Ключ от его снов

День перед балом уже был мрачным, начиналась метель, скрипели и трескались деревья. Трандуил возвращался из своего очередного северного вояжа такой же мрачный. Из- за этой подкатывающей войны в Ангмаре, требовалось обновить их договор с Драконами, и очередная порция меренья угрожающими взглядами далась ему с трудом. Но договоренности все еще сохраняли силу. Хрустальный флакон у его сердца с каплями драгоценной — свежей — крови дракона этому свидетельство. Нет, его тревога лежала по эту сторону Мглистых гор. Что-то происходило с Лесом, что- то неправильное, но очень трудноуловимое. Его очень раздражало, что он не может понять — что. Дело не только в дорогах, которые превращались в никуда не ведущую бессмыслицу. Он стоял и слушал Лес, так долго, что его лицо покрылось изморозью, стоял и прислушивался. Лес и без того был шумен, сквозь эту какофонию звуков, музыка пробивалась очень слабо. Как будто…как будто Потоки потекли по другим руслам, вот все что он мог бы сказать. Что-то сдвинулось в их картине мира, на волосок, но эта трещина начала расходиться, ветвиться и расти. Не так давно, он б заметил раньше, но теперь это стало очевиднее. * Илль стояла перед зеркалом. Казалось она просто примеряет платье. Белое с серебром и тончайшим кружевом, в этом году. На самом деле она смотрела не на свое отражение, а туда, дальше, на Трандуила, стоящего в облаке белого инея, и слушающего Лес. Ожерелье блистало холодным белым огнем на своей сияющей каменной подушке позади нее. — Иди сюда, мой лорд. Повинуясь ее неслышимому зову, Трандуил сделал шаг вперед, не открывая глаз — и очутился в спальне. Иней немедленно стал таять. — Я хочу чтобы ты его надел. Чтобы его не надел никто другой, вот в чем дело. — Может, лучше, чтобы ты его надела? Как-то это уместнее. Илль поколебалась. — Я не уверена, что я хочу носить эти камни. — Объясни, что происходит? Ты и работу над своим саботируешь. С чего это ты вдруг разлюбила белый цвет? — Может не будем спорить прямо сейчас, праздник уже почти начался? — Хорошо, но ты не избавишься от вопросов после. * Зимний бал, как всегда, поражал воображение. Тысячи белых огней превратили подземные залы Танк Халлорим в яркий день, а его живые деревянные стены казались серебристо-белыми. Лепестки зимних цветов — снежно белых, бледно-фиолетовых и пурпурных реяли в воздухе и устилали полы — если бы их было видно в плотной толпе, в благоухающих и роскошных волнах которой сейчас и скользил Леголас, как золотая рыбка в белом море. В этом году все было белым — рис задала вечеру тему, явившись в ледяном, бело-серебряном наряде, а значит и всё вокруг заиграло всеми оттенками снега и льда. Танцы походили на снег, медленные — на снегопад, а быстрые — на вьюгу. Музыка походила на лед, такая же тонкая и переливающаяся в гранях. Мерретрива каждый год был разный, и кажется, каждый следующий был еще роскошнее предыдущего. Что и говорить, думал Леголас, к балам и вечеринкам у Трандуила настоящий талант. Сам Трандуил и его королева несколько парили над праздником, у них была отдельная ложа, а вернее целое пространство, приподнятое над бальным залом, оттуда легко можно было наблюдать за всем что творится внизу, и она была достаточно большой, чтобы там можно было танцевать, если бы им пришла в голову такая идея. В любой другой год им также принадлежал бы и первый танец, но в этом, Трандуил велел распорядителю его пропустить. Леголас не знал, насколько гости обратили на это внимание. Эльдар из Лориена, возможно и не заметили, хотя, ладно, они и так были в достаточном ошеломлении, ведь слухи это одно, а реальность совсем другое, немногие из жителей не Эрин Гален имели честь побывать на этих балах. А вот сильваны — наверняка, и казалось, что этим почти незаметным жестом Трандуил подбросил в толпу огня — каждый старался смеяться громче и танцевать беззаботнее, чтобы развеять плохое настроение короля. Леголас не поручился бы, что это не было провокацией, потому что прочитать по лицу Трандила ничего было нельзя. Действительно ли он не особо хотел веселиться или делал вид, но выглядел спокойно-надменно, как всегда. На голове тонкая корона-обруч, волосы лежат на плечах без любого намека на прическу, раньше хоть пара прядей были бы связаны серебряной нитью. Несколько колец на пальцах, либо совсем простых, либо с белыми камнями, и конечно, блистающее всем своим алмазно-хрустальным блеском ожерелье на шее, вещь, которую на памяти Леголаса, аран одевал чрезвычайно редко. В его одежде было больше серебра разных оттенков, чем белого, у рис — наоборот. Но она еще и закрыла лицо тончайшей белой вуалью, под которой выражение лица совсем не разобрать. Может, это она в плохом настроении, а не он? Леголас вообще пришел сюда надеясь хорошо потанцевать, но сегодня у него не было пары и он просто нырял в толпу, слушая смех и разговоры, и не вступая в них. Обычно Ниэль танцевала бы с Леголасом, но она стояла рядом с Гвейном, и не собиралась отходить. Тот был туманно мрачен, она, пожалуй, выглядела умиротворенной. Леголас заметил, как она тайком поправила прядь его волос, Гвейн это заметил, и они переглянулись, тихо улыбаясь, но потом тот снова погрузился в свои мысли. Рану Леголас заметил однажды, в начале вечера, когда тот подошел поприветствовать Трандуила и поблагодарить за приглашение, но потом потерял его в толпе. Однако где-то за полночь, когда в туре танцев наступил перерыв, Рана снова появился перед королем. — Милорд, — довольно громко объявил он, поскольку и в музыке наступила пауза. — Мне кажется, вас не радует этот прекрасный праздник. И это настоящее горе. Позвольте мне сыграть для вас? Один из синдар когда-то научил меня песне, которая забирает все невеселые мысли. Там точно была заминка, перед «для вас», как будто он спрашивал разрешения сыграть лично для него. Леголас нахмурился, не слишком дерзко для гостя? Но Трандуила, кажется, эта дерзость внезапно действительно развеселила, и он кивнул вполне милостиво. На каждом балу случается подобная выходка, или три, без них его вечеринки определенно утратили бы свое неповторимое очарование. И все же и он, и эльдар в зале, ожидали некоего курьеза, шутки, развлечения, но только не того, что последовало затем. Рана был серьезен и мил, он поклонился ему и достал флейту. Деревянную флейту, такую знакомую, что поверить нельзя. И начал играть. Едва первые ноты этой мелодии слетели с его губ, она заставила всех замолчать. Тихая, как сонное дыхание и завораживающая как солнечные блики на воде. Трандуил готов был поклясться что слышал эту мелодию раньше, в самом-самом детстве, будто во сне. Хотя он не мог бы ее наиграть, или вспомнить, но сейчас — она звучала наяву. От неё странно тревожно сжималось сердце. Волшебная мелодия унесла всех в страну грез, но в какой-то момент, вдруг разом мигнули все лампы, и потом свет погас — на несколько мгновений, будто кто-то задержал вдох. Леголасу в этот момент почудилось, будто вместо его матери рядом с Трандуилом сидит бесплотная фигура. Словно кто- то взял звездное небо и вырезал ножницами из него женский силуэт. Он моргнул, еще, еще — но видение не исчезало. И только когда свет снова вспыхнул, сам по себе, в такт музыке, оно пропало — перед ним сидела рис, во плоти, никакая не тень. Леголас до этого счастливому и довольному, стало не по себе. Опять мои «сны наяву»? Когда это кончится уже! Это маленькое затмение было, его вообще кто-то заметил? Ему казалось, что нет. Рана закончил играть и раскланивался, принимая аплодисменты, а Гэлион, вдруг оказавшийся рядом с Леголасом проворчал: — Как его зовут, Рана? Так звали Трандуила, когда он впервые пришел в Эрин Гален. * Леголас проснулся с необъяснимым чувством предвкушения чуда. Тревожным и прекрасным ощущением. Ему снились розы и зеркала из воды, а потом орк посмотрел на него и спросил: — А что ты знаешь о звездном свете? и заставил его проснуться. А что он знает о звездном свете? Ну…это имя его матери. Её черные волосы слегка светятся, особенно заметно в темноте, Трандуил придумал в их честь праздник, Мерет Ангилит, Пир Звездного Света «всякий свет священен для эльфов, но лесные эльфы больше всего почитают свет звёзд «. Эльдар говорят, это дань памяти умершим и восхищения звездам, но Ниэль ему рассказала секрет. Впрочем, один и тот же праздник может многое значить, верно? И традиция бросать лилии в воду, она вроде бы была еще прежде, но прижилась именно в этот день. И рис нравилась, она любила лилии и их запах. Ему вдруг почудилась та мелодия, что Рана играл на празднике, она вроде была и неслышной, а в то же время заглушила все звуки, заставила пройти ледяную волну вдоль позвоночника. Тогда ему показалось, что вместо матери сидит эта бесплотная фигура из звезд. Что это было за видение? Но мысли сбились и вдруг он вспомнил другую ночь, и другой праздник, отражение звезд в ставших темными глазах, и шепот… — Смотри, Леголас. Смотри вверх. Это было в год, когда он стал совершеннолетним, ночь Эндери. В эти ночи что-то такое разливалось в воздухе, томительное, предчувствие, как перед грозой. Тогда он уже спал, и его разбудил отец. Леголас вскинулся, но Трандуил не был взволнован, он был нетерпелив: — Идем скорее. Предчувствие взметнулось в нем — что-то интересное его ждет, только что?! А нарядиться не надо, а то под рукой была только повседневная одежда, а Трандуил был одет не то, чтобы празднично, но торжественно, даже корона в волосах. Но тот ничего не сказал, только рукой махнул — давай быстрее, все равно. Переходы, коридоры, дорожки, освещенные призрачным светом, которых Леголас, облазивший всё, никогда раньше не видел. А потом они вышли к озеру. Леголас знал, что туда можно попасть через верхние ярусы, но не этой дорогой. И не к такому месту. Огромное одинокое дерево на скале нависало над водой, как памятник. Трандуил поставил ногу на ствол и обернулся: — Помочь? Леголас фыркнул. Может он запнулся об собственные ноги второпях, но на деревья забираться помогать ему не надо. Они были на вершине, взлетев вверх, как ночные птицы. Трандуил вдруг обнял его сзади, потянув на себя, Леголас от неожиданности послушался — и оказался сидящим в развилке, прижатым спиной к отцу, удивленный и все еще не понимающий. — Смотри, Леголас.- голос отца был странно торжественным.