2
14 июня 2018 г. в 10:34
Мы сидели настолько близко друг к другу, что между нами мог поместиться еще один человек, причем человек очень приличных габаритов. Я так и сидела со сложенными на груди руками, косясь на Чаглара, который пересматривал сценарий и бесшумно что-то бормотал себе по нос, читая реплики. Их же я уже знала наизусть от многочисленных беспричинных пересъемок. И голова моя в данный момент была забита совсем не сценарием.
На завтрашний день в полдень у меня была запись в спортзале, и я понятия не имела, как можно было выспаться, чтобы завтра не выглядеть кем-то вроде зомби.
С тех пор, как я подписала договор об участии в сериале, я также подписала отдельный договор о постоянных тренировках в спорткомплексе, чтобы поддерживать ту форму, какая должна быть у Хазан. Конечно, работа акрисы заставляет периодически посещать подобные места, но спортивной девушкой меня и близко не назовешь. А тут сразу навалились на мою бедную голову низкокалорийная диета, разносортные упражнения с тренером и пробежки по утрам. Осознав, что предстоящую пробежку придется пропустить, я невольно улыбнулась, подстрекаемая шепотком лени.
- Вот опять, - услышала я голос слева от себя и повернулась на его источник. Чаглар выглядел снова недовольным, взирая на меня из-под взгляда своих высокомерных глаз.
- Что опять? - переспросила я.
- Опять где-то витаешь, Дениз, - начал он спокойно объяснять. - Спустись на Землю. Тебе нужно сосредоточиться. С такими темпами мы никогда не обыграем эту сцену.
- С какими такими темпами? Очень хорошие темпы, господин Чаглар! Не переживай. Дай-ка глянуть на сценарий, - я потянулась за листами, но он потянул их в сторону, не давая мне коснуться. - Где мы остановились?
- “Сейчас мои песни...” - подсказал Чаглар, не отдавая сценария. Красноречивым взглядом он приказал мне занять исходное свое положение. Повиновалась я с недовольством - не люблю когда мне что-то указывают - но все же снова увеличила между нами расстояние.
- Да-да, помню, “...начали играть заново”. Давай сначала, - я хорошенько уселась на диване, откинулась на его мягкую спинку и поправила волосы. - Я, значит, сижу вот так...
- Подожди-подожди, - Чаглар поднял руку, прося остановиться. - Включим сейчас вон ту камеру №1 и ты сама взглянешь на себя со стороны. Может, тогда поймешь, что именно мне в этой сцене не нравится.
Я неопределенно махнула рукой, мол, валяй, подключай, делай все, что требуется. Но внутри я горела от уязвленного самолюбия. Он продолжает считать меня бездарной несмотря на все мои усилия. Да кто он сам такой? Я открыла была рот, чтобы озвучить мысль, но в это время Чаглар подключил видеокамеру и вернулся на место.
- Нет-нет, и ты поставь сценарий, - указала я на бумаги в его руках. - Мы же вжиться в роль пытаемся. А эта штука отвлекает.
Чаглар пожал плечами, соглашаясь, и выполнил мою просьбу, убрав сценарий в сторонку. Теперь его руки были свободны и он начал массировать свой подбородок. Невольно мой взгляд поднялся чуть выше его руки, упав на его губы. На пару мгновений я задержала дыхание. Меня передернуло, и с поспешной мыслью “Фу-Фу-Фу!” я переключила взор на свои руки.
- Ты должна расслабиться, Дениз, сиди спокойно, - наблюдая за моим поведением, сказал Чаглар. - Ты тут должна быть эмоционально истощенной и, таким образом, полностью расслабленной, понимаешь?
- Сто раз уже сказал, - пробурчала я. - Я расслаблена, ясно? Что там у нас дальше по схеме? - я невольно бросила взгляд на отброшенный сценарий с той стороны дивана от Чаглара.
Но он перехватил мой взгляд, взял меня за плечи и слегка встряхнул.
- Ты очень напряжена, Дениз, - вынес он вердикт, оценивая пальцами мои мышцы плеч. - И скованна. Да куда твой взгляд постоянно бегает?
