Шкатулка чувств

Юнги снова в студии до ночи. Может там хоть до следующего века оставаться, так решил Сокджин. Он устал ждать, когда этот «гений рэпа» снизойдет до низменных потребностей по пирамиде Маслоу, таких как сон, еда и мытье. И, конечно же, Сокджин скучает. Юнги, похоже, не очень. Хотя нет, Сокджин знает, что Юнги хочет домой. Он точно прямо сейчас мечтает поскорее закончить трек и завалиться в свою мягкую кровать вместе с Сокджином в обнимку. Как иначе. И ему будет приятно, если Сокджин встретит его уже под одеялом. Сокджин переодевается в свою любимую пижаму, хватает со столика книгу и уходит к Юнги в спальню, попутно выключая свет в общих комнатах. Он плюхается на кровать прямо поверх покрывала, ерзает, кряхтя, выдергивает подушку из-под одеяла и пихает ее себе под живот, нещадно сминая. Зато читать удобно. Он так и лежит на животе, ждет прихода Юнги даже через сотню страниц; а читает он не так уж и быстро. Время уже близится к рассвету, когда ручка двери наконец поворачивается. Юнги входит весь помятый и уставший, жмурится от внезапного яркого света; Сокджин сразу делает лампу потише, откладывая книгу в сторону. Он наигранно-обиженно смотрит в сторону Юнги, немного завалившись на бок на подушке, опершись на руку, но Юнги не обращает на него внимания, стягивая футболку через голову. — Я отпустил тебя, я потерял тебя, — пропевает Сокджин, на что Юнги замученно стонет. Он кидает футболку в угол шкафа и вскидывает голову, повернувшись на Сокджина. — Ты вычеркнул меня, ты забыл меня. — Хен, перестань, — просит Юнги, снова отвернувшись, снимая штаны, неловко переступая через каждую штанину поочередно. — Нет. — Да. — Нет. — Мы так долго можем, поэтому предлагаю закончить сразу, — Юнги вслепую нашаривает пижаму и начинает рассеянно тыкаться рукой в поисках рукава. — Ты в душ не собираешься? — Сокджин звучит укоризненно, но Юнги только отмахивается от него, протягивая руку за штанами. — Я устал. Сегодня ведь танцев не было, и так нормально, — он уже становится коленом на кровать, готовый подлезть под одеяло, но Сокджин продолжает лежать поперек матраса, не собираясь поворачиваться. — Хотя бы зубы почисти, — гонит его Сокджин. Юнги вздыхает, встает в полный рост и понуро плетется в ванную. Сокджин за время его отсутствия успевает убрать покрывало с кровати, взбить подушки и хоть как-то погреть огромное одеяло, наконец забравшись под него. Он снова принимается за книгу, зная, что Юнги все же решил помыться. Его нужно лишь расходить немного, и он сам сделает то, чего не хотел. Юнги возвращается с влажными волосами и ярко пахнущим гелем для душа раскрасневшимся телом, но его лицо все равно сонное. Он еле держит глаза открытыми, только чтобы не врезаться ни во что по пути, хотя все равно слегка запинается у самой кровати. Он вскидывает одеяло, придерживает за край и быстро ныряет под него, все же цепляя ногой раму, ударяясь о нее. Удар гулко отдается в комнате, заставляя Сокджина подползти и проверить, что с Юнги все в порядке. Тот шипит от боли, потому что ударился самой косточкой, но вроде как даже синяка не будет. — Ничего страшного, — говорит Юнги, обнимая Сокджина за плечи и ложась вместе с ним на подушки. Он льнет к Сокджину ближе, протискивает руку под чужой узкой талией, чтобы крепко обнять за спину, Сокджин делает то же самое. Юнги утыкается носом ему в шею, сопит, теплым дыханием заставляя кожу под расстегнутым на пару пуговиц воротником покрыться мурашками. — Спокойной ночи. — Уже почти утро, — не унимается Сокджин, поглядывая, как в окне небо светлеет. — Совсем о себе не заботишься. И обо мне тоже не вспоминаешь, так ведь? — Я люблю тебя, хен, — бурчит Юнги еле-еле. Сокджин замолкает на середине фразы. Ему дорог каждый момент, каждое слово Юнги; хоть он и говорит это так легко, на самом деле он ничем не разбрасывается и не врет. Сокджин не сомневается. — Я тоже тебя люблю, трудяга, — он целует Юнги в макушку и прижимает его к себе, закрывая глаза. — Добрых снов.