- Смотри вверх. Он поднял голову и небо обрушилось на него. Столько звезд. Ему показалось они полились на него как дождь, и отразились от черных вод озера, и он потерял ориентацию в пространстве. Как будто оказаться висящем в небе, а вокруг золотые, пурпурные и синие водовороты звездной пыли, и сияющие в ней холодным белым светом звезды покрупнее. Полная иллюзия, что ты плавешь по морю из звезд. У него дух захватило. Трандуил тоже смотрел на небо, и его губы оказались как раз над ухом Леголаса. Леголас как ни силился, не мог вспомнить точные слова. Но что-то он точно ему говорил, о том, что это случится однажды и навсегда, что-то появится в его жизни, внезапное как это небо, и она не будет прежней. И что-то о том, что это может быть не только внезапно, но и никем не одобрено.или оценено? Это звучало тревожно и пророчески, и скорее пугающе, чем желанно. И Леголас, наверное, поэтому не слишком прислушивался к словам. Небо было прекрасным, но Леголас смотрел не на небо, а на то как звезды отражаются в глазах Трандуила, как волшебный свет бросает алмазные искры на волосы, но больше каким красивым становится лицо его отца, когда он говорит о любви. Ведь это о ней он говорил? Любовь. Вот что такое звездный свет. Бррр, почему орки ему об этом говорят?! * * Наутро, когда Трандуил стоял у тренировочного поля, потягивая вино, вдыхая освежающий зимний воздух и лениво наблюдая, как его свита выбивает друг из друга остатки похмелья, Рана снова возник рядом. Покосился на схватку за ограждением, и уронил куда-то в пространство между ними: — Я слышал, Владыка, ты ищешь хороших учителей для своего сына. Трандуил глотнул вина и подумал, почему его не раздражает почти бесцеремонность этого эльда? Он фразы строил так, как говорили бы в Дориате, когда-то, прямолинейно и на ты, но это не казалось непочтительным, ни тогда, ни теперь. — Я не беру никого, кто родом не сильван, — отказался он, впрочем. — Тогда у него не будет шанса ничему научиться, — поспорил тот. Хм, вот уж действительно забавно. Он не только говорит как тогда, он и ведет себя… Как с равным. Это интересно. — Ты спас ему жизнь, но действительно ли ты хорош? — поддел его Трандуил, уже нарочно и получил ожидаемый ответ: — Проверь меня, араннин.Так вышло, что я неплохо владею оружием. Трандуил вообще не имел желания сейчас размахивать мечом, слишком раннее утро и слишком тяжелая голова. Но что-то этот гость зацепил, за живое. Любопытство победило. — Дам тебе минуту, чтобы меня впечатлить. Леголас явился именно в эту минуту, чтобы услышать условие. Что? Нет. Он почти застонал — а он-то хотел просить Трандуила оставить Рану погостить, но теперь с ним придется распрощаться. Минута или двадцать, не имеет значения. И что на него нашло, зачем он все время бросает арану вызов?! Вход на перегороженную площадку для боя был от них далеко, поэтому Трандуил просто пролез между верхней и нижней перекладиной, что, учитывая, что он был все еще в своем парадном одеянии, при короне, мантии и с бокалом в руках, было проделано даже элегантно. Но Рана ее перепрыгнул. Не думая, с места. Трандуил поднял бровь. Сбросил мантию на ограду и сунул бокал в руки Леголаса. Гвардейцы перестали бросать друг друга в снег и придвинулись поближе. И только здесь все обратили внимание, что у Раны нет никакого оружия, кроме ножа. Трандуилу настолько это уже надоело, что он вытащил один из своих: — Держи. И тот прилетел Ране в грудь, стоймя. То есть не прилетел, потому что тот его очень ловко и как-то нежно даже поймал, будто вынул из воздуха. Не как смертельно опасное лезвие, котором в тебя швырнули, а как щепку, проплывающую мимо тебя по реке. У Леголаса глаза расширились и он прям почувствовал, как остальные тоже напряглись. У его отца здесь равных противников никогда не было. Он бы хотел считать таковым себя, но будем честны с собой. Однако Трандуил выглядел все так же лениво, да и Рана держался расслабленно, как будто оба не принимали все всерьез. Но следующая минута была еще удивительнее. Сначала они обменялись невербальными сигналами, говорили их тела, позы, взгляды — Трандуил ждал атаки и не дождался, Рана приглашающе ему улыбнулся, чуть не рукой поманил, нет, давай, начни, Трандуил в ответ разочарованно опустил плечи -нет и так ты хочешь меня впечатлить? Рана всем видом сказал, ну, как угодно. И — минута растянулась в бесконечность, потому что уследить за поединком было почти невозможно, такими быстрыми ударами они обменялись. Леголас уследил, но. Их клинки почти не коснулись друг друга, они обменялись только финтами, поскольку выглядело так, будто один начинает движение, а второй уже знает чем оно закончится. Взаимно. Решающий удар сделал все-таки Рана, Трандуил парировал — это было похоже на па в танце, которое внезапно прервалось на полушаге. — Ты чуть не выбил мой меч, — почти довольным тоном проговорил Трандуил. Рана так же светски улыбнулся, отдавая ему клинок: — Ты слишком увлекаешься вином, милорд. Невероятно, его отца никто не мог победить! Их движения не были похожи на отражения и все- таки, их манера боя очень была похожа. Даже странно, разве кто-то еще учился так сражаться? Очень непривычно, и если честно, волнительно — видеть Трандуила в роли ученика, а не всезнающего учителя. Леголас покраснел и поспешно отвернулся, словно кто-то мог прочитать его мысли. * * — Чтобы научиться как убивать белых волков, их надо сначала найти — Рана ярко улыбался. Уже сидя на лошади и глядя как Леголас забрасывает уздечку на свою. — Вы на самом деле не собираетесь искать неприятностей нарочно? — Гвейна никто не приглашал, но похоже он сам себя пригласил, и оседланная лошадь уже с ним. — Да брось, что плохого в небольшой охоте? — Рана его казалось поддразнивал. В глазах сверкали озорные искорки, и выражение лица, как будто говорило, брось эту маску серьезности, развлечемся, я же знаю, ты хочешь. Гвейн невольно улыбнулся в ответ. — Нам не нужна охрана — это уже Леголас, возмущенно и категорично. Они с Гвейном синхронно оказались в седлах и тот подчеркнуто равнодушно пожал плечами: — Можете выбрать другого сопровождающего. В тоне сквозила явная упертость опытного телохранителя. Рана откровенно развлекался, глядя на них, и Леголас нахмурился. Ну, очевидно, аран дал приказ не отпускать его никуда без охраны, из- за этих убийств. Терять лицо и выглядеть еще больше капризным ребенком, который не понимает настоящей опасности, перед Раной не хотелось. Он поколебался, а потом о-очень отцовским жестом закатил глаза, и махнул рукой, с легким сарказмом, соглашаясь: — Считайте, вы приглашены. Очень быстро они оказались в совершенно глухих местах, у Раны просто талант попадать туда так быстро, еще подумал Леголас. Здесь не было дорог. Первый снежок, облепивший деревья, украл и все звуки. Вообще лес выглядел здесь так, будто сюда ничья нога не ступала с сотворения мира. Им пришлось оставить лошадей, которые никуда бы не продвинулись по этому бурелому. Гвейн хмурился, проверил рукой лук, но не снял. Леголас тоже испытал желание проверить оружие. Ну, кроме Раны, тот, казалось просто наслаждается прогулкой по парку. У него и лука не было, только пара ножей. Деревья неохотно расступились и на огромном поваленном стволе, покрытым мхом и припорошенным снегом, они заметили белую косулю. Она покосилась на них влажным черным глазом, но не убежала. Ей надо было сделать лишь один прыжок, чтобы скрыться с их глаз, и видимо, она сочла их не слишком опасными. — Вот прекрасный случай, — обрадовался Рана. Леголас и Гвейн даже не рассматривали её как объект для охоты и оба неприятно удивились его радости. Леголас посмотрел на косулю снова и она уже не показалась ему симпатичной. Как будто больной, или чем- то уродливой, непонятно только чем. Но он все равно отказался: — Белых животных нельзя убивать. Это было незыблемое правило. — Кто тебе сказал? — Рана над ним откровенно насмехался. — Но ты и сам говорил! — Я просто ваши суеверия повторил, — поражая их до глубины души, сказал он равнодушно. А потом достал нож и прибавив: — Можно, просто мяса ты с них не получишь. И шкуры. Шагнул в сторону, уходя с линии её взгляда, и быстро продвинулся вперед. Как хищник на охоте. Леголас хотел переглянуться с Гвейном, но времени у него не было, он закинул лук за спину и точно так же заскользил вперед, обходя её с другой стороны. Все еще не слишком довольный выбором Раны, но любопытство пересилило. Он в самом деле собирается на нее охотится, безумец? У него не получится. Но Рана был создан, чтобы удивлять. Он подобрался к косуле почти вплотную, словно она ослепла или не чувствовала рядом с собой угрозы. Леголас только подумал, чтобы подстраховать, а Рана уже взмахнул рукой. Резкий удар, распарывающее движение снизу вверх — и белая косуля превратилась…в снег. Маленький снежный взрыв — и все. Потрясенный Леголас, подозревавший какой-то обман зрения, поворошил кончиком своего ножа этот снег. И понял, что и правда ошибся. Не снег, а пепел, и горячий, потому что он растопил снег под ним, до земли и белых зимних подснежников. Были такие цветы в лесу, которые расцветали по осени и упорно цвели все время, пока снег ложился и таял и снова ложился, перед зимой. Но не странно ли, что именно здесь и сейчас они нашлись? — Как это возможно? — удивился вслух подошедший Гвейн, тоже пораженный до дрожи. А Рана в ответ спрятал нож и почти подмигнул: — Этот лес — не то, чем он кажется. И уже давно! Он вскочил на ноги одним прыжком, отряхнулся от снега (или пепла) и важно провозгласил: — Первый урок, Трандуилён, доверяй только собственному опыту. Звучало это высокомерно, но глядел Рана так простодушно, что это действительно казалось ценным советом. Даже Гвейн одобрительно покивал. Леголас старался не выглядеть слишком ошеломленным. — Но ты так и не научил меня своим приемам, — поддел он на обратном пути. — Для этого всегда достаточно времени. — Ты останешься на ночь в Сфере? Гвейн счел нужным вмешаться раньше, чем тот успел ответить: — Аран приказал отвести тебе комнату, если пожелаешь. Рана посмотрел на него как- то странно, как подыскивающий слова для отказа, но вопреки всему сказал: — Я не люблю ночевать в гостях, но почему бы и нет. Если уж я задержусь тут на пару дней. — он посмотрел на Леголаса и на мгновение приложил руку к сердцу — Пока не отдам долг моему спасителю. Леголас не нашел в себе духа протестовать, хотя по правде сказать, Рана отдал ему этот долг в той же схватке. И именование его спасителем…чем- то это казалось неправильным. Будто