***
Рэнн
(Future Heroes (Sound and Fury) — Redemption) С того дня, как выгнал её, она так ни разу и не приходила. Подействовало. Почти всё, что наговорил ей, было правдой. Неприятной, отвратительной, но правдой. В одном лишь соврал — в том, что не люблю. Но и это к лучшему. Пускай держится от меня подальше. Целее будет. Что я могу — закованный в стальные цепи по рукам и ногам — против больного ублюдка, что поднимает руку на женщин? Нихуяшеньки я не могу! Когда я, дурак, влюбился, стал словно слепой, и вся грёбаная миссия, как и жизнь, полетела к чертям собачьим. Ахуеть просто, как больно было разбивать ей сердце. Смотреть в родные неверящие мне глаза и закапывать заживо нас обоих. Потому, что каждое слово, сказанное мной, наносило невероятную боль и мне. Представляю, каково сейчас маленькой Незабудке. Поэтому, наверное, не приходит. Поверила, что не люблю, что всё это специально, что использовал её и манипулировал. Хуйня собачья! Так любила, значит, раз легко во всё поверила. Вон, сколько дней прошло, а она так и не пришла. Зато этот выродок — её братец —явился ко мне на следующий же день после нашего с Амайей разговора. О-о-о… Как он вовремя пожаловал. Во мне только удвоилась злость на урода, который посмел притронуться к моей женщине. И не просто притронуться. Судя по ссадинам и синякам на её лице, этот выродок хорошенько поколотил Ами. А после намеренно сделал ожог на шее. И она тоже хороша. Могла ведь щит поднять, но, нет! Гордая! Ничего. Час расплаты для самозванца Короля настал, как только он вошёл в темницу и опрометчиво отпустил свою охрану. Самоуверенный ублюдок не побоялся даже войти в клетку. Намеревался выпороть плетью, надеясь, что меня удержат ржавые стальные цепи. Ведь палачи давно сковали мою магию заклинанием, и поджарить ушлёпка не удастся. Однако никто ещё не отменял старых добрых способов расправы с врагом. Как только Бурхат подошёл настолько близко, чтобы смог до него дотянуться, я в ярости одним рывком сорвал цепи со стен. А после кинулся на ошалевшего и перепуганного ублюдка. Он не успел и опомниться, как цепи, некогда сковывающие мои руки, накинулись ему на шею. Я натягивал цепи всё сильнее и не ослабил хватку даже тогда, когда урод прошиб меня высокоразрядным электричеством. И всё бы зашибись, если бы яркий голубоватый свет разрядов не заметила охрана и не ворвалась бы на помощь эльфийскому слабаку. Как говорится в народной мудрости: если решил убить дракона, делай это с первого и единственного раза. Ибо, если он останется жить, жизни не будет тебе. Вот и я пиздец как промахнулся с первого раза. А второго такого шанса могу и тысячу лет не дождаться. Зато мести от Короля мне долго ждать не пришлось. Как только это говно, именующее себя Королём, отдышалось, сразу приказало меня истязать. И вот истязают по сей день. Доводят до полусмерти и оставляют на ночь регенерировать. Очень удобный пленник — ведь на утро всё по-новой. День сурка в эльфийской пыточной. И зашибись бы, если бы меня терзала только физическая боль. Терзала… Хм-м-м… она скорее отвлекала от мыслей, что Амайя там, с ним. Что они вместе. Блядство! Зачем? Зачем я её обидел? Этим я лишь подтолкнул Амайю к этому уроду, и нет никаких гарантий, что он не поколачивает её снова. От пыток, от адской нескончаемой боли мозги совсем не соображают. Нет! Я всё сделал правильно. Лучше пусть не злит неадекватного ушлёпка походами ко мне. А я потерплю. Я, блять, всё стерплю! Я, нахуй, у орков в плену был! Что мне эти эльфы? Слабаки; только и умеют, что резать ножом по живому да прутья втыкать в распятого на цепях пленника. Ну, ёп твою мать, никакой фантазии! Орки — и те изобретательней были. Или это у эльфов план такой: изморить меня скукой и однообразием? Ненавижу! Я их всех ненавижу! Ушастые прихвостни ублюдка, и хоть бы один защитил принцессу. Сука, вот минуты не проходит, чтобы о ней не вспомнил. А сегодня ещё и этот ушастый заместитель принцессы пожаловал позлорадствовать. Стоял около десяти минут молча и скалился, глядя, как в меня втыкают очередной стальной прут. Злорадствовал, но так и не ответил на единственный вопрос: «Она в порядке?». Сучий потрох! Он, конечно, говнюк, но Амайю в обиду не даст, если рядом будет, конечно.***
