***
Тремя днями ранее
Айлин
(Orff — O, Fortuna (Carmina Burana)) Рэнн не без помощи четырех палачей, распластавшись на мраморном полу тронного зала, мучительно задыхается. А Амайя, беззвучно плача, сидя рядом с ним на коленях, упрямо не останавливает казнь. Спустя какое-то время палачи сняли удавки с шеи мужчины и, громко огласив, что он мёртв, отошли. В тот же миг моя дочь, приложив руки к груди, раненым зверем взвыла на весь дворец. Присутствующие испуганно заозирались. И, пока кто-то торопливо выпроваживал зевак с места казни, моя дочь, пребывая в глубокой прострации, подползла к своему любимому и принялась исступленно целовать его посиневшее лицо, руки и растрёпанные волосы. После, обняв его и раскачиваясь из стороны в сторону, надсадно зарыдала в голос: «Рэнн… Рэнн… РЭНН!» — Айлин! ЛИНА! — Вилан? — Захлёбываясь в собственном ужасе, очнулась от громкого крика Короля Тартаса и болезненного жара на щеке, а он навис надо мной и неистово трясёт за плечи. Испуганно вжалась в кровать. — Тише, родная. Тише. — Сгрёб меня в охапку и ласково гладит по волосам. — Тебе приснился кошмарный сон. Тебе снился Рэнн? Всё ещё пребывая в шоке от увиденного, машинально ответила: — Да, Рэнн. Это был кошмар, но не сон. Это было видение. Любимый мгновенно отстранился от меня как от прокаженной и, крепко удерживая на вытянутых руках, предчувствуя плохие новости, с настороженным взглядом спросил: — О чём видение? — О будущем! — Успокоившись, что не о прошлом, что у нас ещё есть шанс что-то исправить, Вилан в облегчении выдохнул и выпустил из болезненного захвата. — Совсем скоро она казнит его. Замер. Не дышит. Прожигает меня ошеломлённым взглядом и судорожно пытается осознать слова. — Повтори… — сказал таким тоном, что мне сейчас в самую пору бежать со всех ног, да так, чтобы не из Тартаса, а из этого мира. — Я видела… видела казнь Рэнна, — заикаясь, едва выговорила с трясущимся от страха подбородком. — Она… состоится через три дня. — Ты! — Вилан оглушающе взвыл на весь военный лагерь. — ТЫ! — А я с резко проснувшимся чувством самосохранения бессознательно попятилась назад, но упёрлась в изголовье деревянной кровати. Всё ещё пребывая в шоковом состоянии от моих слов, любимый какое-то время просто смотрел сквозь затуманенным взором, безустанно повторяя: «ТЫ… ТЫ…ТЫ-Ы-Ы…», а после ринулся на меня с жутким, леденящим душу воем. Господи, что же делать? Он ведь убьёт меня! После такого, так — точно! Уж больно сильно я облажалась на этот раз. Схватил крепкой рукой за шею и, приподняв над собой, принялся трясти, словно тряпичную куклу, периодически яростно ударяя меня затылком о колонну позади. — Ты убила Рэнна! Отправив его в Аваллон, ты лишила меня единственного сына! УБЬЮ! Я! ТЕБЯ! УБЬЮ! Всего одной рукой сдавил мне шею, да так, что, ещё немного, и мои позвонки раскрошатся в пыль. Но он прав. Это я во всём виновата. Я настояла на том, чтобы Рэнн полетел к Амайе в каньон. И именно я рассказала до беспамятства влюблённому демону о том, что Амайя жаждет его видеть. Пожертвовала сыном любимого мужчины ради победы над орками. Ради спасения Тартаса и Арнорда. Благодаря видениям будущего я не единожды меняла ход событий, много раз останавливала кровопролитные войны ещё в зачатке. Иногда же, наоборот, видя, как всё должно сложиться, специально подстраивала обстоятельства необходимым образом. Так было и с Амайей. Мне казалось, я просто обязана подтолкнуть к ней Рэнна, устроить их