Сначала была темнота. Непроглядная и непробудная. Убивающая тело и раскалывающая разум. Не существовало боли, не было никаких чувств и эмоций. Один только мрак. Вокруг царило мёртвое безмолвие; оно давило, пугало и угнетало, заставляло сжиматься и жмуриться. Интерес вызвало то, что таилось за этой беспросветной тьмой. Он понимал, что его что-то намеренно отделяло от внешнего мира, держало под замком, взаперти, не позволяло рассмотреть и увидеть, что там, снаружи. Он знал, кто такие люди, но не был уверен в том, что сам является человеком. Иногда за чёрной пеленой что-то сверкало. Сияло, будто маленькие звёздочки падали с ночного неба. То слева направо падали, то справа налево. Это манило. Он так долго вглядывался в это свечение, что в какой-то момент оно прекратилось навсегда. Он не мог рассмотреть себя в этой кромешной и сплошной темноте, он не двигался и не шевелился, хотя порой ему казалось, что он куда-то неосознанно бредёт. Идёт медленно и отчуждённо, словно корабль, неспешно плывущий по реке или морю. Однажды он хотел высчитать, сколько сделал шагов, но вдруг понял, что не умеет считать. Подчас случалось видеть и смазанные серые силуэты, пробегающие мимо облака мглы, в котором он находился. Некоторые фигуры замирали и усердно всматривались внутрь, будто что-то искали. Он смотрел на них в ответ; вглядывался в эти тени, пытаясь понять, в чём весь смысл окружающей его безрадостной смоли. А потом пришёл долгожданный свет. Лёгкие впервые наполнились стылым и чистым воздухом снаружи, сердце наконец-то забилось о хрупкие прутья рёбер, ноги впервые ступили на твёрдую и студёную землю, а его сцепленные в замок худые руки обняли тёплые ладони и повели за собой. Он больше не был одинок. Или… Ему так только казалось?
— Омега в Портовой Мафии? — Пожалуйста, Мори. Ему больше некуда идти. Ноги дрожат. Спина встречается со стеной, и Накахара съезжает вниз, обнимая колени. Голоса в кабинете стихают. Он рвано выдыхает и жмурится, так сильно, что под веками начинают танцевать разноцветные круги. Ему действительно некуда идти. Он не знает кто он, откуда он родом, зачем он здесь. Знает только, что он подросток шестнадцати лет, возглавлявший банду Козерогов. Они спасли его от чёрного заточения и помогали выжить на улице добрых ни много ни мало целых полгода. Накахару стали уважать чуть ли не на второй день его принятия в банду — сразу зарекомендовал себя как сильного и выносливого новобранца — гнал взрослого высокого альфу, домогающегося до одного из юных омег, целых три квартала, пока тот не сдался и не умолял пощадить его. Но юноша, естественно, только злорадно улыбнулся, направляя чужой пистолет на грудь этой похотливой собаки. Выйдя в мир из полной изоляции, где кругом стоит нескончаемый шум и с неба льётся яркий свет, ему пришло необычное и странное дежавю, словно он уже бывал здесь. Ему не понадобилось заново учиться разговаривать или ходить, читать или писать, держать в руках ложку или пистолет — он будто никогда и не был заточён где-то там, в непробудной темноте. Омеги из банды стали ему родными, он жил в этом заброшенном квартале и считал его своим потерянным ранее домом. Он спасал и защищал от чужаков, вытаскивал из передряг и помогал заблудшим омегам-эсперам, предоставляя крышу отряда им над головой. Он принимал всех заплутавших и оказывал им максимальную поддержку, на которую только был способен. Его все любили и уважали, им восхищались, позволяли всегда отобедать принесёнными вкусностями первым, некоторые даже пару раз обмолвились, что Чуе стоило родиться альфой, а тот только, потупив взор, махал рукой на это. Они все смело называли его Королём и были абсолютно правы. Но, конечно же, всегда найдутся те, кто захочет корону себе. Его звали Дэйо; альфа, лет тридцати, из какой-то небольшой малоизвестной группировки под незамысловатым названием Вороны. Он был первым, кого Накахара действительно испугался. Ему и раньше доводилось убивать взрослых альф, он делал это так просто, словно хлопал ладонями надоедливого комара, залетевшего ночью в комнату через приоткрытую форточку. Ни одна мышца на его лице не дрогнет, когда пуля посредством гравитации влетит во вражеский череп. Да, он считал альф именно врагами. Теми, кому нельзя доверять ни в какой ситуации. Да у них только одно на уме. Чуя научился обводить этих кобелей вокруг пальца, загоняя в тёмные переулки и подкидывая способностью на уровень метров пяти, развлекаясь, посылая тело обречённого в разные стороны, а потом, наблюдая, как оно со всей силы бьётся о бетонную землю. Дэйо позарился на территорию Козерогов; спокойно пришел в их обитель и не скрытыми угрозами настаивал их убраться прочь. На что Накахара, едко хмыкнув, подошёл к нему вплотную и, задрав голову, открыл рот и… замер. Чужой запах ударил в ноздри, и юноша не смог ничего из себя выдавить. Голова по странному закружилась, и Чуя был готов сорвать её с плеч, если бы от этого стало легче. Альфа тогда усмехнулся. Грубо взял омегу за руку под громкие протесты его сверстников им вслед и отвёл в подворотню, предлагая сделку, которая, кажется, спонтанно пришла ему на ум: Дэйо — новый Король Северного квартала, а Накахара — станет его омегой, и отныне эта часть преступной Йокогамы будет принадлежать только Воронам, ну, а в обмен на это Дэйо оставляет Козерогов целыми и невредимыми. К тому моменту Чуя приходит в себя; ноги уже не трясутся, а сердце не ломает худые рёбра. Накахара, ощетинившись, отбрасывает и впечатывает альфу в соседнюю кирпичную стену и звонко кричит: — Только попробуй ещё раз… Но договорить ему не даёт огромная вспышка света, сопровождаемая оглушительным взрывом из того места, что он звал домом. Его обманули. Маленькую мышку, что ловко водила за носы беспородных котов, теперь, наконец, загнали в пыльный угол. Этот отброс, пришедший к ним в обитель и возглавлявший шайку альф-простолюдинов, тоже был эспером, и, теряя всякое желание заканчивать начатое с юным омегой, скрылся во мраке ночных улиц. Накахара так и не отомстил ему. Его друзья — его семья — мертвы. Больше ничего не осталось. Пусто. Когда это он успел сломаться? В конце коридора слышатся шаги; медленные, размеренные. Чуя отрывает подбородок от колен и поднимает голову. К нему неспешно подходит длинноногий