Alea jacta est

«И даже некому сказать, открыть, открыться обнажить, Что мы случились друг у друга, Чай остыл, ключи остались на столе…»       Лютик лежал, раскинувшись на дорогой кровати, шелк покрывал оттенял распахнутые, но пустые голубые глаза, шея менестреля была покрыта синяками. У Эскеля никак не укладывалось в голове, как такое могло произойти. Он сидел на краю кровати и рассматривал свои дрожащие руки уже несколько часов. Паника уже прошла, он прекратил трясти барда за плечи и молить его очнуться, теперь он просто смотрел на свои ладони, большие, огрубевшие от постоянного обращения с оружием. Руки, которые так просто убили его Предназначение. Он сам не понимал, как это могло случиться. Он любил слегка придушить менестреля во время секса, и тот был «за»… Как это могло выйти из-под контроля, в какой момент захват ведьмака стал слишком сильным, и тонкие кости человека сломались под его пальцами? Ответов не было. Ведьмак, рыча, вновь бросился к менестрелю, тормоша, умоляя, заглядывая в погасшие глаза, и все было тщетно. Бард был мертв уже пару часов, и вернуть его не хватало сил. Подняв легкое тело на руки, Эскель шагнул к окну и… проснулся.       Его разбудил гомон постоялого двора недалеко от корчмы, где они провели предыдущий вечер, где пел Лютик. Никакого шелка, только грубая ткань дешевой постели да каштановые волосы спящего рядом, ладно, почти полностью на ведьмаке Лютика. Эскель провел по лицу сухой ладонью, стирая остатки кошмара, как паутину, и привстал на локтях, мягко спихивая с себя барда и касаясь губами его губ. Тот совершенно точно дышал и совершенно точно пах, как обычно, пивом, медом и какими-то полевыми цветами, лютиками, наверное. Ведьмак усмехнулся, сон уже отходил на задний план, но на душе все равно было муторно. Ламберт как-то упоминал, что ведьмакам снятся вещие сны, мол, видел он такой перед смертью своего друга из Школы Кота, однако Эскель в байки не верил. Он посмотрел на Лютика еще раз. Да, на его шее виднелись четкие следы от пальцев ведьмака, однако, чтобы настолько сильно сжать… Эскеля передернуло. Уже через час они сидели на лошадях. До Новиграда оставалось полдня пути, Лютик, краснея, подтягивал ворот своего аляпистого камзола повыше, Геральт понятливо хмыкал, а чародейка краснела. Дорога прошла довольно гладко, а бывшая Редания встретила гостей равнодушно. Теперь, когда кругом, куда ни глянь, царил Нильфгаард, никто особенно не удивлялся гостям да странным личностям. Пошлин нет, значит и ходить туда-сюда через приграничный мост может кто угодно. Кажется, как-то, хорошо выпив, Роше предлагал построить вокруг Темерии стену и брать плату за въезд и выезд. Однако позже, протрезвев, долго смеялся над этой своей идеей, понимая, что на строительство такой стены уйдет вся казна, да и большая часть лесного массива Велена. «Хамелеон», как всегда, встретил их танцующими у входа артистами, заезженной на повторе мелодией да красавицами, виляющими бедрами у дверей. - Я оставил его на Присциллу, – как будто извиняясь, пробурчал Лютик, спрыгивая с лошади и приветственно разводя руки. – Добро пожаловать в лучшее заведение города, друзья мои! Можете чувствовать себя как дома. - Мы и так сильно задержались в пути, – буркнул Геральт, не спеша покидать седло. Плотва недовольно била копытом - жизнь лошади эти события только усложнили: то какой-то пес, что все время путается под ногами и пахнет странно, то целая прорва утопцев, а тут еще этот чертов Новиград, где ни одной травинки не пощипать, да еще Геральт не спешит менять седло, пропахшее кровью и эликсирами, на новое. - Да, но в «Хамелеоне» собирается разная публика, – чародейка спрыгнула со своей кобылки и гладила ее по носу. – Там, скорей