Шкатулка с секретом

Кайло постарался взять себя в руки. Поэтому для начала взял в руки член и под пристальным, намеренно равнодушным взглядом Хакса запихал его обратно в трусы. Влажные пятна на ткани неприятно холодили кожу, но этот дискомфорт не шёл ни в какое сравнение с тем, насколько паршиво было от слов Хакса. Он ему будто наждаком проехался — по ушам и по сердцу. — Хакс, погоди, — Кайло нашарил сброшенную на пол рубашку и натянул её на плечи. — Нам надо поговорить. И тут же сам поморщился от банальности прозвучавшей фразы: «Что за хрень? Ну всё же хорошо было!» Ему очень не хотелось опускаться до очередного выяснения отношений, тем более что ещё были свежи воспоминания от мизансцены на пороге дома, но и выметаться, поджав хвост, не было никакого желания. Хакс был не вправе вот так выставлять его на улицу, даже если Кайло действительно заявился непрошеным гостем и — немного, совсем чуть-чуть — переоценил гостеприимство нелюдимого хозяина. — Я, может, не прав… — Вот именно. Кайло желчно заметил: — Ты — сама дипломатичность, Хакс. — Не тебе рассуждать о дипломатии. — Да блин, я всего лишь хотел поговорить! Мне интересно, знаешь ли, узнать о тебе что-то новое. Потому что ты вечно всё скрываешь, и личное из тебя можно вытащить только в Гуантанамо под пытками! Хакс на миг болезненно скривился, а потом отвёл взгляд и сжал пальцами переносицу: — Мне кажется, что пока ты достаточно наговорился с Лиз. — Нет, я… — На сегодня хватит. Я больше не собираюсь тебя развлекать. — Бля, Хакс, да что с тобой случилось! — всё-таки не выдержал и взорвался Кайло. — За минуту всё изменилось. Я ни хера не понимаю! — То-то и оно, — зашипел в ответ Хакс. — Не понимаешь своей тупой башкой, что я вообще тебя не звал! Что я был занят. Что когда я бы закончил дело Лиз, то первым делом, мать твою, позвонил бы тебе! И что я не собираюсь сейчас вываливать наружу всю свою жизнь только потому, что у тебя зачесалось послушать сказки на ночь. Хакс зло выдохнул носом воздух и в этот момент невероятно напомнил разъярённого кота, готового с утробным воем броситься на соперника. Он с размаху сел в глубокое тёмное кресло, стоящее на почтительном расстоянии от осквернённого взаимной дрочкой дивана, и крепко стиснул челюсти. — Представь, я всего лишь беспокоился о тебе, мудак ты рыжий, — огрызнулся в ответ Кайло. Он стоял, утопая ступнями в мягком ворсе ковра, и смотрел на Хакса сверху вниз: — Знаешь, у людей есть такая штука, называется «эмоции». Я понимаю, что ты уже сросся с тем искусственным интеллектом, который лепишь на работе. Но попробуй всё-таки вспомнить, что вокруг тебя находятся живые люди, а не алгоритмы, блядь! И трахаешься ты с человеком, а не с программой. И этот человек, — он яростно ткнул себя пальцем в грудь, — имеет право знать, почему его неделю игнорят, а сейчас пытаются тупо вышвырнуть за порог, как использованный гондон! Кайло перевёл дух после пылкой речи. Злость всегда давала ему силы, заставляя концентрироваться, заостряя внимание и затачивая язык. Злость частенько служила ему хорошую службу, но сейчас он не хотел сдаваться во власть ярости, которая всегда делала сиюминутные решения лёгкими, а последствия — тяжёлыми. Он искренне не хотел, чтобы этот и без того сложный день стал ещё сложнее. Хакс ссутулился в кресле и медлил с ответом, явно пытаясь подобрать правильные слова. — Я правда не готов сейчас вести душеспасительные беседы, — Хакс страдальчески нахмурился и взлохматил волосы