темноволосый парень. Походка у него лёгкая, уверенная, а одет во всё чёрное, официальное — ну, рубашка правда белая. — Новенький? — Тебе какое дело, — Накахара хмурит брови, смотря на парня снизу вверх — у того забинтована правая часть лица; бинты также видны на шее и руках — странно выглядит. — Абсолютно никакого, — пожимает плечами тот. — Интересно стало на первого омежку в Мафии посмотреть. Парень альфа, вдобавок ещё и остёр на язык. Да все, небось, альфы такие. Ещё у него гаденькая ухмылка — хочется либо стереть её с этой самодовольной морды, либо оторвать всю голову разом. Его лицо обрамляют пушистые вьющиеся тёмные прядки, одна из них спадает прямо на аккуратный слегка вздёрнутый нос. У него карий с прищуром единственный глаз, цвета молотого кофе или молочного шоколада (хотя скорее горького). Чуя вдруг осознаёт, что его тоже беспардонно осматривают, словно красивую куклу за стеклом, да и сам рыжий уже прилично долго и подозрительно молчит. — Посмотрел? — рыкнул Накахара, шустро поднимаясь на ноги и понимая, какой же, чёрт возьми, этот хмырь высокий. — Теперь шагай отсюда. — Уймись, коротконожка, — по-доброму усмехается собеседник, продолжая открыто разглядывать омегу. Глаза у Чуи угрожающе заблестели, руки сами собой сжались в кулаки — надо же, этому кареглазому альфе удаётся побить все рекорды по выведению омеги из себя, а у него и так разгон от «миру мир» до «всему миру пиздец» доли секунд. — Ты кого коротконогим назвал, шпала? — взвился Чуя и уже приготовился заехать по наглой забинтованной физиономии, как дверь сбоку со скрипом отворилась. — Мори-сан! — наигранно восклицает темноволосый, словно теряя к рыжему всякий интерес. — Вас-то я и искал, — он отходит к мужчине в белом халате и вышедшей вслед за ним женщине в розовом кимоно. — Дазай-кун? Я смотрю, вы с Чуей-куном уже познакомились? — на лице у Мори расползается улыбка, а Накахара невольно ёжится. Этот мужчина тоже альфа, а Чуе слишком непривычно попадать в общество, из одних только этих альф и состоящее. Придётся привыкать. На улицах он спокойно разрывал зазнайкам глотки, но тут это навряд ли поощряется и вознаграждается. И если хоть одна противно пахнущая рожа начнёт приставать, Накахара клянётся — он ему зубы выбьет и их же ему в задницу запихает за красочные фантазии, которые ещё даже не успели реальностью стать. Он ненавидел быть слабым и беспомощным, да и никогда им не был, всегда защищался самостоятельно и отвергал всяческую поддержку со стороны. Но позавчерашнее убийство его друзей и этот Дэйо серьёзно подкосили его, и та заминка, которую он ни в какую не хотел принимать, — мёртвый ступор перед взрослым альфой. И как бы он ни отрицал, где-то на самом дне его головы под тоннами извилин он боялся повторения этого случая. — Ага, — так называемый Дазай тянет улыбку точно так же, как и его босс. Возникает мысль о том, что они, возможно, родственники, но Чуя не желает интересоваться, приходится ли Огай отцом этому молодому альфе или нет, а даже если таковым и является, то омега любезно попросит хорошенько поработать над его воспитанием вкупе с острым языком. Голос подаёт Коё; женщина в традиционном японском кимоно нашла его на развалинах Северного квартала после взрыва, подстроенного Воронами, и привела сюда. Она была бетой, наверное, единственной в Портовой Мафии (Чуя был на сто процентов уверен, что Мафия только альфами и кишит). Он ещё ничего не знает об Озаки, но может с уверенностью сказать, что ей пришлось пережить что-то такое же невыносимое и нестерпимое, что и молодому омеге. Её глаза — добрые и сопереживающие, светлые и глубокие, но заметно, что в их глубине плещется только боль и тонущее отчаяние. Накахара уже познал этот взгляд — видел его вчера в мутном зеркале, когда готовился к встрече с боссом Портовой Мафии. Он понял, что Коё тяготит потеря. Скорее, кого-то из близких. И это то самое чувство, которое Чуя впервые ощутил после смерти Козерогов. — Идём, Чуя-кун, — она протягивает к омеге руку, намекая следовать за ней. Юноша коротко кивает, медленно начиная обходить нагло улыбающегося Дазая. Оба моментально впиваются друг в друга взглядами. Глаз длинноногого забавно блестит, похоже, в преддверии очередной шутки. Если этот мудак посмеет… — Ещё увидимся, коротконожка, — бросает ему вслед Дазай, и Чуя резко оборачивается. — Иди к чертям! — Непременно, — нараспев тянет тот, кажется, ему нравится, когда рыжий злится. — Вали уже! — Валю, валю. — Мальчики, — тихонько хихикает Озаки, прикрывая рот рукавом кимоно, а Мори, стоящий неподалёку, лишь устало вздыхает. — Я сейчас вырву твой второй глаз! — Не допрыгнешь! — заливается альфа, отступая назад от рычащего омеги. — Ты хочешь проверить? — и Чуя моментально срывается с места и пускается вдогонку уже улепётывающему в другой коридор Дазаю. — Надеюсь, — вздыхает Огай, начиная тереть переносицу, — они ничего не снесут по дороге. Не хочу платить за очередной ремонт.***
Щелчок зажигалки. Где-то внизу гудят автомобили, проносятся мимо высоток, выезжают с заполненной парковки и останавливаются на пешеходном переходе — центральная улица самая оживлённая. Здесь кучи модных и дорогих магазинов, ресторанов, продуктовых, даже булочная и кондитерская имелись, если идти вверх до поворота на Имаёти. Накахара не любил людные и шумные места. Возможно, сказался год проживания в заброшенном и тихом Северном квартале. Ребята из его банды предпочитали бродить по дворам ночью, выискивая пропитание самостоятельно или отбирая у запоздалых домой прохожих пакеты с едой, словно какие-то варвары. Чуя не слишком загонялся по этому поводу, совершенно не думая, в какую трубочку может завернуться его желудок после каждой «мусорной» трапезы. Юноша медленно затягивается и выпускает дым в открытое настежь окно. Он расположился на подоконнике двадцать второго этажа, совсем не боясь упасть, да даже если и свалится — спокойно поднимется обратно, имитируя воздушные ступеньки под ногами. Мори выдал ему квартиру в общежитии неподалёку от офиса. Это была обычная однушка, с просторной кухней и уютной небольшой комнатой, где стояли широкий диван, старый шкаф и письменный столик. Больше всего Накахаре нравился балкон (он даже успел заснуть там пару раз) — длинная лоджия на шестом