слегка издевательским. Но по Ране этого совершенно нельзя было определить, казалось, он все говорит всерьез. * Мерретрива будет длиться семь дней — вообще он длится, пока захочет, но в правление Трандуила меньше недели они не праздновали. А потом зимние праздники все равно не закончатся еще недели три, и все это в другой год развеяло бы арана, но не в этот. Трандуилу казалось, что зима все плотнее сжимает снежные объятия вокруг Танк Халлорим. Застывают ручьи, утром даже на реке внутри собирался прозрачный как хрусталь тонкий лед. Лес замолкал, звук его замирал под толстым ковром снега, и это заставляло его напрягать слух и тревожиться. Где-то здесь бродит убийца, а они постепенно превращаются в какое-то пятно света, отрезанное от остального лесного мира. Это было не совсем так…но дороги становились непроходимыми, доклады с границ приходили с опозданием, они и правда как будто отделялись от леса, замирающего зимой. — Ты слишком много тревожишься, мой лорд. — она подошла к сидящему перед зеркалом Трандуилу сзади и запустила руки в его волосы, заставив его зажмуриться от неожиданного удовольствия, как кота. — По-твоему не о чем волноваться? В лесу бродит какой- то убийца с моим лицом, и люди пропадают…- она продолжала расчесывать пряди, и хоть он наслаждался, но все равно закончил мысль. — Знаешь, мне кажется, я и раньше это слышал. О пропавших. Может не обращал внимания на какие-то доклады. Она угадала ход его мысли, и возразила быстрее: — Тела тех, пропавших, не находили. А теперь — легко. Он оставляет их как будто специально на виду. Это не одно и то же. Дело не только в этом. Все связано. Дороги, которые прорастают сами… Потоки сдвинулись. Что-то меняется, и это что-то не к добру. Он вывернулся из-под ее руки. — Спасибо. Мне полегчало. Теперь ответь мне, что случилось с тобой? Неожиданно она не стала уходить от ответа. — Я жива. — Что это значит? — Это — ответ на все твои вопросы, — раздраженно отозвалась она. — Я жива, я никогда так долго не была живой… — Ну что за глупости, ты прекрасно была живой тысячу… -..без возможности уйти туда, понимаешь?! Я не могу уйти в Тень! Это так странно, словно половины себя лишиться. Нет, не половины, девяти десятых! Мне хочется заснуть, заснуть и не просыпаться зим пятьсот, так я… — она осеклась. — Скучаю? — как- то очень бесцветно спросил он. Будто даже не спросил. Это ты хотела сказать? Так сильно ты скучаешь рядом со мной? — Нет, — она очень грустно на него посмотрела. — Нет, мой лорд. Просто представь, что ты можешь говорить с Лесом, а я его не слышу больше. Можешь понять, как это тяжело? И снов не вижу, вместо них только белое пятно. Хотя…- задумчиво прибавила она — В последнее время меня и правда так и клонит в сон. Все время. Несколько последних недель. * Ночью снова повалит снег, воздух весь пропах им, небо набрякло, но днем солнце на пару часов разогнало облака, превращая горы снега в огромные сахарные головы, искрящиеся под его лучами. В это время все устремились наружу, потому что давно не было такой обильной зимы, богатой на снежные развлечения, а ночью уютная сфера Танк Халлорим, не менее праздничная чем сверкающий на солнце снег, втягивала их в себя, и вино еще сильнее горячило после целого морозного дня, песни становились короче, а танцы быстрее, праздник втягивал в свою воронку всех, кто сначала даже не думал веселиться. Трандуил смотрел на эти снежные развлечения как сначала показалось Ферену свысока. Вот сейчас они стояли на высоком уступе над Танк Халлорим, короткий зимний день готовился закатиться, но еще вовсю сиял напоследок, а внизу кипело энергичное веселье. Рельеф местности превратил снежные горы — в горки, между деревьев завился узкий серпантин дорожек-катков, а народ осваивал прыжки в снег — с все более высоких деревьев. Леголас был там, ему даже казалось, что он различает его смех в общем гомоне: — Я велел за ним присматривать, милорд, но если вы думаете одного телохранителя недостаточно… Гвейн не всегда за ними успевал, иногда даже старался держаться подальше, просто наблюдая. А насколько Ферен понял, Рана не казался милорду особо подходящим компаньоном. Хоть он и оставил его, вроде как учителем, он ничему не учил, они с Леголасом просто развлекались где-то в лесу. Но Трандуил сказал совсем другое: — Я давно не видел его таким счастливым. После возвращения из Имладриса у него было странное настроение, которое я не мог понять. Это — нравится мне гораздо больше. Пусть даже рядом этот подозрительный тип. Трандуил не мог бы сказать точно, в чем его подозревает. Просто он слишком ниоткуда и вовремя взялся. Просто он был похож…на Ворона и орка одновременно. На какое-то полустертое воспоминание. Может, я встречал его раньше? Когда же я вспомню? — Пусть развлекаются. Снег завалил дороги, отсюда все равно некуда деться. Еще как завалил. Местами — до первых ветвей. — Интересно, - Трандуил бросил оценивающий взгляд на дерево, с последних веток которого хохочущие парочки падали в снег. — Я не слишком стар для этого? Ферен опомниться не успел, как аран взлетел по тем же веткам как птица. Сначала еще повыше остальных, будто просто решил понаблюдать за забавой поближе. Его приветствовали, но без ахов. А потом Леголас подкрался к нему сзади, и столкнул в сугроб, повалившись туда же и сам. Изящный полет, несмотря на случайность. Они свалились в снег, как две звезды — раскинув руки. Вот тогда смех заикнулся, а потом зазвенел еще громче, когда Трандуил, отфыкивась как лось, вынырнул из сугроба, смёл снег с лица и запустил, смеясь, его таким же рыхлым снежком Леголасу — в задыхающийся от хохота рот. Ферен почувствовал, как пружина внутри разжимается — все правильно, праздник, маски падают, церемонии отбрасываются, без этого — не настоящее веселье. Леголас тоже заливался смехом от души. Он сам бы не сказал, почему ему так легко на душе, а все дело было в том, что у него появился друг. Тот, кому можно было рассказать все, что угодно, и кто не станет отмахиваться и не посмотрит странно. С утра он успел поделиться с Раной своими проблемами со сном, и прежде чем успел пожалеть, тот неожиданно дал совет, да еще так уверенно, будто каждый день с таким сталкивался: — Ты неправильно делаешь. Смотри на огонь — и пожелай то, что хочешь увидеть. У тебя мысли прыгают, вот сон и превращается в осколки. Ты сосредоточься, задай вопрос. Или голова его была легкой, потому что он сделал то, на что раньше не решался. Аромат снега, ощущение полета, сумасшедшее веселье, беспечно разделенное на двоих. Нет, просто день был хорош. * Вечером Леголас ужинал с гвардейцами, для него это было вполне обычно. Почему-то сейчас было как-то неудобно сидеть напротив отца за столом и глядеть ему в лицо, думая при этом «Что еще он тебе запрещает». Слишком многое, разве нет? Он сказал тебе, что его приказы оправданы, и он верил в это, ошибившись однажды. Но Рана просто вывернул наизнанку один такой приказ — и ничего не случилось. Лес — не то, чем кажется. Это касалось белых животных? Может они какие-то призраки? Как и убийца? Он погрузился в свои мысли и почти не слышал о чем болтают за столом. Здесь зал тоже был украшен, цветными огнями и еловыми ветками, может не так пышно, как королевские покои, но и здесь ощущалась праздничная атмосфера. Да и стол был богаче, чем всегда, дюжина видов мороженных, печеных и еще тринадцатью способами приготовленных ягод, пироги и вина… В разгаре этой импровизированной пирушки, Ниэль вдруг поднялась и торжественно объявила, что прощается, и это — её последний день. Леголас очнулся от своих мыслей под галдеж, поднявшийся после этого — заинтригованные, возмущенные, огорченные вопли, Ниэль переждала их с загадочной и довольной улыбкой, а когда вал изумления начал стихать, подняла руку, заставив их окончательно замолчать. — Я думаю, эльдар, что ребенку лучше родиться в более мирной обстановке, — и обвела выразительным жестом свою — по-прежнему тонкую талию. Леголас закрыл рот, только теперь почувствова, как он был открыт и чуть было не включился во второй тур — теперь уже по преимуществу восторженно- поздравительных — выкриков. Ему показалось, Ниэль с намеком поглядывает на Гвейна, но тот, один из всех, сидел молча, и ничем не выдавал своего отношения к происходящему. Не дождавшись реакции, Ниэль перешла к ответам на вопросы. Никто прямо не спросил её про отца, но деликатно — не нужна ли ей помощь с переездом, и куда. — Все уже уговорено, — отмахнулась она. — Есть Дерево, которое меня примет. Оттуда родом моя мать. На Хенет, которая зашла, формально говоря, принести им свежего вина, а неформально — узнать, кого убивают, тут же вывалили новость, но она совершенно не удивилась. Тронула подругу за плечо, мягко улыбнулась, а остальным гордо заявила: — Думаете, я не знаю, что происходит в доме? Разведчики! Аран отпустил ее уже месяц назад, а меня просто попросили никому не говорить, раньше времени. Леголас подошел к Ниэль попрощаться. Было странно и грустно, что она уходит, целая эпоха его детства. Он конечно не стал её обнимать, но отвел руку от сердца прощальным жестом. — Удачи тебе на новом месте. Ему показалось, что у Ниэль глаза заблестели и она сделала такой жест, будто хотела броситься ему на шею, наплевав на приличия, но вместо этого она обернулась к гвардейцам и громко заявила: — Вот как надо себя вести! Нытики, берите пример с князя.