пятернёй. — Я просто хочу доделать эту чёртову работу, которую на меня повесила Элизабет, выспаться и вернуться к нормальной жизни. Но сначала она, а потом и ты плевали на моё удобство, планы и желания. В его голосе просквозила настоящая усталость, и Кайло растерялся: — Хакс, ну прости, что ли. Я ж не знал, что ты настолько трепетно относишься к своей берлоге и священной идее личного пространства. Хотя, сказав так, Кайло понял, что покривил душой. Учитывая тотальную скрытность Хакса и проблемы в отношениях с семьёй, которые весьма примерно описала Элизабет, у Хакса были солидные причины стать недоверчивым и до одержимости держаться за свой угол. За свою грёбаную, тщательно выращенную скорлупу и независимость, которой он так долго добивался. Кайло вдруг вспомнил один момент, который отложился у него в памяти. Однажды они ужинали в небольшом вьетнамском ресторанчике, где готовили божественный суп фо бо. И Хакс, который любил погорячее, опрокинул в свою тарелку всю пиалу острого соуса, а теперь сидел красный, в испарине, и с упоением хлебал порцию обжигающего варева, неимоверно веселя Кайло своим видом и фырканьем. А потом зазвонил телефон, Хакс бросил взгляд на чёрный экран, на котором никогда не стояло никаких обоев или фотографий, и погас, как перегоревшая лампочка. Захлопнулся, словно моллюск в створках раковины. Тогда Кайло успел заметить на экране имя «Брендол» и подумал, что Хаксу позвонил кто-то особенно неприятный из совета директоров. Но теперь он знал, что это звонил отец. И вспоминая ту реакцию на личную вещь, Кайло только сейчас понял, как часто Хакс вот так «выключался», во мгновение ока пряча за монолитным фасадом то, что он не желал никому демонстрировать. Понять это Кайло понял, но важнее было то, что в эту самую минуту Хакс так же сильно закрывался от него. Это было… больно. Кайло поймал себя на том, что теребит манжету рубашки и пытается подобрать какие-то слова, которые послужат шифром, откроющим Хакса обратно. Но слова не приходили, а минуты текли. — Кайло, — наконец нарушил тишину Хакс. — Секс — это всего лишь секс. Я пустил тебя в свою постель, но не предлагал лезть под кожу. Кайло замер. — Иногда проще залезть в задницу без смазки, чем в душу — без спроса, — тихо, без злобы подытожил Хакс. — И мне искренне жаль, что ты этого не понимаешь. Эта грубая фраза наотмашь хлестнула Кайло. Он поймал взгляд холодных глаз — и ему стало так тоскливо, что хоть волком вой. На словах и по своей извращённой, чёртовой логике Хакс казался правым, но это не мешало Кайло чувствовать, будто его только что ударили. Подло и расчётливо, прямо в мягкое, не прикрытое годами отращиваемой бронёй, тело. Он быстро застегнул рубашку и обулся. Хакс молча наблюдал за ним из кресла, а когда Кайло, сам не проронивший больше ни слова, направился к выходу из гостиной, он, чуть помедлив, поднялся и пошёл за ним. Обратная дорога к входной двери была короткой и сумрачной. Кайло больше не смотрел по сторонам, выискивая обломки мозаики, из которой можно было бы сложить образ любовника — тот слишком чётко дал понять, что не заинтересован помогать ему в этом. Кайло замешкался у порога, проверяя по карманам бумажник, телефон и ключи, а Хакс, молчавший всё это время, всё-таки соизволил подать голос. — Мне жаль. — Сомневаюсь. Кайло поднял на него взгляд. — Слушай, — рука Хакса заметно дёрнулась, словно тот в зародыше задавил какой-то жест, и он упрямо продолжил: — Не думал, что ты так отреагируешь. Прости. — Хуй