***
В квартире царил полумрак, Ник не отодвигал плотные шторы. Он не знал, сколько прошло времени, день сменялся ночью, ночь днем. Беннет даже не думал выходить на работу. Он просто слонялся по квартире, почти ничего не ел, выключил телефон. В дверь несколько раз кто-то стучал, но сабмиссив не открыл. Депрессия затапливала тело и разум Ника. И теперь он боролся с самим собой, чтобы не сойти с ума от этой внутренней боли. Шнайдеру практически нельзя было сопротивляться, его приказы всегда были обстоятельны и продуманы. Но Беннет ослушался его и убил. Убил своего Истинного. Но почему он не помнил о том, что их метки совпадают? Голова снова заболела, она болела всегда, когда Ник думал об этом. Сабмиссив поднялся с постели и полез в шкаф, долго копался в коробках и достал пыльный альбом с фотографиями. Дрожащей рукой он листал страницы, разглядывая молодого себя с цветных фото. Вот он в детском саду, маленький улыбчивый мальчик, вот он пошел в школу. На одном из фото Беннет был без браслета, взгляд скользнул по руке. Ник замер. На его запястье были не три горизонтальные полосы, а совершенно другая метка — черный треугольник. Этого не могло быть. Почему Беннет все забыл? Почему он не помнил то, что произошло с ним в Германии? Виски снова заболели, словно их просверлили дрелью. Ник скорчился на полу, хватаясь за голову. В голове вспыхнули образы: дом Шнайдера, сабмиссив без еды и воды неизвестное количество времени. Хочется закричать, в горле пересохло. Запястье болит и перемотано бинтом. Лицо Алвина перед глазами. Он говорит что-то успокаивающе и вкалывает какой-то препарат сабмиссиву в руку. Ник не знает, что в шприце. В голове играют колокола. Вот Алвин трахает его, бьет, снова трахает. Беннет не знает, сколько он уже здесь. Немец показывает ему свою метку. Ник смотрит на его и свое запястье. Истинные? Они Истинные? Беннет захлебывается слезами. Против Истинного доминанта пойти нельзя. Так вот что произошло тогда в Германии. Ник сопротивлялся Шнайдеру, и тогда тот решил пойти на последнюю ступень давления. Он перебил метку сабмиссива. Беннет вскочил с пола и побежал на кухню. Он схватил металлическую терку для посуды и с силой провел по запястью. Кожа сходила слоями, кровь текла по пальцам, капала на пол. Он сведет ее, сведет ненавистную ему метку. Но что делать с воспоминаниями о Шнайдере? Их не сотрешь из памяти никогда. Они сами по себе врывались в его изможденное переживаниями тело, и Ник ничего не мог с этим поделать. Беннет лежал на кухонном полу, пока не услышал стук в дверь. Настойчивый, громкий и долгий, пришедший явно давал понять, что не уйдет отсюда, пока не выбьет дверь. Ник поднялся с пола и на автомате пошел в прихожую, открывая. На пороге стоял тот, кого он меньше всего сейчас хотел видеть. Коулман, его личное проклятие. Взгляд начальника скользнул по изможденному телу в растянутой футболке и штанах, по окровавленному запястью. — Ник. Тебе нужна помощь. Не спрашивая разрешения, Коулман ворвался в его квартиру. Беннет пытался сопротивляться, но опомнился уже сидящим в комнате за столом. Начальник ушел на время и вернулся уже с аптечкой. Забрал холодную руку Ника в свои горячие ладони. Сабмиссив хотел вырваться, выставить Коулмана за дверь, но его сил бы точно на это не хватило. Он смотрел, как прохладная перекись полилась на запястье, рана защипала. — Я всегда выдвигал на первый план работу. И на это были свои причины, — тихо начал Коулман, но для сабмиссива его голос гремел, словно гром. — Люди слишком непостоянны и эмоциональны, в них нельзя быть уверенным до конца. Работа же и предметный мир никогда тебе не изменят. Коулман смыл кровь с раны, сабмиссив скользнул по руке взглядом. Вместо метки на его запястье красовалось ужасное кровавое месиво. — Я не мог завести отношения на работе, Ник. Это мешало бы