Невольные репетиции

- “Я люблю твоего брата, я очень сильно полюбила его! Очень сильно...” Чаглар одной рукой стал поглаживать мое плечо, другой - мою ладонь, что мирно покоилась на его коленке. Я и сама не заметила, как мой плач плавно перешел в детское рыдание. Всхлипывая, я все продолжала к нему жаться, впервые за долгое время вдоволь отпуская горе со своей души при постороннем человеке. - Тише, - прошептал Чаглар в мои волосы, обдавая их своим теплым дыханием. - Тише, все хорошо. Все пройдет. Я отрывисто закивала, подавляя очередной всхлип. Конечно, все будет хорошо. Должно быть. От ладони, покоившейся на моей ладони, исходил такой жар, что продержи он свою руку так еще несколько минут - и точно обожжешься. Вдруг осознав произнесенное им, я осторожно подняла голову, стараясь не совершать резких движений, пытаясь вглядеться в его лицо: - Этого не было в сценарии, - нахмурилась я, не зная, в какую точку его лица смотреть: его было сейчас слишком и, как ни парадоксально, слишком мало. Зато Чаглар выглядел потрясенным: затаив дыхание, он пытался что-то рассмотреть в моих глазах своим сосредоточенным взглядом. Рассмотреть либо найти ответ на мой вопрос. Я все еще сидела в его объятиях, подняв свое лицо к нему и выискивая хоть какие-то изменения в его выражении глаз. - Не было, - наконец, признал Чаглар так же полушепотом. Невнятная тень прошлась по его взору. - И? - в тон ему спросила я, помаленьку исчезая в его взгляде. Чаглар еле заметно пожал плечом, говоря, мол, сам не понимаю о чем ты говоришь, в то время как его рука чуть сильнее сжалась на моей ладони. Что окончательно лишило меня остатков разума и здравого смысла. Неспешно я опустила взгляд на его шею, что находилась на уровне моего лица, чувствуя, как покрываюсь предательским румянцем. Мои щеки и уши начали буквально гореть. Так и тянуло коснуться пальцами кожи на его шее, узнать, как она ощущается под пальцами, и еще раз вдохнуть его запах, пьянящий сильнее любого морфия. Мне стало не по себе, когда в голове пронеслась мысль почувствовать этот участок кожи на вкус - в этот момент словно атомная бомба взорвалась где-то в области моего солнечного сплетения. Чаглар отпустил мою ладонь - я судорожно вдохнула воздух, намереваясь освежить мозги. Но неожиданно его рука коснулась моей щеки, нежно смахивая дорожки от слез. Затуманенным, но оттого не менее удивленным взглядом я посмотрела в его глаза, пока он продолжал проводить большим пальцем по моей щеке. Внезапно я ощутила нелепую сухость во рту. Сглотнув вязкую слюну, я приоткрыла губы, следя за тем, как другие губы стали постепенно приближаться к моим. Я уже наяву воображала, как пройдусь языком по нижнему ряду его зубов, и сгорала от своего воображения, становящегося смелым с каждой секундой. А тем временем я уже ощущала его дыхание всеми нервными окончаниями своего лица. Стоило мне прикрыть глаза от невероятной близости, стоило мне только потерять из виду его образ, как сознание с громким щелчком встало на место. Стоило мне открыть заново глаза, и мир стремительно вошел в фокус. Не успела я проанализировать ситуацию в полной мере, как Чаглар глухо охнул, когда моя ладонь смачно треснула его по щеке. - Ты что себе позволяешь?! - испугавшись саму себя, воскликнула я просевшим голосом, прокашлялась, и резко оттолкнулась от него на приличное расстояние. - По-твоему, я такая девушка, что ли?! Меня бил крупный озноб. Обняв саму себя, я еле заметно подрагивала всем телом. Чуть было не случилось неисправимое. Ах, Дениз, ах! Чаглар коснулся пострадавшей щеки и медленно повернул свое лицо ко мне. - А что это тогда по-твоему было? - оскалившись, спросил он. - Что это было? Я тебе объясню, что это было, - голос его постепенно крепчал, пропитывался неким ядом. Я взяла стакан и трясущейся рукой поднесла ко рту, пригубила воду, чувствуя острую сухость в горле. Да и отличный повод отвлечь внимание от его всепоглощающего взгляда. - У тебя, - произнес он, - случилась истерика, госпожа Дениз, вот что. Я тебе говорил, что эмоций в твоей игре не хватает, а ты умудрилась с лихвой переборщить ими. Браво! - Не было никакой истерики! - возмущенно шикнула я. - Это все игра была! - Поэтому-то ты корчилась от плача в моих объятиях? - с едкой иронией проговорил Чаглар. - Очень логично, Дениз, очень, - похвалил он, скривив губы и аплодируя. - Я не просила меня обнимать, - не выдержала я. - Ты сам обнял! Нечего было ко мне прикасаться! Чаглар хмыкнул в сторону. - Но ты же сама хотела этого. Не отдавая себе отчета, я плеснула водой из стакана ему на лицо. Он ошарашенно выругался, затем остолбенело наблюдал, как крупные струи с лица стекают на белоснежную рубашку, оставляя на ней непривлекательные пятна. Дыхание его участилось, стало совсем звериным, пока он оглядывал себя и испорченную одежду. Губы скривились в доселе невиданной мной злости, а вскоре и яростные глаза вцепились в меня. В один прыжок он кинулся на меня, оттолкнув назад, и припечатал мои предплечья к