(Palaraga — Life Without Heart, Pt. 2) Изнурительные пытки длились весь день без перерыва на обед. Эти ушастые совсем не питаются — ещё в походе это заметил. А ближе к вечеру, когда сил во мне осталось ровно столько, чтобы буквально не переставать дышать, появилась она. Вбежала — вся взлохмаченная, бледная, как лепнина на потолке — и выгнала всех, кто находился в темнице: палачей, охрану. Всех. Замерла перед клеткой, глядя на меня и оценивая состояние. А в глазах ужас и бесконечное количество жалости. Нет! Только не эта хуйня! Что угодно, но только не жалость, да ещё и от неё. — Пошла вон! — Собрал последние силы и уже громче: — Видеть тебя не хочу! Открыла рот в изумлении от моей наглости. Небось, думала: буду молить о спасении. — А тебя никто и не спрашивает, чего ты там хочешь. Ты здесь пленник. Забыл? Вот упрямая. Говорит так холодно. Значит, всё-таки поверила, что не люблю её. Зашла ко мне в клетку и, медленно обойдя, выругалась матом, увидев истерзанную спину. Моя Незабудка матерится? Нда-а-а… Я отвратительно на неё влияю. Провела своей нежной ладонью по тем местам, из которых не торчали штыри. Хочет исцелить меня? Нихуя-я-я… Я так просто не дамся. Ухватился руками за цепи, на которых был подвешен с самого утра, и резко дёрнулся вперёд. — Проваливай отсюда! И не прикасайся ко мне! — Ты посмотри, какими мы нежными стали… — язвительно донеслось из-за спины. — Не ты ли весь Тартас заклинал меня потрогать тебя? Схватилась за прут, торчащий из поясницы, и резким движением безжалостно выдернула его. Нихуясе! Ни тебе предупреждений, ни простого «потерпи». Садистка! Несмотря на нестерпимую боль, я не издал ни звука, прекрасно понимая, что стоит мне лишь пикнуть, как охрана, если не сам Бурхат, примчится на спасение принцессы. В агонии адской боли запрокинул голову назад и шёпотом хорошенько выругался, втягивая зловонный воздух темницы через рот. Амайя приложила ладонь к месту кровоточащей раны и начала её исцелять. В очередной раз в знак протеста дёрнулся вперёд, повисая на цепях и уклоняясь от её ласковых рук. — Амайя, уйди сейчас же. Я тебе уже всё сказал. Я не люблю тебя, просто использовал. Поэтому не стоит сейчас здесь геройствовать. — Использовал, значит? И как же? Мне интересно узнать. — Безжалостно выдёргивает из меня прутья один за другим, не давая в промежутках вдохнуть, и со звоном швыряет их на бетонный пол темницы. Разозлилась. Понимаю. Есть, на что. — Сексом со мной занимался? Так, помнится мне, я не сильно страдала во время нашей близости. Это ещё надо посмотреть, кто кого использовал. Сама бесится и меня взбесила. Не, ну это же надо быть такой упёртой? Мне, что, её открытым матом послать, чтобы до неё дошло наконец и она убралась отсюда? Ладно… ЛАДНО! Попробуем по-другому. — Однако я добрался-таки до Аваллона. Ты жива и даже намерена уговорить брата заключить военный союз с Виланом. Если посмотреть с этой стороны, я безукоризненно выполнил все приказы своего Короля и ещё, как бонус, потрахался с принцессой Арнорда. Специально назвал её так официально, чтобы задеть посильнее. И, может, хоть сейчас она уберётся из темницы, пока сюда не пожаловал её братец. Охрана наверняка уже донесла ему, что здесь происходит. Пока я тут переживал за её задницу, она намеренно надавила на стальной штырь в спине, и он проткнул меня насквозь. Ебануться можно от жгучей пронзительной боли! Вот же стерва! Ахереть — характер! Демонстративно наигранно произнесла: «Ой… я случайно» — и, обойдя, встала передо мной, злорадно улыбаясь. Неотрывно и нагло глядя мне прямо в глаза, сквозь зубы процедила: «С принцессой Арнорда, значит, трахался…», — схватилась за штырь, торчащий из моей груди и