первую встречу, а дальше они сами… безумное притяжение между ними… не знаю! Казалось, Вселенная сама всё уладит. Я ошиблась. И Вилан уже никогда не простит мне этой ошибки. — Я отрёкся от собственного сына ради его безопасности, позволил его матери и постороннему мужику воспитывать как своего, но ты… ТЫ! — Закрыла глаза в катастрофической нехватке воздуха и получила тяжёлый удар по лицу. А за ним — ещё и ещё один. Обезумев, Вилан принялся яростно колотить меня, нисколько не тревожась о том, что, ещё доли секунд, и я попросту задохнусь. — Ты намеренно подставила под удар именно его — того, без кого моя жизнь, государство, вся эта война не имеют никакого смысла! Снова взглянув на мучителя, уловила невообразимое удивление на его лице, когда он свободной рукой потянулся за своим кинжалом и не обнаружил его на поясе. Ну, хоть на что-то сгодился мой дар. С горечью поняв, что это я его спрятала, наконец опустил меня и метнулся за мечом, который должен был находиться около кровати, но и его не оказалось на месте. Вилан, взбешённый пуще прежнего, за доли секунд подлетел ко мне и снова ухватил за шею: — Предвидела собственную смерть, Айлин? — Хищно оскалился. — Думаешь, я не смогу лишить тебя жизни голыми руками? Вновь задыхаясь, прохрипела, смело глядя в полыхающие огнём глаза: — Не сможешь… Сдавил мне горло ещё сильнее и, продержав меня на вытянутой руке немыслимое количество времени, Король, надсадно взвыв, швырнул о стену, а я с грохотом рухнула на пол. В судорогах боли обняла подогнутые колени, прекрасно понимая, что это лишь начало и бежать не выйдет. Мы на краю света, а у него есть крылья… В какой-то момент я просто зажмурилась от невыносимой боли и напрочь перестала осознавать, что происходит вокруг. А, когда изнуряющая боль приутихла, мне с трудом, но удалось различить в темноте шатра два силуэта. Вилан и Силкан. Вот почему я до сих пор ещё жива. Нас прервали. Очевидно, дело важное, раз обезумевший Король приостановил мою казнь. Склонившись в почтении, главный помощник Короля торопливо, но чётко доложил о том, что войска орков под покровом ночи подступили слишком близко и готовятся к нападению в течение часа. Вилан же, гневно выругавшись, приказал экстренно мобилизовать наше войско, а также доложить Дэйну о грядущем, дабы он подготовил и эльфов. И, как только Силкан покинул шатёр, Король демонов — он же мой личный палач — вновь угрожающе склонился и, больно ухватив за щёки, с презрением заглянул мне в глаза. — Ты и Силкан немедленно вылетаете в Аваллон. А, как прилетишь, тотчас же вразумишь свою дочь-наркоманку! — говорит это напряжённо и с нескрываемым отвращением, но кропотливо подбирая каждое слово. — А если не сумеешь угомонить её… если она всё-таки… моего Рэнна… — Глубоко вдохнул, прожигая ненавидящим взглядом и сильнее сдавливая мои щёки. Выдохнул. — В таком случае, Айлин, лучше тебе сдохнуть до того, как я до тебя доберусь. И наркоше своей посоветуй зарыться в такую дыру, откуда я её не достану. Особенно после того, как родит моего внука. Так как, если я, сука, отыщу её, она будет молить меня о смерти! После неприкрытых угроз Вилан безжалостно схватил меня за волосы — и жаль, что не за все, а лишь за треть — и выволок из шатра. На улице меня сильнее затрясло и теперь уже не только от страха, но и от холода. Ночью — мороз, а я в сорочке. Король с омерзением бросил меня себе в ноги. А я, подняв голову и взглянув на горизонт, ужаснулась. Орки! Несмотря на ночную кромешную темень, весь горизонт светился факелами наступающего врага. За всю свою жизнь более устрашающего зрелища ещё не видела. Война началась.***
