***
Рэнн
(Drummatix — ONGO) К сожалению, наркотики — это средство забыть о душевных проблемах, превратив свою жизнь в одну целую, огромную проблему. Ведь стариков-алкоголиков полно, а вот наркоманов — нет. Жаль, что принцесса этого не понимает и при любом удобном случае пытается закурить. После того, как Амайя упомянула о своём будущем браке, я так и остался сидеть напротив неё, сгораемый абсурдной ревностью к её братцу. Именно абсурдной. Поскольку я не должен испытывать к ней каких-либо чувств, и, тем более, я не имею на принцессу эльфов никаких прав. А она тем временем окончательно накурилась и впала в грёзы. За всю свою жизнь, за двести пятьдесят два года я всего пару раз видел эльфа в наркотических грёзах. Но те эльфы выглядели не так жутко и обречённо, как в данный момент выглядит Амайя, распластавшись по лежанке с широко раскрытыми глазами. Демоны, конечно, тоже любят баловаться лунарисом. Но на нас он производит лишь эффект сильного опьянения, в отличие от эльфов, которые практически впадают в кому. Не знаю, с чем это связано. Может, с тем, что мы —демоны — физически более крепкий народ? Да и какое это имеет значение? Я не дам моей Незабудке наслаждаться многолетней смертью, постепенно теряя грань между реальностью и грёзами. Я сделаю всё, что от меня зависит, чтобы она прекратила употреблять. Увидев, что Амайя окончательно впала в грёзы, решил: пора действовать. Пора вытаскивать неугомонную девчонку из той задницы, в которую она сама же и влезла. Я достаточно тихо подкрался к едва дышащей принцессе и попытался аккуратно залезть к ней за пазуху через очень скромное и целомудренное декольте на майке. Нда-а-а… Аккуратно у меня не вышло, так как со связанными руками это сложно сделать незаметно. Но на мою удачу Амайя впала в транс, по силе сравнимый со смертью, так что, даже если бы я решил её трахнуть, она едва бы это заметила. Доставая из её кружевного белья свёрток с лунарисом, я всё-таки сдержался и не облапал соблазнительную грудь. А мне пиздец как хотелось! Но не в моих правилах пользоваться бессознательным состоянием девушки. Сделаю это, когда она будет в сознании… и не только это. Так и не развернув свёрток с травой, я кинул его на тлеющие угли и, глядя на то, как медленно горит отрава, представил себе взбешённую поутру принцессу. Но, как оказалось, до утра ещё нужно дожить.***
Пережить ночь в смертоносном болоте — дело не из лёгких. Температура воздуха понижалась с немыслимой скоростью. И если изначально я переживал, как буду спать на тонкой ветке, по-рыцарски уступив Амайе её хлипкое ложе, то теперь ни о каком сне не было и речи. Я с завидной регулярностью каждые несколько минут проверял частоту пульса девчонки, мысленно проклиная себя за то, что не отговорил её от грёз. А ведь, сука, мог! Мог! Но мне, блять, показалось, что проще отобрать у фурии лунарис, когда она будет без сознания. Трус! Какой же я трус! Из-за того, что я не хотел в очередной раз ругаться с ней, теперь сижу и думаю, как согреть едва дышащую Амайю. Сейчас около трёх ночи, а температура воздуха примерно минус пятнадцать градусов по Цельсию. И она неумолимо понижается, как и частота пульса обкуренной засранки. В безуспешных попытках отогреть полуживую Амайю снял с себя всё, кроме трусов, и укрыл вещами. К четырём утра я был уже не в силах нащупать пульс девушки и постоянно прислушивался к её слабому сердцебиению, прильнув к грудной клетке ухом. А сердце… будто нарочно билось всё медленнее и медленнее. Сука-а-а… Грёбаный лунарис! Ну уж нет, принцесса эльфов, командир боевого отряда и невеста братца-извращенца по совместительству! Так просто тебе от меня не избавиться! С этими мыслями я забрался под плащи и вещи, которыми была укрыта бездыханная эльфийка. Как жаль, что мы не смогли взять с собой хотя бы одну шкуру. Плащи из пуха чертополоха, конечно, прочные и водонепроницаемые, но греют они чисто символически. Бережно повернув Амайю на бок, накинул на неё связанные руки, крепко обнимая и прижимаясь к ней всем телом. И мне настолько кайфово её обнимать, что даже впивающиеся в мои исхудалые бока сучки не в силах испортить запретное удовольствие. Глупышка моя, так гордилась тем, что соорудила это подобие походной койки. Да будь у меня развязаны руки, я бы ей в два раза быстрее соорудил королевскую кровать. Но нужно отдать ей должное. Она старалась. А что мне мешало взять и помочь ей? Упрямый я ослина! Может, действительно пора бы мне уже простить её? Амайя ведь имела