Подстилка

Пол года спустя… Их долгожданный тур бьёт все возможные рекорды кассовых сборов. Менеджеры не успевают обновлять информацию о количестве установленных рекордов, продюсеры потирают руки от непрекращающегося потока предложений о коллаборациях с известными лицами индустрии, а новый альбом стабильно с каждым днём занимает все больше позиций в мировых рейтингах. Кажется, будто на всей планете не осталось ни одного человека, кто не знал бы о существовании группы и их нашумевшем возвращении с новыми хитами. Города в концертный тур добавлялись постоянно, иногда даже за день до предполагаемого выступления, охватив в конце концов большую часть мира. Слава такого невероятного уровня пришла как-то быстро, неожиданно, оглушила своей силой и подарила наконец уверенность в выборе, который они сделали шесть лет назад*. Сейчас, лёжа на диване, прислушиваясь к дрожащим от перенапряжения мышцам, они могли с улыбкой сказать, что справились, смогли, добились. Они успешны, популярны, занимаются любимым делом и, более того, своим примером доказывают, что мечты сбываются, и нет ничего невозможного. Смертельно уставшие, парни тем не менее проводят традиционную трансляцию после концерта, за первые пару минут собирая сотни тысяч зрителей со всех уголков мира. Они мешают корейский с английским, перескакивают от темы к теме и дарят свои уставшие, но счастливые улыбки фанатам. После каждой паузы они говорят слова благодарности, не стараясь произвести впечатление, а искренне желая поделиться эмоциями с людьми, которые подарили им возможность стоять на сцене. В конце концов получасовая трансляция меньшее, что они могут сделать. И неважно, что сил еле-еле хватает, чтобы держать глаза открытыми. Закончив, парни валятся на огромную двухспальную кровать в комнате старшего, сплетаются в живой клубок из тел и выдыхают. Сердца все ещё бешено бьются так, что шум отдаётся где-то в ушах. Кончики пальцев подёргивает от перенапряжения последних шести месяцев, что уже говорить о ноющих мышцах по всему телу. И тем не менее, в голове у каждого звенящая лёгкость, от которой хочется петь или смеяться без причины. Что они и делают, переодчески то взрываясь хохотом, то замолкая. Переутомление сказывается на всех парнях без исключения, даже Чонгук в этом туре впервые потерял сознание. — Вы можете представить, что это все? — вполголоса, из-за перетруженых на концерте связок, говорит Намджун. В этот момент парни словно затаили дыхание. На секунду показалось, будто замерло все, начиная с пылинок в воздухе, и до бега крови по венам. Действительно, все… Единственное расписание на завтра — выселение из отеля и обратный перелет в Корею. И в последующие две недели они будут предоставлены сами себе, могут вставать в любое время, есть не по расписанию, сорваться и уехать куда захочется… Если вообще захочется. Свобода решений на долю секунды стала такой пугающе непривычной, но звук полицейской сирены за окном уничтожил это ощущение. Просто отпуск, хоть и долгожданный. — Ты так сказал, будто завтра наши похороны, а не начало отпуска, — Юнги не был бы собой, если бы не вставил свои ворчливые пять копеек, но он замолкает стоит получить не болезненный, но ощутимый толчок в бок от Сокджина. — У тебя ещё есть силы бурчать? — Джин старается выглядеть осуждающе, но его выдают подрагивающие в улыбке губы. Юнги закатывает глаза и это выглядит так по-детски, что Хосок и Чонгук хихикают, даже не стараясь скрыть этого. — Хён, ты такой зануда иногда, — тянет низким голосом Ким Тэхён, и теперь уже сам Юнги прекращает играть в оскорбленную невинность и показывает младшему язык, чем вызывает новый приступ смеха у окружающих. Джин полусидит, облокотившись о высокую спинку кровати. Он занимает самую стратегически выгодную позицию, приподнявшись выше всех, так что теперь в угол его обзора попадало лицо каждого участника. Они смеялись и Ким смеялся с ними, наслаждаясь этим непривычным ещё до конца чувством единства. Прошло уже полгода с тех пор, как Джин стал оставаться с парнями после таких трансляций, но он все ещё не мог привыкнуть к своему новому статусу. Ещё недавно он бы ушел, стоило камере закончить съёмку, а сейчас его со всех сторон окружали теплые тела