бизнесу. Никакой чувственности за рабочим столом, лишь оголенные конструкции рационализма, — сильные пальцы уверенным движением наложили стерильную повязку на запястье. — Но все изменилось, когда я встретил тебя в том клубе. Начальник стал аккуратно перебинтовывать запястье, Беннет смотрел в сторону и молчал. — Я не хотел просто трахать тебя, Ник. Я желал, чтобы ты стал моим сабмиссивом. И ты оказался одним из сотрудников в моей компании. Он замолчал, закрепляя бинт узлом. Взгляд заскользил по смятой постели, плотно задернутым шторам, фотографиям на полу. — Спасибо, что пришли навестить, мистер Коулман, — наконец глухо ответил Ник, безучастным и отрешенным голосом. — Наверное, мне стоит вас отблагодарить. Что предпочитаете сейчас: анал или рот? Беннет смотрел в сторону, секунду ничего не происходило, после Коулман поднялся и вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь. Ник посмотрел на заботливо перебинтованную руку. Неожиданно стало еще горше, еще больнее. Начальник пришел извиниться и объясниться, а сабмиссив так грубо ответил ему. На миг захотелось побежать за Коулманом, крепко прижаться к этой сильной груди и никогда не отпускать. Беннет обнял себя двумя руками, дрожа всем телом. Он ненавидел себя еще больше, еще крепче завинчивал болты отчаяния в своем теле. Так будет лучше. Зачем безупречному мистеру Коулману сабмиссив без метки? Наверное, им просто не суждено быть вместе.***
Ник постучал в дверь и вошел в кабинет. Здесь ничего не изменилось: все тот же стол, за которым он искал информацию о «Купер-корпорейшенс», все тот же диван, где начальник ласкал его. Между ними столько всего произошло за этот месяц. И сабмиссив был так счастлив. Но теперь… Босс сидел за столом. Он протянул руку, забирая у Беннета заявление, быстро просмотрел его и поставил размашистую подпись. — Итак, мистер Беннет, вы обязаны отработать на компанию еще две недели, чтобы мы могли найти вам замену, — голос был холодный и ровный, лицо ничего не выражало. Так просто. Так быстро. — Хорошо, я понял. Спасибо, — ответил Ник сломанным голосом. Он развернулся и пошел к двери, но неожиданно замер, схватившись за ручку. Это конец. Конец для них двоих. Беннет оглянулся на силуэт за столом. — Исполните мою последнюю просьбу, мистер Коулман? Ник не знал, что им движет. Он шел, стремительно сокращая расстояние между ним, ведомый собственным сумасшествием. — Разрешите себя поцеловать, — горячо прошептал сабмиссив, опираясь рукой на подлокотник кресла, склоняясь и касаясь теплых губ. Ник отчаянно целовал своего начальника, потому что знал — больше они никогда не встретятся. Сабмиссив покинет порог кабинета, и они никогда не пересекутся. Беннет будет работать в другой фирме, мистер Коулман мастерски управлять своей. Ник никогда его не увидит. Никогда не поцелует. Никогда не почувствует эту стальную хватку на себе. Беннету больше нечего было терять. Когда Ник оторвался, внимательный взгляд Коулмана заскользил по его губам. Ледяная маска слетела с лица, словно по волшебству. Доминант провел пальцами по скуле и щеке сабмиссива, словно запоминая прикосновениями его черты. — Тогда и ты исполни мою. Сильные пальцы прошлись по шее и вплелись в волосы, Коулман притянул его к себе за затылок. Горячий язык настойчиво ворвался в рот Беннета, устанавливая свои права и порядки. Доминант завладел им сразу, полностью и безоговорочно. Ник застонал, задыхаясь от восторга, затянутый в страстный и жадный поцелуй. Хотелось шлепнуть себя по щеке и удостовериться, что все это правда. Сабмиссив слышал только свой громкий пульс, стучащий в висках, чувствовал, как сердце пыталось вырваться из груди. Коулман ответил ему. Он не гонит от себя Беннета. Доминант поднялся с кресла, его ладони заскользили по талии сабмиссива, крепче прижимая его к себе. Ник ощутил упругое биение чужого