полное право так и не только так поступить со мной — своим пленником. А я обиделся как ребёнок. Или как баба. Даже не знаю, что хуже… Амайя ещё такая молоденькая. Ей и без моих бойкотов тяжело справляться с трудностями Тартаса и своей зависимостью. Один только брак с Бурхатом чего стоит? А я ежеминутно создаю девчонке проблемы вместо того, чтобы по-мужски забыть о своей гордости и подать руку помощи. Брак с Бурхатом… Какого хуя я снова об этом вспомнил? Твою мать! Не идёт эта новость у меня из головы. Ближе к утру я всё крепче прижимал к себе ледяную Амайю, в надежде хоть немного отогреть её стремительно остывающее тело. Это должно сработать! Не то чтобы я часто так согревался на поле боя, но в экстренных ситуациях… в общем, всякое бывало. И несмотря на то, что Скайя я любил как брата, сейчас у меня компания значительно приятней. Была бы моя воля, и она — в сознании, я бы предпочёл иной способ согреться. От несбыточных мечтаний меня оторвал стеклянный взгляд Амайи, устремившийся сквозь меня. Не то чтобы я его испугался, но неприятный холодок всё же пробежался вверх по позвоночнику. Мне кажется, даже у покойников не такие безжизненные глаза, как у наркоманов. В глазах умершего навеки отпечатываются последние испытываемые им эмоции, будь-то страх, боль, ненависть, реже, но бывает и любовь. В глазах же наркомана под кайфом всегда только одна эмоция — безразличие. Это взгляд в пустоту. Будто тело опустело, и душа улетела в места, где ей лучше, где легче. Ну почему эта несносная девчонка сознательно портит мои любимые небесные омуты, делая их безжизненными? Решив, что я достаточно насмотрелся в бездну, снова потревожил Амайю и, выпустив её из объятий, прикрыл ей глаза. Ну, так-то лучше. Представлю себе, будто она просто спит… спит и видит прекрасные сны. Сны обо мне. Тепло моего тела явно помогало Амайе согреться. И как только я заметил улучшения, моя тревога за укуренную Незабудку немного отступила. Смотрю на неё в сиянии холодного лунного света и налюбоваться не могу. У принцессы приятные черты лица и чертовски обворожительная улыбка. Жаль, что она так редко улыбается. Чуть полные губы и аккуратный носик придают ей вид маленькой девочки. Нежной, хрупкой, маленькой девочки. Длинные, немного подрагивающие ресницы отбрасывают тень от света луны на точёные бледные скулы. Она такая удивительная. Всю ночь напролёт я поглаживал русые волосы девушки, которые красиво обрамляли овал лица. Я как одержимый наслаждался бархатистостью её кожи и не мог надышаться запахом моей Незабудки. От этих прикосновений мой член стоял колом и болезненно ныл от напряжения. Это даже несмотря на то, в каком она сейчас состоянии. Глухо застонал, и мой надрывный стон эхом разлетелся по всему болоту. Может, и к лучшему, что Амайя без сознания? Хорошо, что она сейчас не чувствует, как он нагло упирается ей в промежность. А то мне сейчас не до её истерик… (Jennifer Thomas — Believer) Когда из-за горизонта потихоньку начало выплывать безжалостное солнце Тартаса, Амайя так и не пришла в себя. И мне не пришло на ум ничего гениальней, кроме как скинуть её с лежанки в вонючую болотную воду. Скинул. И я уже приготовился вытаскивать её из воды, если через пару секунд сама не выплывет, но она выплыла. А после принцесса, откашлявшись и нервно вынув водоросли из своих длинных русых волос, возмущённо-вопросительно уставилась на меня. — А как иначе я должен был тебя в чувства привести? — Решил оправдаться, предупредив надвигающуюся истерику. Не сказав ни слова, Амайя укоризненно глянула на меня, отвернулась и спешно начала приводить себя в порядок. Но уже спустя пару секунд истошно завопила: — ГДЕ МОЙ ЛУНАРИС? Это ты! Ты его украл! — Бля-я-я… Ну, понеслось… Я знал, что, обнаружив пропажу, она придёт в бешенство. Но и тут Амайя меня удивила. Девушка резко смолкла на пару секунд, при этом прикрыв глаза и зажав ладони в кулачки. Ах-ре-неть! Ахренеть можно! Она явно пытается взять под контроль свои эмоции. Впервые вижу такую выдержку и самообладание у представительницы женского пола. Амайя таки успокоилась и уже сдержанней продолжила: — Мог бы просто попросить. Я не жадная. А сейчас верни мне его. — Я, конечно, пробовал курить лунарис. — Лукаво ей усмехнулся. — Кто в наши дни не пробовал? Но я не наркоман, в отличие от некоторых… И мне не нужен твой грёбаный лунарис. Оставь его себе, коль нравится убивать себя медленно. Не можешь найти его? Так он наверняка выпал в воду, когда ты упала с