Чаглар коснулся моего подбородка и настойчиво повернул мое лицо прямо к себе, что взгляды все же пересеклись. Не знаю, как это работает, но стоит ему только поймать мой взгляд больше, чем на две секунды, и случается какая-то невиданная ересь. Мой мозг в это время в срочном режиме покидает мою черепную коробку и уходит в закат, оставляя меня в ступорозном состоянии. Анализируя ретроспективно свои такие “торможения” я могла быть полностью уверена, что выглядела я так же, как и чувствовала себя в это время. То есть полностью оглушённой.
Либо это я считала себя чересчур “открытой книгой”, либо Чаглар не улавливал моего настроения, потому что в следующий миг, он довольным голосом произнес:
- Ну вот, наконец расслабилась. Умница. Отпустило?
Я очнулась слишком быстро, чтобы хоть что-то обдумать, поэтому, бесстрастно отмахнув его руку со своего лица, сказала:
- Без лишних движений, господин Чаглар, - попыталась я выдавить улыбку, опять усаживаясь на безопасное расстояние. - Такого, вроде как, нет в сценарии.
Но и он не растерялся:
- Уж простите, что покусился на ваш подбородок, госпожа, - смеясь, сказал он, поднимая руки в знак капитуляции. - Забыл о его неприкосновенности. Главное, теперь все как надо, - активно кивнул Чаглар, довольный результатом. - Начинай реплику.
- “Сейчас мои песни начали играть заново...”
- Стоп, нет! - возмущенно отрезал он.
- Аллах-Аллах, да что же опять не так? - дернула я плечом, уставившись на него во все глаза.
- Где твой заплаканный вид, где эмоции, Дениз? Ты как будто научную статью читаешь, - Чаглар покачал головой в неодобрении.
- Научную статью? - воскликнула я, не веря своим ушам. Чаглар коротко кивнул. Ах научную статью, значит? вот как? Во мне ребром встал вопрос чувства собственного достоинства - я ему еще докажу, кто тут настоящий актер! - Дай мне две минуты, - ухмыльнулась я и закрыла глаза.
Вообще, для того, чтобы создать эффект слез и красных глаз, существуют специальные капли для глаз. Закапываешь их - и спокойно ждешь драматических проявлений на лице. Гораздо сложнее самому заплакать. Тут уже как-никак приходится вспоминать что-нибудь плохое. И вот так каждый раз пропускаешь через себя, снова переживаешь свои черные полосы заново.
Я на автомате вспомнила своего дедушку, который сыграл в ящик год назад. Конечно, он был довольно пожилым и страдал всеми существующими букетами из заболеваний, что с года в год ему не становилось лучше. Все мы осознавали, что рано или поздно наступит этот день, который заберет дедушку у нас, у меня. В последние дни у него появилась жуткая одышка с грубыми громкими хрипами при каждом дыхании, что даже лежа в другой комнате я слышала их ясно и отчетливо. Вскоре выяснилось, что этот облик принадлежал пневмонии. Только вот спасти дедушку от нее у докторов не хватило сил.
Я всегда думала, что готова к концу, готова к прощанию. Но мое чутье меня подвело, когда перед моими глазами пронеслись все те мгновения, все те моменты, проведенные с дедушкой.
Мне три года. Дедушка усыпляет меня в тихий час в полдень, обещая, что, когда я проснусь, угостит меня огромным арбузом. Мне и по сей день во снах снятся алые арбузы.
Мне шесть. Дедушка с бабушкой ведут меня под руку в школу, а родители, счастливые и безмятежные, наблюдают за нашими спинами.
Мне десять. Дедушка купил мне самые настоящие, мои первые качели, установил их меж двух деревьев и смастерил дополнительные приспособления для веселья и удобства. И каждое последующее лето в течение пяти лет установка качель предзнаменовала для меня начало лета и каникул.
Мне девятнадцать. Я решила уехать в Стамбул исполнять свою давнюю мечту, стать актрисой. Родители и бабушка меня не поддерживали, а у дедушки в этот период глаза потихоньку начала застилать катаракта. Но это не помешало его глазам высказать благословение, так необходимое мне до слез в тот период времени.
