Неизбежности

Они проходят через всю деревню и спускаются к озеру. От воды тянет приятной прохладой, Чунмён садится на песок и вынимает из корзины шитье: свадьба Сехуна уже завтра, а вышивка на подоле длинной рубашки еще не окончена. Чунмёна это беспокоит, а Сехуна – ничуть. – Никто не заметит, если ты немного схалтуришь, хён, – шепчет он вкрадчиво. – Давай лучше искупаемся. – Я замечу, – Чунмён хмурится и отпихивает норовящего примоститься к нему на колени Сехуна. – Хочу, чтобы все было, как положено. – Сколько еще? – Последний круг, – Чунмён расправляет ткань между пальцами и ловко выводит узор алой нитью. – Это который за девственность? – деловито уточняет Сехун. – Можно и без него. Чунмён хмурится и ничего не отвечает. Сехун бессовестный, совершенно бессовестный, и Чунмён расстроен, что не смог сдержать страстную натуру своего младшего брата и закрыл глаза на их с Чонином тайные свидания в лесу, которые начались задолго до того, как дело со свадьбой было улажено. – Ты не виноват, – Сехун видит складку, пролегшую между бровями Чунмёна, и ему становится неловко. – Все ведь хорошо. Ну прости. Я вырос, хён, – словно оправдывается. – Слишком вырос, – Чунмён вздыхает и откладывает рубашку. Смотрит на Сехуна и улыбается – грустно, но светло. – Еще вчера бегал по двору, мелкий и дурной, а теперь – жених. Сложно поверить. – Для тебя я всегда останусь маленьким, – Сехун все-таки пристраивает голову к Чунмёну на колени и заговорщицки заглядывает ему в лицо. – Это будет наш секрет. Хё-ё-ён, – тянет нарочито тонким голоском. Чунмён смеется. Забывает про вышивку на целых полчаса и позволяет Сехуну утащить себя в озеро. Они плещутся и ныряют, и все между ними легко и понятно – как в детстве. Хочется верить, что завтра двери чонинового дома, закрывшись за Сехуном, не разделят их навсегда. – Чунмён-хён, – они высыхают на берегу, подставляя спины солнцу, – а когда твоя свадьба? – Скоро. – Ты второй год так говоришь, – Сехун дуется. – Трех альф отшил… А Ифань, между прочим, мне понравился. – Он подкупил тебя ведром голубики. – Еще и не тупым оказался. – Все Чонину расскажу, – поддевает Чунмён, – как ты тут комплименты другим альфам отвешиваешь. Сехун показывает ему язык. Тема с чунмёновой свадьбой закрыта. * – Я кое-что забыл, – спохватывается Чунмён и вручает корзину Сехуну. – Иди, я догоню. – Но, хён, уже вечер и… – Со мной все будет нормально. Я быстро. Иди. – Ладно, – Сехун растерянно пожимает плечами и продолжает путь один, но смотрит не под ноги, а на сложенную в корзине рубашку, белеющую в сумерках. Вдоль подола тянутся три витые полосы – все, как положено. – Подумать только… * Чунмён поднимает из песка катушку ниток, медленно выпрямляется и снова роняет ее, когда Бэкхён обнимает со спины и усмехается, посылая по коже мурашки: – Ловко ты от него отделался. – Я правда… забыл, – у Чунмёна коленки подкашиваются и все внутри узлом скручивается от терпкого запаха, проникающего в легкие. – Тут… – Не лги, у тебя плохо получается. Бэкхён увлекает Чунмёна на песок и привычно-жадно ведет ладонями по его телу. Покрывает поцелуями шею и ключицы, грубовато мнет пальцами бедра, разводя в стороны стройные ноги. – Бэкхён, – Чунмён напрягается и отталкивает только тогда, когда Бэкхён пробует развязать шнурок, удерживающий штаны на узких бедрах. – Нет. – Ну, тише, – Бэкхён тут же оставляет попытки продвинуться дальше и возвращается к тягучим, условно-приличным ласкам. Чувствительный и отзывчивый Чунмён тихо постанывает и немножко ненавидит себя за то, что тоже оказывается бессовестным. Куда более испорченным, чем Сехун: тот хотя бы ровесник Чонину, и оба совершеннолетние, а Бэкхёну едва исполнилось семнадцать и для стаи он еще щенок. Чунмёну нельзя его любить, нельзя разрешать так бесстыдно и настойчиво укрывать себя всем телом и потираться пахом о пах. Три полосы на подоле рубашки – все будет, как положено. На иное Чунмён не согласен, но, боже, два года он уже ждет, и ждать – еще два. Он знает, что Бэкхёну тоже досадно, но поделать ничего нельзя. Непрошедший через Большую охоту альфа не вправе претендовать на омегу, даже если они предназначены друг другу самими богами. – Мне пора, слышишь? – Чунмён тяжело дышит и отворачивает лицо, уходя от новых поцелуев. – Увидимся завтра. – Где? – Тут же. После полуночи. Бэкхён еще немного трется о Чунмёна, но, в конце концов, отпускает его и помогает подняться на ноги. Чунмён срывает букет горькой забудь-травы и похлопывает им себя, сбивая запах альфы. Им приходится быть осторожными. Бэкхён провожает его до окраины деревни. Идут они не по тропинке, чтобы не встретить кого-нибудь, а чуть поодаль. В тени большого дуба Чунмён останавливается и трогает Бэкхёна самым кончиком пальца – ведет линию вдоль носа, поглаживает верхнюю губу. Между ними расстояние в шаг и шесть лет. Но они обязательно справятся. – Когда? – спрашивает Бэкхён на прощание, подразумевая «я тебя люблю». – Скоро, – отзывается Чунмён, подразумевая – «я тебя тоже».