Pov Пэ Джухён
Иногда гнев — единственное средство против душевных ран.
Выхожу из автомобиля, аккуратно закрываю за собой дверь и двигаюсь вглубь района, расположенного в центральной части Сеула. Это спальная область города напоминает больше музей под открытым небом, чем обыденные лабиринты. Однако и те и другие на фоне современных стеклянных небоскрёбов выглядят довольно экзотично. Шагаю мимо одноэтажных старинных домиков, созданных из камня, глины и дерева, украшением которых является черепичная крыша. В них люди себя чувствуют в безопасности. Их дом — крепость, которую не разрушить одним ударом. Но так думают они. На самом деле уничтожить и сломать можно всё. Неважно, человек ты или пластмассовая кукла. Атмосфера ночи расслабляет, а прохладный ветерок проникает под толстовку, напоминая этим о приближении более холодного месяца, с которым сезон дождей усилится, а вероятность их появления увеличится. С этой порой придут одиночество и холод, скрыться от которых невозможно. Они накроют нас своей волной, и не оставят шанса всплыть на поверхность. С каждой ступенькой идти становится труднее. От Намджуна меня отделяет огромная лестница. Преодолев её, я приближусь к человеку, попросившему у меня помощь. Джун редко звонит с просьбами, но сейчас это его второе желание ко мне, и оно отличается от первого. Если тогда нужно было помочь парню, о котором я знаю совсем немного или ничего, то сейчас моя поддержка нужна Намджуну. Только ему. Ещё одна ступень, и я выхожу на большой выступ-балкон под открытым небом. Облокотившись на преграду, стоит Намджун. У него между пальцами тлеет пеплом сигарета, а взгляд направлен не вдаль города, а вниз, где из-за темноты ничего не видно, только ночную пропасть, в которую можно упасть, навсегда позабыв солнечный свет, сверкающий так ярко и согревающий своими лучами. Но если выбрать тьму, она поприветствует тебя, обнимет своими ледяными руками, обвивая их вокруг податливого тела, цепляясь за кожу острыми когтями. Она поделится своим холодом, взамен забирая тепло. Равноценный обмен. Она не отпустит никогда. Никогда — очень долгий срок. Сейчас я не вижу лицо парня, но чувствую присутствие злобы, жестокости и разрушительной энергии, которая ничего хорошего в себе не несёт. Аура Намджуна не хотела, чтобы к Киму кто-то приближался. Она его поглощает. Что случилось, Ким Намджун? Задаю мысленно вопрос, зная, что меня так не услышат. Подхожу ближе и обнимаю Кима со спины, надеясь помочь немного таким дружеским незначительным жестом. Что делать и говорить, я не знаю. Меня этому не учили. В книжках не прописано, как помогать кому-то справляться с болью. Помочь себе приглушить боль я могу. Научилась. Но другому… Такого Намджуна я вижу первый раз. Обычно сильная натура главы второго Дома готова броситься в огонь, защищая меня от всех проблем (так было с самого детства). Сейчас же он расходится по швам, как будто нити, державшие его, начали прогнивать и рваться, тем самым выпуская зло, сидевшее в глубинах его души. Передо мной другой человек, с которым я не была знакома. До сегодняшнего дня. — Джун-а, — перестаю обнимать и делаю шаг назад, а после кладу свою маленькую ладошку на его спину, что вздымалась и опускалась от тяжёлого дыхания. — Всё будет хорошо, если не сейчас, то скоро, — больше я ничего не буду говорить. Ковырять его душу и ворошить раны, кровоточащие, мучительные, не хочу. Я не садист, который будет усиливать боль друга. Если Намджун захочет, то он сам откроет мне душу. Я знаю. — Джу, — он поворачивается ко мне лицом, а я поднимаю голову, чтобы видеть глаза, в которых спиралью заворачивается отчаянье, требующее мести. — Если не хочешь, не говори, я могу и молча постоять, — отодвигаюсь от Кима и опираюсь спиной на перила, после чего задерживаю взгляд на впустую зажжённой