лежанки. Принцесса, скептически приподняв одну бровь, укоризненным тоном парировала: — Я не упала! Ты меня скинул! И что-то мне мало верится, что он вот так просто взял и вывалился. Не верит. Не удивила. Ладно, я готов зайти дальше, лишь бы убедить её, что у меня его нет. — Если ты мне не веришь — можешь меня обыскать. С этими словами я торопливо начал стягивать с себя тот единственный предмет одежды, что на мне остался. На что она, покраснев, выпалила: — НЕ СМЕЙ! Не смей раздеваться передо мной. И вообще, какого хрена ты лежишь на моей кровати? Голый! Хм… Стесняется? Какая же она всё-таки девочка. Послушавшись её просьбы, замер и с самодовольной ухмылкой ответил на поставленный вопрос: — Не люблю секс в одежде. Привыкай, Ами. Как же мне нравится выводить её из равновесия своими пошлыми шуточками. Именно в эти моменты, когда от неловкости ситуации у неё краснеют щёки, и она безуспешно пытается спрятать свой растерянный взгляд, — именно в эти секунды Амайя выглядит такой настоящей. Без бетонной стены своего самоконтроля и дворцовых манер приличия. Просто такая, как есть, — искренняя. Похоже, так и не поверив, что ночью между нами что-то было, Амайя ехидно уточнила: — Так значит, всё-таки встал на наркоманку? Демонстративно оглядев болото, тягостно вздохнул. — К сожалению, выбор был невелик. Пришлось брать, что есть. Прищурилась и, глядя мне прямо в душу, с максимальным омерзением, на которое только была способна, прошипела: — Урод! — А ты ничего не помнишь? Жаль… жаль. Ну, ничего… — Я решил играть свою партию до последнего и, прислонив свои связанные руки к груди, торжественно произнёс: — Обещаю, что в следующий раз ты будешь в сознании. Но не ради тебя. Просто люблю, когда девушка тоже проявляет участие. Принцесса на грани потери своего недавно приобретённого самообладания выпалила: — Я уже всерьёз задумываюсь отрезать тебе твой… твой… — Хм-м-м… как мило. Она замялась, стесняясь вслух произнести это слово. — Твоё достоинство! Ведь ты уже ДОСТАЛ меня своими домоганиями! Я без доли сомнения, самодовольно заявил: — Режь. Он ведь тоже отрастёт. Нет, меня просто поражает скорость смены её настроения. Только что она, едва сдерживаясь, злилась на меня, а уже сейчас, не сдержав игривую улыбку, заинтересованно спросила: — А что, уже пробовали? Небось, отрос на пару сантиметров длиннее предыдущей версии. Раз ты ни на секунду не напрягся. Я заулыбался в ответ. Невероятно глупо, но так душевно мы улыбались друг другу в течение пары минут. Амайя изо всех сил старалась убрать со своего лица очаровательную улыбку, но у неё это так и не вышло. В эти минуты мы оба забыли, кем мы являемся и где находимся. Мы были просто мужчиной и женщиной, которых с силой планетарной гравитации тянет друг к другу, и мы не в силах с этим что-либо сделать. Как бы я хотел, чтобы это мгновение длилось вечно. Но всему на этом свете приходит конец. От нашей идиллии остались лишь томные воспоминания, когда Амайя, на секунду задумавшись, посерьёзнела и безапелляционным тоном произнесла: — Ты все врёшь! Не было у нас ничего! И с этими словами командир боевого отряда эльфов, принцесса эльфийского королевства, дочь Малфаста Мелиана с трудом втиснула свою правую руку к себе в узкие штаны и, тягостно пыхтя, начала там шарить. А после удовлетворённо и с облегчением вынула руку и, улыбаясь, с гордостью заявила: — Точно врёшь, крылатый! Но я тебя прощаю. Это что, блять, ещё за способ такой проверки… а проверки чего? Как, блять, засунув руку к себе в штаны, а, возможно, и в трусы, можно узнать, насиловали ли тебя ночью? Я, ошарашенный её, мягко говоря, странным поведением, запинаясь, произнёс: — Нда-а-а… Незабудка. Занятный у тебя, однако, способ проверки нашёлся… Она так и не дала мне договорить, перебив, деловито приказала: — Одевайся, и пойдём уже. Мне не понравилось ночевать в болоте. Нам нужно убираться отсюда поскорее. Дожил! Теперь я, блять, слушаюсь приказов эльфийки! ЖЕНЩИНЫ! Пизде-е-ец…***