этаже, незастеклённые окна и низкие перила. Что может быть лучше для курящего человека? За прошедший месяц он уже успел обжить эту квартирку — хорошенько прибрался (похоже, со смерти (или просто ухода?) бывшего хозяина здесь даже пыль не вытиралась), переставил всю мебель так, как нравилось ему, развесил по стенкам найденные (на самом деле, украденные, но, как там говорится, спиздил и ушёл, называется нашёл?) плакаты. Ему в новинку было готовить, но со временем он привык, ему даже в какой-то степени это понравилось, и позже омега тактично облюбовал кухню. Вот только закупаться вещами и продуктами приходилось на любезно выданные Коё деньги. Она даже несколько раз заглядывала к нему, интересуясь, не спалил ли он квартиру. У него также появился первый мобильный телефон, в котором он разбирался несколько дней, жалуясь, что у того нет кнопок, да и куда тут вообще нажимать. Первый месяц Накахара не вылезал с полигона. Он сразу начал тренироваться, игнорируя советы босса пока просто погулять и привыкнуть к обстановке вокруг. Но Чуе не нужно было сидеть в душной комнате и бить баклуши. Он лучше побьёт их на тренировочной площадке. Потому что как только он оставался один, голову сразу наполняли воспоминания о доме. Он порой не спал по ночам, вставая с развороченной после кошмаров постели и уходя на балкон, успокаиваясь своими дешевыми сигаретами по скидке (он пробовал один раз дорогие, но на них у него сейчас не было денег). Курить он начал, просто взяв сигарету в руки. Спокойно затягивался под ошарашенные взгляды Козерогов, а потом, пожав плечами, кинул бычок на землю, предусмотрительно затоптав. Чуя старался абстрагироваться, тренируясь до потери пульса. На улицах он был костлявым и тощим, потому что недоедал, но вовсе не дряблым и невыразительным благодаря ночным погоням. Ну, а таким нескладным и миниатюрным он всегда был и навсегда останется (а само осознание этого жутко бесило). Уже через пару недель усиленных тренировок на полигоне он стал поджарым и слегка вытянулся, пускай пока ещё и не набрал ту необходимую массу после года голодовки, как говорила Озаки. Накахара чуть не обжигает пальцы о фильтр, снова погрузившись в воспоминания. Юноша, не найдя поблизости мусорку, выбрасывает окурок в распахнутое окно. — Правила нарушаешь? — раздаётся знакомый и уже успевший порядком подзаебать голос позади. Чуя фыркает и поворачивает голову на писк надоедливой мухи: — Ты видишь тут мусорку? — А ты видишь этот знак? — Дазай стоял, опёршись плечом о стену коридора, и приподнял одну из скрещенных на груди рук вверх с указательным пальцем, проследив за которым, можно было увидеть небольшую белую табличку с нарисованной сигаретой в красном перечёркнутом круге. Накахара не отвечает, отвернувшись. Его напрягало общество альфы, ещё и такого дылды — длинноногий, спасу нет. Дазай подходит ближе, и Чуя, не моргая, упорно начинает следить за одной чёрной машиной, выезжающей с парковки. Интересно, кто там за рулём? Бля, бля, этот мудак стоит рядом. Мужчина, наверное. А сколько ему? Тридцать? Может, сорок? Бля, бля, бля, кто-нибудь, уберите его отсюда. Где-то далеко на главном шоссе раздался звонкий свист колёс. Видимо, кто-то хотел успеть проехать до того, как загорится красный. Хочется выпрыгнуть в окно. Чуя даже не заметил, как Осаму склонился над ним. — У тебя голубые глаза, ка… — Да ладно? Спасибо, а то я не знал, — огрызнулся Накахара, несильно отталкивая от себя Дазая в грудь. Тот усмехается, прислоняясь спиной к подоконнику. — В кого ты такой? — В помойных крыс. Альфа снова хихикает и, немного помедлив, кивает в сторону кармана брюк омеги, из которого торчит пачка Вирджинии. — Можно? Чуя удивлённо вскидывает брови, смотря в прищуренный карий глаз Осаму, а потом без лишних слов тянется за упаковкой. Он протягивает её Дазаю, чтобы тот мог вытащить одну, а потом вытягивает одну и себе. Поначалу они курят в тишине. Накахара даже немного расслабляется и начинает радоваться тому, что эта бестолковая мумия, наконец, заткнулась, но не тут-то было — тот опять подаёт голос. — Ты правда убивал альф? Чуя усмехается: — А что, боишься, что я к тебе ночью с ножом приползу? Осаму усмехается в ответ и отворачивает голову, затягивается. Накахара не знал, стоит ли рассказывать этому придурку или нет. Но он, выдыхая серый дым, стряхивает пепел с окна и, ссутулившись, тихо отвечает. — Правда. Они одновременно переводят взгляды друг на друга. Смотрят долго, не моргают. Чуя вдруг отмечает, что глаз Дазая напоминает ему всё же молочный шоколад, нежели горький (потому что первый, вроде как, светлее второго). Осаму следует ранее продемонстрированному примеру и скидывает бычок из окна. — Сколько тебе? — неожиданно спрашивает он. — Шестнадцать, — следом за сигаретой альфы летит сигарета омеги. Осаму хмыкает. — Чего? — Мне тоже. Накахара странно хмурится, потому что думал, что тот точно его старше, слишком шпала. Они сидят в поглощающем их безмолвии какое-то время, изредка обмениваясь изрядно уставшими взглядами, а потом Дазай спонтанно и резко меняет своё положение — разворачивается, ставит руки над головой Накахары, упираясь ими в стену, и наклоняет голову вниз. Сам Чуя вытягивается, его глаза округляются, и он не успевает ничего ответить — в нос ударяет приторный медовый запах. Нет, нет, нет, только не опять. Как это вообще работает? Он дважды пойман на этом и чувствует себя беспомощным и уязвимым. Второй раз его организм так реагирует на чёртовых альф. По спине бегут мурашки, когда Осаму касается носом левой стороны его шеи и шумно вдыхает, приоткрывая рот. Сразу появляется желание втянуть голову в плечи. — Чего ты, блять, дел… — выдавливает из себя Накахара, упёршись коленями Дазаю в грудь. — Пахнешь… цветущей вишней, — перебивает его тот и громко выдыхает. От горячего дыхания альфы мгновенно бросает в жар. Зубы мягко скользят по бледной коже, и Чуя чувствует, как у него дрожат руки. Что делать-то? На пульсирующую артерию легонько надавливают, и Накахара моментально приходит в себя. — Отвали, хер ли ты творишь? — Чуя с силой отталкивает альфу от себя и вскакивает с подоконника. — Не смей трогать меня. Он тяжело дышит, положив ладонь на нетронутую зубами альфы шею, и ошарашено глядит на потупившего взгляд Дазая. Какого чёрта