- последовали смех и протесты. — Как будто я на Запад ухожу. Ребенок подрастет и обязательно приду показать ему, что тут к чему. Леголас ушел первым, когда пирушка еще длилась. Но когда уже почти все разошлись, включая виновницу переполоха, в полумраке залы остался мрачный Гвейн и, неожиданно, неизвестно откуда возник Рана. Он посмотрел на застывшего в непонятной грусти эллина с минуту, странно посмотрел, склонив голову набок, как птица, и дождавшись, пока Гвейн поднимет глаза, раздраженный вниманием, вдруг сказал: — У тебя пустые глаза. Посмотрись в черное зеркало, оно вернет тебе душу. И сгинул. * Леголас вернулся к себе в спальню. До утра было еще далеко, но на бал он идти не хотел. Светильник мерцал возле кровати, как приглашение. Ты хочешь отдохнуть или увидеть кошмар? Странно, что ты даже спрашиваешь, усмехнулся он сам себе. Конечно, я хочу посмотреть на огонь. Как трудно удержаться…невозможно. Прикасаться. Ласкать. Трогать. Почему мои руки в крови? Горячие губы трогают его сосок и тело пронзает острое и необычное удовольствие. Он не знал, что такая ласка даже существовала, тем более, что она может быть такой ослепительно острой. Тело уже в огне, как всегда, он поджигает за одно мгновение, но есть что- то еще, какая- то ленивая расслабленность, пресыщенность и одновременно новизна впечатлений. Словно он делает это в первый раз и в тысяча первый одновременно. Интересно чьи это чувства, его жены или любовника? Вдруг огни в комнате мигают, будто кто-то задержал вдох, и в темноте рядом с постелью, на которой он внезапно одинок и несчастен, стоит девушка. Та самая, грустная девушка, из его прежнего сна, и она прижимает палец к губам. А потом, как награду, торжественно надевает ему на руку браслет. Изящный, сложный, плетеный из чего-то, что светится в окружившей его темноте. * Неудовлетворенное желание наяву гораздо сильнее, чем во сне. Он пробовал проводить руками по телу, трогать, мять и пощипывать, повторяя чужие движения — но это было не то. Не хватало основы. Того, кто все это делает. Без него ощущения были бесцветными. Я хочу их наяву, я не могу! Как он сказал, доверяй только своим ощущениям? Так…не поцеловать ли его наяву? Попробовать вкус, который он так давно не может выбросить из головы. Что, если наконец он сумеет избавиться от наваждения. Может, в жизни его губы пахнут кровью или он наконец возмутится, или влепит ему пощечину и все закончится. А что если, если, если…вместо шторма из всех этих «если», в голове поднялся такой мощный ветер — в одну сторону. Он только чувствовал, как его захлестывает это желание, и ему стало всё равно, какое оправдание он выдумает. Никаких вопросов не надо, он просто хочет его поцеловать, и все. Непреодолимо. Этому нельзя сопротивляться. * Трандуил сидел в купальне, в горячем ключе, откинув голову на край. Ферен уже ушел, выполнив все свои обязанности, и он просто нежился в теплой воде, закрыв глаза. Он уловил движение, но не открыл глаз. Наверное, решил, что Ферен вернулся, ведь сюда запрещено входить без его разрешения. Леголас криво улыбнулся. Сейчас я нарушу этот запрет. Леголас не мог терпеть. Он взял лежащее рядом свернутое полотенце и положил Трандуилу на глаза. Тот улыбнулся, воображая верно совсем другого на его месте. А потом нагнулся — и поцеловал. Не робко, не осторожно — так, как хотел, так как целовал во сне — и наяву было точно так же сладко, даже…лучше, потому что Трандуил в первые секунды ответил, подался вперед, наслаждаясь, а это было еще слаще, чем там. А потом он, увы понял, что его целуют чужие губы, выпрямился и отбросил полотенце, но изумлению его не было предела. Леголас даже зажмурился. Хотя отец ни разу в жизни его не ударил, он почему- то ждал этого. Как всегда — напрасно. — Что с тобой? — рука коснулась его подбородка, заставив открыть глаза. Трандуил был здесь на расстоянии меньше вытянутой руки, обнаженный, горячий и мокрый, и от этого голова у Леголаса поплыла, как от перебродившего вина. Глаза почти черные от расширенных зрачков, но там было только…удивление и беспокойство. Жаль. Что страсть так быстро из них испарилась. Но была! На мгновение. — Сам не знаю, — солгал Леголас. — Это всё…я был как во сне. Трандуил вспомнил о его даре и не стал давить. Ругать. Выспрашивать. И совершил ошибку. Леголас убежал оттуда, испуганный и окрыленный, как после прыжка в воду с самой высокой скалы. * Трандуил мрачно пожаловался Илль, она отреагировала совсем не так, как он ожидал, лукаво умехнувшись: — Ты испугался, мой лорд? Чего? Его чувств? — Я испугался того, что ему их внушило. Это НЕ ЕГО чувства. Она покачала головой, не то улыбаясь, не то раздражаясь. — А может ты испугался своих чувств? — Главное, это не его желания. А раз так, то откуда он их взял! И сам себе вдруг ответил — притянул из тени, конечно же. Мы думали он притянет оттуда только смерть, оказалось нет. Нет, поправка, это Я так думал, а она, возможно знала, что будет не так. Она же говорила мне всегда, чтобы я отослал его из Леса. В ЭТОМ дело? Или кто знает, в чем еще. Он сидел и мрачно размышлял над своей реакцией. Будь он на 5 тысяч лет моложе, он бы не так реагировал, он бы с радостью сделал все, что Леголас от него хочет и еще тысячу других вещей, потому — что? Тогда он с радостью делал бы все, что неправильно. И в мире не было ничего неправильного из того, что он попробовал. Не было границ, кроме границ внутренней тоски…но и их он всегда переступал. Потому что хотел зайти как можно дальше! Тогда. Дело в том, что он так стар? Где по пути этой его долгой жизни дороги вдруг разделились на белые и золотые, и когда он понял, что белые ведут в никуда? Ему предлагали пойти по ней… Трандуил просто знал, хоть и не доходил ни разу по ней до конца, что она приведет их в…неправильное место. Тупик. Яму. Трясину. Во что- то, что окончится только болью и тоской и стенами огня, из которых невозможно выйти. Он не испытывал отвращения, он не был потрясен, он даже испытывал ответное желание…и только что- то одно, совершенно безотносительно его чувств, эмоций и ощущений говорило ему- нельзя, не ходи по этой дороге. Да по большому счету его это не сильно даже и смутило. Сейчас праздник, в это время творится много пьяной ерунды, пока веселье бродит в крови. Может он сделал это на спор или правда захмелел от праздненств. Это он все воспринимает болезненно всерьез. Ты всегда хотел любви, придумал он её шепот, и в нем слышался сарказм и злорадство- любви, как океанской волны, накрывающей с головой — ну так вот она, ныряй смело. Получи то, чего жаждал так сильно! Я хотел не так! Мысли его свернули — а и правда, разве здесь в Лесу не исполняются все его желания, только исполняются как- то криво и вывернуто. Лес старается выполнить их, но всегда по своему. Они по-прежнему не очень хорошо слышат друг друга. Или он, Трандуил, желает не очень отчетливо, или совсем не то, что нужно. Его эльфийские желания — любви, детей, мира. Может быть Лесу нужно что-то другое? Хотя без него, Лес был просто спящим куском Арды, безжизненным и безответным. Природой, вот и все. Трандуил посмотрелся в зеркало и поправил корону — ночь еще не кончилась и его ждут в бальном зале. В ночь, когда он там не появится Мерретрива будет считаться оконченным, а сейчас еще слишком рано для этого. Голова поболит и пройдет, а может вино и песни сотрут этот неприятный осадок. * Снег закрыл на замок все выходы из сферы, и Леголас с Раной отправились через верхние уровни на холм, полюбоваться озером, скованным льдом. Ну или поболтать, потому что Леголас обнаружил, что это потрясающе, когда ты можешь говорить вслух все, что думаешь, и получать в ответ то, что никогда бы не пришло в голову. Рана не был скован обязательствами или страхом перед его отцом, он говорил и делал такие вещи, которые никто себе здесь не позволял, это было так непривычно. Будоражило. Беспокоило отчасти, но Леголас не мог бы отказаться от его общества и разговоров, как будто скользить по льду, когда уже разогнался — тебя несет и ничего с этим не поделать. — Почему он отодвигает меня, когда я хочу помочь? — Ты любопытный, Трандуилён, но не наблюдательный. — Рана посмеялся, прыгая с валуна на валун, засыпанный снегом. — Ты не заметил у той эллет не было следов укусов или клыков. У нее было перерезано горло. Не волки убивают. Он боится за тебя. — Да, конечно. Всегда говорить, что в лесу для меня единственное безопасное место, и не отпускать без телохранителя. Это последовательно. — хмыкнул Леголас. Причина его фырканья сидела на краю видимости. Кажется, сегодня это был и не Гвейн, Леголас всмотрелся, прищурившись — Тиналфир, похоже. Ну вот, что капитану стражей понадобилось на этом пустынном берегу — зимним днем полюбоваться? У него своих дел полно. И тем не менее, сидит и бдит, хорошо хоть не ходит след в след и не подслушивает. Рана тоже бросил туда взгляд, и улыбнулся уже нежнее, серьезнее. — Да, он боится за тебя. Это так…приятно, знаешь ли. Когда есть кто-то, кто о тебе беспокоится. — это прозвучало почти печально, и Леголас вскинулся, удивленный. Никогда бы не подумал, что Рана может о таком…тосковать. Но тот съехал с пологого камня как с горки и поменял тон голоса обратно на беспечный. — Ты слишком много думаешь, Леголас. Не думал, что ты уже на пол-пути к безумию? Вообще-то, Лес опасен. Он может неиллюзорно сводить с ума. Это его особенность, даже в Лориене нам это известно. Знаешь ли, что никто не ходит через ваш лес без провожатых? Потому что это считается рискованным. Можно уйти и никогда не вернуться. — Суеверия и глупости, ты сам говорил. — обиделся Леголас, но слово кольнуло больно. — Аран всегда говорил, что лес это… «Это подарок. Судьба.» как будто услышал он его голос. Он-то хотел сказать — безопасен, но поежился, потому что — подарок, не звучало сейчас на своем месте. Рана смотрел на него, задрав бровь и ожидая продолжения. Ну-ка, ну-ка, так Лес- это…? — Это просто природа, — Леголас разозлился, сбитый с мысли. — Древняя, конечно. Говорят, что он был таким с самого начала Арды. Но Рана казалось уже потерял вкус к разговору: — Лес, лес, лес.