сигарете, что продолжала тлеть между пальцев Кима. — Мне нанесли удар, — тон не имеет никакой интонации, он ровный и по нему трудно понять эмоции Джуна. Я не могу прочитать тайное послание, зашифрованное между строк Кимом. Оно мне не под силу. — Ты не был к нему готов? — Был, — усмешка, больше похожая на оскал, предвкушающий кровавый суд. — Но я ожидал удар с другой стороны. — Кто? — смотрю на парня, а он делает шаг ко мне. Хоть и задаю вопрос, но ответ слышать не готова. Страшно разобрать среди сказанных слов имя того, кому предназначена моя жизнь. — Твой любимый будущий муж, — голос пропитан ненавистью к будущему главе первого Дома. — Но я не его любимая жена, Намджун, — говорю медленно, без всякого раздражения, но уверена, парень чувствует, как претензия, кинутая в сторону Хосока, меня раздражает. — И если ты хочешь отомстить ему через меня, то это плохая идея. — Я не убью тебя, даже если ты станешь Чон, — Намджун ещё ближе пододвигает своё лицо и произносит слова прямо в губы, не прерывая при этом зрительный контакт. — Не зарекайся, я не знаю, что будет завтра, а ты пророчишь про вечность, — произношу и смотрю на Кима, который отстраняться не намерен. — Мсти, не мсти — мертвых не вернуть. — Джу, — Ким нагибает голову вперёд и соприкасается с моим лбом, заставляя меня напрячься. Если секунду назад я могла предугадать его шаги, то сейчас нет. — Он убил моего отца, — слышу эти четыре слова, и от них все мысли исчезают по щелчку пальцев. Думать и понимать не хотелось, как и воспринимать правду, сказанную Намджуном. Я видела собственными глазами, что творит Феникс. Он уничтожает свою жертву, а остатки сжигает своим ярким пламенем, подаренным ему Аидом. Он — Люцифер. Но его истинное имя произносится совсем иначе. Совсем иначе! Оно звучит необыкновенно, оно покорило меня и взяло в плен, выбраться из которого можно только пройдя сквозь мёртвый огонь. Сила Феникса огромна, ему подвластно всё, и все ему поклоняются. И перед этим человеком я подняла белый флаг поражения. Я покорилась и сдалась, не начав бой. Но если сейчас я упаду, то рано или поздно я заставляю себя подняться. Если не сейчас, то завтра… Подлинное поражение — когда перестаешь пытаться. — Я ничего не могу сказать в его защиту, но ты уверен, что это первый Дом? — беру двумя ладошками лицо Намджуна и немного отодвигаю от себя, хочу видеть его глаза, наполненные уверенностью. Он положительно кивает головой, а я лишь делаю глубокий вдох, а после выдыхаю. Мне резко перестает хватать воздуха, а виной этому слова Кима. — Но Хосок сейчас в Китае, — вспоминаю слова Чонгука о месте нахождение брата. — У тебя столько врагов, так что… — Ты уже принимаешь его сторону, — Джун кладёт свои руки поверх моих и немного сдавливает их. — Ты будешь хорошей женой. — Успокойся, — парирую слова парня и дарю ему взгляд, в котором нет заинтересованности продолжать перепалку. — Смерть отца не входила в мои планы, — прикрывает глаза и своими руками сильнее прижимает мои ладони к себе, а я лишь молча наблюдаю и не сопротивляюсь. — Хотя всё это мне на руку, — молча слушаю и поражаюсь, как из уст хорошо знакомого мне парня вылетают слова хуже поступков Хосока. Если Чон убивал за оплошности, то Ким искал выгоду в убийствах, даже если это касается его собственного отца. — Ким Намджун! — Все люди, без исключения, однажды умрут. В этом нет ничего такого, — Ким старается надеть непробиваемую броню, за которой он прячет израненное сердце. Смерть отца пришла к нему неожиданно, даже если он ждал её. Траур у него в душе. Проводник с косой забрал то, что ему принадлежало с самого начала. Он просто ждал определённый час, который настал. Сколько бы люди не бежали от Ангела смерти, они не убегут. Он знает время и место их будущего смертельного свидания. — Намджун-а, я