Капли дождя

И хлещет дождь по крышам… Я плачу, но ты меня не слышишь. Грёбаный дождь зарядил с самого утра. Как же я его ненавижу…Он нагоняет на меня такую невыносимую и всепоглощающую печаль, что хочется попросту взять и повеситься. Ненавижу дождь. Взгляд в окно. Льёт, как из ведра. И явно не скоро прекратиться. Мда, хорошенький же я выбрал денёк для самоубийства. Ухмылка. Обжигающий глоток виски. Чёртов дождь…Он выбивает меня из колеи. А ведь мне ещё нужно написать эту дурацкую, прощальную записку. Но я вместо этого тупо сижу и пялюсь на чистый лист бумаги перед собой, потому что я попросту не знаю, что, же мне написать. Рядом пристроилась полупустая бутылка с виски. Чуть дальше пистолет, честно говоря, я никогда не любил огнестрельное оружие, ну не считая того, из которого я стрелял при помощи своего любимого динамита. Сижу…Всё так же тупо смотрю на этот белый лист бумаги. Что же мне написать? Что я люблю тебя? Что я всегда любил лишь тебя? Это так банально. Так по девчачьи… Ты ведь, наверное, и так уже давно догадываешься об этом..да..наверное. Хотя одно дело догадываться и совершенно другое знать наверняка. Написать? Зачем…Тебе ведь всё равно…Хотя нет, вру. Моё признание лишь потешит твоё самолюбие. Да, потешит. А мне бы так хотелось, услышать в ответ твоё простое: «Я тебя тоже…давно…» Всего каких-то четыре слова сделали бы меня безумно счастливым. Увы. Ты так никогда не скажешь. Ведь я всего лишь твоя игрушка. Я знаю это не понаслышке. Ведь ты сам не раз повторял мне это. «Знай, своё место, игрушка!» раз за разом говорил ты, глядя мне прямо в глаза. Говорил и улыбался. А я в ответ на это матерился и швырял в тебя какой-нибудь особо тяжёлый предмет. Это было так забавно, но так давно. Вдох. Выдох. Глоток из бутылки, взгляд в потолок и снова на этот грёбаный листок. Что же мне написать? Честно признаюсь, я никогда не любил писать письма. Эти сраные клочки бумаги меня всегда раздражали просто до зубовного скрежета. И вот теперь, как назло я должен писать одно из этих жалких клочков бумаги, которое вскоре я просто уверен окажется в мусорном ведре. Но я всё равно должен написать это письмо. Последнее в своей жизни. Смешно. Если бы ты знал, как мне хочется потерять память. Чтобы не помнить тебя. Потому что каждый раз, когда я тебя вижу, слышу или вспоминаю мне так больно, что хочется тут же, на этом же самом месте воткнуть себе нож прямо в сердце. Чтобы больше ничего не чувствовать. Чтобы больше не видеть твоей нагло ухмыляющейся рожи. Я так устал. Я так хочу покоя… Ещё один глоток виски и снова взгляд в поток. Какой же он у меня белый. Я только сейчас заметил. Если присмотреться, то моя комната тоже достаточно светлая. Обвожу комнату взглядом в последний раз. Да, сейчас я ощущаю себя, как в Раю…Жаль, что я туда никогда не попаду. Мне бы очень хотелось посмотреть, там тоже всё такое же белоснежное? Смешок…Так, взведём курок. Да. Хорошо. Сейчас. Взгляд на сиротливо лежащий листок бумаги. Чёрт…я ведь так ничего и не написал. Ну да плевать. Подношу дуло пистолета вплотную к своему виску, закрываю глаза, выдыхаю и… Я вновь и вновь хочу спросить, Меня ты любишь ли? А дождь, Что знает все, Лишь льет сильнее... (с.) В его стране дожди были редкостью, поэтому он, как и многие другие молодые люди, очень любил сырую погоду, а уж что говорить о сильных грозах... Запотевшие стекла очков, прилипшая к телу рубаха и хлюпающие ботинки — что может быть прекраснее? В дожде все равны, все одинаково спешащие, замерзшие и растрепанные, старшее поколение — под цветными зонтами, молодежь — мокрая насквозь, смеющаяся и безрезультатно пытающаяся закурить среди этого Ниагарского водопада. Среди струй воды он чувствовал себя своим, здесь он видел все то, чего ему так не хватало в жизни — иди, как хочешь, хоть колесом крутись, никто и не взглянет, пой, пляши, плачь, или смейся — никто не осудит тебя, всем есть дело только до того, как бы скорее добраться домой, в тепло. Быть свободным в дожде — звучит глупо, но, так или иначе, он себя таковым ощущал — без нужд, без обязанностей, без косых взглядов — таким становился его мир. Увы, долго это не длилось, как бы страстно он того ни желал, природа успокаивалась, лужи высыхали и все возвращалось на круги своя — к беспрестанной учебе, работе, тошнотворной бедности и вечным насмешкам. Никто не скажет, откуда он взялся, пожалуй, этого он и сам не сможет точно объяснить, но одно ему точно известно — жизнь нельзя пережить, заново, но никогда не поздно ее кардинально изменить. Поднимаясь по лестнице, оставляя за собой мокрые следы с насквозь промокшего пальто, человек, погруженный в свои раздумья, быстро преодолевал ступеньку за ступенькой. Со стороны казалось, что он очень спешил. Но куда? А точнее зачем? Тревожное чувство не давало ему покоя. Распахнув дверь в квартиру, он стал свидетелем сцены, как в дешевом женском романе. Сидящая на полу фигура человека, так и ненаписанное прощальное письмо, приставленный к виску пистолет. -И кто дал право тебе распоряжаться своей жизнью? – надменно спросил синеволосый парень, оказываясь в каких-то два шага возле сидящего на полу блондина и нагло забирая у него пистолет. Так и не дождавшись ответа у видимо слегка шокированного его поведением хранителя, Мукуро снял со своей руки чёрную, кожаную перчатку и робко очертил контур губ Гокудеры своими тонкими пальцами. -Я не смогу быть свободным, если мой ураган стихнет, — сквозь слезы промолвил он. И сжав в своих мокрых объятиях ошеломленного Хаято, приглушенно добавил, — И я тебя…тоже…