тебе, — в сердцах сказал Кайло. А потом плюнул на всё, рванул Хакса за плечо и, почти вывернув ему подбородок, вмял короткий грубый поцелуй в податливые губы. — Подавись своей блядской независимостью. И вылетел за дверь. Послеобеденный гул Сан-Франциско окутал его плотной звуковой завесой. Быстро дойдя до конца улицы, где стоял дом Хакса, Кайло окунулся в шум городского трафика, мельтешение вывесок и потоки яппи и туристов, предвкушающих конец рабочего дня. В кармане неожиданно завибрировал смартфон. Не глядя, Кайло разблокировал его и приложил к уху: — Да. — Кайло, ну чего ты молчишь? Энергичный голос Фазмы неприятно ввинтился в мозг. — А? — Три часа уже прошло, а от тебя ни слуху ни духу! «Три часа?» — Кайло не поверил собственным ушам. Ему-то показалось, будто прошло несколько дней, в течение которых успело произойти слишком много событий. — Я уж реально подумала, что Хакс там прибил тебя и закопал на заднем дворе. С него станется. Бодрый голос Фазмы казался таким неуместным, что Кайло не сразу нашёлся, что ответить. — Ага. — Ну что «ага»? Он там живой? — Да. — Он не валяется в голодном обмороке? Не взломал твиттер президента с помощью калькулятора и клюшки для гольфа? Не устроил разнузданную оргию в стиле Рокки Хоррора? Кайло вздрогнул: — Нет. — Вот и славно, — голос Фазмы звучал подозрительно самодовольно. — А с тобой-то что? Слова не вытянешь. — Нормально со мной всё. — Вы что, поссорились? Кайло не знал, как охарактеризовать их последний разговор с Хаксом. Они поссорились? Да, пожалуй. Они разбежались? Нет. Недопоняли друг друга? Похоже на то. Им нужно разобраться в себе? Определённо. — Нет, всё нормально. И вообще, хватит меня пытать — ты не инквизитор, а я не грешник! — Насчёт последнего я бы поспорила. — Ох, отъебись, Бри! В трубке повисла тишина. Кайло стало слегка неловко за грубость, но Фазма всё-таки неплохо знала и его, и Хакса. Ещё на заре их отношений — «Секс — это всего лишь секс», одёрнул себя Кайло — она пару раз бросала сочувственный взгляд на Кайло, пока тот млел в присутствии Хакса. «Тебе с ним будет сложно», — заявила она, и Кайло так и не понял, к кому из них двоих она тогда обращалась. Сейчас же Фазма тяжко вздохнула в ответ на его громкое сопение и произнесла: — Я же предупреждала. — Вот только не начинай, а? Кайло знал, что Фазма была как самонаводящаяся ракета — если ей что-то было нужно, остановить её не представлялось возможным. И в данный момент она хотела чётко, максимально доходчиво обозначить свою правоту. — Говорила: не приходи жаловаться, когда это рыжее бездушное создание пустит тебе кровь за то, что ты покусился на его драгоценное личное пространство. — Бри! — Я говорила. Кайло засопел ещё яростнее. Ему хватило того, что Хакс устроил нервотрёпку — слушать ещё и Фазму с её менторским тоном и болезненно очевидными вещами, которые… — У меня есть виски и ром. — Прости? — Приходи. — Я не… — Вот именно, ты «не» — не обязан найти идеальное решение за пять минут. Можно взять паузу и подумать. И выпить. — Сейчас ещё обед. — Сейчас уже пятница. Когда же пить, как не в пятницу? Железной логике Фазмы было сложно противостоять. Похоже, подумал Кайло, сегодня его преследовала странная судьба — пить с женщинами и обсуждать с ними Хакса. «Главное, чтобы мама не позвонила», — с опаской заключил он, подходя к обочине и выглядывая такси в потоке машин. Обсуждение с Леей проблем в личной жизни — последнее, что пригодилось бы ему сейчас для поднятия духа.