сердца. — Я не могу без вас, мистер Коулман, — тихо прошептал Беннет, разрывая поцелуй и заглядывая в глаза доминанта боязливо и трепетно. — Макс. Зови меня просто Макс. Коулман усадил его на стол, прямо на документы. Пальцы заскользили по груди сабмиссива, медленно расстегивая рубашку, проходясь по коже, заставляя выгибаться под этими ласками. Доминант склонился, касаясь соска губами, втягивая его в горячий рот под сдавленные стоны. — Я думал, что потерял тебя навсегда, Макс… — зашептал сабмиссив, сладко смакуя вожделенное имя на языке, цепляясь руками за широкие плечи и ерзая по собственному заявлению об уходе. Дрожащими пальцами Беннет расстегнул рубашку Коулмана, обнажая могучую грудь. Взгляд наткнулся на свежую рану от ножа Шнайдера. Ник вздрогнул, воспоминания того дня снова нахлынули, погребая под своей волной. Пальцы осторожно прошлись вдоль раны. — Тебе больно? — Теперь уже не важно, что было раньше, — шепнул Коулман, его темный взгляд пылал. — Имеет значение только то, что происходит сейчас. Макс накрыл широкой ладонью горло Ника, впиваясь в губы чувственным поцелуем. Сильные пальцы крепко сжимали тело, талию, бедра, словно Ник мог от него сбежать, и его надо было удерживать силой. Под жаркие стоны Коулман кусал губы Ника, его подбородок, шею, грудь, оставляя красные следы на бледной коже, словно желая пометить его всего, заявить о своих безграничных правах на это тело и душу. — Я очень скучал по тебе, Макс. Я безумно скучал по этим настойчивым рукам, по твоему жадному взгляду. Коулман накрыл пальцами член Ника сквозь ткань одежды, заставив того задохнуться и шире расставить ноги. Доминант расстегнул ширинку саба, сдергивая его брюки вместе с бельем и откидывая в сторону. Обхватил член пальцами и медленно провел от основания к головке и обратно, размазывая смазку по стволу. Саб прикусил губу, сдерживая рвущиеся из груди стоны. — Макс… Мы же не можем у тебя в кабинете, прямо на столе… В приемной все будет слышно, — румянец появился на щеках саба, но вопреки своим словам, руки потянулись к паху доминанта, оглаживая налитой член сквозь ткань брюк. — Но если ты мне прикажешь быть тихим… — голос саба журчал, как спрятанный в листве ручей, тихий и серебряный. Он подался вперед, толкаясь бедрами навстречу сильной ладони. Все тело дрожало от напряжения, Беннет извивался на столе, хватался за крепкие плечи, закусывал губы. Стоны першили в горле, саб сдавленно хрипел и дышал, все его тело дрожало от нехватки воздуха. — Теперь я никуда тебя не отпущу, — хриплым от страсти голосом прошептал Коулман в губы. Ник зачарованно смотрел в эти глаза. Слова Коулмана согревали душу. Он будто ожидал этих слов целую вечность, и сердце его сжалось от нежности. — Макс… Я так долго хотел этого, — сбивчиво и горячо зашептал Ник, лаская и сжимая бедра доминанта, поглаживая тело, плечи, грудь. В дверь постучали, и Ник замер, услышав голос Уилла. Что будет, если он сейчас войдет… Беннет резко подался вперед, в попытке слезть со стола, но Коулман удержал его за плечи. — Я занят, перенеси все встречи, — голос начальника раскатился по кабинету, словно гром. Он толкнул Ника обратно на стол, взял за лодыжку, укладывая себе на плечо, тем самым широко раздвигая ноги сабмиссива. В ушах у Беннета был только шум и бешеный ритм сердца. Ник поймал руку Коулмана, подтягивая ее к лицу, и погрузил пальцы в рот. Он лизал их, как вылизывал бы и остальные части тела Макса — старательно и сладко. Зачарованно наблюдая за действиями сабмиссива, Макс отнял руку, приставляя влажные пальцы к дырочке, и медленно ввел, растягивая тугие внутренности. За дверью наверняка топтался Уилл, но Беннет высоко и влажно застонал, кусая губы и не сводя затуманенного взгляда со своего Мастера. Ник насаживался на пальцы, шире раздвигая ноги, ласкал одной рукой собственные соски, гладил