вообще было? Осаму молча смотрит в пол, стоя спиной к подоконнику и положив на него руки. Он, что, делает вид, будто ничего не произошло? — Блять, никогда так не делай, — растерянно произносит Накахара и, не желая обсуждать случившееся, спешит ретироваться с этажа. Дверь поддаётся только с третьего раза. Куртка цепляется крючком за вешалку в прихожей, а ключи звонко ударяются о тумбочку и, кажется, слетают с неё. Вслед за ними гордо устремляется мобильник, и, вроде, тоже падает. Чёрт с ним. Чуя нелепо разувается, прыгая на одной ноге, а потом, поглядев на телефон, лежащий на полу крышкой верх, кидается к нему. Лишь бы, блять, не сломался. Он облегчённо выдыхает, когда понимает, что с тем всё в порядке, и тот в целости и сохранности. А вот отношение к рослому бинтованному альфе навряд ли такое же целое и невредимое. — Идиот, блять, — выругался Чуя, заваливаясь на не заправленную с утра кровать и закидывая одну руку за голову. Дазай ему сразу не понравился. Ему, в принципе, не нравятся такие люди; ему вообще никогда не нравились альфы, хоть в этом блядском мире всё и завязано на отношениях милых овечек-омег и сильных мускулистых самцов-альф. Тупые стереотипы. Почему это омеги должны подчиняться альфам? Откуда это? А может, омега настолько силён, что может спокойно сбить альфу с ног. Что тогда? Другое дело — его босс. Огай Мори даже звонит периодически и интересуется его состоянием, настроением, делами и планами на будущее. Накахара, конечно, впервые видит такое предусмотрительное и уважительное отношение к новому подчинённому (отбросим даже то, что этот подчинённый — омега). Мори уже зарекомендовал себя в глазах юноши, как солидный и учтивый мужчина, и если так и дальше пойдёт, мальчик готов преклонить ему колено и поклясться в верности Портовой Мафии. Но Чуя бы очень хотел попасть в другое общество. Там, где его босс какой-нибудь статный известный омега, раздающий каждый день новые контракты своим подчинённым (к слову, тоже омегам) с чумазыми лицами преступников-альф, которых стоит наказать за какое-нибудь домогательство, совращение несовершеннолетних или изнасилование. Это да. В этом бы Накахара с удовольствием участвовал. Интересно, какая у Дазая способность? Тц. Если Осаму ещё раз рискнёт пристать, Чуя ему между ног пропишет и останется таков. И как бы тот ни взвыл от боли, рыжий не станет извиняться и раскаиваться. Заслужил, вот как. Да даже если этот длинноногий откинется где-нибудь в подворотне, Чуе не будет его жалко. Ему ни одного умирающего на его глазах альфу никогда не было жалко. Но этот чёртов медовый запах. Накахара обречённо стонет, закрывая глаза. — Ну что за придурок.***
Неспешные шаги в коридоре отдаются гулким эхом от стен. Здесь мрачно, нет ни одной живой души, на потолке трещат длинные плоские лампы и пахнет хлоркой, видимо, этот отсек совсем недавно помыли. Рыжеволосый юноша останавливается у лестничного крыла и выглядывает в окно. На улице пасмурно и всё ещё моросит дождь. Накахара до последнего надеялся, что сегодня никуда не выйдет, но, как нарочно, его вызвал босс. Сам омега ещё не знал зачем, да и приехал он раньше назначенного времени. Даже пообедать дома не успел. На дворе ранний март; ещё прохладно и за тучами постоянно прячется бледное солнце. По стеклу скучно сбегают струйки небесной воды, над стоящей напротив высоткой сверкает гроза, яркой белой вспышкой отражаясь в голубых глазах Накахары. Слышатся шаги; лёгкий стук каблуков о кафель. Чуя отрывается от созерцания серой картины за окном и, обернувшись, рвано выдыхает. — Привет, Чуя-кун, — Дазай останавливается от рыжего в паре шагов и запускает руки в карманы брюк. Он не улыбается и смотрит как-то сквозь своего собеседника. Накахара не виделся с ним пару недель и уже успел забыть тот случай на подоконнике, но достаточно одного взгляда на этого хмыря — и по спине бегут мурашки от воспоминаний. — Чего тебе? — привычно ворчит Чуя. — Знаешь, — опасливо начинает Осаму, опуская взгляд, — я тебя искал, но у меня нет твоего телеф- — И хорошо, что нет. — Я хотел извиниться. Чего? Накахара вскидывает брови, разворачиваясь к Дазаю полностью. — За то, что так поступил. Ну ничего себе. Чуя коротко кивнул, ощущая, что Осаму, как альфа, даже немного поднялся в его глазах. — Я уже понял, что ты боишься альф, — весело добавил Дазай, расползаясь в улыбке. Ч е г о. — С чего это, блять? — моментально ощерился Чуя, сжимая руки в кулаки. — Видно по глазам, — Осаму так по-доброму смотрит на рыжего омегу, словно видит его, чёрт возьми, насквозь. Чуя тушуется, но взгляд не отводит: — Я убивал их, вообще-то. — Потому что боялся? Накахаре ничего не остаётся, кроме как буркнуть твёрдое «нет», опуская голову и глупо рассматривая свои ботинки. Он не боится альф, он просто обходил их стороной, стараясь не сталкиваться с ними лоб в лоб, но теперь, будучи частью Портовой Мафии, этого, похоже, избежать невозможно. — Тебя Мори вызвал? — показалось, что голос Дазая стал похожим на остро заточенный нож, будто он спрашивает о том, что ему совершенно не нравится. — Да, — настороженно косится на бинтованного рыжий. — Тебе-то что? — Я только от него. Пятьдесят седьмой кабинет? — Вроде. Они снова молчат, рассматривая намытый до блеска пол под ногами или обшарпанные почти жёлтые стены коридора. Похоже на какую-то неловкую паузу. Раздражает. Накахара вынимает из кармана куртки мобильник, чтобы узнать, сколько время. — Ладно, я пойду, — устало говорит Чуя, разворачиваясь в сторону другого отсека. — Эй, Чуя-кун. Окликнутый оглядывается, вопросительно выгибая бровь. — Если кто-то будет приставать — ты только свистни. — Сам справлюсь, спасибо, — огрызается Накахара, уже уходя вглубь этажа. — Моё предложение всё равно останется в силе! — крикнул ему вслед Осаму. Тц. Вот ведь. — Вы хотели меня видеть? — Да, входи. Чуя осторожно захлопывает дверь в кабинет. Его встречает полумрак и удушающая духота. На само́м юноше только майка и кардиган, а он уже порядком успел упариться. Кабинет вовсе не рабочий, похож на какую-то маленькую комнатку — кругом невысокие стеллажи с книгами, какими-то документами, невзрачные фотографии в серебряных рамочках, один шкаф с застеклёнными дверцами, и рыжий определённо видит там банки, пробирки и острые блестящие