Lust

- Святой отец, вы уверены? – еще раз переспросил молодой священник, на вид не больше тридцати, только что получивший свой чин после окончания семинарии. Он ежесекундно поправлял неудобный и жесткий воротничок своего одеяния, будто бы стараясь найти ему оптимальное положение. Волосы его были идеально забраны назад, оголяя довольно массивный лоб с ранними тонкими полосками морщин. Сам юноша выглядел довольно сосредоточенным, хотя резкие и немного дерганые движения выдавали его волнение. Держатель церкви легко похлопал его по плечу. - Если же и ты будешь в сомнениях, сын мой, то как же люди найдут путь к высшему благу? Вот что… Коннор, верно? – Юноша кивнул головой. – Я знаю, что это твой первый день в чине, не было бы тебе лучше провести таинство исповеди и лучше услышать свою паству? Коннор был согласен на любое задание, чтобы хоть как-то оправдать бессонные ночи над молитвословами и старыми пыльными книгами. Он знал, он был создан, чтобы помогать людям. Святой отец провел юношу к исповедальням, и, усадив его внутрь, выдохнул со спокойной душой – юнец не будет путаться под ногами, задавая бесконечное количество ненужных вопросов, как обычно это любят делать зеленые семинаристы. - Вот еще, - сказал он напоследок. – Пророча ближайшее будущее не в обиду господу нашему вседержителю, перед тобой лежит библия, в ней все ответы на вопросы прихожан. Если ты будешь каждый раз искать у меня совета, какую ты пользу принесешь прихожанам, если сам не знаешь пути? Сейчас пришло время тебе созидать и направлять по своей воле. Коннор сосредоточенно закивал головой, будто бы готовился к этим словам всю жизнь (хотя, собственно, так оно и было). Старый священник, заметив это, лишь усмехнулся, насколько же зеленые священники обычно набожные и чуть ли не святые. Но пройдет год, два, и постоянно льющиеся в их уши потоки греха просто покажут им, что по светлому пути человек не может пройти, пару раз не вляпавшись в блуд и обжорство. До исповеди оставалось несколько минут, и Коннор со вздохом облегчения обнаружил, что исповедальня была рассчитана только на анонимную исповедь, и не то чтобы он боялся людей, но мало ли, вдруг его вера не выдержит, и он будет осуждать человека за его тяжелый грех. Молодой священник нежно погладил корешок библии, лежащей на столике рядом. Кожаный переплет лоснился от бывших прикосновений, и его блеск и запах ладана, дарили юноше спокойствие и радостное предвкушение скорой святой службы. В исповедальню кто-то зашел и аккуратно встал на колени. Коннор мог только разглядеть маленькую тень, быть может, это был пожилой человек, ребенок или вовсе карлик. - Здравствуй, дитя мое, - тихо заговорил Коннор, стараясь не выдать, как от радостного волнения у него подрагивает голос. - Здравствуйте, - голос за ширмой принадлежал маленькой девочке, быть может, лет восьми или девяти. – Дядя святой отец. Коннор негромко усмехнулся, расплывшись в добродушной улыбке. Может, зря он боялся не анонимной исповеди. - Это твоя первая исповедь, дитя? – поинтересовался он, на что получил положительный ответ, и чуть не добавил, что и его тоже. Но продолжил. – Давай мы вместе помолимся богу, а потом ты расскажешь, что привело тебя сюда, хорошо? - А вы и вправду никому не расскажете? – поинтересовалась девочка, любопытно прижимаясь лбом к сетке. - Только Господу нашему, - Проговорил Коннор, и, поняв, что девочка удовлетворена его ответом, начал читать молитву. Когда и с этим было покончено, он продолжил, - Поведай, что же тебя сюда привело, дитя мое. - Дядя святой отец, я очень-очень грешна, - со всей свойственной только детям уверенностью заявила девочка. – Я даже не знаю, простит ли Боженька все мои грехи. Молодой священник вновь улыбнулся, подумав о том, что же такого мог натворить этот чудесный ребенок, что не смог бы простить Бог. - Бог прощает нам все грехи, если мы в них раскаиваемся, и понимаем, какую боль мы причинили ему, нарушив его заветы. Девочка внимательно слушала, кивая головой, и Коннор был несказанно рад, что смог донести до нее правильные мысли, не задавив при этом горой отсылок на святые писания и бесконечность цифр. - Я очень плохая, дядя священник, - заговорила она тихо. – Я ем конфеты, которые мама прячет в шкафу и запрещает мне кушать. Это ведь обман, правильно? И обжорство. А еще я ненавижу Клэнси из другого класса, за то, что она меня дразнит. Но это не самое страшное! А еще мне нравится Уильям, мой одноклассник, но ведь это же грешно, дядя святой отец? Это ведь… ПОХОТЬ. Девочка произнесла это с таким дрожащим ужасом, что Коннор даже перестал улыбаться, и понял, что стоит вести себя смиреннее. - Дитя мое, нет ничего прекраснее на земле, чем любовь. Господь завещал нам любить своих родителей, любить ближних своих и даже своих врагов. В любви нет ничего грешного, если это чувство искренне. Это не грех, а высшее чудо: любовь. Ты спросишь, как полюбить врага своего, даже если он делает тебе больно. Но господь любит всех своих детей без исключения. Будь благодарна этому человеку за то, что он делает тебя сильнее. Что касается конфет… пожалуй, это и вправду грешно, но я думаю, ты осознаешь всю тяжесть тобою содеянного, и впредь не будешь так грешить. - Не буду, дядя святой отец, - тихо ответила девочка, вновь став веселее и бодрее. – Обещаю, больше никогда не буду. - Я тебе так же советую провести епитимию, и не забывать молиться перед едой и перед сном, и тогда господь убережет тебя от грехов. Я освобождаю тебя от твоих грехов во имя Господа, и Сына, и Святого духа. Иди с миром и служи Господу. Девочка вскочила с колен, по шуму, оправляя подол своего платья. - Благодарение Господу, - произнесла она, как по учебнику, - И вам спасибо, дядя святой отец. Коннор улыбнулся, прикрывая глаза и чувствуя, как на душе у него становится мирно и спокойно за его нелегкую будущую работу. Он поднял глаза к небу, несколько раз перекрестившись, поблагодарив бога за его милосердие и попрося благ этой маленькой и несомненно смелой девочке. Работа в исповедальне оказалась не такой, какой она представлялась Коннору до этого. Не то чтобы ему было скучно от разговора с людьми или от того, что грехи у современного человека не такие и страшные, как представлялись ему в его мыслях о церкви. Ему не хватало той искренности и открытости, как у первой исповедовавшейся девочки, будто все взрослые приходили к нему сюда только для галочки. Но не ему было их осуждать. Через несколько часов к нему зашел настоятель, похвалив за выдержку и стойкость, и принеся с собой воды и несколько таблеток от головной боли. Коннор принял принесенное с должной долей радости, поскольку в исповедальне было довольно душно. А потом их и вовсе позвали на обед.