Малфой же днем заметил, что ему нравилось смотреть на неё в той же одежде, что и вчера. Как будто вчера ещё не закончилось. Каждый раз, бросая взгляд на Гермиону, он чувствовал какой-то уют в этом. Он поймал себя на мысли, что ему нравится осознавать, что она провела эту ночь рядом с ним.
Умывшись и все же приняв душ, Гермиона оделась и воспользовалась камином, чтобы перенестись в библиотеку. Она прекрасно запомнила, как идти в алхимическую лабораторию, но посчитала необходимым обставить все так, будто она только что явилась из дома. Время было как раз подходящим. В этом оказался смысл, потому что Нарцисса Малфой в это время как раз была в библиотеке. Она спросила у Гермионы совета на счет магловских книг, и та с удовольствием порекомендовала ей несколько своих любимых. А затем, пожелав хорошего дня, отправилась в подземелья. Когда привычно рациональная Гермиона появилась в лаборатории, Малфой рассказал ей об эффектах, которые дали уже готовые зелья и о том, что планировал попробовать сегодня сварить неудавшиеся в бронзовых котлах. Гермиона кивнула и выбрала ещё 2 зелья на готовку. Сегодня в лаборатории было тихо. Они просто резали ингредиенты, просто помешивали зелья в котлах, просто занимались делом. В конце дня Гермиона и Драко устало сидели на высоких табуретах возле стола с рассыпанными по нему остатками трав и кореньев и, болтая обо всем понемногу, пили чай. — Кстати, а ты едешь в Хогвартс на реконструкцию в июле? — Я — нет. Зато Невилл с Полумной уже там, занимаются восстановлением теплиц. Почти вся семья Уизли уедет через пару дней, Гарри даже думает там отпраздновать свой день рождения. — Малфой терпеливо смотрел на неё, ожидая услышать совсем другие подробности. Гермиона уловила это в его взгляде и, вздохнув, продолжила. — Меня не будет. Я обещала Чарли приехать в заповедник и помочь с новым выводком. В прошлом году они получили разрешение, чтобы снова разводить перуанских змеезубов, а они очень быстрые, особенно когда маленькие, и им нужны рабочие руки. — Иронично. Сбегаешь от одного дракона к другому. — Малфой на мгновение замолчал. — Когда ты уезжаешь? — Через неделю. — Понятно. Повисло неловкое молчание. — Надолго? — Почти до конца лета. — Ого. — Если хочешь, приезжай на Чемпионат мира по квиддичу. Виктор точно сможет провести нас на матч. Кажется, он даже уже нашел билеты. — Не думаю, что это хорошая идея - оставлять сейчас мать одну. — Голос был чуть жесткий. Как будто он хотел укрыться, скрыться, убежать. Конечно, он не хотел показывать ей свою слабость и тем более говорить, что понесется через пол-Европы, чтобы повидаться. — Обещай, что не будешь скучать. Хотя, нет! Скучай! Скучай и пробуй наши зелья! — Гермиона игриво положила палец на кончик его подбородка. Она светилась от счастья. Она знала, что все будет хорошо. — Я хотел попросить тебя о помощи. — М? — Гермиона заинтересованно наклонила голову и обхватила ладонями чашку. — Я хочу поймать зарницу. А, точнее, три зарницы. — Малфой! Ты случайно не падал с лестницы сегодня утром? Это вообще возможно? — Да, возможно. Один из моих прапрадедов сделал это и даже оставил в дневнике подробное описание как именно. Я хочу сделать это. — Звучит просто ужасно. Может быть, я лучше наколдую тебе молний в банку? — в голосе звучала слабая надежда. — Не молнии, Грейнджер — именно зарницы. — Он несколько мечтательно закинул голову, — но это если повезет с грозой. — Буду надеяться, что не повезет. Это наверняка очень опасно и, к тому же, глупо. А как он вообще это сделал?***
Гермиона находилась на кухне своего дома. Сейчас она занималась новым для себя делом. Она никогда не увлекалась фотографией, поэтому вымачивание снимков в зелье для проявки было крайне увлекательным. Ей нравилось смотреть, как на бумаге оживают моменты из вчерашнего дня, когда они с Малфоем гуляли по центру Лондона. Вчера весь день Драко вел себя абсолютно невозмутимо и, кажется, ему правда понравилось. Гермиона знакомила его с магловской кухней, сладостями, смеялась, когда он чихал после газировки, убедила его обзавестись некоторой канцелярией и поражалась, как он быстро освоил управление ружьем в тире. Если бы не один маленький инцидент, то день можно было бы считать идеальным. “А очки ему и правда идут.” — думала она, отправляя ещё одну фотографию сушиться на веревку. Зелья ещё оставалось много. Минуту подумав, она прошла в гостиную и собрала фоторамки. Вернувшись на кухню, она стала вынимать снимки один за другим. Гермиона старалась на них не смотреть, просто быстро отгибать маленькие металлические заусенцы и складывать в стопку. Когда работа была закончена, она встала возле поддона, наполненного зельем, и стала по одной опускать фотографии. Состав был чуть белесым, но прозрачным, и Гермиона могла наблюдать, как улыбки становятся шире, как мама поправляет ей челку за пару секунд до вспышки, как отец немного подкидывает её на коленке вверх, чтобы маленькая девочка на снимке улыбнулась. Она смотрела на моменты из своего детства и заметила, что плачет только тогда, когда капля с её подбородка упала в зелье. Гермиона рухнула на стул