живот. Он развратно играл с собой, соблазняя Макса, самого себя, и даже эти стены, позволяя пальцам вдалбливаться так глубоко, как только возможно. — Как же ты прекрасен, мой мальчик, — взгляд Коулмана потемнел от страсти. Пальцы исчезли. Тихий вжик расстегиваемой ширинки, и Макс высвободил тяжело покачивающийся член. Он достал из выдвижного ящика стола презерватив, разорвал упаковку и быстро раскатал тонкий латекс по члену. Не отводя полыхающего взгляда от Ника, Коулман облизал свои пальцы и растер слюну по тугой дырочке. Доминант придерживал плоть у основания, головка надавила на проход. Последний раз они трахались целую вечность назад — еще там, в клубе. Тогда Беннет даже не знал, с кем он спит. Но сейчас дело было совсем не в сексе, а в единении. Ник хотел быть с доминантом одним целым. Еще ближе, хотя ближе уже было невозможно. — Возьми меня, Макс. Пожалуйста, — произнес магические слова сабмиссив, до белизны костяшек сдавливая столешницу, зная, что будет безумно больно. Но эта боль была необходима для их воссоединения. Головка медленно проникла внутрь, раздвигая шелковистые внутренности. Крепкие ладони сжали ягодицы, плавным движением Коулман медленно вошел до конца и остановился, когда жесткие лобковые волосы коснулись нежного зада. — Стони, Ник. Не сдерживайся. Я хочу слышать твой голос, — взгляд доминанта прошил насквозь. Сабмиссив кричал, выгибаясь на столе, чувствуя, как желанный член распирает его изнутри. Ноги дрожали, в уголках глаз появились прозрачные капельки слез. Беннету и правда хотелось расплакаться. От боли, от счастья, от стыда, от радости. Он так давно не чувствовал этой разрушающей силы, так давно не получал Коулмана. — Я бы разорвал тебя на части, — от шелкового голоса доминанта словно кровь бурлила в жилах. Коулман стал двигать бедрами, медленно и глубоко, разрабатывая узкий проход Ника. Ладонь с силой шлепнула по ягодице, оставляя красный след на бледной коже. Сабмиссив крупно вздрогнул от обжигающей сладкой боли и неожиданности. Движения бедрами становились глубже, быстрее, настойчивее. Теперь доминант с силой вколачивал Ника в столешницу, только распаляясь, входя во вкус. Тяжелый дубовый стол жалобно поскрипывал от веса их тел, силы движений и такого напора, к которому он не привык и не был предназначен. Нику казалось, что Макс двигается в нем с нечеловеческой скоростью, что тот скоро его просто порвет, но даже так — он ни на сантиметр не отодвигался, только еще сильнее насаживался, разбрасывая по полу многомилионные договоры. — Еще, Макс, еще! — стонал Ник, надрачивая свой член, второй рукой с силой сжимая бедро Коулмана. Он приподнялся, пытаясь поцеловать доминанта, но только бестолково лизал его губы и преданно смотрел в глаза. Коулман вынул член из сабмиссива и снял его со стола. Ладони скользнули по плечам, заставляя рубашку Беннета упасть на пол. Тяжелый, почти физически ощутимый взгляд заскользил по полностью обнаженному телу. В следующую секунду Ник уже был прижат грудью к холодному панорамному окну и накрыт сзади горячим сильным телом. Сабмиссив уперся пальцами в стекло, смотря вниз, на проезжающие машины и снующих туда-сюда людей, похожих на муравьев. Высота пугала и притягивала. Ему казалось, что они вместе с Коулманом парят над городом. Беннет смотрел на эти серые джунгли, думая о том, что они могли навсегда затеряться, навсегда потерять друг друга. Смешно признать, но если бы не клуб, они бы никогда не встретились. Сильные руки заскользили по плечам, спине и пояснице, поглаживая ягодицы и шире раздвигая ноги. Ник выгнулся, больше открываясь перед своим Мастером. Крепкие зубы прихватили мочку Ника, головка вновь заскользила по дырочке, сабмиссив сорвано дышал, ожидая проникновения, чувствительные соски затвердели от контакта с холодным стеклом. Его вело, вело от одного только запаха