скальпели. Всё это похоже на какую-то берлогу или убежище безумного доктора. Обстановка угнетает и вызывает смешанные чувства. Парень делает три шага и останавливается перед столом Мори. Кабинет действительно крохотный. Огай уже не расхаживает в своём белом халате — на нём чёрное пальто с высоким воротом, а на плечах лежит бордовый длинный шарф — теперь-то он похож на босса Портовой Мафии, а то выглядел как какой-то несостоявшийся городской врач. Взгляд вдруг цепляется за светловолосую девочку, сидящую в углу на небольшом сундуке. У неё большие, словно кукольные, синие глаза и красно-белое с рюшками платье — она весело болтает ногами, без стеснения рассматривая рыжего омегу. Чуя немного помялся, переступая с ноги на ногу, и собрался открыть рот, но Мори его опередил. — Как у тебя дела? — Х-хорошо, — Накахара берёт себя в руки и переводит взгляд на Огая. Альфа чуть наклонился вперед, сложив подбородок на сцепленные в замок руки. — У меня появилось первое задание для тебя. Парень тут же оживился и нетерпеливо поинтересовался, что же за дело такое, на что мужчина добродушно посмеялся и попросил не бежать вперед паровоза. — Какие у тебя отношения с Дазай-куном? Вопрос звучит внезапно и вовсе не к месту, как посчитал Чуя. Он топчется на месте, пытаясь подобрать слова, но их за него находит Огай. — Я бы хотел, чтобы на первое задание вы отправились вдвоём. Кому-то же нужно будет прикрывать тебе спину, верно? Накахара возгорелся моментально, но изо всех сил постарался сдержать себя в руках. Он делает шаг вперед, оказываясь почти у самого стола босса, а правую руку непроизвольно сжимает в кулак. — Да я и без него справлюсь! Мори улыбается уголками губ и строго отрезает: — Это приказ, Чуя-кун. — Но… — Накахара уже собирается оспорить, но проглатывает своё возмущение и, опустив голову от безнадёжности данной ситуации, коротко кивает. — Хорошо. Я понял, — он разворачивается к входной двери, добавляя твёрдое «простите», но его окликает Мори. — Чуя-кун. — Да? — У тебя уже начались течки? — спокойно интересуется Огай, вновь положив подбородок на сложенные руки. — Н-нет, — Чуя сию секунду тушуется, потупив взгляд. Он, признаться, вообще, блять, не думал об этом. Даже не представлял, как это происходит и чем сопровождается; только по слухам от омег-Козерогов постарше он знает, что во время течки всё тело горит синим пламенем от желания лечь под какого-нибудь беспородного блохастого альфу, да и не только ты сам горишь, но и твоя задница. Как же противно. Да и в принципе, рано же ему ещё о течках думать? — Тебе ведь шестнадцать? — вкрадчиво спрашивает мужчина, сохраняя абсолютно нейтральное выражение лица, вот только глаза как-то по-хищнически блестят, и это, отчасти, пугает. — Почти семнадцать, — в ответ Чуя просто пожимает плечами. Мори ещё какое-то время молчит, задерживая рыжего омегу у себя, и, думая, видимо, о своём, а потом, склонив голову вбок, натягивает улыбку. — Я вышлю все документы тебе на маил. Встретимся через пару дней. Накахара снова кивает и, последний раз оглядев кабинет, выходит в коридор. Странные босс задаёт вопросы. Хотя, может, это в порядке вещей? Он уже собирается свернуть по направлению к лестнице, но оказывается прижат к стене. Чьи-то довольно-таки сильные руки ощутимо давят на плечи. — Что он тебе сказал? — над ним склоняется Дазай, шипит ему прямо в лицо и, похоже, не собирается отпускать. — Чего?! — взвился Чуя, тут же сбивая чужие руки со своих плеч. — Тебе какое дело? — он выпутывается из плена и отпрыгивает в сторону. — Просил, блять, не притрагиваться ко мне. Он не даёт Осаму шанса продолжить свои пламенные речи и, молча развернувшись, скрывается на лестнице. Да что он себе, блять, позволяет? То извиняется, то опять набрасывается, допрашивает о личном с боссом разговоре, который его никак не должен касаться. Что с ним такое? Стоило ему только на один жалкий процент подняться в глазах Накахары, как он с треском свалился обратно. Почему он такой, чёрт побери, ненормальный? Почему все, с кем Чуя успел познакомиться, вполне себе адекватные альфы? Например, Хироцу — альфа в годах, у него вкусные сигареты и неплохое чувство юмора, Ода — лучший друг Осаму, альфа из низших рангов, но такой приятный собеседник, чёрт, Анго — скромный и отчасти молчаливый парень, не очень сговорчив, Тачихара — молоденький альфа, чем-то похож на самого Накахару, напарник беты по имени Гин, и Акутагава, её брат, тоже альфа, на два года младше самого омеги, и, вроде как, плавает слушок, что Дазай над ним издевается на тренировках, так как он его наставник, но… шестнадцать и уже наставник? Странно звучит. Да и какой из Дазая наставник? Так, посмешище. Наверняка даже драться не умеет, самец хе́ров. Чуя твёрдо решает, что первая совместная миссия с Дазаем сразу же станет их последней. Он не хочет с ним работать. Он даже способности его не знает, чего уж там. А может, он и не эспер вовсе? Задание действительно оказалось нелёгким. Чуя тогда впервые использовал Порчу — узнал ранним утром, что Дазай владеет даром рассеивания чужих способностей, и сразу согласился активировать свою, чтобы сравнять с землей весь этот шлак одарённых, которые их окружили. Накахара сгорал изнутри от досады, потому что Дазай оказался вполне себе сносным стратегом и временами просил не лезть на рожон. Признаться честно, Чуя, сражаясь, боялся одного — Осаму случайно коснётся его — и всё, омега потеряет свой дар и не сможет отражать пули, а там и конец после такой оплошности не за горами. Но, к великому счастью, ничего такого не произошло. Дазай в основном был на подхвате, старался держаться где-то позади, изредка подавая голос — и то только по делу — во время задания он вообще был совершенно неразговорчив, а Накахара и не стремился его разболтать, радуясь тому, что ему никто не мешает расправляться с вражескими пешками. Он, стискивая зубы, подтвердил, что погорячился, говоря ранее, что смог бы работать в одиночку. Ему, какая-никакая, а подстраховка всё равно была нужна и даже необходима. После обнуления Порчи Чуя позволил Дазаю отнести его домой. Он использовал её первый раз — ему показалось, что его, как пойманного детьми жучка, накрыли пластиковым стаканчиком и намеренно отделили от внешнего мира. Омега снова