(The Rogue Pianist — Hurricane) Из болота мы выбрались к обеду. Гораздо быстрее, чем я предполагал. Ведь я не ожидал, что, несмотря на своё плохое самочувствие, Амайя сможет так быстро продвигаться вперёд. Нда-а-а… Херовило принцессу не по-детски. Она то бледнела, быстро хватаясь за всё, что её окружало, то останавливалась на пару минут, облокотившись об очередное дерево и, закрыв глаза, часто и поверхностно дышала. Пройдя ещё часа два теперь уже по безжизненной пустыне, мы набрели на кристально чистое озеро с впадающим в него водопадом. Увидев посреди зноя Тартаса спасительный оазис чистой прохладной воды, Амайя истерично расхохоталась от счастья. Понимаю. В этом я её прекрасно понимаю. Я тоже был до усрачки рад доплестись до берега озера и с облегчением снять с себя сумку и рюкзак. Скинув груз, я, до безумия голодный и уставший, обернулся посмотреть на тяжело дышащую Амайю. А она… эта чертовка с нескрываемым ликованием на лице красноречиво, глядя мне в глаза, демонстративно, так, чтобы я это заметил, снова суёт руку к себе в штаны. И спустя уже пару секунд с вызовом во взгляде вытаскивает оттуда ладонь, на которой лежит маленький сверток. Сверток лунариса! Довольная собой девица с ехидной усмешкой произнесла: — Если бы ты, как заявляешь, полез ко мне в трусы, ты бы и этот лунарис нашёл. Значит, смелости хватило только грудь облапать? Вот же… кто? Наркоманка? Да! Только наркоманы имеют нычки с травой где угодно, и даже в трусах! И подумала же, куда я действительно не полезу. Надо было всю её обыскать. ВСЮ! Какой же я долбаёб… — Каюсь, зря в трусы не полез. В следующий раз исправлюсь. Я просто не предполагал масштабов твоих проблем с наркотой. Учту. Не обращая внимания на укоры, Амайя лукаво взглянула на меня, аккуратно разворачивая свёрток подрагивающими пальчиками, и с откровенной издёвкой произнесла: — Он немного промок, — Она демонстративно огляделась вокруг и, стараясь спародировать мой голос, продолжила, — Но, к сожалению, выбор у меня не велик. Придётся брать и курить, что есть. Это она меня цитирует? Та-а-а-к… с меня хватит! Резко подорвался в сторону оборзевшей принцессы. Но ей всё же удалось отступить на пару шагов назад, прежде чем я догнал её и свалил на землю, навалившись своим телом сверху. Амайя сдавленно прошептала пропавшим голосом: — Слезь с меня, подон… Не договорив фразу до конца, девушка, закусив губу, глухо застонала, будто я ей больно сделал, будто я вешу тонну. Не уж-то она не в состоянии и пару секунд выдержать мой вес? И как вообще эти нежные эльфы сексом занимаются? Стоя? Не обращая внимания на странное поведение девицы, я вырвал из её руки последний свёрток лунариса. А затем, резво поднявшись на ноги, рассыпал его в воды озера. И без того влажная трава намокла окончательно и погрузилась на дно. Убедившись, что теперь-то лунариса точно больше нет, я подошёл к Амайе и присел рядом с ней на корточки, в недоумении вглядываясь в измождённое лицо девушки. А она, продолжая лежать на сухой земле, лишь сдавленно прерывисто дышала, держась руками за грудную клетку. Глаза моей Незабудки были наполнены слезами. На длинных ресницах дрожали огромные прозрачные капли. И она даже не встала посмотреть, что я сделаю с её драгоценным лунарисом… Да что с ней не так? Бля-я-я… Да я впервые вижу такую реакцию наркомана на то, что у него отобрали наркоту. Логичней было бы, если бы Амайя сейчас кинулась на меня с кулаками или скатилась в истерику. Но чтобы валяться на земле, отрешённо глядя в небеса и держась за сердце… Судя по её абсурдному поведению, у неё похоже… хм-м-м, душа болит за свой любимый лунарис. Вот дура! Предвкушаю, что меня ждёт, когда у зависимой начнётся ломка. Ну да ладно. Мы ведь в аду… справлюсь. Поглощённый своими раздумьями, я непроизвольно погладил Амайю по русым локонам, а потом и по щеке. На что девушка обиженно отдёрнула голову в сторону и, кряхтя, словно старушка, очень долго поднималась на ноги. Да сколько же ей лет? Ведёт себя, словно разваливающаяся старушенция, которой давно за тысячу перевалило. Спустя пару минут философского и абсолютно бесполезного разглядывания места затопления её незаменимого лунариса Амайя, повернувшись ко мне, удручённо произнесла: — Я сейчас развяжу тебе руки. Но это только для того, чтобы ты снял с себя одежду и постирал её. Я, конечно, могла бы оставить всё, как есть… Вот только я не собираюсь весь оставшийся путь терпеть от тебя смердяк болотной вони. Так что, будь добр, веди себя смирно. Свершилось! Наконец «моя хозяйка» развяжет мне руки. Я многозначительно заулыбался со словами: — Обещаю вести себя прилично. По крайней мере, я постараюсь. Но, коль ты решила зайти в воду, вынужден предупредить тебя, что в этом озере есть специфические водоросли ксантофиты. Они любят питаться всем, что сделано из пуха чертополоха. Как только водоросли почуют, из чего сделана наша одежда, утащат нас на дно. Так что, если мы будем купаться, лучше нам делать это голыми. Амайя, с ироничной издёвкой исковеркав