- забормотал он, будто это все ему надоело. — А ты уверен, что этот лес не свел его с ума? Давно. Леголас оторопел. Нет, конечно. — Спроси его, хочет ли он отсюда уйти на Запад. Пусть не сейчас, но когда-нибудь. Думаешь, что он ответит? Сначала Леголасу это показалось бессмыслицей, не лучше бормотания Радагаста, но зерно было посеяно. Ну это ни в какие ворота. Но… Интересно, подумал он, Трандуил говорил ему, что Лес нечто драгоценное и…ну будто одушевленное. Он всегда считал это странным и больше афористичным. Но что, если это было на самом деле? Может, Трандуил мог это ощущать в реальности: Лес — собой. Песни Леса. Он подарок. Судьба. Можно сделать все, чтобы он жил. Насколько все? Ты с ума сошел? Подозреваешь отца в убийстве. Нет, не по причине, но что если он правда сошел с ума? Наугримы зовут же его Безумным, он слышал… Что, если это не призрак? Вот у Радагаста, например, два лица. Нет, не может быть. Этот Рана говорит чушь. И зачем-то вливает это тебе в уши. Похоже, не очень-то он светлый эльда. Или у него странноватое отношение к Трандуилу. Что есть, то есть. * Было позднее утро, и Трандуил сидел в своей ложе, измученный и бледный после ночных излишеств и размышлений. Мечтая о том, чтобы просто расслабиться. Он и не думал, что кто-то заметит, но Рана сказал, почти заботливо: — Ты давно не спишь, милорд. Мне кажется, ты устал. Трандуила покоробила фамильярность, но тронула забота. — Сыграй для меня, странник. Ту мелодию, что играл на балу. Мне хочется запомнить её. — Конечно, — тот явно обрадовался просьбе. Рана сел прямо на пол, скрестив ноги и достал флейту. Леголас, в поисках своего «учителя» добравшийся до зала, увидел эту картину — и она ему почему-то страшно не понравилась. Сидит у его ног, закрыв глаза, да что он себе позволяет? Еще минута и он голову на колени Трандуилу положит! А тот, похоже, и не будет возражать. Мелодия полилась, красивая и гипнотизирующая, и оба кажется в ней потерялись, и музыкант, и слушатель. Они даже похожи чем-то сделались, что вообще нелепо, потому что общего в них было примерно ничего! — Откуда ты знаешь эту песню? — Трандуил спросил словно себя. Рана посмотрел вдаль, словно прислушивался, и заговорил так же неуверенно, будто кто-то подсказывал ему, а он повторял чужие слова: — Я слышал ее в детстве. Так давно, что уже не вспомнить где и когда. Но она еще древнее, старше даже моих самых далеких воспоминаний о ней. Я много раз хотел ее повторить, но все не мог поймать, она ускользала. А потом один синда научил меня её играть. Странно, подумал Трандуил. Это я слышал ее в детстве. И это я её забыл, и даже сейчас она звучит как тень тени памяти. И это меня он научил её играть. Рана как будто мои воспоминания повторил. * — А орки могут иметь благородную внешность? — спросил ее Трандуил задумчиво тем вечером, наблюдая, как она переодевается для бала. — Этот Рана, этот его желтый оттенок глаз. Я бы поклялся, что он тварь, но ведь он весь эльда от кончиков волос. — Никогда не видела, но поэкспериментировала бы с удовольствием, — охотно откликнулась Илль. — Интересная идея. И обернулась, все еще сжимая в руках две накидки, между которыми не могла выбрать, слегка озадаченно: — Но если ты его подозреваешь, как ты можешь позволять ему общаться с сыном? * Леголас почти потребовал объяснений за это сидение на полу. Почти. Впрочем, ему хотелось требовать объяснения не только за это, а всю за последнюю неделю, за которую Рана наговорил ему больше, чем он вообще когда-нибудь хотел знать. Мог бросить вместо ответа: — Твой отец видит сны. А ты живешь в его снах. И заставить Леголаса вздрогнуть. Как ты узнал?! Что ты хочешь сказать? А потом потянуться, и небрежно добавить, меняя смысл полностью: — Вы все. Живете в его сне. Рана никогда не объяснял. А если настаивать, то начинал стонать, как от приставучего ребенка: — Ты слишком много думаешь Леголас, перестань. Давай понесемся. Я знаю столько коротких дорог. Смотри, вот эта, приведет прямо к Срединным горам. Откуда он мог знать? Он же из Лориена, он здесь впервые? Но еще больше Леголаса напугала сама мысль: — По белым дорогам запрещено ходить! — Да неужели? — насмехался тот. — Твой отец запретил? Может, они ведут в такие места, которые он не хочет, чтобы ты увидел? Леголас пришел в недоумение. Он смеется надо мной? Дразнит меня? Или действительно знает что-то, чего я не знаю. Но как раз этот запрет всегда казался ему обоснованным. — А-а…я бы все равно не пошел. И растерянно подумал, а если попробовать? Куда они приведут? — А ты попробуй, — засмеялся Рана, как будто подслушал его мысли. — Ты слишком послушный, Леголас. Что еще он тебе запрещает? Что еще? За что бы он не взялся… Рана все сумел вывернуть наизнанку. — Белые камни? задумывался, почему Трандуил ими так одержим? Сильнее, чем чем бы то ни было еще. Что они делают для него? — Он просто любит драгоценности, эти — больше. — Какой же ты наивный, Леголас. Любит свое ожерелье так сильно, что надевает его на войну? — Ну, а почему бы и нет, аран такой, это возможно. Что, по твоему с ним не так?! это просто украшение! — Всё так. Разве что…Я видел его на балу. Камни эти…Сделаны на другой половине мира. Не в свете. — На что ты все время намекаешь? Не все сражаются на твоей стороне. -..что Трандуил…получил от тьмы такой подарок?! — О, подарок от тьмы, он безусловно, получил, но не такой. * Белые камни. Это не казалось даже запретом, просто он с детства знал, что это ЕЁ камни, а ему они не идут, и пожалуйста, «я подарю тебе любые другие», но белые — только для неё. Знал, и не претендовал, да даже не задумывался. До сих пор. Если еще сильнее напрячь память, то можно выловить в ней какое-то древнее воспоминание, когда он был совсем еще малышом, так что на взрослых надо было смотреть сильно задирая голову вверх, и, кажется, но он даже не уверен, действительно ли это случилось, но кажется там было воспоминание, как она на него кричит. — Не смей их трогать! Никогда! Не смей к ним прикасаться!!! Он помнит, что был смущен и расстроен, обижен, но больше огорчен, что непонятно чем обидел мать. Или он придумал это? Может быть, ему приснилось. Темнота, колеблющийся свет свечей, торжественно и мрачно — и свет, белый свет камней, среди которых едва можно разглядеть ожерелье. Хм. Нет. Это был сон. * Так что имел в виду Рана, говоря про подарок от тьмы? Камни — подарок от его темного возлюбленного? Уж не Саурон ли это?! О, бред, бред. Но это так многое бы объяснило. Леголас, куда тебя заводят мысли? Что ты несешь? Но…но плен Тангородрима? Каково это, интересно? Трандуил он такой властный и могущественный. Каково это — отобрать эту власть? Заставить сдаться, покоряться… У него голова закружилась. Приди в себя. Ты думаешь о своем отце. Да, но это не мои мысли. Чьи-то еще желания. Его любовника, вероятно. И он не виноват, что они так завладевают. Что значит, мы живем в его сне? В счастливой иллюзии, которую он создал, чтобы избавиться от боли? Его секрет в том, что он несчастлив? Но он любит маму. И тут Леголас сильно задумался. Вообще-то, со стороны их любовь не показалась бы сильной. Она не показалась бы даже заметной. Или любовью… * Он подумывал расспросить о камнях — но кого? Не мог придумать. И какие вопросы задавать? Но потом его навестил Гвейн. Не то, чтобы он подслушивал, но явно слышал многое из их разговоров, Рана и не пытался делать их секретом. — Раньше он бросал их в вино. Если хотел уснуть. Теперь, вроде так не делает. Камни брошенные в вино? что если они для него как огонь — для меня. — Миледи их запретила. Я не знаю как их достать. Гвейн помедлил, и достал из внутреннего кармана два камушка. — У нас у всех они есть. Это что- то вроде неприкосновенного запаса. Раньше они были ему нужны. Бывали. В неожиданное время. Как на войне. Бывало и пригождались. — Чем камни могут помочь на войне?! — Ну…например, в разведке. — Гвейн усмехнулся своим воспоминаниям, подбросив их на ладони, но не стал объяснять.- Мы пробовали, на нас это не действует. Камни, вино. Но на тебя, как его сына, возможно… Леголас медленно забрал камни с предложенной ладони. — Почему ты это делаешь? Ты же клялся… — Клялся хранить его секреты? О, да. — горько хмыкнул он. — Та девушка, из медальона Гэлиона, о которой ты его спрашивал — она моя сестра. Почему ты спрашивал о ней? Как ты узнал?! Леголас замер, сжав кулак. О, он даже не думал что об этом разговоре станет кому- то известно. Но похоже, в Танк Халлорим секреты хоть и не выплывают наружу, но распространяются мгновенно. * Гэлион как раз разливал вино, когда Леголас спустился в подвал. — Есть дни, когда ты не пьешь? — не смог удержаться Леголас. — В последнее время — нет. Что, принц, настала пора и вам? Угощаю. Леголас вежливо пригубил, но вкус вина ему был не по душе. И он не за этим сюда пришел. — Гэлион, ты ведь знаешь всех в Танк Халлорим? — К чему ты клонишь? — Если я опишу тебе эллет, ты ее узнаешь? — Ого! Давай, это интересно. — У нее светлые волосы цвета той сухой травы в поле, знаешь, когда она выгорела в середине лета. И глаза, синие как небо в летнее утро — яркий синий цвет. Волосы очень длинные, заплетены в сложную косу, и в волосах золотые нити. Еще улыбка у нее добрая как… ну, если честно, похожа на мою, и. -. и она любит зеленый цвет -. и вышивка у нее на платье серебряная, такие острые листья, как у ивы. Ты ее знаешь? Гэлион уставился на него в упор немигающим взглядом. — И где ты ее видел? — Во сне. — Ты не мог! — А еще она такая тихая и светлая. — Тихая, но сильная, как подводное течение. Ты пришел посмеяться надо мной?! — Ты ее узнал? — Это не-воз-можно — сказал Гэлион, глядя куда-то в пол, а потом нехотя снял с шеи медальон и открыл его перед Леголасом. — Она? — Н-ну не знаю — с сомнением протянул Леголас, не зная признаваться ли, что он ее уже видел. — Тиннариэль её звали, — тихо сказал Гэлион, забирая портрет. — И ты не мог ее нигде увидеть. — Она умерла. — Откуда?!.. — Мне живые не снятся, — обреченно ответил Леголас. — Я.Мы все же надеялись, что она просто ушла на Запад. И никому не сказала. она исчезла. Давно. До твоего рождения. И это она, ты её точно описал — то платье и золотые нити в волосах, такой ее и видели в последний раз. — Это была ТВОЯ девушка? — Она любила другого. Спрашивать дальше было неловко и пришлось распрощаться. * — Тиннариэль — твоя сестра? Я…- как бы ловчее солгать? Даже думать долго не пришлось, ни секунды — Я видел ее во сне. Что с ней случилось? Теперь вздрогнул Гвейн, вспомнив слова Леголаса, что ему никогда не снятся живые. — Я бы очень хотел это узнать, — медленно и веско отвечал эллин, сжав кулак Леголаса с камнями своею рукой. Грани больно впились в ладонь. * * Лес ломает дороги, которые он строил… Потоки сходят с путей и текут теперь по новым руслам. Не то чтобы очень далеко, где-то всего на волос, но пропасть растет. Его мир раскалывается. Кто это делает? Или почему это происходит? А кто вообще додумался ходить по белым дорогам, если они так опасны? — А почему было по ним не ходить? Вы же ходите! — Так это вы разрушаете белые дороги? — Если бы! Мы попробовали — но их невозможно переложить. Мы пробовали с самой простой тропой, отмеченной только белыми камнями и ветками. Но если мы перекладывали камни, на завтра на их местах снова были белые отметины, а порой они начинали вести в совсем другом направлении. сами понимаете, мы не доходили до конца. Если честно…мне начало казаться, что они появляются сами. Они же всегда начинаются рядом с золотыми. и ведут вначале в одном направлении, а потом…раздваиваются или подсекают, и сбивают с толку. И с пути. — И все пропавшие…уходят по ним? Это так? — Мы совсем мало знаем, куда и как уходят пропавшие- ведь если бы они находились, не возникало бы и вопросов. — Но