почувствовал себя там, в непроглядной и непробудной темноте. Он долго лежал на промёрзлой земле в объятиях Дазая и неосознанно цеплялся за его пиджак грязными от крови руками; из его рта и носа тоже тонкими струйками сбегала кровь; он трясся и жмурился, пытаясь осознать, что снова вернулся к свету и что он по-прежнему жив. По возвращении домой Дазая он в квартиру не пустил, рычал, но поблагодарил за любезно оказанную помощь с его стороны и захлопнул перед его удивлённой мордой дверь. Хотя после этого маленько пожалел — на спине были длинные неглубокие царапины, до которых, чтобы обработать ватками спирта, он дотянуться не смог. Но перспектива позволить Осаму смотреть на себя без майки ему не нравилась, поэтому он просто обмылся, чтобы царапины не дай бог не загноились и оставил их без спиртового почтения — авось, сами заживут. Огай оказался по-странному хмур, после того как увидел довольных Дазая и Накахару у себя в кабинете после успешно проведённой миссии. Чуя не понимал почему, они ведь всё грамотно и правильно выполнили, избавились ото всех, как просил босс, а тот всё равно не рад, что его подчинённые делают такие успехи. Новых заданий, разнообразных дел, ожесточённых тренировок — постепенно всего становилось больше. Накахаре нравилось в Мафии, полюбилось работать не покладая рук, особенно ночью, словно это было миссией в какой-то квестовой игре — город засыпал, просыпалась тёмная сторона и утаскивала в могилу тех, кто осмелился позариться на её границы; словно хищный зверь рыскала противников до последнего, в каждом уголке, в каждом переулке-закоулке, а потом нещадно тащила на ковёр к своему боссу, будто была натасканным гончим псом, пускающимся по кровавому следу жертвы, стоит только рукой махнуть. Чуя не раз слышал, что работников Портовой Мафии кличут бродячими псами, и ему это, чёрт возьми, нравилось. Звучит так гордо и пафосно, хах. Спустя полгода совместных заданий Чуя мог твёрдо заявить, что они с Дазаем теперь хорошие друзья, почти лучшие. Правда, на слишком личные темы они не переходили. Одной из этих тем были дазаевские бинты — ну кутается и кутается, может, ему холодно, и он так согревается, дьявол его знает. Но иногда Осаму раздражал так, что хотелось его век не видеть — но вся эта возня и уже такая привычная неприязнь друг к другу скрашивали серые и скучные дни обоим мафиози. Они стали самым знаменитым дуэтом преступной Йокогамы, и его название — Двойной Чёрный — звучало тоже так вульгарно и пафосно, хах. Накахара всё ещё хотел найти тех сук, что уничтожили его дом. И когда заданий не было — он бегал по ближайшим кварталам и районам, которые принадлежали тем самым Воронам, искал хоть одного из членов этой блядской группировки, выпытывал информацию, не спал ночами, наводя всевозможные справки, которые могли подтолкнуть к поимке Дэйо, и возвращался в общежитие только с рассветом, без задних ног падая на развороченную постель. Осаму больше не приставал, но было видно, что он так и норовит невзначай дотронуться до рыжего омеги, аргументируя это всего лишь случайностью — случайно коснулся, огладил, потёрся, случайно взял за руку, пропустил первым в кабинет или холл офиса, случайно купил кофе со сливками, потому что по ошибке купил себе не то, даже случайно поднял на руки после обнуления Порчи — просто с л у ч а й н о. Накахара старался закрывать глаза на те или иные поползновения своего напарника, но иногда они просто выводили из себя. Случалось даже так, что они могли спокойно погрызться прямо на полу коридора в офисе на глазах у коллег. Разнимала их обычно перепуганная Коё или неопытная девочка Хигучи — молоденькая ассистенка Акутагавы, которую совсем недавно приняли на подработку в Портовую Мафию. Другие обычно посмеивались, тыкали пальцем или снимали происходящее на телефон. Однажды Тачихара даже обозвал их дуэт влюблённой парочкой, и Накахара не постыдился вмазать ему хорошенько за такие слова. Но вот стоило на горизонте появиться боссу — весь карнавал тут же прекращался, и всё возвращалось на круги своя. Временами Чуя замечал, как Мори и Дазай обмениваются взглядами — оба щурятся, будто разговаривают о чём-то мысленно, иногда даже чуть скалятся в адрес друг друга. Что за невъебенно странное общение у этих двух альф? Будто двое маленьких детей не поделили и сломали игрушку и теперь ходят озлобленные да зыркают друг на друга. Чуя также обращал внимание на своё общение с боссом. Мори никогда ему не грубил, в отличие от других своих коллег — на тех он так рявкнуть мог, что они убегали, скуля и поджав хвост, — а вот к Накахаре всегда добр и снисходителен. Возможно, Чуя и был несколько наивен, но он прекрасно понимал, почему Огай так с ним обращается — он — альфа, Накахара — омега; первый омега в Портовой Мафии. Да, мысль, что Огай положил на него глаз, несомненно, крутилась в черепушке рыжего, наравне с предположениями о Дазае — молодой альфа тоже, как говорили многие, безобразно и двусмысленно смотрит на своего рыжего напарника, а тот смотрит куда угодно, но не на него, явно отрицая действительное. И это всё в очередной раз подтверждало мнение Накахары обо всех альфах поголовно — у них начинка вдоль и поперек состоит из похоти и алчности. Мори наставник Дазая, и, чёрт возьми, они бесспорно два сапога пара — оба зазнайки, прыгают выше головы, и не отдадут то, на что глаз положили, жуткие собственники. Накахара представлял, во что эта борьба озлобленных взглядов (это пока) может перерасти. Каждый из альф тонко намекал выбрать, кротко и терпеливо ждал, когда, наконец-то, юный рыжий омега решится, но Чуя не хотел и не стремился. Ему и одному хорошо. Не нужен ему никто. И ложиться ни под одного из этих двоих он не собирался.***