медленно вытянула. Как только он со звоном упал на пол, я с облегчением выдохнул, а она ехидно улыбнулась. — Слушай, демон, а спереди вытаскивать штыри намного интереснее. Так я могу лицезреть на твоём лице гримасу боли. Хм-м-м… — Игриво прошлась пальчиками по моему израненному торсу. — Может, мне и остальные вытаскивать подобным образом? Сначала протыкая тебя насквозь, а после, медленно и хорошо поковырявшись, вынимать их. А что? Неплохая идея. Девушка, которая безумно любит тебя, наверняка бы не стерпела воочию видеть твои страдания. У неё попросту разорвалось бы сердце. Как ты думаешь, как поступит принцесса Арнорда, которую ты трахал? С вызовом, но молча посмотрел ей в глаза. Нет. Ничего не скажу. Пускай сама решает. Смотрит на меня своими ведьмовскими голубыми очами и завораживает. А секундой спустя вернулась за спину и продолжила выдёргивать из меня прутья. И, может, я сумасшедший или уже в больном бреду, но мне показалось, что теперь она делала это более осторожно, стараясь не причинить мне боли. Любит. Всё ещё любит. От осознания этого адреналин хлынул в кровь и у меня появились силы стойко выдержать мучения до конца, до последнего ржавого штыря. Всё это время я, как полный дурак, счастливо скалился так, что мышцы лица онемели, а боль отступила на второй план. Моя Амайя. Она — моя личная анестезия. Она — моё всё. Как только Незабудка вытащила из меня все железяки, принялась исцелять оставленные ими увечья. Её нежные тёплые ладошки поочерёдно переходили от раны к ране, пока не залечили всю спину. И как я ни сопротивлялся, ссылаясь на скорую демоническую регенерацию, мою упрямую Ами было не остановить. Явно вымотанная исцелением, уставшая, но такая прекрасная Незабудка обошла меня кругом и, оглядев внимательным, заботливым взглядом, убедилась, что исцелять больше нечего. Все следы побоев, оставленные палачами, быстро затянулись от демонической регенерации, а, может, от осознания, что мои чувства к ней взаимны. Не знаю. Знаю лишь, что, когда она рядом, я готов горы крушить, готов войну развязать, готов на всё, что угодно, лишь бы она была в безопасности. Амайя вымыла окровавленные руки в воде, принесённой в жестяном ведре на случай, если я во время пыток отключусь раньше времени. И уже вымытая села передо мной на лавку около решетки клетки. — И давно тебя так пытают? Нихуясе… А она не в курсе? Вот тебе и на… — Разве это имеет значение? Вскинула голову и громко выпалила: — Имеет! Ну, раз имеет, почему бы и не сказать? Тем более, если не скажу, она начнёт расспрашивать охрану, а та с радостью сообщит, за что пытают. Об этом ей знать необязательно. — С того дня, как мы виделись в последний раз. — За что? Ну, вот. И что сейчас делать? Снова лгать. Ненавижу ложь! Ненавижу лгать ЕЙ! Надо. А иначе она меня возненавидит. Я не могу её потерять. Не сейчас, когда только обрёл. — В смысле: за что? Наверное, потому, что я пленник. Постарался съехидничать как можно естественней, и она поверила. Амайя поникла и уставшим, родным голосом произнесла: — Ты же не думаешь, что это я приказала… Перебил её. Не хватало ещё, чтобы она себя винила. — НЕТ! Я так не думаю. Это всё твой ревнивый будущий муж. Молчит. Знает, что прав. Почему не уходит? Исцелила ведь уже. Чего она ждёт? Сидит, облокотившись о решётку, и смотрит проницательным взглядом. Будто силится прочесть мои мысли. Ну, заебись! Помолчим. Уже спустя пару минут игры в гляделки первая прервала молчание. — Ещё не передумал о моём предложении бежать? Демонстративно кинула взгляд на пыточный стол и цепи, в которые я закован. Побег? Нет, я просто мечтаю загнуться в этой темнице! У меня, конечно, не такой приказ от Вилана, но побег звучит очень заманчиво. А что? Мне главное приказ выполнить, а как — это ведь уже моё дело? Ну, тогда точно побег. — Передумал. Если это означает, что больше не увижу тебя, я готов бежать. Подействовало. Разозлилась наконец. Щёки зарумянились, глаза заискрились яростью, задышала