Настоящее время
Амайя
(Jennifer Thomas — Girl in the Mirror) До чего же яркий свет… и звуки вокруг просто оглушительно громкие. Смутно вспомнив, что последним видела в тронном зале, мгновенно распахнула глаза и обомлела. — Мама? Мамочка… — Рывком кинулась на шею сидящей передо мной совершенно не изменившейся женщины. Всё также божественно красива, всё также по-родному пахнет. Она всё та же — моя мамочка. — Ты здесь… мама. — Отстранилась от неё, чтобы ещё раз взглянуть и убедиться, что это — реальность и я не в бреду. А она ласково улыбается и молчит, изучающе гладя меня по волосам, лицу. Словно исследует его черты на ощупь. Вглядывается в него и отчаянно пытается разглядеть во мне всё ту же восьмилетнею девочку. Не удержавшись, вновь нырнула в её тёплые объятия. — Амайя, родная, ты так изменилась, повзрослела. — Обнимает крепко и целует в макушку, а меня насквозь прошибло ещё одно болезненное воспоминание. — РЭНН! — Рывком отстранилась от матери и испуганно спросила: — Рэнн? Мамочка успокаивающе погладила меня по щеке. — Он жив… жив, родная. — В облегчении выдохнула и закрыла пекущие от непролитых слёз глаза. Жив. Он жив. Мой Рэнн жив! Раз за разом повторяя в мыслях «Любимый не умер, не умер…», вздрогнула от раздражённого тона матери. — Ты что творишь, Амайя? Ты собралась казнить Рэнна! С ума сошла? Что? В смысле? Всё ещё не до конца поняв, что произошло, неосознанно ответила: — Он… он убил Бурхата… — Смотрю сквозь пелену слёз на ту, о встрече с которой мечтала всю свою жизнь, и никак не могу собраться мыслями. В голове полный хаос. То, что совсем недавно было незыблемой истиной, сегодня, словно безжалостный тайфун, пошатнуло весь мой мир. — Мама, Бурхат мёртв! — Впервые поделившись этой болью с кем-то родным — с тем, кто не осудит за слабость, — окончательно расклеилась, и слёзы водопадом хлынули по горящим щекам. — И папа… Папа тоже мёртв. Мама понимающе заглянула мне в глаза и вытерла мокрые дорожки холодными ладонями. — Знаю родная, знаю. Ты забыла? Я ведь всё вижу. Всё также пребывая в состоянии глубокой прострации и пропустив суть её последних слов, наконец смогла сформулировать мысль, которая постоянно юрко ускользала. — Но ты… ты ведь тоже мертва! Тебя ведь убили… убили демоны. Значит… значит, я тоже умерла и мы сейчас на небе? — Заозиралась по сторонам, оглядывая место, в котором нахожусь. Комната скопирована с моих покоев во дворце. Хм… слабенький у них тут рай. Я полагала, он в разы экзотичней: облака, радуга и всё такое… Мама едва заметно, лишь уголками губ улыбнулась. — Нет, доченька. Мы не на небе. Я жива, — крепко ухватила меня за ладони, — и сижу перед тобой. — Но как? Как, чёрт возьми? — Чем больше казалось, что это — реальность и мама, в правду, сидит передо мной, тем яснее понимала, что это всё мои наркотики. Похоже, после смерти Бурхата я действительно переборщила с жгучим порошком и сошла с ума. — Тогда где ты была всё это время? — Я была у Вилана. (Jennifer Thomas feat. The Rogue Pianist — The Fire Within) Что? У Короля демонов? Ну, конечно, а у кого же ещё? Только он способен на подобную мерзость. Ублюдок! — Он удерживал тебя в плену? — Нет, родная. Стоп. СТОП! Вот сейчас я уже в конец запуталась. Что за хрень тут происходит? — Но почему тогда ты не