— Держи. — Что это? — Чуя хмурится, осматривая зелено-белую пачку подозрительных лекарств в руках наставницы. — Чтобы не мешали тебе работать, — Коё горько улыбается. — А, ясно, — Накахара сухо отвечает, понимая, что в пластинках таблетки-блокаторы. Оно и к лучшему. — Мори-сан велел купить их тебе, — слабая улыбка ещё держится на её лице. — Сам понимаешь, почему? Казалось, будто она извиняется за что-то, чего явно не совершала. Навряд ли бы Огай собственноручно её попросил купить рыжему омеге подавители. Тем более тому, кого он уже собрался обхаживать, мудак. Да, он уже не стесняется так называть приставучего мужчину, потому что будь то Дазай со своими заскоками — Чуя бы не так бесился с этого. Наподдал бы под зад этому длинноногому мумифицированному ублюдку пару раз — и тот бы, возможно, отстал. Но, чёрт возьми, Мори его босс, а Накахара с каждым новым рассветом боится, что тот позовёт его к себе и прикажет отдаться ему в свою первую течку. А отказать Накахара права не имеет, Огай — его босс, ослушается — вылетит из рядов Портовой Мафии. Но Чуя не собирался плясать под чужую дудку. Волновался, конечно, что такое может случиться, но тру́сить он не станет — уйдёт с гордо по́днятой головой и останется таков. Коё передаёт пачку в руки своего ученика. У неё спокойный и тихий голос, мягкий и выразительный. Хоть она и бета, но от неё приятно пахнет — к чему-то для себя отмечает Чуя. Ему почудилось всего на секунду, что, если бы Коё была его матерью, она бы хорошо выполняла своё дело. Она бы могла действительно заменить ему мать, будь он немного помладше, или будь она слегка постарше — ей ведь всего лишь двадцать два. А сейчас такая излишняя забота ему не к чему. — Если у вас всё хорошо завершится на завтрашнем задании, Мори-сан повысит тебя и может подарить квартиру где-то подальше от этого захолустья, — добавила Озаки, погладив юношу по плечу. Её улыбка совсем немного, но стала теплее. — Начни принимать на следующей неделе, а потом раз в месяц, можно чуть реже. Или, если волнуешься, можешь начать принимать позже, когда появятся первые позывы. Почитай, там в инструкции всё есть. Чуя отрешенно кивает и поднимает голову, провожая взглядом наставницу, молча и поспешно покидающую его обитель. Когда хлопает входная дверь, омега свободно откидывается на подушки и, открывая пачку с лекарствами, нетерпеливо вытягивает тонкую бумажку с указаниями. — «Блокирует течки», — шёпотом зачитывает Накахара, прикрывая веки; полоска света проникает ровно на этот листок через неплотно задёрнутые толстые шторы позади кровати. — «Нейтрализуют природный запах». «Нейтрализуют природный запах», — эхом проносится в его голове, и Чуя невольно вспоминает, как Дазай щекотал носом его шею, втягивая со свистом нагревшийся вокруг воздух.— Пахнешь цветущей вишней.
Накахара тушуется, не желая возвращаться к этой теме, и сразу перескакивает на пункт «побочные эффекты». — «Непостоянные течки, нарушение цикла, привыкание, анемия», — одними губами бормочет омега и закатывает глаза. — Снижение аппетита и прочая лабуда, ясно. Он отбросил пачку и инструкции на прикроватную тумбочку, а после закинул одну руку за голову и уставился в потолок. — Ну и что мне делать? Огай очень дальновидный, статный и добродушный мужчина. По крайне мере, он таким показывает себя перед омегой. Дазай же несобранный (временами), разгильдяй до пизды и клоун. А если Осаму ещё и подерётся со своим наставником из-за напарника? Это же ужасно, блять. Глупые альфы, дьявол их за ногу. Чуя тихонько рычит и переводит руку себе на живот. Он начал ныть? Или нет? Ему кажется? Омега чертыхается. Нужно прекратить прислушиваться к себе, а то крыша раньше времени съедет. Он лежит долго. Лежит час. Два лежит. Слышит, как тикают настенные часы на кухне, и не отводит взгляда от лежащей на тумбочке упаковки. Может сегодня начать? Или позже? «Коё-сан сказала, если покажется дело плохо, то надо пить». — Похуй, — Чуя вскакивает с кровати и, подхватывая пачку, летит в кухню. Он торопливо наливает себе стакан воды, достаёт одну маленькую бежевую таблеточку из пластинки и шустро запивает её. Капли воды стекают вниз по подбородку и бегут под белую майку — Чуя ёжится и возвращает стакан на стол. Он с пару минут стоит и не двигается, уставившись в одну точку на кафельном полу, а потом хлопает в ладоши. Отлично, теперь хоть нервные клетки не умрут, а то он уже собирался волосы на себе рвать из-за сомнений. Ну и параноик же он. Завтрашняя новая миссия будет где-то на окраине города. Вот суки. Огай как специально, что ли — Чуя за эти полгода ещё плохо знал город. В основном он хорошо ориентировался только в центре и в кварталах, где прячутся бездомные одарённые по типу района тех Воронов или бывших Козерогов. После выпитой таблетки действительно стало полегче — теперь можно не переживать, что приспичит где-нибудь, и ты раскорячишься вот так вот посреди задания, окружённый какими-нибудь ублюдочными альфами. Но спал Чуя всё равно чутко. Может, сказался плохой ужин — омега выпил одно молоко с печеньем и завалился спать чуть ли не во втором часу ночи, когда подъём под злосчастный будильник должен был быть в начале шестого. Обычно спал он так перед чем-то глобальным. Чутьё никогда его не подводило, и на утро следующего дня он переживал пуще некуда. Раньше собрался, раньше вышел, раньше приехал на место. Что-то было не так. Именно предчувствие чего-то нехорошего тяготило его разбитую с ночи головёшку. Накахара поправляет свою куртку, облокачиваясь спиной о холодную стену кирпичного разрушенного здания, и нервно выдыхает от нетерпения. Где этого бинтованного ублюдка носит? Издох по дороге сюда, что ли? Ожидание жутко напрягает и наводит на самые разные мысли. Может, с Дазаем что-то случилось? Может, что-то из-за Мори? Или чего ещё похуже? Догадки роятся у него в голове, как перевёрнутый улей с пчёлами, — причем все крутятся только рядом с этими двумя докучными альфами. Может, они там уже поперегрызли друг другу глотки, чтобы Чуя уж точно никому из них не достался? Но таким глупым предположениям не дано сбыться — на узкую улицу въезжает чёрная иномарка. За рулём Накахара сразу замечает Сакуноскэ, а рядом непристёгнутым (впрочем, ничего нового) восседает Дазай, что-то оживлённо втирающий своему другу. Зачем тут Ода-то нужен? Босс ничего не говорил про лишние морды на их миссии. Осаму поспешно вылетает из машины, громко захлопывая за собой дверь — Чуя видит скривившееся лицо Оды после этого и невольно улыбается краешком рта. — Где тебя носит, блять? — озлобленно рычит Накахара в лицо Дазая, не давая ему начать диалог первым. Он уже промёрз до костей, ждать его у этой ледяной стенки. — На задание идёшь один, — строго отвечает Осаму, резко толкая Чую к стене. Тот не знает, чему поражаться больше — такому холодному и серьёзному