знаю, как он тебе дорог, не обманывай меня, — не хочу, чтобы парень начал перестраивать свои мысли, как ему выгодно. Если он хочет поменять свою реальность, то в будущем это причинит ему ещё большую боль, разбавленную страданиями. — Боль — это испытание силы духа, пройди его, и тебе станет легче. — Ты поэтому не подпускаешь к себе людей, Джу? Ты боишься боли, которую они оставят после своего ухода? — слушая Намджуна, я понимаю — это одна из нескольких причин, почему я не подпускаю никого близко, хотя некоторым удаётся пробить мои стены, выстроенные кирпичиком за кирпичиком. Ким второй раз теряет дорогого для себя человека. Если смерть матери он не помнит, то смерть отца запомнит навсегда. — Да. Терять всегда трудно, как и принимать факт того, что человек, которым ты дорожил, не откроет больше глаза. Никогда. — Но сейчас ты всё же начала общаться с младшим Чоном. — Именно, что общаться, а не дружить — это большая разница, Намджун. — Он твой друг, — уверенно заявляет Ким, чем меня немного удивляет. Однако он прав, если снаружи я отрицаю, то внутри привыкаю к присутствию Чонгука. Он постепенно становиться частью моей жизни. — Ты — мой друг, а с ним я просто… — Джу, — Намджун поднимает руку, выставляет указательный палец и прикладывает его к моему лбу. — Если здесь ты врешь себе, — он переносит палец на грудную клетку. — То здесь ты знаешь, что Чон Чонгук завоевал твоё внимание, как и Хосок, на которого ты… Попытайся лучше скрывать свою заинтересованность, я знаю, ты это умеешь. — Хорошо, а ты защищай лучше то, что тебе дорого, знаю, ты это умеешь, — делаю шаг назад и хочу направиться к лестнице, ведущей вниз к музейным жилым домикам, где стоит моя припаркованная машина, но рука Намджуна хватает меня за ладонь и заставляет развернуться к нему обратно. — Всё самое важное для меня в мире — сейчас передо мной, — не успеваю опомниться, как Намджун накрывает мои губы своими обветренными, но такими теплыми. Только это обычное прикосновение ничего не будоражит внутри. Ураган и буря эмоций не просыпаются, ничего не чувствую. Сжимаю плотнее губы, не позволяя намджуновскому языку проникнуть внутрь. Не этим всё должно было закончиться, но, видимо, боль одурманила парня, и поддержку он хочет найти в сексе и в иллюзорной для меня любви. Поднимаю свою руку и пальцами с двух сторон зажимаю челюсть Кима, не сбавляющей свой напор. Давлю сильнее и чувствую, как за тонкой стенкой щеки расположены зубы. Ким отодвигается и смотрит на меня с сожалением. — Какой смысл трахаться до тошноты с тем, кого ты никогда не полюбишь? — он не просит прощения, а просто задаёт вопрос, на который я хочу ответить ему кулаком по челюсти. — Именно, какой смысл, Намджун, трахаться с тем, кого я никогда не полюблю? — разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, завершая разговор на не очень позитивной ноте.***
— Мисс, добро пожаловать домой, — дворецкий Чхве сразу кланяется, как только я переступаю порог. В особняке все уже спят. В доме господствовала тьма и тишина. Ничего не слышно, даже голос управляющего домом кажется тише обычного. — Я думала, кроме охраны все уже спят, — снимаю капюшон с головы и направляюсь к лестнице, а СанУ начинает следовать за мной. — Так и есть, Мисс, но… — он немного осекается, а моя нога, собирающаяся встать на ступеньку, замирает, поворачиваюсь к Чхве и требую продолжать. — Ваши друзья здесь… — Друзья? — немного потерянно, переспрашиваю и пытаюсь понять. Намджуна я видела сорок минут назад, вряд ли он приедет в особняк, Хосок в Китае, остаётся только Чонгук с Тэхёном. — Куда ты их проводил? — делаю неуверенные шаги и поднимаюсь вверх по лестнице. Сейчас у меня в голове начинает образовываться каша. Что этим двоим нужно в моём доме? Я же сказала им, что они могут веселиться в клубе за мой