сидушке дивана, расставив их по бокам от моей головы. Стакан слетел с моих рук и громко треснул на полу, разлетевшись на мелкие осколки. - Ты что творишь, Байсал?! - с грудным рычанием произнес он прямо в мое лицо. С влажных его волос мне на лицо упали пару капель. Я заворочалась под ним как уж на сковородке, пытаясь оттокнуть, но Чаглар крепко держал мои руки и не давал мне освободиться, нависая сверху. - Это ты что творишь? - завопила я. - С катушек съехал?! Быстро взял и отпустил меня! Ты что, маньяк, что ли? Но Чаглар, казалось, не слышал меня и гнул свое: - Ты перешла все границы, госпожа Дениз, - начал цедить Чаглар сквозь плотно стиснутые зубы. - Все границы перешла, ей-богу. - О каких таких границах ты говоришь? - не сдавалась я, не оставляя попыток вырваться. Но силы были отнюдь не равны. - Пусти меня. Что ты собираешься сделать, невоспитанный? Чаглар, ты ведешь себя, как настоящее животное! Его внеапный крик перебил меня и в то же время полностью оглушил: - Замолчи! Я затаила дыхание от неожиданности, бегая глазами по его исказившемуся в гневе лицу. Он глубоко дышал, и я заметила, как моя собственная грудная клетка судорожно поднимается и опускается. Отрастающая челка мокрыми прядями закрывала половину его лба, делая глаза еще ярче в своем цвете. Как же я хотела сломя голову выбежать из этой квартиры! Но у моего тела на этот счет были другие планы. Неосознанно я испустила лихорадочный выдох, остро ощущая все давление от его рук, стиснутых на моих запястьях. Стало невыносимо жарко, а от Чаглара словно волнами исходил этот жар. Я почувствовала такую слабость в теле, неправильную слабость. Слабость, когда происходящее вместо того, чтобы казаться аморальным, начинает вдруг нравиться. Я дернулась, пытаясь вырвать руки в последний, контрольный раз, и тело мое само решило оставить дальнейшие попытки. Я поняла, что теряю последние капли рассудка, когда Чаглар перевел свой одичавший взгляд с моих глаз сначала на мои губы, а потом плавно еще ниже. Жгучие искры охватили все мое существо, и теперь я хотела вырвать руки не для того, чтобы сбежать, а чтобы наконец коснуться Чаглара. Не могу точно сказать, сколько длился этот момент, но мы не сразу заметили, как входная дверь открылась, и услышав донесшийся оттуда голос, резко оттолкнулись друг от друга. - Друзья, я, оказывается забыл свои очки, - объявил Гекчен, проходя вглубь помещения, в нашу сторону. Но сразу же застыл на полпути, окидывая нас изучающим взглядом. За это время Чаглар успел соскочить на ноги и сделать пару шагов в сторону от меня. А у меня хватило сил лишь чтобы приподняться с дивана и сесть. - Так и знал, - вкрадчиво произнес режиссер, разглядывая нас попеременно. Чаглар и я обменялись испуганными взглядами. Как это “так и знал”? Неужели он все не так понял? В голове моей заварилась сама настоящая каша. Тем временем Гекчен продолжил мысль: - Так и знал, что нельзя вас оставлять одних. Вот прямо как чувствовал, что сожрете друг друга. Разумеется, он ничего не подозревал такого сверхъестественного, но слова его прозвучали для моих ушей двусмысленно и, подавившись собственной слюной, я зашлась в кашле. - Эй-эй, Дениз, ты чего? - подбежал дорогой режиссер, и стал похлопывать меня меж лопаток. Пока я откашливалась, он оглядел помещение и заметил разбитый стакан. - Безнадежно, - проворчал он, - ваше положение безнадежно, дорогие мои. - Должен заметить, - вдруг вклинился в разговор Чаглар, - что у нас есть кое-какие успехи, господин Гекчен. При съемках сами убедитесь. - Надеюсь, надеюсь, - промямлил Гекчен, отходя от меня и теперь разглядвая внешний вид Чаглара. - Ладно, - произнес он после длинной паузы, - идите. Отдохните. Приведите себя в порядок. Видимо, у него не нашлось слов, чтобы выразить свои эмоции от увиденного. “Тихий ужас” - скорее всего думал он, глядя на нас. Воспользовавшись удачным моментом, я быстренько поднялась на ноги, оправляя чуть задранное платье: - Ну что ж, господин Гекчен, мы все отрепетировали, поэтому, думаю, можно расходиться, - я демонстративно зевнула, прикрыв рот ладошкой. - Очень устали, господин Гекчен, очень. С вашего позволения. До скорого, друзья. Не дав им опомниться, я реактивно покинула квартиру, понеслась к лифту, а дальше на улицу. На свежий воздух! Режиссер проводил Дениз задумчивым взглядом, покачивая головой. С ней явно что-то было не так. Может, что-то стряслось дома? Надо бы как нибудь с ней поговорить по душам, расспросить обо всем. - Ладно, - произнес он. - И ты иди, Чаглар. Здоровый сон - это половина нашего внешнего вида. - До завтра, господин Гекчен. Не проронив больше ни слова, Чаглар удалился через пару минут. Гекчен нашел свои очки, оставленные на журнальном столике и устало опустился на тот самый диван. Он снова украдкой глянул на кучку осколков. Ладно, об этом он подумает завтра, - ему тоже надо бы выспаться, иначе работа совсем измотала. Он уже поднялся и собирался уходить, как внимание его задержала включенная камера под номером 1.