тону Дазая или его наглости — он опять за своё, что ли? — Что ты… — Чуя не успевает среагировать — Осаму наклоняется и выдыхает ему прямо в губы, и омегу пробирает мурашками от самых ушей до подушечек на пальцах. — Береги себя. Чего? Он сводит брови к переносице и непонимающе глядит на напарника, не решаясь что-либо произнести. Осаму впервые смотрит с таким странным теплом в своём единственном глазе, что хочется кинуться ему на шею. Да что за блядство блядское происходит? Чуя замирает — Осаму внезапно наклоняется и целует его; целует мягко, почти нежно, не кусая и не углубляя поцелуй, но по-своему настойчиво. Губы у Дазая сухие, холодные и обветренные — Накахара еле-еле отвечает, изумлённо смотря в карее блюдце напротив — альфа тоже хитро прищурился, следя за реакцией рыжего. Медовый запах... Сердце глухо застучало в грудной. Его обладателю показалось, что оно вот-вот переломает все рёбра к чёртовой матери и выскочит наружу. Сразу бросило в жар, хотя на улице гулял прохладный ветер, а солнце и вовсе было скрыто за тонной грузных туч. Не так он себе представлял свой первый поцелуй, ой не так. Не давая Чуе опомниться, Дазай сдёргивает с его левого плеча куртку и кардиган и, разрывая поцелуй, шустро перемещается ниже и вонзается острыми зубами в кожу. Ничего себе, блять, он руки свои распустил. А это… больно. — Чёрт... блять, — рвано выдыхает Чуя, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы, и от незнания куда девать руки — вцепляется ими альфе в плечи в попытке оттолкнуть, но этот бинтованный кобель, кажись, впился мёртвой хваткой. Что, как у питбулей пасть смыкается? Теперь только убивать если? А Накахара, в принципе, и не сильно возражает. Он осознает, что его кожу прокусили до крови, и теперь там останется явный багровый след, который ещё очень долго будет сходить. Вот ведь мразь. — Отпусти, — стискивая зубы, болезненно шипит Чуя, из последних сил толкая партнёра в грудь, и, Осаму, видимо, «насосавшись» вдоволь, медленно отстраняется. — Ты чего, блять, себе позволяешь?! — моментально срывается Накахара, накрывая кровоточащий укус кардиганом, а поверх него и курткой — пальцами точно, если дотрагиваться, будет больно. Домой потом придёт и обработает. А горит-то как, сука. — Не возвращайся после задания в офис, — Дазай как будто его не слышит, тяжело дышит и вытирает губы тыльной стороной ладони. — Возвращайся в общежитие, собирай вещи и жди меня. Чуя только растерянно хмурится, наблюдая, как напарник отходит спиной назад к машине. Что? Что происходит? Что, чёрт возьми? Почему он ничего не объясняет? Хочется крикнуть ему вслед, но Накахара почему-то молча провожает взглядом Осаму и его друга — те выезжают задом с улицы и скрываются на шоссе за двумя домами. Окончательно потерявшись в своих мыслях, Накахара, простояв у стены какое-то время, не спеша побрёл на задание — босс приказал убить одного зазнавшегося альфу в этом квартале. Тот живёт на третьем этаже в двадцать восьмой пятиэтажке, где-то в этом районе. Чё-ё-рт. Что Дазай-то творит? Чуя теплит в груди надежду, что этот бинтованный баклан точно всё пояснит. И за поцелуй, и за этот блядский укус пояснит. По всем канонам, а не так чтобы от слов «хотелось, вот и сделал». — Кобель, — рычит Накахара, выдёргивая окровавленный кинжал из мёртвого тела альфы. В квартире этого зазнавшегося магната не было ничего интересного — юноша только прибрал себе его деньги, которые нашел в маленькой кухне, а заодно и отужинал там же — каким бы этот мужик плохим и насолившим портовым ни был, готовил он отменно — на плите Чуя нашел едва приготовившийся натто и кастрюлю с варившимся рисом. Укус всё ещё нещадно горел, и Накахара шипел каждый раз, когда случайно задевал его рукой. Обратно он ехал в час пик, весь измотанный и уставший, зайцем в конце переполненной маршрутки, авось, контролёр не заметит. Но если и учует безбилетника, омега проехал уже достаточно остановок, чтобы просто выскочить на одной из них и пуститься пулей во дворы — до центральной улицы и штаба Мафии там недалеко. Всю дорогу он думал о поцелуе и этом укусе — что они значат? Что Дазай хотел этим сказать? Что имел в виду под «не возвращайся в офис»? Омега всё ещё не понимает, что Осаму с его дружком там нехорошего удумали. А может, Осаму просто отлынивает от работы, похуист этакий? Чуя с трудом протискивается между жирных и потных тел и выскальзывает на улицу. Наконец-то, святая прохлада. В той душной маршрутке его знатно разморило. Теперь он спешит к зданиям офиса. Рыжий невзрачной тенью топает между злосчастных многоэтажек, уже проклиная этот день. Вот как только увидит эту нахальную бинтованную морду, так сразу ему фингал пропишет, чтоб знал, как отдыхать, когда твой напарник с прокушенным плечом в одиночку валит громадных альф. Он почти достиг центральной улицы, как вдруг почувствовал в воздухе противный запах гари, стало невыносимо жарко. До него теперь доносятся крики и вопли людей, громко гудит сирена, точно пожарная. Что там случилось? Накахара ускоряет шаг, и когда дышать становится уже почти нечем, вылетает, наконец, на центральную улицу. Здесь всё покрыто дымом, клубится серый ядовитый туман, а с неба струится чёрный пепел. Кругом бегают испуганные люди, останавливаются машины — из них тоже вихрями ретируются мужчины, упавшим, видимо, от ожогов старикам помогает подоспевшая на улицу скорая, а женщины закрывают своим маленьким детям глаза, уводя их отсюда прочь. Чуя кашляет, даже не пытаясь прикрыть лицо рукой; глаза непроизвольно слезятся. Некоторые магазины вверх по улице тоже горят, как и парковка, что находилась почти под самым штабом. Словно тут какой-то террористический акт произошёл, чёрт возьми. В его глазах отражаются языки разгорающегося пламени, танцующие почти на самой верхушке одной из высоток Мафии. Что там произошло? Эта высотка была ближе всех к тому району, где находился Накахара. Эта высотка та самая, где располагается офис и кабинеты его коллег. Эта высотка та самая, где их должен был ожидать Мори после чёртового задания. Накахара не знает, как реагировать, что думать, о чём просить всевышнего, если он, конечно, есть. Там ли сейчас его коллеги? Или они успели выйти? А что с их боссом? Где хоть кто-нибудь? Где в конце концов… Дазай? Блять.