они же ведут в наши сны! — хотелось крикнуть Трандуилу — и в них никто больше не приходит. Ну да. Вообще-то они больше никуда не ведут. Но я никогда не думал, что они опасны, для всех остальных — это ведь просто каменные дороги в виде спиральки, последний круг для них просто круг, или же они возвращаются на ту же дорогу и выходят обратно. Разве нет. Значит я построил в Лесу ловушки, которые работают на… А куда попадают те люди? Во сны, но не мои. Во сны Илль? Она их тоже больше не видит. В тень? В ТЕНЬ? Значит внутри моего леса постепенно вызревает своя собственная тень, питающаяся эльдар, как пищей и на них растущая? И я ее создал?! * Леголас решил испытать этот способ. Огонь и четкое желание. Я хочу увидеть тот же сон, но досмотреть до конца. Хочу увидеть лицо его любовника. Он увидел себя. Любующимся светящимся браслетом на своей руке. Она тает в ней, а тени, наоборот, сгущаются. Выступают, шевелятся, дышат, как той ночью в лесу. А потом вперед выходит что- то похожее на белую фигуру и вцепляется ему в руку, больно, как будто клыками! — Отдай. Моё, это моё! Доносится со всех сторон и фигура уже не одна. Леголас думал, им нужен браслет, но похоже им нужен он сам, они буквально раздирают его на куски, и он просыпается крича от боли. И стоило закрыть глаза — ничего другого он не мог увидеть. Проклятье, это напоминало его детские кошмары. Как попасть в водоворот. Он пришел к отцу, больше ничего не мог придумать. Трандуил не спал, конечно, но постель была расстелена и в спальне он был один. — Ты все еще видишь эти сны? — удивился и обеспокоился он. — Не те. Новые. Пожалуйста, я не могу выбраться. Вытащи меня. Трандуил обнял его, и внезапно все было хорошо, спокойно и правильно. Ничего в мире не имело значения. Пока что…вообще-то он был почти обнажен. И Трандуил тоже. И сквозь тонкую материю он чувствовал жар его тела. Нет, нет, только не соскользни в те чувства. я хочу просто лежать мирно и спокойно. Но тепло все равно поднималось изнутри, будто медленно расцветал какой- то экзотичный цветок. Чувствует ли он тоже что и я, думал Леголас прижимаясь к нему еще крепче, извиваясь всем телом, чтобы прижаться. Транудил ему позволил, ничего не говоря. Еще мгновение и все станет для него очевидным. — Помнишь, ты говорил, что все убитые — мои ровесники, — услышал он свой голос. — Да, — удивился Трандуил такой теме. — Ещё точнее, они все родились в тот же год, что и ты. И это странно, потому что тогда родилось мало детей, и найти именно их, чтобы убить — довольно трудно, просто случайно бродя по дорогам. — Я хотел помочь. Посмотреть в сон. Ты же говорил, я умею видеть чужие сны — не мог не ввернуть он. Вот получай, ты сам виноват. — И что ты там увидел? — Они рвали меня на части, каждый хотел получить свою, буквально. Я сначала подумал, что они хотят браслет у меня на руке, но потом понял, что он только тьму освещает. Тело под его руками окаменело на миг. А потом Трандуил промурлыкал: — Ты нашел браслет, светящийся в темноте? — Только во сне, — пробормотал Леголас, уже засыпая. — Она надела мне его на руку… Может, хотела меня защитить, от темноты. * Трандуил дождался пока он погрузится в сон. Хороший сон, без сновидений. И даже лежал какое-то время рядом, любуясь сквозь сумрак на его лицо. Тонкие черты, светлые волосы, лишь отдаленно похожие на его собственные и еще меньше на Илльмарэ…он застыл. Осторожно вытащил руку из-под головы сына, набросил на плечи накидку из серебряной парчи и отправился в другую спальню. К ней. Она занавесила зеркало, как только появилась. Она попросила другую спальню, как только представилась возможность. Она так странно улыбнулась, когда он решил поставить Тинне тот памятник. Лицом на юг. Она не могла больше уходить в Тень. А ты — закрыл на все глаза, и сделал вид, что ничего не видишь. Белые призраки, рвущие его на части…в надежде забрать свою плоть? То, что не ему принадлежит, то, что он у них украл. Поневоле. Он не потащил её в старую спальню и не стал сдирать со стены гобелен. Он и так знал, что он увидит в зеркале. Кого. Но он должен был дать Илль шанс: — Что ты сделала, точно, объяснись. — Родила ребенка. — Каким образом ребенок с этим связан? — Роды нас связали. Мы…обменялись местом в мире. Она должна была просто воплотить его. Но мы поменялись с ней местами. Она там, я здесь. — Вы можете поменяться обратно? Она здесь, а ты там? — Она… как будто заблокировала мне вход, как затопленный галеон мешает выйти из бухты. Она там мертва, и тела у нее больше нет — это все только видимость. Я взяла от нее — и жизнь, и плоть. — Он схватил ее запястье и увидел тонкий круговой шрам. — Да, браслет стал моей частью, это же мои волосы. Его можно было отрезать, как руку. Боюсь если я войду сейчас в тень — если смогу, мы поменяемся обратно — и меня не станет. Это не было запланировано, это получилось случайно! Я правда не знала, что делать. И теперь не знаю, кроме как...продолжать жить? Молчание тлеет как угли. В комнате стало жарче. — Какая она была попытка? — медленно произносит он. Умоляю, скажи, третья. Тень прошла по его лицу, и она встревожилась. Ему нельзя так волноваться, значит, лучше ответить. — Шестая. — Ради всех валар, как это вообще возможно?! Она пожала плечами и объяснила — как. Спокойно, без эмоций. Он чувствовал, что его переполняет отвращение, как грязная вода, поднимается все выше и выше, пока она говорила. Первый родился мертвым. Вернее, выродился. После исчезновения. Вообще, когда ты не можешь все 12 месяцев пробыть в этом мире — это мешает. Второму Ильмарэ придумала живую маму. Но ребенок не перенес пересадки в чужое тело и убил «маму». Третий прижился. Но родился уродом (голова пустая, дух не поймал от родителей). В четвертый раз — для Трандуила первый, она позволила забеременеть настоящей эллет, и сама забеременела. При рождении дух ее ребенка должен был войти в тело чужого. Никто не выжил, зато духи — осколки душ детей разлетелись по всему лесу. В пятый раз она вошла в эльфийку и зачала в ее теле. Фэа матери не внесла такого насилия и тело умерло, вместе с нерожденным ребенком. Шестой, о шестой. Нашла эллет, которой рассказала, что все будет как в 4 варианте, но сделать это надо будет тайно, ибо Трандуил не согласится (не солгала). Но она обманула эллет. Той казалось, что она провела ночь с королем и беременна, но на самом деле её беременность была ложной. Ритуал связал её не с отцом, а с матерью ребенка — а вот та была беременна по-настоящему. Но и это не всё. На этот раз она уговорила Трандуила зачать ребенка на ЕЁ половине мира, в тени. Они, собственно сделали лишь его копию. А потом она, через роды, воплотила своего ребенка в тело эллет и та его уже нормально родила. Эллет должна быть невинна. Должен быть ритуал. Почему нет? — Ты права, ты права, что не видела свою смерть, — как всегда в ярости его голос почти зашептал — ты мне говорила все эти столетия о любви, а я поверил, как будто ты можешь любить, как будто зло можно изменить любовью! Как я мог…подумать, как я мог даже подумать о том, что из Зла можно вырастить что-то другое. — Это не я, а ты! Ты! Дал мне имя и лицо, вытащил на свет из Тени, и не однажды, а трижды. Ты хотел ребенка — не я! — Так это моя вина?! — Только ты сам говоришь о вине. Ты не пожелал ничего плохого, но там не было готового ответа. Я решила твою загадку. Сделала шесть попыток выполнить твое желание и шестая оказалось успешной. Обвиняй меня. — Я приказал тебе этого не делать! А ты сделала назло. Ты создала не решение, а проблему.  — Он твой сын, а не проблема.  — Он ошибка природы, похоже! Все его эти…болезни, сны и прочее…может, ты его изувечила созданием своим! Откуда ты на самом деле его вытащила?! — Он нормальный! Дух твоего сына, который я вдохнула в Ондолиндэ много сотен лет назад. И это не было планом. Это был поворот судьбы. — Может он и есть та точка, от которой пошли трещины в нашем мироздании, которую нужно уничтожить? О, но даже этим ничего не исправить. Некоторое время молчания. — Ты и правда готов убить своего сына, чтобы сложить обратно свою картинку мира, мой лорд? — очень насмешливо спросила она наконец. — И чем ты лучше меня? — А что с другими? Теми, что исчезают? Это тоже ты делаешь? — Ааа, эти. Те, кто уходит по дорогам. Там, где были входы в наши сны. Мне они больше не снятся, тебе тоже. Но они по прежнему есть. Думаешь, Лес поглощает их души? Но ты управляешь лесом, не я! Ты хотел овладеть злом, укротить хаос? Ты сделал! Мы что-то вырастили в этом Лесу. Наш плод любви, он пророс, как Лес хотел. И не имеет значение теперь, хотим мы этого или нет. Он существует, помимо нас. — Убирайся назад в свою бездну и забери всех этих злобных созданий, которых ты выкинула в Лес! — зарычал он. — Я не хочу тебя видеть! — Ты не понимаешь, — она расхохоталась, своим тихим шепчущим смехом. — Не понимаешь, мой лорд. Я не подчиняюсь приказам. — сказала она уже твердо, пытаясь прояснить. — Но я следую твоим желаниям. Как река следует по руслу. И не могу выйти из твоих берегов. Ты помнишь сколько дорог построил, чтобы я пришла? Ты связал нас, помнишь? Помнишь, помнишь, помнишь? Входя в темноту, ты оставляешь там что-то, чтобы вернуться обратно. И однажды ты оставил там так много, что вернулся не собой. Ты о чем думал, что я заберу твою фэа, что, снова? — Смотри что ты сделал! Ты связал нас до конца времен. Она схватила из воздуха полные кубки с вином и водой, и вылила одну жидкость в другую. Капли выплеснулись на пол. — Попробуй их раздели. Ты уже не можешь провести здесь линию своим мечом и сказать, всё, это закончено, я тебя не знаю. В лучшем случае, ты можешь закрыть глаза и притвориться, что меня нет. Но я — всегда здесь. Ты не можешь от меня уйти. Как ты сам сказал, твоя дилемма решается смертью, но ты бессмертен. Ты искренне не слышишь меня? Мы не сможем быть целыми, если порвем эти связи, ни ты, ни я. Ни…возможно и лес не сможет. И потом..немного поздно. Если уж ты встал на эту дорогу, тебе придется дойти до конца, потому что назад нет пути. Простив меня однажды… -...