счёт, но, видимо, им это веселье не нужно, и они решили отправиться ко мне. Идиоты. — Они в вашей комнате, Мисс, — прикрываю глаза и ускоряю шаг, потому что сейчас я не могу предсказать будущие действия Чонгука, не говоря о незнакомом Тэхёне. — Дворецкий Чхве, пожалуйста, подготовьте гостевую комнату, гости останутся с ночёвкой. — Может вам приготовить еду? Скажите, и я отдам приказ повару, — Чхве стоит в своём строгом рабочем костюме, который был сшит для него специально по заказу. Дворецкий — это лицо дома, и СанУ великолепно справляется с этим. — Не тревожьте больше никого и сами отправляйтесь отдыхать, после подготовки комнаты Вам вставать через три часа, — пытаюсь изобразить что-то похожее на улыбку, но выходит плохо. После встречи с Намджуном улыбаться не получается. Иду вдоль коридора и слышу голос Чонгука, доносящийся из моей комнаты. Открываю дверь и вижу, что Чон ведёт с кем-то напряжённую беседу по телефону. Его лицо не такое, как обычно, сейчас каждый мускул напряжён и выражен более ярко. Перевожу с парня взгляд на Тэхёна, который просто лежит лицом в подушку. Казалось, он не дышит, просто валяется, как бревно на моей кровати. — Чонгук, — зову парня, но он только отмахивается от меня рукой и уходит на балкон, а я следую за ним, не обращая внимания на скулёж Тэхёна. Выхватываю телефон из рук Чона и подставляю к уху. — Сейчас мистеру Чону некогда, позвоните поз… — но меня перебивают. — Позже? — голос, будоражащий и проникающий в самые глубины моей души. — Позже, мы встретимся, надеюсь, ты скучала по мне. — Надеюсь, сегодня наша встреча пройдёт без подарков и презентов, — поворачиваюсь к Чонгуку и начинаю его сверлить взглядом. Я хочу его задушить. — Если так хочет моя принцесса, то хорошо, — Хосок усмехается, а у меня эхом это разносится в голове. Сейчас я его больше опасаюсь, чем боюсь. — Хочу, — отодвигаю телефон от себя и сбрасываю звонок, не дожидаясь ответа будущего главы первого Дома. — Какого хрена, Чонгук? — Я не знал, куда его вести, так что… — Так что привёз его ко мне. Он хоть дышит? — Чонгук усмехается и пожимает плечами, заставляя мои мысли путаться. — Твою мать. — Я понимаю, сейчас ты выражаешь своё недовольство, но… — Рот закрой, — возвращаюсь обратно в комнату и переворачиваю Тэхёна на спину, приближаю своё лицо к его, чтобы понять, дышит или нет. Доверилась первый раз Чонгуку и вот тебе, лежачий труп в моей кровати! Дышит. — Откуда я знал, что этот красавчик плохо переносит алкоголь, — отрываю взгляд от Тэхёна и смотрю раздражённо на Чонгука, ходящего около спинки кровати и что-то вырисовывающего на ней. — Не смотри так, теперь я знаю это. — Мне тебе руку пожать? Ты его хоть спросил, хочет он пить или нет? А если бы у него была аллергия? Ты только о себе и думаешь. — Лучше от алкоголя умереть, чем от скуки, так что ему могло крупно повезти, — Чон пытается перевести всё это в шутку, а я только бросаю в него подушку, лежащую рядом со спавшим Тэхёном. — Тебе он не нравится? Что он тебе сделал? — ровным тоном задаю вопросы и хочу узнать ответы на них. Потому что понять мысли Чона я не могу. Если он всё это делает для того, чтобы отпугнуть Тэхёна, то я пойму, а если нет, то вопросов станет ещё больше, а самым главным будет: Зачем? — Любопытство не ведает этики. — Любопытство? Чонгук, — немного щурюсь и поднимаюсь с кровати, подхожу к другу и начинаю пальцами перебирать его тёмно-русые прядки. — Неужели у тебя для кайфа вдвое больше причин? — на вопросе поворачиваю голову в сторону мирно спящего Тэхёна, а после снова возвращаю хитрый взгляд на Чонгука. — Я догадывалась, но… — Джу, — Чон хватает моё запястье и убирает от себя, а после смотрит на Тэхёна. — А он? — Могу сказать, что пока ему нравятся только девушки. Ему нравишься ты, — усмехается Чонгук и смотрит на меня взглядом, в