всего, знают, где Корина. Полагаться на то, что она двадцать лет спустя живет все еще там, где раньше, довольно глупо. Геральт, принимая довод, спешился. Плотва дернула ушами и недовольно ушла общипывать единственную клумбу, полностью игнорируя коновязь. - Тогда давай узнаем, – ведьмак пожал плечами и все-таки вошел в зал, где музыка играла еще громче, а мед и пиво лились рекой. Вскоре, с помощью обаяния Трисс и благодаря сомнительному покровительству хозяина сего заведения, они узнали, что Корина Тилли проживает на западной окраине Новиграда. Решив, что нанести визит онейромантке лучше всем вместе, Трисс отправила Йорвету и Бьянке послание, и они с Геральтом ушли на прогулку по новому Новиграду. *** Лютик тем временем, пользуясь положением хозяина, проводил экскурсию по «Хамелеону». - Ну, первый этаж ты видел, – Лютик кажется вдохновленным и довольным жизнью, Эскелю нравится видеть его таким… живым, его улыбка порождает в сердце ведьмака переполняющую нежность. Когда они обходят все многочисленные комнатки второго этажа - все же раньше это здание было борделем - ведьмак замечает небольшую нишу в конце коридора и тянет за собой барда. - Та-ак, а это у нас что? – мужчина легко подсаживает своего любимого на высокий подоконник и начинает расправляться с бантом на его шее. Менестрель краснеет, как никогда: эта ниша никак не закрывается, вдобавок со всех сторон окна, и хоть в них и не стекло, а мутноватый горный хрусталь да витражные вставки, все-таки ему кажется, будто они у всех на виду, пусть и этаж абсолютно пустой. - Да ладно тебе… Лютик, – Эскель смакует имя на языке. Он всех близких к себе и зависимых от него созданий называл цветочными именами… Коня, например… Он ловко сдергивает с барда верхнюю часть камзола и проходится губами по шее и ключицам. Болезненное воспоминание на миг затмевает сознание, но ведьмак отгоняет его, оставляя на постанывающем барде мокрые и нежные поцелуи. Он, кажется, сам ощущает возбуждение Лютика, так что ловко стаскивает его с подоконника, прижимая грудью к стене и беззастенчиво забираясь в шелковые лиловые штаны, сжимая в грубых пальцах набухший член хозяина кабаре одной рукой и доставая другой баночку с конопляным маслом. Он сдергивает одежду с пояса барда, и, смочив пальцы, принимается растягивать все еще мягкую после предыдущего секса дырочку. - Какой ты сладкий и нежный, совсем не успеваешь прийти в норму со мной, – тихо шепчет на ухо барду ведьмак, одновременно надрачивая любимому и потрахивая его пальцами. Лютик стонет в деревянные панели, зажимая свои губы рукой, он не хочет, чтобы кто-нибудь их увидел. Однако, Эскель слишком желанный и слишком горячий, чтобы ему отказать, так что Лютик получает исключительное наслаждение, и, покачивая бедрами, насаживается на пальцы ведьмака, желая только, чтобы любовник заменил пальцы членом, по которому за время пути бард успел соскучиться. Впрочем, терпения в этом плане у ведьмака всегда было мало, да и какой смысл сдерживаться, когда вот он, перед тобой, раскрытый и жаждущий. В голове Эскеля снова мелькает сон, и он старается взять себя в руки и умерить свой пыл. Он не хочет, чтобы что-то подобное случилось, потому и входит плавно, начиная сильно двигаться внутри, но сдерживается, сжимая до боли зубы, боясь навредить. Удовольствие захлестывает их обоих с головой, Эскель сам не замечает, как его руки вновь оказываются на шее Лютика, сдавливая горло и заставляя того хрипеть, едва не теряя сознание. Когда он кончает, бард сломанной куклой падает на пол, он, кажется, не дышит, и ведьмак в панике падает на колени рядом, заглядывая в глаза Лютику и выдыхая с облегчением, когда тот моргает, и в светлой радужке плескается наслаждение. Эскель судорожно