. Мэтт же провёл вместе с ним бо́льшую часть своего детства, учась в одном классе, и хотя, размолвка, произошедшая между ними за несколько дней до трагедии, обещала быть рядовой, ничем не отличающейся от десятков таковых, испытывающих их дружбу и нервы на прочность, теперь в глазах самого Уолста она обернулась предательством и катастрофой.        В дальнем углу дома, предположительно оттуда, куда направился Мэтт какое-то, уже неясное время назад, раздался треск разбиваемого стекла. Отпрянув от полок, Адам занервничал и притих в ожидании других звуков. Покуда их не следовало, по коже тревожно пробежали мурашки, а ладони вспотели. Осторожно направившись на кухню, он затаил дыхание.        Шум брызгов воды из-под крана перебивал все остальные звуки в небольшой комнате с закрытыми окнами, а Мэтт стоял спиной ко входу, облокотившись на раковину и склонив голову. Рядом, на полу, блестели осколки прозрачного стакана, испачканные тёмными каплями.       — Мэтт? — дрогнув, голос утонул в шуме воды, а беспокойство подскочило до уровня тревоги.        Подойдя ближе, Гонтье выключил воду — образовавшаяся тишина готова была задавить собой всё вокруг, но её продолжал перебивать стук падающих в стальную раковину капель крови с зажатой ладони Уолста. Даже с закрытыми глазами, на его лице читалась ненависть, смешанная с болью, но вряд ли физической.        Повернув его к себе и тряхнув за плечи, в ожидании реакции, Адам силой разжал его пальцы, глубже вгоняющие кусочки лопнувшего стакана в кожу. Голубые, полные непонимания и удручающей пустоты, глаза уставились на него. Не выдержав и минуты их мутного взгляда, мужчина притянул младшего за плечи к себе, прижимая обеими руками. Мокрые, дрожащие ладони скользнули по его спине, расположившись на поясе.       — Прости, Адам…