Я должен буду сделать это каждый раз. * Леголас почувствовал, что рядом никого нет. Холодно и одиноко. Он сел на кровати, и увидел что он в другой спальне. Там во всю стену мерцал черный хрусталь. Будто черное озеро, спокойное и бездонное. Он встал и медленно подошел к нему. Его переполняло чувство тяжести, будто навалилось на него и душит. Он почти коснулся кончиками пальцев стекла, и увидел свое отражение — не свое, Трандуила. — Ты…фантом? Отражение моей боли и вины? Ведь тебя больше нет. Он протянул руку, чтобы коснуться отражения, и его схватила другая рука, сильная и живая, Трандуил стоял рядом, и даже во сне его прикосновение принесло ему облегчение. Он смотрел по- доброму печально. — Не прикасайся к нему, если не хочешь умереть. * Это показалось ему таким важным, что он бродил по тому ярусу весь день. Он хотел попасть в спальню — и проверить, правда ли эти сны. У него теперь было бы железное доказательство, стоило снять этот гобелен! Но он не мог найти вход. В сфере все еще кипел праздник, множество эльдар попадалось ему на пути, не умолкала музыка, и среди всего этого праздничного переполоха он чувствовал себя все больше не в своей тарелке. Рана с ним не метался, он куда-то пропал. Наверное опять сидит у ног Трандуила, да? Леголаса нашел Гвейн, позвать пообедать, или поужинать, кто теперь во время праздника разберет. У обоих было совсем непраздничное настроение, и заговорил Гвейн первым: — Помнишь Рана сказал, что мы живем в его сне? Мне раньше иногда тоже так казалось. В буквальном смысле. Мне раньше иногда тоже так казалось. В буквальном смысле. Если он радуется в лесу быстрее начинается весна, и расцветают даже сухие ветки. Если печалится — наступает слишком длинная осень. Если гневается в лесу горит огонь, который нельзя потушить. Хенет говорит, что у нее поверье. Если аран утром входит в столовую в плохом настроении все цветы вянут. А если в хорошем - даже засохшие букеты снова зацветают. Может, это всего лишь совпадения…не знаю. Но если он хочет куда-то попасть, ты можешь пройти за ним следом, а потом это место никогда не найдешь. — Хочешь найти, но не можешь попасть? — повторил Леголас задумчиво и немного невпопад. — Вроде его старой спальни? Мне приснилось в ней…черное зеркало во всю стену, за гобеленом. Вчера. Сегодня я прошел там много раз, но не мог найти её. Гвейна как молния ударила. Что?! Он же знал об этом черном хрустале, давно, всегда. Посмотрись в черное зеркало, оно вернет тебе душу. Как он ухитрился забыть о нем так напрочь, словно его никогда не существовало?! Они же все о нем знали. И — забыли, тоже все? * Леголас пришел к отцу на следующий день, почти готовый поговорить и застал еще одну редко виденную картину — Трандуил спал. Еще точнее, Леголас вообще никогда не видел его спящим. И это было жутковато, как будто увидеть его в гробу, только с открытыми глазами. Брр, почему ему такое приходит в голову, но его на самом деле пробрал мороз по коже. Он лежал там, как…как будто то тело в Дереве, мертвое и холодное, и только полоса на шее. Ему представилось, что перед ним лежит мертвый двойник. Его просто обожгло от этой мысли. Настолько, что он даже руку одернул, протянутую, чтобы его разбудить. А что если тот убийца так и задумал? Убить его и занять его место. Убийца с лицом моего отца. Как мы узнаем, что он не сделал этого? Он понесся рассказать о своей жуткой идее Киллану, и тот удивился для начала: — Откуда вы узнали? — Неважно! А потом постарался успокоить. — Мы здесь для этого и есть, чтобы защищать его жизнь. Не волнуйтесь, князь, мы сумеем это сделать. — И как вы их отличите, одинаковые лица, в этом белом празднике? Киллан покачал головой, еще раз удивляясь его волнению: — Аран надел ожерелье, рис его попросила его не снимать. Верьте мне, второго такого нет. Уж мы точно не перепутаем его. Будто где-то далеко на краю памяти заполоскался стяг. Второго такого нет. Как раз второе такое есть…но откуда я это знаю? — Он будет в безопасности, князь, доверяйте мне. Но Леголас не мог успокоиться, наоборот, тревога охватывала его все сильнее и сильнее. Он буквально чувствовал опасность, разлившуюся в обманчиво радостном воздухе Танк Халлорим. Что не так? Мне надо заснуть, поискать ответ. Огонь мне их больше не отдает, но у меня есть кое-что лучше. Камни. Белые камни, которые дал ему Гвейн. Сделай все то, что Трандуил тебе запрещал. И узнай наконец, какую тайну он скрывает. Но может Рана солгал? Может, это опять обман? Какой-то хитрый коварный план — заманить его в эти сны… Что, если он войдет туда и никогда не выйдет? Из последнего он вырвался почти чудом. Были ли вообще эти сны правдой, воспоминаниями или просто хаосом воображения, безумными галлюцинациями Леса? И почему я не могу отказаться? Сказать себе нет, я не буду спать, или посмотреть на проклятые цветы или воду. Это давно уже не был выбор. Его просто несло, как будто подхватило сильное течение. Поток. * * Леголас налил себе вина, о, нелюбимый вкус, он выбрал виноградное, хотя бы сладко. С тихим бульканьем прозрачные камешки будто растворились в кроваво-красной жидкости. И сел на постель. Он был одет, и внимательно прислушивался к своим ощущениям. Это было совсем не так, как с огнем. В сон не клонило совершенно. Он просто сидел там в темноте, а время все проходило и проходило. На него это не действует, похоже. Он встал, и просто чтобы развеяться, пошел по ночным переходам сферы, куда глаза глядят. Сегодня была первая ночь без музыки, Мерретрива наконец закончился, поэтому переходы были пустынны и слабо освещены. Никто не встретился ему по дороге, только пару раз он видел блуждающий огонек где-то вдалеке на другом ярусе. Ноги сами принесли его в старую спальню — ну куда же еще. На этот раз ему не составило никакого труда её найти. Комната была пустой и темной, освещенной лишь слабым отраженным светом — непонятно откуда. Просторная. Пустая. Балдахин на кровати распустился с одной стороны, и Леголас бездумно подошел к ткани, не то чтобы поправить, не то сам не зная зачем. А потом его вдруг как ударило, и он резко обернулся, потеряв голос от шока, а потому бесшумно. Вот откуда этот отраженный свет — он шел из зеркала. Оно не было скрыто! Слабо посверкивая, оно разлилось там во всю стену, как…как ночное окно, если ты смотришь на лунную ночь из неосвещенной комнаты. И в ней он больше был не один. Трандуил стоял перед зеркалом, а за невидимой гранью стояла эллет — с золотыми нитями в волосах. — Что ты такое? Отражение моей боли и вины? Ведь тебя больше нет. Его голос, сколько в нем было муки. Он протянул руку к зеркалу, и она протянула руку ему навстречу — нет, не навстречу, а преграждая, запрещая: — Не прикасайся к нему, ради спасения своей жизни! Не трогай! Так это все-таки сон? Но какой же реальный! Едва Леголас так подумал, как из темноты, с другой половины балдахина раздался новый голос, и в нем перемешались ярость, боль, гнев и отчаяние: — Что такое это зеркало? Ловец душ?! Гвейн. Звук его голоса, ощущение присутствия — все это было таким живым, настоящим, что душа у Леголаса ухнула в пятки. Нет, это не сон. Не может быть таких реальных снов! Но как он отсюда выберется теперь, оказавшись свидетелем чужой ссоры?! Пока его никто не заметил, но стоит им голову повернуть… Но им было не до него. Гвейн выступил из своего угла на свет, насколько там был свет, и в руке блеснул клинок. Несмотря на его слова, он выглядел как тот, кто не собирается задавать вопросы. От него исходило почти зримое жестокое намерение, у него было только желание убивать. Трандуил успел молниеносно выхватить свой меч. Моргиль, глупо успел заметить Леголас, прежде чем клинки столкнулись с силой, почти выбившей из них искры, и с такой же силой рикошетом вонзились в зеркало. Если бы это было настоящее стекло, оно бы рухнуло в осколках, но хрустальная глыба даже не оцарапалась. — Как я был слеп. Исчадие Мордора, вот что ты такое. Ты вернулся оттуда не собой, как я мог не понять. Когда я клялся тебе на крови Последнего Альянса, я готов был на любую жертву, но не на эту!!! Не думай, что никто не узнает о твоих преступлениях! Ну так каким ты был, нежным или властным?! Какую тайну должна была скрыть ее смерть?! Рыча каждую фразу, он делал все новый и новый выпад. Трандуил молчал и парировал. Ничего не говоря, не переходя в атаку. Гвейн в ярости такой, что его ничем не переубедишь. А потом… На секунду в этом поединке наступила передышка — и Трандуил сделал легкое движение, почти незаметное. Скупой жест. Леголас застыл, замер словно превратившись в кусок льда. Гораздо легче чем горло орка. Почти нежно. Мгновенно. Так же как тонкая кровавая полоса перечеркнула его горло, Леголас почувствовал, что его сжимает окружающая тьма. И мир исчез. Наверное, он потерял сознание на какое-то время, но он очнулся там же, стоя за той же занавеской, и, как видно, все еще не обнаруженный. Даже если он и упал в обморок, то тело его не успело никуда упасть. Но Трандуил и Гвейн уже — исчезли. Медленно и осторожно, Леголас вышел из своего укрытия, и просто не веря своим глазам, шагнул вперед — ничего, пусто, будто никого и не было. В темноте на полу было не разглядеть пятен крови. Зеркало по прежнему сияло, как окно в ночь. И девушка возникла в нем снова, нахмурясь, словно сердясь на него за промедление. Вытащи меня! — прочитал он по её губам и она сделала такой жест, будто хотела разбить изнутри стекло. Леголас бездумно повторил её жест, отражения их рук встретились — и зеркало внезапно очень легко разлетелось на множество острых осколков, впившихся в его кожу. Едва не в лицо. Боль отрезвила. По рукам стекала горячая кровь, а стена превратилась в глухой черный камень, в котором не отражалось ничего. И Леголас очнулся, сидя на своей постели, все так же одетый. Кубок с остатками вина и камушками валялся у ног, видимо выпал у него из пальцев. Целых пальцев, никакой крови. * Трандуил не хотел с ней разговаривать, не хотел её даже видеть. Но на этот раз это был не гнев, а усталость. Кончилось время, когда она потрясала его мир, никаким более затейливым предательством его уже не поразить. Положа руку на сердце, он знал это давно. Детские души, бедные женщины. Он знал, что Илль от другого корня, он знал, что она смотрит на всех них иначе, как на глину под ногами. Вдыхать жизнь и забирать её, ей было одинаково интересно и безразлично, и это не было неожиданностью. Незачем устраивать сцены и пафосно проклиная, желать ей сгинуть в бездне. Бездна за твоим плечом, всегда, и она никуда не денется, у тебя есть только выбор, оглядываться или не смотреть. Но он правда, неистово хотел выкинуть её в эту темноту, захлопнуть дверь и никогда больше её не открывать. Никогда в жизни.