всё, что я только что сказал, уточнила: — Водоросли. Почуют. И утащат на дно. Водоросли?! И поэтому я должна перед тобой раздеться догола? И, по-твоему, это у меня проблемы с наркотиками? Похоже, ты так и не выкинул лунарис в воду, а скурил всё сам втихушку. Вдоволь поиздевавшись над моими словами, принцесса нехотя подошла ко мне с кинжалом в руках и, опасливо взглянув на меня своими небесными омутами, что-то неразборчиво прошептала. А после разрезала верёвки на моих руках. К чему был этот недоверчивый взгляд? Неужели боится меня? С облегчением растирая натёртые веревками запястья, я попытался её успокоить. — Не бойся, Незабудка. Как ты уже успела заметить, насиловать — не мой конёк. Но ты права, что опасаешься. Эти руки могут сделать такое, что ты и сама мне дашь. Обольстительно заулыбался ей, а она, демонстративно вскинув голову и руки к небу, громко взмолилась: — О Господи, пощади мои уши… Прошу тебя! — Опустив руки и переведя на меня скептический взгляд, продолжила: — Верю, Рэнн! Верю! Я тебе верю, что ты Бог секса. Только прекрати уже хвастать своим достоинством, будто ты являешься представителем Свидетелей Иеговы и непрерывно вербуешь меня. Ну сколько можно?! А она ведь права. Что-то я зачастил с пошлыми шуточками, которые, кстати, совершенно на неё не действуют. Ладно, буду совращать иначе. Так ничего ей и не ответив, я с обаятельной ухмылочкой начал раздеваться, периодически поглядывая на Амайю. Она, стесняясь и не зная, куда спрятать свой девичий взгляд, стянула с себя штаны и принялась их полоскать. Ну же, Незабудка. К чему все эти прелюдии? Сними ты уже с себя эту майку! Конечно, навряд ли ты послушаешься меня и снимешь ещё и бельё. Но, на худой конец, я готов и в белье на тебя пялиться. Я снял с себя всю верхнюю одежду и, постирав её, начал стягивать трусы. И тут Амайя гневно завопила на меня: — Не смей снимать с себя трусы! Нудист ты хренов! — А в чём, собственно, проблема, Незабудка? Боишься, что не сдержишься и накинешься на меня? Сощурив голубые очи, ехидно парировала мне: — Боюсь получить психологическую травму, которую ни один психолог потом не вылечит. НЕ СМЕЙ! — Я не шутил насчёт водорослей. В озеро действительно опасно заходить даже по колено, не сняв одежду. Амайя, явно не веря моим словам, с издёвкой произнесла: — Да ты не бойся. Если вдруг водоросли тебя утащат, приедет Дед Мороз на своих санях и спасёт тебя. А что? Одно мифическое существо спасёт от другого… — Немного посмеявшись, она уже более серьёзно поинтересовалась у меня: — Я тебе, что, человек? Это только глупые люди способны верить в подобную ахинею типа Зубной Феи, пенсионного фонда, выборности власти и прочих несуществующих вещей. И вообще, отвернись! Не пялься на меня, не то глаза тебе выколю. Не верит. Она мне не верит. Ну и хрен с ней. Главное, чтобы сама глубоко не заходила. А я… я быстренько искупнусь и обратно. С этими мыслями я, так и не сняв с себя трусы — ведь только чёрт ведает, на что способна эта женщина, — с головой нырнул в кристально-чистую воду озера и отплыл от берега поближе к водопаду. Так как только под водопадом вода освежающе прохладная, вода, которая бодрит, возвращая силы. И только было я собрался плыть обратно как — ВОДОРОСЛИ. Сука-а-а… Они мёртвой хваткой вцепились своими отростками в мои трусы, при этом стянув их настолько, что я не смог из них выбраться. И потащили на дно. Ахуенчик! Какого хрена я не взял с собой кинжал? Знал же про опасность. Ага, кто бы мне его дал? Амайя всего лишь руки мне развязывала, глядя на меня, как на преступника-рецидивиста. Дала бы она мне нож… (Future Heroes — Into The Darkness) И что, блять, мне теперь делать? Я неумолимо погружаюсь на дно, а воздуха в лёгких хватит от силы на минуту. Немного запаниковав — да, демоны тоже паникуют, — я всё же взял себя в руки и принялся отчаянно снимать с себя трусы. Сука-а-а! Не получается! Ксантофиты слишком сильно стянули их на мне. И какого чёрта пух чертополоха такой крепкий?! Словно бронированный! Бесполезно брыкаясь и безуспешно пытаясь найти выход из ситуации, я ударился спиной о дно. Ахуеть! Приплыли! Но, как оказалось, ещё не до конца. Удерживая меня на дне без кислорода, беспощадные водоросли не остановились на достигнутом. Теперь они пытались утащить меня в песок. Воздух в моих лёгких был на исходе, и в голове промелькнула мысль: я сейчас реально могу утонуть. Нет, я, конечно, не умру, если кто-нибудь вовремя достанет меня из воды и откачает — хвала моей