и, уперевшись в сложенные на столе руки, разрыдалась. Ей не было одиноко, но она скучала. Она чувствовала эту пустоту от того, что её родители больше никогда не вспомнят о ней, и плакала, плакала в голос. Хорошо, что у неё был свой дом. Что никто не лез сейчас её утешать, и она могла наплакаться вволю. Когда Гермиона достигла дна этой темноты, она как будто бы оттолкнулась и разом вынырнула на поверхность. Горе не прошло. Но она снова могла думать. На мгновение ей пришла в голову мысль, что она может попросить у Драко одно из зелий, но… Во-первых, Малфой четко обозначил свое нежелание доверять апробацию кому-либо, даже ей. Во-вторых, это могло вызвать у него вопросы и волнение: зачем ей нужны зелья. В-третьих, ей хотелось справиться со своими чувствами самой. Мысль о своеобразном эмоциональном допинге колола её гордость. Так что от этого она отказалась. Она была одна, в огромном доме, с кучей фотографий дорогих ей людей. Рон и Гарри, конечно, всегда с ней, какое бы расстояние их не разделяло. А вдруг... Вдруг... Может быть... Как-нибудь это возможно... Вдруг она сможет вернуть память своим родителям? Надежда билась из сердца Гермионы наружу, и та решила, что первое, что она сделает, оказавшись в Хогвартсе, - возьмет у профессора (теперь уже директора) Макгонагалл разрешение на посещение запретной секции и узнает все, что сможет, об Обливэйт и возможности его обращения. Её подмывало отправиться в Хогвартс прямо сейчас, она знала, что ей не откажут, но появиться, взять, что необходимо, и исчезнуть, когда школе так бы пригодилась помощь, ей не позволяла совесть. Гермиона лежала и смотрела в потолок своей комнаты. Не хотелось ровным счетом ничего, кроме того, чтобы время шло быстрее. Взбудораженная прогулкой по Лондону, вчера она долго не могла уснуть и, в итоге, проснувшись по привычке рано, проспала не больше шести часов. И теперь девушке казалось, что жажда жизни покинула её навсегда. Низ живота немного поднывал, поэтому вставать совсем не хотелось. Гермиона вспомнила, как на днях она лежала на кровати Малфоя и тоже чувствовала бессилие, но другое, чем сейчас. Она не могла поверить, что он тогда оставил её одну. Не могла понять. Гарри, Рон, Джинни, да и вообще кто угодно из её знакомых бегал бы вокруг неё кругами, пока она не перестала бы злиться. Как, впрочем, скорее всего и она сама грызлась бы совестью от того, что её другу плохо. А этот ушел. Просто ушел. Не стал нарезать вокруг неё орбиты. При этом она не чувствовала себя брошенной. Он действительно хотел дать ей свободу позлиться всласть. И как только она эту свободу получила, то почувствовала, что злость ушла. Оказалось, она не хотела злиться, она хотела злиться на него. Гермиона попробовала окунуться в это состояние, но поняла, что совершенно его забыла за два дня. Она чуть помнила ощущения в голове, и больше ничего. Она попыталась вспомнить, каково просто лежать на тех простынях — и не смогла. “А каково лежать на моих?” Она не могла вспомнить. Она не могла вспомнить, какие на ощупь простыни даже её собственной кровати, на которой она лежала. Гермиона повела рукой и отодвинула край покрывала. Хлопок был чуть гладкий, чуть терпкий. Постельное белье она меняла несколько дней назад и он уже не хрустел. Гермиона вспомнила, как хрустела под её пальцами белоснежная сорочка, когда Драко вчера утром вышел из камина в её гостиной. Эту ткань она отчетливо помнила. Она помнила запах его тела и какие на ощупь его волосы. А простыни не помнила. Она попыталась представить свои любимые вкусы на языке — и тоже не помнила. Смутно помнила некоторые ощущения, которые появлялись у неё от этого, да и только. Может быть, это просто невозможно? Она оторвала руку от кровати и попыталась воскресить, какая простыня на ощупь — почти почувствовала. Она полностью помнила это едва уловимое тепло. Гермиона привстала на локтях и обвела взглядом комнату. Её взгляд упал на кружку, которую она принесла с собой с кухни. Она закрыла глаза и взяла её в руку. Она ощутила, что это именно покрытая эмалью керамика — не металл или пластик. Проведя пальцами по поверхности, она для себя внезапно открыла, что кружка, оказывается, не была идеально ровной и изящный рисунок можно было ощутить кончиками пальцев, если только обратить на это внимание. Она удивленно поставила кружку обратно. Рядом, на тумбочке, стоял небольшой стеклянный флакончик из-под обезболивающего зелья. Гермиона взяла его в руку и перекатила в пальцах. Он был не похож на кружку. Она не знала как, но даже в уже остывшей керамике она чувствовала тепло, а стекло отдавало ледяным холодом. “Может это оттого, что она пустая?” — пронеслось у неё в голове. И сразу за тем пронеслось две мысли: “Неужели я правда, на ощупь, пусть и в теории, могу различить стекло и керамику, а ещё интереснее, их наполненность? Сколько же тогда я упустила...” “Это уже бред какой-то.” Гермиона, немного страшась, отставила фиал в сторону и, подумав, что лучше ей сейчас заняться хоть каким-нибудь делом, решила попрактиковаться в непрерывной трансфигурации, которая ей понадобится, если в ближайшие несколько дней будет гроза.