котором черти хороводы водят. — Очень жаль, я всегда хотела иметь друзей-геев. — Зачем? — Ну, чтобы казаться более прогрессивной, знаешь ли, побывать на гейской свадьбе — мечта каждой девочки, — сейчас было очень странно обсуждать мальчика, который спал на расстояние вытянутой руки. Тем более мы натурала приписывали к гомосексуалам. — А если правда, не важно, между кем родилась любовь, главное — она есть, за это уже нужно быть благодарным судьбе. — Джу, ты станешь нашим свидетелем? — Чонгук растягивает рот в улыбке и протягивает мне сжатую в кулак руку, об которую я бью своим кулаком. — Я не откажусь от столь заманчивой просьбы, — на секунду на моих губах появляется улыбка, но вспоминаю одного человека, и она сразу исчезает. — Чонгук, а Хосок? Мы всегда стремимся к запретному и желаем недозволенное. Жизнь и смерть ходят рядом, но ничего не знают друг о друге. Для Чонгука: Тэхён — жизнь, а Хосок — смерть. Они не знают ничего о существовании друг друга, но если узнают о связующем их звене, начнётся непредвиденная буря. — Чонгук, бессмысленно идти на танк с ножом, — произношу строчку из одной прозы, что давно читала. Сейчас я переживаю за все, что начинает происходить в моей жизни, даже за любовь, в которую мне трудно верить. Хотя продолжаю это делать. — Джу, я не хочу пока об этом думать, но знаю, что придётся. Хосок узнает, я в этом уверен, — взгляд Чона опустошён, парень боится будущего, что его ожидает. — Защити его, закрой свои чувства в себе навсегда. Шутки шутками, но мы с тобой не родились в мире, где имеем права выбирать, — произношу слова и чувствую, как в душе образовывается новая трещина, в которую вливается противное холодное чувство, обволакивающее полностью — безысходность.***
Сколько бы я не верила в светлое будущее — его нет. Для меня будущее находится в тени, и чтобы узнать его, мне нужно сделать пару шагов навстречу тьме, прячущей в себе всё самое нежеланное. В этом мраке меня ждёт тёмный Феникс, горящий ярче любого пламени, с ним я отправлюсь в Ад, по которому он лично проведёт для меня экскурсию. Клетка захлопнулась. — Здравствуйте, — мне открывает дверь парень, чья внешность слишком ангелоподобна для столь гиблого мира. Его волосы кажутся цвета солнца, но вот в глазах жизнь отсутствует. Кладу ладошку в его и опираюсь на неё, вылезая из автомобиля, который был прислан семьёй Чон. — Я вас провожу, — юноша не представляется, а просто приказывает идти за ним. Мы входим в большое многоэтажное здание и направляемся в сторону лифта, что доставит нас на нужный этаж. Человек Чона прикладывает карточку к лифту, и двери железной коробки закрываются, а на табло высвечивается пункт назначения — последний этаж. — Госпожа Пэ, Вам был отправлен подарок от Босса, почему Вы не в нём? — Потому что так надо, — не отрываю глаз от экрана, на котором мелькают цифры проезжающих этажей. — Как тебя зовут? — Пак Чимин, — ровным тоном произносит парень своё имя, а я пытаюсь его запомнить, чтобы хоть кого-то знать из клана Чон кроме Чонгука. Своего имени я не произношу, не вижу смысла, уверена, в первом Доме все знают его. Выхожу из лифта после его приезда на нужный этаж и сразу оказываюсь в большой квартире, принадлежащей Хосоку. Самого хозяина не вижу, но решаю пройти вглубь, а не топтаться у входа, ожидая приглашения. — Ты пришла? Снова эти мешки, — тембр голоса низкий, последние слова пропитаны раздражением, но я игнорирую все взгляды в мою сторону и сажусь на кресло, стоящее посередине гостиной напротив дивана. — А как же мой подарок? — Ты же обещал? Поэтому я подумала и оставила его на потом, вдруг ты его отправил заранее, а отменить посылку не смог, — пытаюсь говорить уверенно и не показывать, как трудно мне дышать одним воздухом с Чоном. — Ты думала? — Хосок тянется к своему галстуку и немного