регенерации. Но кто, блять, меня спасёт, у чёрта на куличиках ценой риска для собственной жизни? Верно, Рэнн. Никто. С прискорбием подумав о бессмысленности собственной жизни, в которой я никому нахрен не сдался, меня вдруг переклинило, и я понял… понял, что нихуя! Я, блять, из принципа не сдохну! Не на того напали! Я с ещё большей яростью принялся стягивать с себя трусы. С невообразимой болью в лёгких из моего рта вырвались последние пузыри воздуха. А ткань, сука, ни в какую не поддаётся. И нахрена я вообще послушал женщину? Продолжая безуспешно рвать на себе трусы, я заметил плывущую ко мне Амайю. Нет! Нет! Нет! Блядство! Ты что творишь, дура?! Совсем обезумела? Плывёт ко мне с кинжалом в зубах и в одежде… В ОДЕЖДЕ, БЛЯТЬ! Она сумасшедшая! Ещё более сумасшедшая, чем я! Какого хера она не разделась, раз убедилась, что я не врал про водоросли? Воздух… мой воздух… сука, его больше нет. Смотрю на неё сквозь толщу воды, а она, взяв кинжал в правую руку и левой схватив меня за шею, ободряюще улыбнулась мне. Моя Амайя, она пришла за мной. И, несмотря на эту радостную новость, сейчас я её яро ненавижу! Как только посмела рисковать собой ради меня — пленника? Что творится в голове этой девчонки? Ей удалось. Амайя разрезала на мне трусы, и я, со всей силы оттолкнувшись от дна ногами, спустя пару секунд всплыл на поверхность. А она… она — нет. Пытаясь отдышаться, как одержимый заметался по сторонам, ища возле себя свою спасительницу и, не найдя её, снова нырнул. Проклятые водоросли схватили Амайю за майку, которая обтянула и, очевидно, до боли сжала её торс. А она… она с кинжалом в руках и гримасой боли на лице отрешённо глядела на меня. Чего она ждёт? Какого хера не режет на себе ткань? Всплыл за очередной порцией кислорода, горько осознав, что Амайя в этот момент не дышит. И я нырнул. Нырнул за ней. Я почти доплыл до неё, когда заметил, как Ами абсолютно бесстрашно переводит свой умиротворённый взгляд то на меня, то на пузыри воздуха, вырывающиеся из её рта, то снова на меня. Подплыв к девчонке ещё ближе, потянулся к её руке за кинжалом, на что она специально — СПЕЦИАЛЬНО, блять — выпустила его из ладони, и кинжал пошёл на дно. Что она творит? Что, блять, эта дура сейчас творит? В поисках ответов на свои вопросы я, заглянув ей в глаза, протянул к ней руку. Ну же, Ами, хватайся за меня! Давай! А она… она, бля-я-я… Убью её! Вот специально для этого достану её из-под воды и убью! Она с обречённым выражением лица, без доли сожаления смотря мне прямо в глаза, спрятала обе руки за свою спину и, слегка приоткрыв рот, выпустила последний воздух. Сука! Сука! СУКА! Она сдалась! Моя Незабудка вот так просто сдалась! Да у неё не с наркотой проблемы, а с психикой! Она и раньше не шибко за жизнь цеплялась… я давно это заметил, но не придал этому должного значения… похоже, зря. Я ещё раз всплыл на поверхность за порцией кислорода и нырнул. Но на этот раз уже до дна, и, захваченный паникой, пытался как можно скорее отыскать кинжал. А найдя его, быстро разрезал майку, сжимающую грудную клетку уже бездыханной Амайи. Как мне удалось доплыть до суши и вытащить Амайю на берег, помню словно в тумане. Знаю лишь то, что, когда плыл, в голове непрерывно повторялась лишь одна мысль: только бы жила, только бы жила, только бы жила… Я готов отдать всё что угодно, свою жизнь, только бы она жила! Дрожащими и непослушными руками вытащил девушку на берег и уже собрался делать ей искусственное дыхание, как ахуел. У неё… её рёбра… Блядство! Четыре нижних, по два с каждой стороны, они… они были сломаны. От увиденного оцепенел. Смотреть на её бездыханное тело оказалось самым страшным, что я пережил в своей жизни. Настолько невыносимым, что мне хотелось разорвать себе грудь и вырвать сердце, лишь бы оно не сжималось от невыносимой боли. Доли секунд у меня ушло на то, чтобы я вышел из ступора и начал действовать. Её нужно срочно откачать. Всё остальное потом. Стараясь не доломать Амайе оставшиеся целые рёбра, я перевернул её лицом к земле и подставил ей под живот своё колено. Должно сработать. Должно, блять! Несколько раз надавил коленом посильнее, и получилось. Амайя начала кашлять водой, судорожно выплёвывая всё содержимое своих лёгких. А меня… меня насквозь пронзил страх за её жизнь и ужас от того, что я мог её потерять. Вот так просто, за пару минут потерять её. И тысячи, миллионы вопросов в моей голове… Какого хера тут происходит? Гематомы… обширные гематомы, они расползлись по всей её грудной