часто-часто и вцепилась обеими руками в лавку, на которой сидит. — Отлично! Скатертью дорога! — Вскочила, собравшись уходить, но зашаталась и схватилась за решётку. Похоже: она ещё не до конца окрепла после того проклятого похода. Дышит прерывисто, глядя себе под ноги, но продолжает язвить: — Хотя в твоём случае желаю лётной погоды. Хм-м-м… Погоды? Вот засранка! Саму херовит, но до последнего держится, делая вид, что всё у неё в порядке. Не будь я закован… Блядство. Как же мне осточертело быть таким беспомощным и не в состоянии защитить свою любимую! Сначала через весь Тартас без крыльев, что в военное время само по себе сродни самоубийству. А теперь я, блять, уже которую неделю пленник! Ну, всё! Побег, так побег. И мне должно быть наплевать, что не смогу её с собой забрать. Должно быть… Она не моя. Она принадлежит Арнорду. Я всегда это знал. Осталось только найти в себе силы сделать последний шаг, который разрушит всё, что было между нами. Но я не имею права забирать её с собой. Не имею…***
Амайя
(Audiomachine — Objects in Motion) Что с ним происходит? Сижу, смотрю ему в глаза и просто поражаюсь тому, как можно так виртуозно врать голосом и совершенно не уметь лгать глазами. Словами прогоняет, говорит, что не любит, а глазами умоляет о крупице ласки с моей стороны. Любит. Сейчас, после отрезвляющей взбучки от Офелии, гляжу на него совершенно другими глазами и под другим углом. Он действительно любит. Просто вбил себе в голову, что, если будет мне хамить, я перестану сюда наведываться. И — о чудо! — я, глупая, повелась. И, надо же, какое совпадение — его поведение резко изменилось после клейма от Бурхата. Какая же я слепая дура! Это не хамство, не оскорбления, это у Рэнна такой специфический способ уберечь меня. Всё осознаю. Всё понимаю. Но как же сложно стерпеть очередные его ядовитые слова в свой адрес. Не хочет видеть меня? Согласился на побег? Вот и отлично! Сейчас не время для драмы. Пускай убирается к чёртовой матери в свой любимый Терказар. Вскочила в решительности уйти, но меня зашатало. Что это? Неужели старые травмы дают о себе знать? Ха! Какие именно? Те, что в Тартасе приобрела? Или когда Бурхат щедро по голове надавал? Немудрено, что меня так штормит. От мыслей оторвал противный скрип стальной двери темницы и голос… Голос Бурхата. НЕТ! Только не это. — Я погляжу: вы тут вечеринку затеяли. Приватную. Без меня. Не хорошо-о-о… Ой, как нехорошо, моя будущая жёнушка. Обернулась и быстро двинулась ему навстречу, желая как можно скорее покинуть клетку Рэнна. Защёлкнув замок клетки, вручила ключи Берту, стоявшему позади Бурхата, и приказала ему выйти. А после и остальной охране. Бурхат не возражал. Странно… Он обычно без провожатых ни на шаг. Что задумал? Вот сейчас и узнаем. — Почему демона пытают? Ты ведь мне обещал. Нельзя… Мне явно не стоило устраивать семейные разборки при Рэнне, но не сдержалась. Дура! Бурхат лишь самодовольно приподнял бровь и, взяв меня за руку, произнёс: — Он тебе не рассказал? А демон-то наш — трус, оказывается. И этот трус покушался на мою жизнь. Он хотел меня задушить своими цепями. Ошарашенная известием, обернулась и перевела укоризненный взгляд на Рэнна. — Не верь ему, Амайя. Он всё врёт. Хочет настроить нас друг против друга. Это же Бурхат. Врёт? Теперь с недоверием глянула на Бурхата и отступила на шаг назад. Кому мне верить? — Я и не ожидал, что демон честно во всём сознается. У этих жалких тварей преисподней в крови заложено врать. Он хотел удушить меня цепью. — Голос Бурхата стал неестественно высоким. Не может контролировать эмоции. Странно. Это ему не свойственно. — Меня едва спасли и вырвали из его вонючих лап. Ошалевшая от рассказа Бурхата, вновь обернулась на Рэнна. — И ты ему веришь? Веришь, что он зашёл в темницу без десятка охранников и ещё осмелился зайти ко мне в клетку? И правда, сложно себе это представить. Они словно раздирают меня на части. А я не знаю, кому верить, потому что хочу обоим