Шкатулка чувств

Чонгук тяжело вздыхает и откладывает ручку. Со стоном потягивается, прогибая позвоночник о спинку жесткого стула, оборачивается на часы позади. 2:09 ночи. Что-то он засиделся. Решает закончить на сегодня, выпить молока и лечь спать. Он накидывает свое любимое шерстяное пончо, из которого так здорово делать кимоно, выходит в коридор. Темнота обрушивается подозрительным страхом, окутывает, когда дверь за спиной со щелчком закрывается. Чонгук осторожно идет к соседней комнате, размахивает длинными рукавами, заворачивая их, толкает приоткрытую дверь и уже открывает рот, чтобы шепотом позвать Намджуна, но кровать пуста и застелена. — Хен опять уехал, — говорит самому себе Чонгук. Получается как-то между грустно и разочарованно. — Не предупредил. Опять. Чонгук уже привык. «Да», уверяет он себя мысленно, «ничего необычного. Намджуни-хен всегда так делает. Нечего переживать.» Только вот и не переживает он совсем. Именно такими чувствами рушатся надежды. Намджун всегда уходит неожиданно, уезжает в другие города, улетает в другие страны, никогда не берет с собой Чонгука. Сколько бы тот ни просил. — Города все одинаковые, — говорит он, что говорит всегда. — Только вывески на других языках. — Природа разная, — Намджун кривится на ответ Чонгука. Он хмурит брови, вызывая в Чонгуке волнение, его губы сжаты в тонкую полоску, обычно такие полные и розовые. — От природы быстро устаешь, — Чонгук молчит, наблюдая его спину, как проступают под тканью рубашки острия лопаток, пока Намджун, наклонившись, собирает вещи в сумку. — Зачем тогда ездишь, хен? — вырывается у него срывающимся голосом. Сквозят нотки плача, руки мелко дрожат, бледные. Намджун не отвечает. Только закидывает сумку на плечо и уходит, напоследок целуя Чонгука в лоб. На кухне прохладно. Морозный воздух из сквозящего окна обдает по голым ногам, ступни уже совсем замерзли от холодного пола. Чонгук сильнее кутается в накидку, садится на стул перпендикулярно столу, ставит ступни на перекладину между ножек, пытаясь хоть как-то спастись от холода. Не то чтобы это помогало, но так проще натянуть на костлявые колени шерстяную ткань, согреть их. Под пончо у Чонгука широкая футболка и короткие шорты, настолько, что их совсем не видно. Зато есть глубокие карманы, из правого которого он выуживает мобильный. Тыкает в единственный номер в контактах и подносит телефон к уху, слушая мерзкие долгие гудки. А после слышит перемежающийся с ними рингтон, глухо звенящий за стенкой. Накатившие слезы склеивают ресницы. Чонгук сбрасывает, снова оставаясь в тишине, только настенные часы оглушающе тикают. Он тяжело вздыхает, прислушивается к часам, растворяется в их ритмичном шуме, пытается таким образом сдержать слезы. Он уже давно не маленький, чтобы плакать от одиночества. Глаз чешется. Чонгук трет его, прямо так, грязными руками, вызывая жжение, но ему наплевать. На пальце остаются три ресницы. Чонгук бы загадал желание, но знает, что оно не сбудется. Даже если сделать это три раза. Живот крутит от нарастающей тревоги. Что-то плохое произойдет, Чонгук чувствует это. Или же опять накручивает себя. Он не знает, куда и на сколько Намджун уехал в этот раз, оставив его в одиночестве в этой хмурой квартире, из которой он бы с удовольствием сбежал. Но идти ему некуда. Он сделал бы это прямо сейчас. Взял бы рюкзак со сменной одеждой и зубной щеткой и ушел бы в неизвестность. Возможно, Намджун бы тогда тоже плакал. Атмосфера квартиры просто невыносима. Особенно в собственной комнате Чонгука, где он проводит большую часть времени. Она настолько пропиталась его запахом, его душой, что ему самому иногда невозможно быть в ней. Он желает затеряться в толпе, где никто никогда не учует его запах, раствориться за поворотом, оставив все позади. Но это если смотреть со стороны человека, которого оставляют. Если он сам станет ушедшим, что с ним будет? Он останется жить в этом мире, ему придется выживать, а не плакать бессонными ночами. Он станет тем, кто разобьет чужое сердце, а после будет таскаться по улицам в поисках жилья и еды. Поэтому он никуда не уходит. Продолжает ждать, оставаясь жертвой. Потому что с Намджуном все в порядке, он не обрывает нитей, не сжигает за собой мосты, всегда возвращаясь. Уверенный, что ему есть, к кому возвращаться. И пока что Чонгук не подводил его. Он наконец делает первое движение, доходит до холодильника и достает бутылку молока, пьет крупными глотками, морщась от холода. На улице снег пока не сошел, только-только появились лужи. Чонгук смотрит на фонари далеко внизу и решает не ложиться еще немного.