ослабляет его, а после расстегивает первую пуговицу на рубашке. Сейчас я просто натянута как струна на скрипке, ещё немного натяни — и порвусь с писклявым звуком. Ощущение неуверенности начинает проникать в мою голову и заполнять её ненужным наплывом мыслей. Они топят и не дают мыслить трезво, хочется встать и убежать из этого логова зверя. Инстинкт самосохранения начинает свою работу, и теперь здесь мне быть не безопасно. Я мышь, загнанная в угол, а Феникс этой лёгкой добычей поужинает, не оставив ни одну косточку от жертвы — меня. — Конечно, нет, я же не умею думать, — кладу руку на удобный мягкий подлокотник и начинаю стучать одним пальцем по нему. Сейчас буду расслаблять нервы только этим жестом. — Для меня ум служит лишь для того, чтобы смело делать глупости. — Глупости? — переспрашивает Хосок и смотрит на меня, а я лишь неуверенно киваю. — За любыми глупостями идут последствия, — на этих словах он подходит к журнальному столику, стоящему рядом с диваном и берёт бутылку вина, из которой наливает в бокалы содержимое. Он протягивает мне напиток, а я глоточек за глоточком выпиваю всю золотую жидкость, оставляющую приятное послевкусие печёного яблока во рту после себя. Чувствую, как от залпом выпитого алкоголя голова начинает ощущать лёгкое головокружение. — Ты правда хочешь, чтобы я стала Чон? — поднимаюсь со своего места и задаю вопрос, который в трезвом уме не задала бы, но сейчас во мне уже целый бокал белого вина, что заполняется новой порцией. — Я жертвую тем, кто я есть, ради тебя, и если я потребую от тебя, чтобы ты пожертвовал ради меня собой — это не любовь. Твоё сердце, — кладу свою ладонь на чужую грудь и смотрю в его глаза. — Оно слишком холодное, как и моё, Хосок. Мы не сможем сосуществовать вместе. Никто из нас не заразит другого любовью. У нас её нет. — Да, но между нами есть нечто не менее ценное, — Хосок делает шаг ближе, и я чувствую его дыхание на своём лице. Оно обжигает мою кожу, заставляя кровь под ней кипеть. Я не двигаюсь с места. — Ощущаешь? — он читает меня, как раскрытую книгу. Хосок давно догадался, какое влияние он оказывает на меня и моё тело. — Это чувство — ты ведь тоже испытываешь его, да? — и обманчиво-трепетно(я не знаю, могу ли доверять тому, что вижу) касается рукой жилки на моей шее, поглаживая её пальцами — я задерживаю воздух в лёгких. — Прямо здесь. Скажи мне, что я прав, Джу. Или попробуй обмануть. Мимолетный холодок пробегает по моей спине, и от этого немного прикрываю глаза, чувствуя, как тело Чона поддаётся вперед, становясь ко мне запредельно близко. Сейчас все мысли растворяются и исчезают из моей головы, их вытесняет новое ощущение — возбуждение. — Попробуй подпустить меня к себе, Джу, — руки парня обвивают меня и медленно, словно дразня, начинают от бёдер подниматься вверх. Его теплое, пропитанное запахом табака, дыхание щекочет шею, отчего непроизвольно улыбаюсь и сильнее наклоняю голову, давая парню больше пространства и свободу действиям. Большая ладонь Чона ложится на шею, где остается ожёг от огненного дыхания Хосока, его большой палец гладит линию подбородка, заставляя меня поддаться его ласкам и немного разомкнуть губы. Парню хватает секунды, чтобы накрыть мои губы своими, ещё сильнее прижимая к себе. Внизу живота приятно тянет, будто карамель, плавящаяся в жаркий день, и такие же нежные мысли заполняют мою голову. Я уже совсем ничего не соображаю, а просто отвечаю на поцелуй. Мне нравится целовать его мягкие губы. Хосок углубляет поцелуй, а из моего рта вырывается тихий стон и, пользуясь, случаем парень проникает языком мне в рот, начиная изучать его. Тянусь своими пальцами к его волосам и начинаю играть с красными прядями, напоминающими языки пламени, заставляющие меня плавиться, как пралине. Чон умело подхватывает меня за