прижимает своего менестреля к себе, он не знает, как можно справиться с собственными снами. *** - Вы, люди, такие хрупкие, – вздохнул Йорвет, перевязывая Роше лапу. Их путь до Новиграда стал только длинней и сложней: на лошади в обнимку с псом долго не проедешь, а на своих ногах пес и метра пройти не мог. В деревне, кроме костоправа, не оказалось ни лекаря, ни чародейки, так что лапу перевязали да примотали к палке не слишком чистым бинтом. – Как раньше я этого не понимал, – продолжал бурчать эльф под тихое поскуливание пса. – Живете мало, жрете, что ни попадя, дашь под дых - задыхаетесь, чуть мнешь - кости в крошку… Да вас оберегать надо. Роше молчал. А что он мог на это ответить? Что сейчас он вовсе не человек, что он становится все более…собакой? Что у него, кажется, все-таки завелись блохи? Что теперь ему совершенно фиолетово на табак, который все так же раскуривает Йорвет, памятуя о той просьбе? Когда перевязка была закончена, Роше спрыгнул на пол и принялся остервенело грызть ножку стула. Они ночевали в одной из таверн по пути к Новиграду, оставаться в лесу было опасно, да и довольно холодно. - Я не хочу мучать тебя, Йорвет, – пес выплюнул кусок древесины и посмотрел на эльфа, лежащего на узкой кровати. Ему бы в их спальне в Вызиме спать, на мягком, набитом пухом матрасе, а не на соломе… - О чем ты? Это просто таверна, а насчёт кресла сам будешь с хозяйкой разбираться, - фыркнул Seidhe, снимая сапоги. - Нет. Я о тебе, - вздохнул пес, хромая, подбежал к кровати и с трудом на нее запрыгнул, внимательно рассматривая лицо эльфа. - Не ты меня мучаешь, а твое тело, которое уже, между прочим, похоронили, - грустно и ядовито улыбнулся Йорвет. - Баллады о любви эльфа и человека никогда не заканчиваются хорошо, - выдохнул он. В некогда горящем взгляде сейчас лишь тлели угольки. – Аваллак’х как-то сказал, что без тебя будущее Aen Seidhe не такое уж и радужное. Я думал, что Гюнтер просто выскочит откуда-нибудь с bloede посохом или чем там еще и оживит тебя. Кажется, он просто обманул меня, чтобы отомстить или унизить, не знаю, - эльф закрыл лицо руками. - Прости меня за это, - пес улегся рядом, ткнувшись мордой в плечо любимого. -Я никогда не хотел бы причинить тебе такую боль. Я люблю тебя больше жизни, Йорвет. Потому прошу: что бы ни случилось, живи дальше. Без меня. Но свободным. Однако я хочу жить и еще хоть раз поцеловать тебя по-настоящему, Йорвет. Давай подождем. - Ты правда, bloede dh'oine, думаешь, что я отпущу тебя после всего, что с нами произошло? - фыркнул эльф и, убрав руки с лица, взглянул на пса. – Аmadan.* - Хорошо, - согласился тот. Чем больше Йорвет переходил на Старшую Речь, тем больше эмоций он испытывал, и тем меньше следовало с ним спорить. Бывший командир Синих Полосок неплохо изучил эту особенность. - Я готов ждать целую вечность. Роше очень хотелось обнять своего эльфа, и он положил лапы ему на плечи, прижимаясь, утыкаясь мокрым носом, виляя хвостом, показывая, как влюблен и соскучился всем своим собачьим естеством. Это вызвало у Йорвета исключительно искреннюю улыбку, он не сдержался и чмокнул собаку в нос. - Ради тебя я готов ждать, Вернон, - повторил он. - Я люблю тебя, - в очередной раз признал пес, встретившись взглядом со своим эльфом. - Просто безумно. И я вернусь. Обещаю. Обниму, поцелую, а потом трахну так, что ты на ногах стоять не будешь! - А как же сначала накормить и дать поспать? - рассмеялся эльф, поглаживая пса по голове. - Я не говорил это никому иному, Вернон Роше. Я люблю тебя. Пес смачно принялся вылизывать лицо Йорвета, поскуливая от восторга. Похоже, после смерти Роше стал эмоциональней. Эльф долго смеялся, гладил и почесывал собаку, а после они заснули вместе. *amadan - глупец