и сразу. Но кто-то из них явно лжёт. Увидев сомнения и метания на моём лице, Бурхат быстрым шагом подошёл к клетке и, схватившись за неё одной рукой, второй направил электрический разряд в Рэнна. Я попыталась оттянуть брата за руку, излучающую ток, и он отступил, закричав на Рэнна. — Заткни свою лживую пасть, мразь! Пыток тебе мало было? И не надейся, что я, разозлившись, так просто убью тебя. Ты у меня ещё помучаешься. Рэнн тоже в долгу не остался: начал сыпать матами и угрозами в адрес Бурхата, нервно дёргаясь на цепях. А у меня от этого хаоса снова потемнело в глазах, и я, встав между ними, истошно закричала: — ХВАТИТ! ПРЕКРАТИТЕ! ЗАМОЛЧИТЕ ОБА! На какие-то секунды шока они замолчали, а после Бурхат притянул меня к себе за талию; демон за моей спиной хрипло зарычал сквозь зубы: — Убрал от неё руки, урод! Зря он сказал. Именно это и нужно было Бурхату — найти слабое место Рэнна, поскольку на лице моего брата засияла ликующая улыбка, и он, не обращая внимания на демона, нарочито-ласково обратился ко мне: — Амайя, любимая, поцелуй будущего мужа. Я в шоке разинула рот. И хорошо, что находилась к демону спиной и не видела его наверняка гневного выражения лица. А Бурхат всё не унимался, лишь крепче сжимая меня за талию. — Ну же, любимая. Через два дня нам предстоит целый день целоваться, причём публично. Давай порепетируем. Да, он, конечно, прав. На эльфийских свадьбах молодожёны целуются много: десятки, если не сотни раз. Но там — на нашей свадьбе — не будет Рэнна. Только не при нём. А ещё: он мой брат, и я не представляю себе, как переживу эту сотню поцелуев. Переживу. Куда я денусь? Тартас пережила и это переживу, отчаянно внушая себе то, что Бурхат и правда мне не брат. Я упёрлась обеими руками в грудь Бурхата, а он воспринял мой жест как протест. В принципе, так и есть… Но всё оказалось бесполезным. Только не с ним. С Бурхатом так не выйдет. Все возражения лишь больше подстёгивают его на проявление жестокости. Он резко схватил меня за шею — прямо поверх всё еще жгущего от боли шрама, оставленного им же — и с силой притянул к себе, не оставляя права выбора. Подчинилась. Пора мне прекратить делать то, что хочется. Пора мне начать исполнять свой священный долг перед государством. Бурхат и так щедрым жестом дал мне время привыкнуть к мысли о замужестве и не приставал до этого момента. Настало время и мне пойти на уступки. Я ответила на его поцелуй. Наши языки переплетались около минуты, а мне до тошноты не хотелось: дышать, чувствовать, осознавать, что я сейчас делаю. Мне хотелось в кому, в грёзы… Что угодно, лишь бы не думать, что у меня во рту язык брата, а его рука на моей груди. Задыхаясь и прогоняя настойчивое предчувствие рвоты, старалась не думать, как больно в данный момент моему демону, что глубоко и прерывисто дышал за спиной и решёткой. Я молилась… сбивчиво шептала про себя молитву, умоляя, чтобы этот поцелуй скорей прекратился. И кто-то там, на небесах, услышал меня. Бурхат остановился, отстранился и, убрав руку с шеи, залепил мне тяжеленную пощёчину со словами: «Демоническая подстилка!». Я в ужасе отшатнулась, прижимая холодную ладонь к горящей щеке, Рэнн в бешенстве завопил на Бурхата матом, а тот, не обращая внимания на пленника, спокойно и до жути монотонно начал объяснять, за что мне прилетело. — Во время нашего поцелуя, а целуешься ты довольно неплохо, — ухмыльнулся, — мне удалось увидеть благодаря своему дару, что сегодня происходило до моего прихода. Увидеть? Совсем сбрендил? Ничего ведь не происходило! — И что же ты увидел? — Гордо задрала подбородок и как можно уверенней произнесла: — Как я вылечила демону спину? — О, нет, Амайя. Здесь произошло гораздо больше. Я видел и как ты лечила, и как вы после этого мило беседовали. — В страхе глянула на молчащего Рэнна. — Нет, Амайя, не беспокойся, я не смог услышать, о чём вы секретничали, но зато я с лёгкостью смог кое-что другое. — Медленно подошёл ко мне, а я в плотную вжалась