его доминанта, от одного только прикосновения. — Макс! — громко застонал Ник. — Пожалуйста! — по интонации нельзя было понять, что именно происходило в кабинете. С такими же криками можно было предположить, что сабмиссива бьют. Но нет — его лицо говорило об обратном, ему хотелось быть ближе, хотелось, чтобы Коулман вновь был в нем. — Я никому тебя не отдам. Ты — мой, — пальцы крепче сжали бедра, губы коснулись плеча Ника. — Я только твой, Макс, — как эхо повторил сабмиссив, распахивая изумрудные глаза и смотря на заходящее за дома солнце. Коулман правил этим городом. Он правил сердцем Ника, его жизнью. Беннет знал, что его истерзанное ласками тело никогда не насытится этим доминантом. Коулман схватился за бедра и снова вошел, с мощью вколачиваясь в Ника. Резкие, грубые, глубокие толчки сменялись плавными, мучительно медленными. Макс почти вытаскивал член, снова двигая бедрами вперед, входя до конца, так, что тяжелые яйца с силой вжимались в тело. Все мышцы Ника были напряжены, кожа блестела от пота, с губ срывалось горячее дыхание. Он плакал от раздирающей его боли и любви. Беннета сводила с ума мысль, что они снова вместе, что он прижат к холодному стеклу и протаранен огромным членом, задыхаясь от чувства наполненности. — Я хочу кончить. Хочу кончить вместе с тобой, Макс, — прошептал Беннет, сладко всхлипывая от удовлетворения, слезы катились по щекам. Ему нравилось это. Нравилось чувствовать себя сабмиссивом Коулмана, ему хотелось этого больше всего на свете — подчиняться его приказам и быть послушным рабом своего Мастера. –! Кончай, Ник, — голос твердый, покрытый налетом легкой хрипотцы. — Да, Мастер, — вскрикнул сабмиссив, ощущая, как тесно сжалась властная ладонь на его собственном члене. Сперма высвободилась с последним стоном, Беннет кончал, выгибаясь в спине, ощущая, как Макс начал изливаться в нем. Сабмиссив тяжело дышал, прижавшись к запотевшему стеклу, колени дрожали. Он бы рухнул на пол, если бы не Коулман, подхвативший его на руки. Ник обвил шею Макса, ласково целуя его в подбородок. Доминант отнес Беннета на диван и сам лег рядом. — Ты сводишь меня с ума, Макс, — смущенно бормотал сабмиссив. Макс качал его в своих крепких объятьях, провел языком по щеке, слизывая солоноватые слезы. Ник после секса был разморен и словно растекся по дивану. Ему даже двигаться было сложно. Все тело тянуло, ему хотелось выгнуться, как довольному коту, правда мешала саднящая боль в растраханном заду. Сабмиссив получил невероятное удовольствие от того, что Коулман отпялил его, как непослушного мальчика. Беннет готов был подчиняться каждому слову своего Мастера, каждому его движению, каждой мысли. Он обнял Макса, воздушно целуя его щеки и счастливо смотря в глаза, которые теперь были не ледяными антарктическими глыбами, а горячими, жадными и безгранично заботливыми. — Ты прекрасен, мой мальчик, — Коулман взял руку Ника, провел губами по костяшкам, нежно целуя, обжигая кожу горячим дыханием. Ник прикрыл глаза и счастливо засмеялся, как не смеялся уже очень давно. — Я всегда буду твоим, — прошептал Ник, укладывая голову на грудь Коулмана, слушая ровное биение сердца, рассеянно поглаживая пальцами его торс. Теперь Макс был безраздельно его, и сабмиссив не мог поверить в это. Он словно ожидал, что доминант сейчас растворится, исчезнет, просочится, как песок сквозь пальцы. Ник прижался к Коулману сильнее. Ему хотелось сейчас просто заснуть, чтобы потом проснуться в этих могучих объятьях. Беннет прикрыл глаза, сладко улыбаясь. Он в безопасности. Он со своим доминантом. И Ник постарается стать самым лучшим сабмиссивом для своего Мастера. Сквозь дрему он услышал голос Коулмана: — Мне нужно тебе кое-что показать, Ник. Сабмиссив открыл глаза, наблюдая за тем, как Коулман расстегнул часы, демонстрируя свое запястье. Свою метку. Черный треугольник.