клетке. Но как? Как, блять?! Когда?! Это не водоросли. Это точно не водоросли! Может, они всё усугубили, но рёбра явно были сломаны намного раньше. Как? Когда? Кем? И тут меня осенило, да с такой силой, словно молнией прошибло от макушки до самых пят. Когда мы упали с неба. Сука-а-а… Именно тогда она проболталась, что у неё болят рёбра. Какого, блять, хера она молчала? Какого, твою мать? И тут удушающий меня пазл сошёлся в голове. Вот почему Амайя потеряла сознание в болоте, вот почему она упала на переправе и полетела в реку, вот почему сегодня она едва держалась на ногах, и вот почему она валялась на земле, корчась от боли, когда я, дебил, навалился на неё всем своим весом. Блядство! Какой же я долбаёб! Я сам себя не узнаю. Не могу уберечь одну девчонку. Мою, мою, блядь, девчонку! Даже этот остроухий её Кирион, и то лучше меня справлялся! Сердце больно сжалось в ненависти и презрении к самому себе. Но, помимо этой боли, была и другая боль. Всё, как огромный ком, навалилось в один миг. Нет, это не ком. Это, блять, я, слепой дебил — прозрел! Если раньше я и сомневался, то теперь я знал наверняка — у меня всё-таки есть душа. И осознал я это, когда она загорелась, словно ядом облитая от понимания, что она — Амайя — сама бросила кинжал и убрала свои руки за спину, тем самым капитулируя и не желая больше бороться, жить. Я, сука, знал, что ей тяжело! Знал, когда даже её ещё не знал, когда только получал задание. Но я не предполагал, что настолько… что она сдастся. Как только стоящая на четвереньках, трясущаяся Амайя откашлялась, она устало осела на землю. А я… я в бешенстве схватил её хрупкие плечи и начал трясти, при этом надрывно, во весь голос крича: — Какого хера ты творишь?! Почему нырнула за мной?! В одежде! Почему выкинула кинжал и не подала мне руку?! — Меня понесло-о-о-о… А она смотрит на меня таким испуганным и затравленным взглядом. Но остановиться я был уже не в силах. Не переставая трясти её, я всё продолжал: — Ты что вздумала?! Утонуть?! Думаешь, это выход?! Наркотики уже не помогают?! Решила пойти дальше?! — Она, растерянно хлопая глазами, всё продолжала молчать. А я… в меня будто бес вселился. Я просто не мог себя сдержать и гневно затряс её, завопив ещё громче: — Зачем ты это сделала?! Зачем?! ГОВОРИ! ОТВЕЧАЙ МНЕ! В ответ Амайя сорвавшимся голосом навзрыд прохрипела: — Не знаю, не знаю, НЕ ЗНА-А-АЮ Я! Не знаю! — Я, ошарашенный, держа её на расстоянии вытянутых рук, в недоумении смотрел на неё. А она, глядя мне в душу родными небесными очами, подёрнутыми пеленой слёз, пропавшим голосом прошептала: — Не кричи на меня, пожалуйста. В ту секунду я полетел вниз… в бездну… к чертям… Сука! Я в ступоре смотрел на неё несколько секунд. В её глазах заблестели слезы. Они с тяжестью сорвались с длинных мокрых ресниц и слились с тысячей капель на её бледной коже. А я одним быстрым рыком притянул Амайю и, крепко прижав к себе, словно боясь, что она исчезнет, растворится, покинет меня, уткнулся лицом в мокрую макушку. Исступлённо раскачивая девушку из стороны в сторону и поглаживая подрагивающей рукой по её мокрым блестящим волосам, я на одном дыхании, шёпотом затараторил: — Прости… прости меня. Прости меня, пожалуйста. Я просто очень испугался за тебя. Испугался, что почти потерял. — Очевидно, переизбыток эмоций был не только у меня, так как моя Незабудка, уткнувшись лицом мне в грудь, обняла трясущимися ледяными руками. Она тоже испугалась. — Всё хорошо, Ами. Сейчас уже всё хорошо. Я рядом. Я всегда буду рядом. Я ведь обещал… помнишь? Она молча закивала. Так мы просидели долго. Не знаю, сколько, но время будто остановилось для нас. Я жадно наслаждался её объятиями, а она тихо прошептала: — Рэнн, отпусти… отпусти меня. Мне больно! Рёбра… болят. Ах, да… ещё и рёбра. В миг отпрянул от исхудалого тельца, и она, убрав прилипшие пряди волос с бледных щёк, подняла ко мне лицо. Наши взгляды встретились, и я… я просто не сдержался. Я поцеловал её. А она, м-м-м… Амайя не сопротивлялась. Она ответила на мой поцелуй. Ахуеть можно! Что это? Снисхождение? Благодарность? Или… или настоящее желание меня целовать? Я не знаю. Вот теперь уже я из нас двоих ни хрена не знаю! Знаю лишь, что это был пылкий, голодный поцелуй. Её нежные губы двигались в такт моим. Хотя какой там, нахрен, такт? Так хаотично и жадно я ещё никогда не целовался. Хотя, нет. Было! Было, когда после нашего падения она меня поцеловала, и когда около реки… только с ней и было. Похоже, с Амайей