парней и он чувствовал, что имел все права здесь находиться. И более того — ему тут рады. Потихоньку уставшие, но счастливые участники стали расползаться по своим номерам, бросая какие-то нечитаемые взгляды на Юнги. Тот же реагировал еле заметным кивком, все ещё не двигаясь с места на коленях Сокджина. Старшему бы насторожиться, но сил нет совершенно: мысли ленивым потоком обтекают непонятные сознанию моменты, не задерживаясь ни на чём конкретно. Спустя какое-то время в комнате остались только они вдвоем. Джин думал о том, чем займётся во время отпуска, машинально играя с пуговицами на своей рубашке, а Юнги настукивал на его бедре какой-то простенький мотив. Было слышно только тихий гул кондиционера и приглушенную городскую суету за окном, но, самое забавное, что никого из присутствующих тишина не смущала. Нет, она ощущалась как что-то уютное, приятное, теплое. Из всей группы, только Юнги и Джин так сильно ценили такие моменты. В какой-то момент Шуга поднимается с колен старшего, усаживаясь напротив хёна, как будто собирался что-то сказать, но его привычная красноречивость и решительность видимо уже ушли в двухнедельный отпуск. Горло перехватывает спазмом, когда он пытается оформить мысли в слова, которые был просто обязан сказать Джину. Откладывать дальше было нельзя, но, Господи, как же трудно было произнести хоть слово. Юнги разглядывает лицо Кима, задерживая взгляд на светло-розовых губах хёна, машинально проводя языком по своим. Он избегает смотреть в глаза Джина, опасаясь, что увидит там что-то, что не даст ему поступить правильно. Джин же расценивает эти взгляды по-своему и тянется к Мину за поцелуем. Между ними все было сложно эти полгода. В группе все заметили, что с возвращения Джина между старшими что-то радикально поменялось, но никаких заявлений те не делали, хоть и не скрывали, что частенько Юнги уходил ночевать в номер Джина, а где-то с середины турне и вовсе перестал брать себе отдельный. С того самого дня, когда Ким Сокджин в очередной раз чуть не отправился на тот свет, любое осуждение в его сторону сошло на нет. Все участники учились воспринимать старшего по-новому, и не сказать, что это было легко, но у всех имелись на то свои причины, так что упорства парням было не занимать. Тем не менее, не смотря на быстро зарождающиеся новые связи между Кимом и остальными бантан, на прямые вопросы о своих отношениях Юнги и Джин всегда говорили, что «все пока слишком сложно», а на завуалированные всегда отшучивались или переводили тему. И не то, чтобы старшие скрывали что-то от участников, просто со всей загруженностью во время тура и собственными тараканами в головах, они сами никак не могли разобраться, что между ними происходит. Юнги не мог позволить себе признаться в чувствах, помня о том, что пришлось пережить Джину по его, как ему казалось, вине за эти пять лет, а Джин, видя сомнения в глазах младшего, принимал все это на свой счёт и считал себя недостойным Юнги, «грязным». Их поцелуй выходит медленным, тягучим, они уже изучили друг друга достаточно, чтобы знать, какие ласки приносят больше всего удовольствия, поэтому Юнги переодически касается языком неба хёна, поддразнивая, а Джин иногда слегка прикусывает нижнюю губу Мина, срывая редкие, тихие и протяжные стоны удовольствия. Длинные, все ещё накрашенные из-за недавнего выступления, ресницы Юнги щекочут переносицу Джину и тот растягивает губы в улыбке, невольно разрывая поцелуй. Младший делает вид, что злится на такое поведение и наигранно раздражённо рычит, возобновляя прерванное занятие. Джин принимает правила игры, углубляя поцелуй, перетягивая Юнги на себя и вынуждая того перекинуть ногу через его туловище. Поцелуй обещает перерасти в нечто большее, а это не совсем то, что нужно сейчас Мину, так что он как может мягко отстраняется от хёна. — На самом деле, я должен вначале кое-что тебе сказать. Рука Джина замерла в высветленных волосах Мина, которые от обилия средств для укладки больше похожи на тонкие колючие проволоки, чем на волосы. Между их лицами жалкие миллиметры. — Что-то не так? — раскрасневшийся Ким Сокджин выглядит настолько невинно и расстерянно, что Юнги не удерживается и оставляет на его лбу короткий, но болезненно