в стену позади меня. — Я почувствовал… почувствовал всё, что ты испытывала к этому исчадию ада. Эту приторную и до омерзения слащавую любовь, Амайя. — Нежно провёл тыльной стороной ладони по моей горячей щеке и с наигранным прискорбием продолжил: — Нет, Амайя, не выйдет. Того, что я хотел от тебя и нашего брака, теперь не выйдет. Ты — дура, по уши влюблённая во врага, и мне придётся тебя наказать за предательство. — Неожиданно залепил ещё одну пощёчину, и я ударилась головой о стену. Моя корона отлетела в сторону, со звоном покатилась по полу темнице. — Ублюдок! Больной на голову ублюдок! — Рэнн метался на цепях в ярости, крича Бурхату. — Слабак, избивающий женщин! Давай, зайди ко мне в клетку! Можешь даже не снимать цепи, чтобы мы были на равных. Больной на голову урод! Зайди ко мне или ты с мужиками не дерёшься? Только с женщинами? (Audiomachine — Derivation) Бурхат в изумлении молча уставился на Рэнна. Нет, только не это, Рэнн. Ты его не знаешь. Бурхат не такой. Он играет по другим правилам. Честный мужской бой — это не для него. Зато теперь, увидев реакцию демона, Бурхат чётко осознал слабое место Рэнна. Он, довольный своим открытием, повернулся ко мне и ударил в живот. Я мгновенно задохнулась от режущей боли и согнулась пополам. Рэнн неистово что-то орал, срывая цепи со стен одну за другой, а Бурхат с наслаждением наблюдал за зрелищем и ещё раз ударил в живот, стоило мне лишь разогнуться. — А знаешь, что я ещё видел, Амайя? — С лживой заботой помог мне разогнуться и с маниакальной педантичностью принялся поправлять смятое платье. Я, в ужасе ожидая очередной удар, замерла. — Я имел неосторожность притронуться к решётке клетки и считать с неё информацию. — В шоке от услышанного затих даже Рэнн, внимая каждому слову Бурхата, а тот принялся укладывать мои растрёпанные волосы за спину. — И она мне показала картины, которые вынуждена была лицезреть почти каждую ночь последнего месяца. —Неужели это правда? Я так тщательно заметала все следы, сжигала все платья, старалась не касаться брата, а ему хватило простого прикосновения к решётке клетки Рэнна? Очевидно: у нас с демоном не было ни малейшего шанса скрыть хоть что-то. Какая же я дура! А теперь из-за моей недопустимой глупости пострадает Рэнн. Осознав всю прискорбность нашей ситуации, я поняла, что бесполезно сопротивляться. Бурхат — Король. А я и вправду виновна. И какое бы ни было моё наказание, я обязана всё стерпеть. Бурхат всё продолжал: — Я видел всё, каждую ночь, даже сколько раз за ночь ты под ним стелилась. — Схватил меня рукой за щёки и больно сдавил их. — Ты — шлюха демона — не достойна стать моей женой, Королевой Арнорда, но… — Специально сделал продолжительную паузу, в поддержание интриги. А мы с Рэнном затихли в ожидании моего приговора. — Но я не теряю надежду перевоспитать тебя. И, пожалуй, начну прямо сейчас. Крепко сомкнув кулак, Бурхат со всей силы ударил меня прямо в солнечное сплетение. Отчего я в очередной раз согнулась пополам и, захрипев, рухнула на пол. Мои рёбра… Они только зажили. Он это специально… специально ударил в самое больное место. Бурхат что-то кричал, периодически пиная меня ногами по рукам, которыми я прикрывала живот и грудь. Рэнн тоже что-то орал, окончательно оборвав все цепи с креплений на стенах, и безуспешно старался дотянуться до Бурхата сквозь прутья решётки. Он попытался запустить огненный шар в моего мучителя, но на его ладонях вспыхивали лишь редкие искры. Наверное, на Рэнна наложили заклинание, сдерживающее силы. От очередного удара Бурхата меня накрыло волной адской боли в груди, и я словно оглохла. В глазах заплясали разноцветные пятна, а темница, её стены тошнотворно завертелись кругом. Он беспощадно наносил меткие удары ногами, периодически наклоняясь и убирая руки, которыми я прикрывалась. В эти моменты удары становились в разы сокрушительней, и я, крепко сжав зубы, взмолилась про себя, чтобы он прекратил или занёс решающий удар по