Только он понятия не имел, как это сделать. Ну, может, она сама возьмется, раз уж мои желания для неё закон. Он почти забыл о её постоянном присутствии в его рабочем кабинете, и когда за каким-то демоном, ему потребовалось туда зайти, он даже вздрогнул, наткнувшись на неё взглядом. Илльмарэ поднялась из-за стола, держа в руке перо, и посмотрела на него почти так же растерянно. — Посмотри. — Она слабым жестом показала на бумагу, и он подошел, потому что — почему бы и нет. По белому полю расплывались длинные и короткие линии. — Что это? — резко спросил он, но Илль тоже глядела в бумагу так, будто только сейчас ее увидела, и не понимает, что произошло. — Я хотела написать письмо. Думала, что пишу. Она повертела в руках перо, словно подозревая его в каком-то волшебстве, и он невольно посмотрел туда же. — Что с твоими руками? Илльмарэ удивленно поднесла их к лицу — они все расцарапаны, будто она порезалась о стекло. Порезалась? О, нет. Она оттолкнула его с дороги и почти выбежала из комнаты. Трандуил обернулся ей вслед, но так и замер. Удивительно, но у него не было желания немедленно узнать, что произошло — что бы ни случилось, пусть даже мир рухнул. Он должен пойти и спрашивать, потому что, эй, он хозяин этого мира и должен знать, что в нем происходит, или ему все равно? И через минуту, он решил, что сегодня — ему все равно. * Илль стояла напротив занавешенной стены спальни, пытаясь отдышаться. Зрачки у нее становились то огромным, то сжимались в точку, хотя в спальне было равномерно темно. Раздувались ноздри, словно она сдерживала боль, сжимались и разжимались пальцы рук, по телу пробегала противная мелкая дрожь в совершенно неожиданных местах, лицо как будто поплыло от жара, но она возвращала себе его выражение. Не замечая. Ей некогда было контролировать свое тело, она пыталась справиться с тем, что происходило внутри. Вышитая ткань была на месте, висела себе безмятежно, нетронутая, как будто ничего не произошло. Когда-то давно, когда она не была плотью, она восхитилась его чувствами. Тем, что не могла испытать, но могла отразить и повторить. В них было столько оттенков, недоступных ей раньше, и она все их обожала, от нежности и страсти, до гнева и боли. Но она никогда не думала, что испытает и это. То, от которого по его лицу пробегает тень. У неё были и свои эмоции, которые он не мог ощутить, в её чувства он мог только посмотреться, как в пропасть. Ну или услышать, как музыку. А она его — могла, и наслаждалась ими, как оттенками вкуса. Но не этим. Она провела тонкими пальцами по туго натянутой ткани, за которую невозможно было ухватиться, поражаясь их слабости и беспомощности. Порезы на коже набухли от крови. Мгновенный гнев — и ткань затлела и поползла, исчезая. Обнажая черное стекло. О, гнев, это было мгновенное облегчение, которое сразу же миновало. Потому что — кто-то разбил зеркало. Кто-то разбил зеркало. Какое же странное чувство. Почти такое же бездонное, как если бы было её собственным. Как их хрупкие тела справляются с таким? Кривая улыбка тут же расколола её лицо — а он и не справляется. Верно. Оно, наверное, как-то называется, но ей все равно, как назвать этот вкус, она не стала бы его искать. Отчаяние? Предательство? Ты так меня ненавидишь, мой лорд, это ты сделал? Странно, я думала, что встречу закат Арды вместе с тобой. Я никогда не видела своей смерти. Я не просто умру или уйду в тень, это было знакомо и нестрашно. Но я... распадаюсь. * * Два следующих дня после своего кошмара Леголас провел в странном оцепенении. Мысли раздвоились, как река, по двум рукавам. Первый был паникой, страхом, который надо было оттолкнуть. Там Леголас изо всех сил цеплялся за мысль, что этот сон — просто сон. Ничего не значащий поток образов, который просто смутил его рассудок. Его не было на самом деле, и он ничего не значит. Ну то есть он много что мог бы означать, сказать и о нем самом, и об его отношении к отцу, матери, небу и валар, но неважно. Просто это не по-настоящему. Он верил в это. Ведь на его руках не было крови. А второй поток был похож на горную реку в паводок, поток грязи, сносящий все на своем пути, и он мчал все дальше, и остановить его не было возможности. Там вертелись такие мысли, которые не то, чтобы вслух говорить, их и думать не хотелось. Сын кинслэеров...и сам кинслэйер. Нет хуже преступления. Нет мрачнее тайны в эльфийской сфере. Но его тайны еще мрачнее. Дело не только в Гвейне. Там была еще эта девушка, за стеклом. Она тоже существовала в реальности и…была убита? Оттуда закручивался такой водоворот смертей, что голова кружилась. Как во снах. Где смерть всегда стояла за Его плечом, и было опасно смотреть Ему в глаза. «Ты видишь эти сны?» — просил его Гвейн тогда, — «Так поверь в них». И не задавай вопросов. Ему нельзя было задавать эти вопросы, ему запрещали это с детства, разве теперь это не имело смысл? Что еще он тебе запрещает? Что он не хотел, чтобы ты узнал? Нет, это не имело смысла! Трандуил мог быть каким угодно, но он не был злом. Он даже жестоким никогда не был. С тобой — неизменно добавлял внутренний голос. С тобой, он никогда не был злым, кто знает, каким он был без тебя. Согласиться с тем, что его отец был отвратительной тварью, но для него — любящим и добрым — Леголас не мог. Это было выше его сил, больше того, что он мог принять. Он старался выплыть из этой грязи. И Леголас почти убедил себя, что все о чем он думал — ерунда и пригрезилось. Но на третий день течение подземной реки вынесло на берег тело Гвейна. * Раздулся гигантский тайный скандал. Хорошо, что Мерретрива уже два дня как окончился и по крайней мере этого не случилось на глазах у изумленных гостей. Да и река подшутила, она почему-то не унесла тело вниз к решеткам водосброса, а выплеснула на мелководье прямо в центре нижнего уровня сферы, через которую протекала весьма извилистым путем. Очевидно, это говорило о том, что оно далеко и не уплывало. Тройное везение, третьим было то, что нашел его Морнан, и секрет не уплыл (в прямом смысле) из их тесной команды «хранителей секретов». Но шарахнуло все равно изрядно. Эльда убит, и где! Кем! Неслыханно. Кроме оторнасси, там были только Трандуил, Леголас и Рана — потому что он умел появляться в неподходящий момент. Киллан вспомнил о версии Леголаса. — Что если он задумал убить вас? Гвейн телохранитель, он защищал арана ценой своей жизни. Убийца уже здесь, в сфере. Мы думали он все еще бродит по лесу, но он внутри. И отец, и сын посмотрели на него одинаково странно. Леголас, потому что до сих пор находился в оцепенении и мозг сверлила лишь одна мысль — неужели, тот сон был правдой? Весь? Трандуил — потому что всерьез задумался, не убила ли Илль. Может, Гвейн как-то узнал о судьбе сестры…это ее способ. Нежность в ее стиле — удар ножом. Киллан нечаянно высказал невероятно удобную им всем версию случившегося. Но этого нельзя было просто так и оставить. Он приказал им искать убйицу, и сохранить тайну. А Киллан, подойдя к Трандуилу вплотную, скосил глаза на Рану: — Тем временем, среди нас чужак. — Это верно, — Трандуил посмотрел на Рану прямо, тот, не смутившись, вернул ему взгляд, и даже улыбнулся добродушно. — Нам нужно поговорить, странник. Наедине. И пусть тебя проводят. Рана по-прежнему безмятежно улыбался, как будто обещание взять его под стражу ничем ему не угрожало, и даже слегка поклонился, прижав руку к груди: — Как пожелаешь, милорд. — Араннин, — так же тихо поддержал Киллана брат, тоже подойдя поближе.- Я вас умоляю, не оставайтесь с ним наедине. — Почему бы вам здесь не разобраться? Никто его не увидит. — Киллан не хотел, чтобы это ТАК прозвучало, но при этом он невольно бросил взгляд на мертвое тело, и — прозвучало нехорошо. Леголас услышал, и у него глаза расширились от ужаса. На самом деле глава разведки всего лишь хотел сказать, что так им не придется конвоировать его через половину сферы, возбуждая любопытство и сплетни. Но чего уж, сказал, как сказал, в общем-то, и это верно. Трандуил чуть закатил глаза на это, но не откомментировал, а сделал шаг поближе к телу и кивнул на след на шее: — Его убил меч. — Рана никогда не носил оружия, только нож. — И еще так изящно. Не отрезав голову, только коснувшись краем. — Он прикрыл глаза, провел по ним кончиками пальцев, словно размышляя. — Отсюда есть прямой путь в мою спальню. Отведи его туда, и избежим шума. И прежде чем самому уйти тем же путем, обернулся к Леголасу, все еще стоящему молча. Как будто хотел отдать ему приказ, даже поколебался, но так ничего и не сказал. * Трандуил так спешил к себе, потому что чувствовал себя голым без оружия. Редко когда так случалось, что он не носил оба своих клинка, но все же бывало. Как сейчас. Но когда он снял Моргиль со стены, чтобы вложить в ножны, он вдруг увидел на лезвии полустертую полосу крови. Почти невидимую, но когда он стер ее пальцами, они окрасились. Кто бы посмел? Почему-то сразу вспомнилось, как Рана улыбался во время разбора. Кстати, его уже привели. Трандуил вышел в соседнюю комнату, и не жестом даже, а взглядом вымел оттуда стражей. Рана остался с ним наедине. Они связали ему руки, но он по-прежнему держался свободно и непринужденно, будто ничего не происходит. Транудил молчал, разглядывая его с брезгливым любопытством. Мотива он понять не мог, а вот в том, что перед ним виновник — почти не сомневался. Наконец Транудил просто щелкнул окровавленными пальцами у него перед носом. — Ты это сделал? Рана в ответ приятно улыбнулся: — Я спас твою репутацию, милорд, ты благодарить меня должен за этот удар. Этот эльда такие вещи кричал, какие лучше бы ни до кого не доносить. Такого легкого признания он не ожидал. — Какие вещи? — Да полноте, передо мной не надо лгать! Какое-то недолгое время Трандуил постоял, раздумывая не продолжить ли допрос, но его это занимало все меньше и меньше. Что бы он ни имел в виду, это было не слишком интересно. Моргиль порхнула и кончик лезвия почти чувственно обвел шею Раны. Который просто стоял и наблюдал, как холодеют глаза Трандуила. Как и его голос: — Ты умрешь. — Адар, ты не можешь его казнить! Они оба резко обернулись. Н-да, это был наверное единственный эльда в мире, которому его свита не могла загородить дорогу. И сейчас Леголас был просто вне себя. — Ты должен меня выслушать. Рана ни при чем. Он не виноват, я все видел! Они также одинаково удивленно моргнули, только Рана растроганно, а Трандуил неподдельно изумленно: — Видел что? Кто убил Гвейна? — Ты!