нежный поцелуй, без слов признавая свои чувства к старшему. Нежность и чувство вины почти физически душат младшего, но он просто обязан сказать. Остранившись, Юнги поднимается с кровати и шагает к чемодану, что-то недолго ищет в нем и возвращается уже с папкой в руках. Он присаживается на край, где все ещё полулежит Джин, ласково отводит пряди с его лба, запрявляет их за уши, словно давая себе этой незамысловатой лаской время на передышку. Старшему кажется, что это как никогда похоже на прощание, будто Мин хочет запомнить ощущение от прикосновений к его лицу, перед тем, как Джин запретит ему это. При этом лицо Юнги выглядит так, будто он собирается шагнуть в бездну, будто знает, что-то, что он собирается сказать, смертельно ранит их обоих, но иного выхода просто нет. Романтичный настрой слетает со старшего, оставляя после себя только тревогу. — Юнги, что? — конец вопроса заглушает ладонь, которую младший прижал ко рту Сокджина. Джин не вырывается, просто смотрит, но от этого взгляда младшему только хуже. — Мне нужно кое-что тебе сказать. Точнее, отдать. Сказать, что Киму страшно — не сказать ничего. Его голос срывается, когда он, убрав руку Юнги пытается сказать, что он ничего не хочет знать. На глаза наворачиваются слезы, а в голове такая каша из самых страшных предположений, что ужас исходящий от него почти осязаем. Юнги, заметив это, откложил папку в сторону, подсаживаясь ближе чтобы взять старшего за руку, поглаживая большими пальцами ладони — это всегда успокаивало Кима. — Послушай сейчас меня внимательно, ладно? — Мин дожидается утвердительного кивка от Сокджина и объясняет, что все это они задумали ещё несколько месяцев назад, но документы были готовы только сегодня. — В этой папке твой договор с агентством и судебный иск против нас всех за то, что мы делали с тобой. Мы не станем защищаться в суде и понесем наказание. Также в любой момент ты можешь разорвать свой контракт, неустойку оплатим мы. Договор уже заключен, осталось заверить твоей подписью, — Юнги говорил это, вперив взгляд в однотонное покрывало, сброшеное на пол с кровати, потому что сил смотреть в глаза Джину он в себе не нашел. И так его голос был еле слышен, а руки дрожали от нервов и усталости, при чем сам Мин не знал, отчего больше. — Юнги, — позвал младшего Джин. Градус напряжения в комнате накалился до предела, когда их глаза все-таки встретились. Внезапно тишину разрезал звонкий удар пощёчины. Голова Юнги дернулась, но он не сделал ни одной попытки защититься или ударить в ответ. — Это за то, что посчитал мои чувства к тебе мелочью, за которую не стоит бороться. Ещё одна пощёчина. И снова Юнги не предпринял ни единой попытки прикрыться или увернуться. — Это за то, что хотел лишить меня сцены и любимого дела. Щека Юнги горела огнем, место удара пульсировало и болело, но эта боль не была и на сотую долю так сильна, как боль, которая сжигала сердце Юнги. Он был уверен, что поступает правильно, отпуская Сокджина, но как же чертовски больно это было. — А это за то, что сделал это все, чтобы я был счастлив. Юнги приготовился к очередному удару, но вместо этого почувствовал лёгкое и короткое прикосновение губ к своим губам. Он удивлённо распахнул глаза и увидел как Джин сосредоточенно рвет документы в папке, сбрасывая обрывки прямо на пол. Юнги боялся верить, что все это происходит на самом деле. Он был уверен, что Ким Сокджин примет их предложение, потому что они все действительно проебались неимоверно и такое не прощают. Они обсудили это уже давно и сегодня были готовы привести задуманное в действие и такой исход событий стал неожиданностью, но какой же приятной неожиданностью! — Хён, я, — как Юнги не старался его голос сдавал все позиции и отказывался работать на хозяина. — Ты сейчас, — предпринял ещё одну попытку объяснится Шуга, но снова безуспешно. Все его существо разрывалось на части от счастья и неверия в то, что происходящее, черт побери, реально. — Я люблю тебя, — шепчет Джин, беря ладони Юнги в свои. Он подносит его руки к своей груди, в которой заполошно бьётся его сердце, и Юнги отстраненно отмечает, что его сейчас работает в таком же темпе. — Я прошел через столькое не для того, чтобы снова тебя