невозможно по-другому. Я, не веря в происходящее, еле сдерживался, чтобы не сорваться и не сжать её в объятиях сильнее, а после взять прямо здесь, на живописном берегу кристально чистого озера. И я бы хотел, чтобы этот поцелуй длился вечно, но Амайя отпрянула от меня со словами: — Спасибо тебе за то, что вытащил меня. Спасибо? И это всё? Просто, блять, спасибо? Ни тебе объяснений, какого хера она хотела утонуть. Ни рассказа, почему молчала про рёбра. Амайя старательно делала невозмутимый вид, будто это не она только что ответила на мой поцелуй. А я онемел от молниеносной смены её настроения и, в недоумении раскрыв рот, уставился на неё. — Перестань пялиться на моё бельё. — С игривой ухмылкой глянула в область моего паха, на мой стояк. — И сам прикройся. Ну, вот и закончилась минутка слабости хрупкой Незабудки, и к нам вернулась бесстрашная и безжалостная командир эльфийского отряда, Амайя Мелиан! — Тебе нечего стесняться, Ами. Ничего нового я у тебя не увидел… — О Господи, какая честь-то! Я удостоилась оценки самого Рэнна… как там твоя фамилия? А, знаешь, не важно. Я удостоилась оценки от собственного пленника, вполне возможно — в скором времени мёртвого пленника. И как же мне теперь с этим жить? Ведь моя жизнь утратила смысл из-за того, что тебе не понравилась моя грудь… — Я не… — Су-ука, как же с ней сложно.— Не это имел ввиду. Мне очень даже нравится твоя грудь. Я просто хотел сказать, что я и без белья уже успел всё разглядеть, когда ты, накачавшись, умирала в палатке. Жжёт… печёт и жжёт моя щека от тяжеленной пощёчины принцессы. И за что, блять? За правду? Она прытко вскочила, безуспешно прикрывая руками то, что не скрывало сексуальное кружевное бельё изумрудного цвета, и второпях принялась одеваться. Я тоже. И так как запасных трусов у меня с собой не нашлось, пришлось надеть штаны на голое тело. Я уже натянул на себя майку и заканчивал зашнуровывать ботинки, как прыснул со смеха, заметив краем глаза, что Амайя, не найдя замену своей майке, надела плащ из пуха чертополоха. Не, ну просто оборжаться… в зное Тартаса, в шестьдесят градусов жары она вздумала идти в плаще? Ну-ну… Мне прямо интересно на это полюбоваться. Одевшись и наглухо застегнув свой плащ, Амайя подошла ко мне с верёвкой и приказала: — Вытяни руки. — Да ладно тебе… Может, хватит этого цирка, Амайя? Не, ну серьёзно, что я тебе сделаю с развязанными руками? Изнасилую? Так у меня был шанс, и не один. Убью? По-моему, я тебе не раз доказал, что готов жизнь свою отдать ради тебя. Давай вести себя, как взрослые демоны. То есть, существа… — Давай. Я-то уже давно жду, когда ты перестанешь вести себя, словно озабоченный подросток. — Усмехнулся на её слова, а она безапелляционно приказала: — Руки! Связывая мои запястья грубой колючей верёвкой, принцесса явно была чем-то расстроена и встревожена. В чём, интересно, дело? Заканчивая делать очередной узел, она, приподняв голову и лукаво взглянув мне в глаза, произнесла: — Ну, коль ты вопреки моим предостережениям всё же нагло пялился на меня, теперь я, как и обещала, вынуждена выколоть тебе глаза. — От услышанного у меня мгновенно перехватило дыхание. — А что? Кишочки я тебе вырезала, сердце в руках держала, что ещё я отрезала? Ах, да! Язык. Ну, вот очередь и до глаз дошла. — Она, схватив свой кинжал, ловко прокрутила его в руке. — С какого начинать? И тут мне поплохело. Мгновенно ощутил, как от лица отхлынула кровь, а в кончиках пальцев забегали неприятные мурашки. Да… да как же так? Без языка ещё ладно, но без глаз? В Тартасе? Знал же, что она не в себе. Надо было вообще с закрытыми глазами её спасать. Сумасшедшая эльфийка! Я отчётливо вспомнил свою жизнь без глаз, ту проклятую неделю, когда, помимо адской боли в глазницах, я не видел, кто в очередной раз наносит мне сокрушительные удары. И жаль, что не видел. Иначе нашёл бы каждого из этих тупоголовых орков и казнил бы их лично. Назойливые воспоминания тех кровавых пыток так и завертелись у меня перед глазами, моими здоровенькими глазами. А она… эта ведьма смотрит на меня и заливисто смеётся. Вдоволь насмеявшись надо мной, Амайя уже собиралась отходить, но в последний момент обернулась и, ободряюще похлопав меня по плечу, произнесла: — Расслабься, Рэнн. Ну нельзя же всему верить, как ребёнок? Злорадно смеясь, моя «пленительница» развернулась и ушла. А я так и остался стоять, словно вкопанный. И что это, блять, вообще было? Это у неё юмор такой? Ахуеть! Нет, я точно займусь её воспитанием.