голове. Лавина боли хлынула на моё тело, отобрав возможность: говорить, двигаться, а иногда даже дышать. Сквозь пелену боли, словно как из-под толщи воды, я услышала молящий голос Рэнна: «ЩИТ, АМАЙЯ! ПОДНИМАЙ ЩИТ!». Подчинилась его мольбе и инстинкту. Не выдержав жгучей боли в груди, всё же создала защиту, что едва заметным куполом накрыла меня, и отбросила Бурхата на несколько метров назад. Встав и нервно одёрнув полы своего парадного кителя, брат ехидно подметил: — Щит подняла, значит? Ну-ну… Очень трусливо с твоей стороны. — Смотрит на меня, весь взлохмаченный и красный от гнева, но подойти не решается. — Скажи мне, Амайя, а у демона твоего тоже щит имеется? Осознав смысл его ужасающего вопроса, внутри меня всё оборвалось. Кровь схлынула с лица, и я, всё также лёжа на полу, в страхе посмотрела на Рэнна. Только не это… Не успела я закончить мысль, как Бурхат уже направил непрерывный электрический разряд в демона, и тот в муках рухнул на колени, глядя в пол. — Хватит! Прекрати, Бурхат! — взмолилась, попытавшись встать, но не удалось. — Прошу тебя, не надо! Я убрала щит! Лучше бей меня! — Он с наслаждением смотрел на истязание Рэнна и никак не реагировал на мои мольбы. Собрав все силы, я поднялась на колени и с трудом подползла к ногам брата. Ухватилась за его штанину, чтобы хоть как-то привлечь к себе внимание: — Бурхат, умоляю тебя: прекрати! Я сделаю всё, что ты скажешь, только оставь его в живых. — Обернулась на Рэнна и, увидев, как он трясётся в судорогах от электрических разрядов, завопила, впившись ногтями в ногу брата: — ОН ЖЕ СЕЙЧАС УМРЁТ! ОСТАНОВИСЬ! УМОЛЯЮ-Ю-Ю! Остановился. А я в бессилии осела на пол. — Ты права. Ты чертовски права. Он и правда может умереть. — Надменно глянув на меня сверху вниз, продолжил: — Значит, всё, что я захочу? Так? Молча закивала головой, боковым зрением наблюдая, как Рэнн всё ещё корчится на полу в агонии боли, несмотря на прекратившуюся пытку. — А знаешь, что я хочу? Хочу минет. Прямо здесь и сейчас. — В шоке подняла на брата округлившиеся глаза и в ахере приоткрыла рот. Я не ослышалась? Это… это уже ни в какие рамки не лезет! Он намеренно хочет унизить меня перед Рэнном, чтобы тот никогда больше не посмотрел на меня! Он и не посмотрит. Если выживет, после такого точно не посмотрит. Бурхат всё продолжал: — А что? Я считаю: немного нечестно, что демон ни разу не видел, как мы занимаемся сексом. Я-то каждый ваш раз лицезрел. Так что давай покажем ему, что ты ещё умеешь, кроме как раздвигать ноги. Всё ещё надеясь в глубине души, что это очередная неудачная шутка брата, едва слышно произнесла: — А я и не умею… — Да ладно тебе, Амайя. — Приподнял моё лицо за подбородок. — Тебе ведь сто тридцать один год. Боже, за что мне всё это? Что я натворила в прошлой жизни, что вынуждена сейчас это испытать? В отчаянье опустила голову и снова глянула на потихоньку приходившего в себя Рэнна. — Не может быть! Вот это да! — Бурхат радостно завопил и издевательски захлопал в ладоши. — Что ж, хоть где-то я буду первым. Приступай! Он сам расстегнул позолоченный ремень и приспустил свои брюки. А после, насильно впихнув мне в руки горячий и вздыбленный член, приказал: — Считаю до трёх и начинаю жарить мозг твоего демона. Поверь, мне и пары секунд хватит для того, чтобы он уже никогда не смог регенерировать. — И он начал свой проклятый отсчёт. Уже на второй цифре я принялась волнообразными движениями массировать его плоть. — Ты же не глупая девочка и знаешь, что минет делается не только руками? Гневно посмотрела на брата, а он приподнял брови и покачал головой, мол, «Давай, давай. Приступай». Стоило мне приподняться на колени, как Рэнн, прийдя в себя, захрипел: — Не смей, Амайя! Не смей этого делать! Лучше пусть убьёт меня. Бурхат в нетерпении ударил по моей щеке, а меня не покидало ощущение, что это всё — сон. Паршивый, кошмарный сон. И я приняла решение. Я это сделаю. Сделаю так хорошо, как только смогу. И спасу этим жизнь