потерять, Юнги. Я простил вас, простил тебя и хочу начать новую страницу своей жизни. В которой у меня будешь ты, — все ещё шепотом говорит Джин, заглядывая не в глаза, а в саму душу Мина. — Если хочешь, конечно, — смущённо добавляет Джин. Юнги забирает свои ладони, успев поймать испуг на лице Джина до того, как перехватил кисти старшего и повалил его на кровать, нависнув сверху и осыпая поцелуями брови, лоб, скулы, глаза и все, до чего дотягивался на лице у старшего. — Конечно хочу, — шепчет иступленно Юнги, пока из внешних уголков глаз Джина катятся слезы счастья и облегчения. — Ты станешь моим парнем? *** В аэропорту немноголюдно. Раннее утро никого особо не располагает к излишней активности, сонная пара пассажиров лениво прогуливается от зоны курения до кофейного автомата в ожидании своего рейса. Сотрудники аэропорта неторопливо прогуливаются от терминала к терминалу. Группа сидит уже в зоне вылета, через 7 минут начинается посадка на самолёт. От отпуска их отделяет Тихий океан и восемь часов полёта. На лицах парней маски и кепки, которые они натягивают чуть ли не на нос, но Джин все же слишком хорошо знает каждую их мимическую морщинку. Так что ему не составляет труда по лучикам вокруг глаз Хосока и Тэхёна догадаться, что они улыбаются каждый раз, стоит их взглядам задержаться на сидящих в обнимку Юнги и Сокджине. Или по подвижным бровям Чонгука догадаться, что тот тоже счастлив видеть его здесь, а не уезжающим отдельно, как случилось бы, прими он предложение Юнги вчера вечером. Атмосфера была лёгкой и радостной, все были в нетерпении перед предстоящим отдыхом, и счастливы, что группа останется в прежнем составе. — Я впервые за последние пару лет вижу Намджуна таким спокойным, — говорит Юнги, переплетая пальцы с Джином, пряча их соединённые руки в карман на животе. Все же в аэропорту было прохладно, а заболеть на таком редком для бантами отпуске было бы совсем глупо. — А ты что, не знал, что я лучшее лекарство от нервов? — полушутя, полусерьезно говорит Джин. Юнги напрягается, замечая двойное дно в этой фразе старшего, но тот второй рукой поворачивает его лицо к себе и говорит так, чтобы слышали все остальные участники, с интересом прислушивающиеся к их разговору. — Я изначально был в роли антистресса в этой группе. И несмотря на то, что все пошло не так, как надо, я не собираюсь бросать свою роль. Я знаю вас всех лучше кого бы то ни было, так что могу быть кем-то вроде психолога, у меня вроде неплохо получается. Просто теперь буду использовать другие методы. Как вам? Джин оглядывается на примолкших ребят. Те выглядят снова подавлено. Черт. Чтобы разрядить обстановку Джин решает пошутить, и бог ему свидетель, они сами вынудили его на крайние меры. — Да дам я вам скидку на прием, конечно дам. А если вы ещё и будете вести себя хорошо, то выслушаю ваши проблемы бесплатно. Парни кто улыбнулся, кто засмеялся, но перестали сидеть пристыженные, действуя Киму на нервы. Миссия была достигнута. — Внимание пассажирам рейса «А591…», — начал стандартное объявление диктор. — Ну что, пойдем? — начал Намджун, оглядываясь, не забыл ли он чего. Остальные повторили за своим лидером и дружной толпой отправились к трапу. Отставали только Юнги и Джин, которого Мин схватил за рукав рубашки. — Хён, ты точно уверен в своем решении? Джин отцепил пальцы Юнги от своей одежды, оглянулся по сторонам и быстро чмокнул Юнги в нос. — Я не смогу все забыть, это очевидно. Эти годы всегда будут в моей памяти. Но я люблю тебя, я люблю свою работу и не смогу, наверное, найти что-то, что также захватит меня в этой жизни. Поэтому я нашел в себе силы простить вас, хоть это и было сложно. Все что мне нужно сейчас — чтобы ты был рядом. Юнги улыбается, ярко, искренне, сжимает ладонь Джина и притягивает его к себе, обнимая. — Хотя, знаешь, я бы ещё не отказался от путешествия на двоих, например, на Гоа. Или Мальдивы. Как думаешь, сможем туда съездить? Мин тихо смеётся в шею своего парня, и они стоят так пока из трапа не выбегает Хосок, поторапливая их. Через полчаса самолёт расчерчивает белую полосу в небе и это все, что останется от парней в этом городе. Ну, не считая, конечно, номера в отеле, пол которого сплошь усеян обрывками договора.