ягодицы, приподнимает и усаживает на себя, не прерывая поцелуй. Кладу руки ему на плечи, пытаясь удержаться на весу, ещё плотнее притягиваю его к себе, моля всех богов, чтобы этот миг не заканчивался. Хосок целует мои щеки, шею, оттягивая некоторые участки кожи, что доставляет такую приятную боль. Чувствую, как моя спина соприкасается с холодными простынями, что пытались немного отрезвить мой разум, но если они пытались, то я не желала этого. Чон нависает надо мной, продолжая целовать открытые участки моего тела, он запускает свои длинные пальцы под мою растянутую толстовку, а я таю под его руками, как мороженое в самый жаркий день. Хосок продолжает ласкать мою шею, а моё дыхание с каждый секундой сбивается с нужного ритма. Задрав толстовку, Чон поглаживает мой животик, а вскоре перебирается к груди. Мне уже всё равно на окружающую меня реальность. Я растворяюсь в этом удовольствии, которое заполняет меня. Мне мало, потому что ещё немного, и, кажется, я взорвусь от наслаждения, накрывающего меня новыми волнами. Его широкая ладонь соскальзывает с колена и медленно поднимается по внутренней поверхности бедра — в моих ушах звучно гудит оглушительный пульс. Это необычно, как-то странно, безумно неправильно и пошло, пошло до вязкой слюны во рту. Мои пальцы тянутся к пряжке ремня Хосока, желая как можно скорее прикоснуться к самому сокровенному месту. Расстегиваю чёрные брюки и осторожно сжимаю начинающий наливаться желанием нежный бугорок. Чон тяжело вздыхает и прикрывает глаза, а я смотрю как заворожённая и не могу отвести свои глаза от столь прекрасной картины. Я прежде не чувствовала подобного возбуждения, накрывающего волной, полностью скрывая в своём море распущенности. — Приподнимись, — нетерпеливо охрипшим голосом командует Хосок, оттягивая за широкую резинку нижнее бельё, и, следуя приказу, приподнимаю бёдра, позволяя стянуть одежду. От неожиданного движения парня из моего рта вырывается глубокий, затрагивающий даже самые тонкие струны души, стон. Член Хосока проникает внутрь настолько резко, что я до крови закусываю губы, успокаивая себя, что через пару секунд дискомфорт отступит, и придёт эйфория. Пара плавных движений Чона, позволивших мне привыкнуть к новым ощущениям, заканчиваются, и парень начинает двигаться более ритмично, а я, забывая обо всех сдерживающих меня цепях, начинаю громко стонать от наслаждения. Есть только он и я. Открыв глаза, смотрю на член, который ритмично вбивается в меня, а после перевожу взгляд на самого Хосока. Его глаза будто стали ещё темнее, они словно забрали мою душу, но в тоже время вместо неё оставили что-то иное. Притягиваю его к себе за затылок, а он впивается в мои губы жарким поцелуем и начинает двигаться ещё быстрее. Лишь спустя пару минут поцелуй прекращается, но Чон за все это время не прерывает зрительного контакта, он изучает каждую эмоцию на моём лице, как и я его. У меня нет сил больше сдерживаться, и я кончаю первой. Секунда, и я чувствую, как Хосок изливается внутрь меня, до синяков зажимая мои бедра. Пытаюсь отдышаться от умопомрачительного оргазма. Чувствую внутри себя странное брожение крови, как будто сперма Чона заставляла ее пениться и бурлить. — О, Господи, — шепчу, запрокидывая голову назад. Хосок приближает своё лицо к моему и целует сам. Проводит подушечками пальцев по моим скулам, спускаясь к губам, нежно касается их, а я еле успеваю глотать воздух, когда Чон не сдерживается, снова утягивая в страстный поцелуй, сминая и кусая губы, давая понять, что я полностью теперь принадлежу ему. — Всё, что у нас есть, Джу — это смесь страсти и фарта, — Хосок отрывается от моих губ и смотрит прямо в глаза, а я как одержимая не могу оторваться от него. Клетка захлопнута, а ключ выброшен.Влиять на другого человека — это значит передать ему свою душу.