любимого. В процессе… когда я приступила к этому мерзкому занятию, Рэнн что-то гневно хрипел, попутно пытаясь вернуть контроль над своим телом. Бурхат наигранно отстёгивал в мой адрес пошлые словечки, а я старалась максимально выпасть из реальности. Я провалилась в воспоминания и оказалась в горящей демонической деревне. Вспомнила тех женщин, что были изнасилованы орками. И мне стало безумно стыдно за свою слабость. Будь у тех отчаянных, сильных женщин возможность минетом спасти жизнь своим любимым и себе, они, не задумываясь, сделали бы это. Даже оркам. Эти мысли и придали мне сил наполнить свой рот горячей плотью этого… этого извращенца! Да! Теперь и я официально признаю больные наклонности своего брата. Надеюсь, он всё же мне не брат. Всё происходило уже как пару минут, за которые Бурхат успел пару раз ударить разрядами Рэнна за то, что тот хрипел матом и угрожал ему всеми демонами преисподней. А так же братец не забывал второй рукой подталкивать мою голову навстречу своим поступательным движениям, когда его не устраивал мой темп или я останавливалась, перебарывая рвотный рефлекс. Я задыхалась. А, когда Бурхат беспощадно стягивал мои волосы на затылке, слёзы ручьями непроизвольно катились по щекам. Со временем его член начал увеличиваться и горячеть, а ещё какое-то время спустя Бурхат небрежно отшвырнул меня на пол и, закатив глаза, закончил всё сам. На меня. Постояв так несколько секунд, он склонился ко мне и, брезгливо вытираясь о подол платья, произнёс: — Видно, Амайя, видно, что не умеешь. Ну, ничего. — Липкой рукой погладил меня по щеке, убрав с неё прядь волос. — Если будешь покорной, я всему тебя научу, — встал и заправил свои брюки, — а если нет, тоже научу, только менее приятным для тебя способом. Король зловеще засмеялся и вышел из темницы, а я так и осталась молча сидеть боком к Рэнну, боясь поднять на него взгляд. Он подполз к решётке и, протянув ко мне руки, но так и не дотянувшись, начал утешать. — Всё будет хорошо, Незабудка. Ами, любимая, посмотри на меня… — Я не шелохнулась. Лишь вытерла рот и щёки рукавом платья. Я никогда, НИКОГДА в своей жизни не испытывала большего унижения. Если это и есть настоящая жизнь без лунариса, то я выбираю грёзы. После того, что произошло в этой темнице, я никогда уже не стану прежней. Как и наши с Рэнном отношения. Мне самой от себя тошно и противно; представляю, каково ему сейчас. Нет. Он никогда уже не захочет быть со мной. — Амайя, родная, посмотри на меня, пожалуйста. Ничего страшного не произошло. Он просто больной на голову ублюдок. Ты и сама это знаешь. Я по-прежнему люблю тебя! Слышишь? — Не получив никакой реакции, демон перестал тянуться ко мне и тоже осел на пол, облокотившись о решётку… — Амайя, не дай ему сломать тебя. Я не смог защитить тебя, но… но я постараюсь… обязательно постараюсь сделать всё, чтобы этого больше не повторилось. Мне сейчас только его жалости не хватает в придачу. Как же больно слышать его утешающие слова, произнесённые севшим от крика голосом. От этих слов начинает болезненно щемить сердце и жутко хочется рыдать. Хочется прижаться к его тёплой и крепкой груди и плакать. Нет. Я не стану этого делать. Я должна быть сильной. Ради нас двоих. Я тоже постараюсь этого больше не допустить. И уже знаю, как. Медленно поднявшись с короной в руках, холодно произнесла, глядя себе под ноги: — Не стоит, Рэнн. Не стоит ничего предпринимать. Этой ночью к тебе придёт Дэйн, и ты сбежишь. Так будет лучше. Немного помолчав, он хрипло ответил: — Хорошо. Я согласен. Это убережёт нас обоих. Так и не взглянув на него ни разу, с трудом надев корону и одёрнув помятое испачканное платье, решительной походкой прошла к выходу. А у самой двери, намеренно стоя к нему спиной, чтобы не заметил очередного потока стекающих слёз по щекам, постаралась как можно безразличней произнести: — Прощай, Рэнн. И, со жгучей болью удерживая королевскую осанку, вышла из темницы. (Тина Кароль — Бесконечность)