Мне двадцать пять. Я держу руку дедушки, когда он громко и с трудом дышит. А потом вдруг перестает. Наступает тишина. Никаких больше звуков. Никаких больше хрипов.
От воспоминаний меня вдруг обдало могильной прохладой, по спине пробежали мурашки.
- “Сейчас мои песни начали играть заново... - голос мой то ли дрожал, то ли хрипел, но слышала я его словно из другой параллели, словно сквозь толщу воды.
- Внутри меня... - “Ты всегда внутри меня, деда”,
- Вот здесь... - я указала на то место, где лихорадочно билось мое сердце.
- В первый день, когда я увидела Синана... - “Ты счастливица, Хазан, - пронеслось у меня в голове. - Твои песни ожили, ты не представляешь, насколько тебе повезло...”
- А твои песни?” - обратилась я к Ягызу-Чаглару, съеживаясь от холода.
В его глазах стояла такая, прежде мною никогда не виданная, боль, что я не могла оторвать от него своего взгляда. Если бы прямо под моими ногами разверзлись ворота ада, я бы, наверное, и то удивилась бы меньше. Глаза его слегка покраснели, а я чувствовала, как по щекам моим продолжают литься слезы, застилая мне зрение. Он помассировал свои глаза, усиливая их раздражение.
- “Я не пою песен.” - прошептал он на одном выдохе, с дрожью и неким отчаянием. И, если в это время я бы не смотрела на него, я бы подумала, что мне послышалось. Возможно, он и не издал никакого голоса - только пошевелил губами, а реплику я, возможно, додумала сама по памяти из сценария. В моей голове не умещался тот факт, что Чаглар способен выдавать такие эмоции, так похожие на действительность.
У меня закружилась голова, я не могла вспомнить следующую реплику, поглощенная испытываемыми чувствами. Они меня окружили словно стая ворон, не давая поймать нить благоразумия. Наконец, через долгое молчание, мой мозг сделал последний рывок и ухватился за край соломинки.
Да, сценарий подходил к тому моменту, когда нужно встать. И все, на этом закончим репетицию. Дальше отработаем сцену с Гекченом.
Надо пойти умыться. И уходить. Бежать со всех ног. Иначе чувства, которые кажутся теперь разделёнными, горе, которое кажется теперь разделённым, - они ведь только мои, - и должны оставаться только лишь моими. Это мои самые сокровенные мысли и чувства, спрятанные в сердцевине моего сердца, в самой его глубине. Они только мои и больше ничьи. Я не стану ни с кем делить свои чувства, и уж точно не с ним...
Я встала, хотела пройти между журнальным столиком и его ногами, но запуталась в них и едва не рухнула вперед головой, но Чаглар меня успел удержать и притянуть к себе. В сотые доли секунды я оказалась в его объятиях, таких теплых и уютных, что сразу же захотелось получше спрятаться в них от этого вездесущего холода, тянущегося словно прямо из того света.
Уткнувшись в его шею, я вдохнула запах, и перед глазами сразу потемнело. От тепла. От чувства собственного существования. От жизни.
Меня снова бросило в холод от осознания, что мне вдруг стало так комфортно, как ни с каким другим человеком, что мысли немного протрезвели.
Но не на долго. Тепло стремительно вытесняло Холод. И мой разум снова окутал этот мягкий шлейф комфорта. Краем сознания я понимала, что так нельзя, что грань между выдумкой и реальностью может оказаться так тонка и совсем стереться. Нужно было оставаться на плаву и хоть что-то сделать.
Моего благоразумия хватило лишь на одно: я не нашла ничего правильнее в этот момент как продолжать свою реплику, возвращаясь с кратковременной вспышки реальности к сценарию, при этом вкладывая в слова совсем иной смысл. Не такой, какой описывался сценаристом. А тот, что давал отклик в моем сердце.
- “Я люблю твоего брата, я очень сильно полюбила его! Очень сильно...”
“Кто же теперь полюбит меня так сильно, очень сильно, как любил меня ты, дедушка?..”