вернулась домой? — Смотрю на её смятение, и судорожно пытаюсь найти логичное объяснение её словам и тому, что вижу. — Этот ублюдок шантажировал тебя? Он заставил тебя остаться у него? Мама, устало закрыв глаза, вымученно выдохнула. — Нет, Амайя. Я сама к нему ушла. Всё! Я умываю руки строить какие-либо догадки, ибо это — полный бред и ему нет никакого объяснения! — Но… но зачем? — Медленно потёрла виски, пытаясь хоть немного разогнать туман в голове. — Ничего не понимаю. Объясни ещё раз, зачем ты ушла к демону? — Я люблю его, Амайя! Поняла! Кажется, я поняла. Это новая стадия аномальной беременности, когда демонёнок вытягивает из меня не только физические силы, но и вызывает реалистичные галлюцинации. А как ещё объяснить? Ведь это полный бред! — Любишь? Кого? Мама, я не понимаю тебя… Смотрит проницательно и медленно, отчётливо произносит каждое слово по отдельности, так, словно я тупая! А, может, так и есть? — Я люблю Короля Тартаса, Вилана Тррэга. Нет, это не я сошла с ума. Это она! Может, мама тоже увлекается наркотиками? — Ты слышишь, что говоришь? Мама! — Я быстро завертела головой, наотрез не желая верить в то, что она говорит. А после, в надежде хоть как-то реабилитировать в своих глазах её поступки, спросила: — Мамочка. Ты… ты полюбила его, когда он удерживал тебя в плену? Вновь она схватила мои взмокшие ладони и, обеспокоенно заглянув в растерянное лицо, произнесла: — Нет, Амайя. Я полюбила его, когда только начала ездить на переговоры в Тартас, задолго до твоего рождения, доченька. Мгновенно вырвала свои ладони из её ледяных рук. — И ты вот так, просто бросила нас? Меня и Бурхата, ПАПУ? — Даже не пытаясь возразить, мама виновато опустила глаза, а я, задыхаясь в возмущении, выдавила: — Что… что ты натворила, мама?.. Женщина, понуро сидевшая передо мной, придвинулась чуть ближе и торопливо, невнятно забормотала: — Я хотела уйти к Вилану ещё до твоего рождения, но твой отец не отпустил меня. Он требовал кровного наследника. А, когда родилась ты, моя малышка… — она, ненадолго подняв голову, с теплотой и нежностью посмотрела на меня, — я не смогла уйти. Не сразу. — Что я слышу? Господи, не хочу ничего слышать! Зажала уши ладонями и в отрицании замотала головой, повторяя про себя: «Нет-нет-нет!». Она всё продолжала: — Мне потребовалось восемь лет на то, чтобы решиться оставить вас ради возлюбленного. Боже-е-е… это не рай! Я в грёбаном аду! Горю в языках его пламени, и все мои самые потаённые страхи оживают, являются наяву! Любимый убил брата, и я вдобавок умудрилась залететь от этого предателя. Брат, мой братик оказался мне не родным, да ещё и тираном, а мать… Давно ушедшая из жизни мать симулировала собственную смерть и бросила нас ради папиного заклятого врага. Ад! Это настоящий ад! И нахрена вообще бросила лунарис? До сих пор только спасительные грёзы не давали в конец тронуться умом. — Я понимаю, что тебе сейчас сложно понять меня, но, позволь, я покажу тебе. Протянула свои ледяные ладони к моим вискам и, тихо что-то прошептав, показала. О-о-о… она мне всё показала. В момент, когда мои веки непроизвольно налились свинцом и прикрылись, перед глазами хаотично завертелись воспоминания. Её воспоминания. Но они были настолько реалистичны, что порой казалось, будто они — мои. Сначала я увидела, как папа заставлял маму принимать непосредственное участие в государственных делах и почти-что силой принуждал ездить к этому исчадию ада на переговоры. Она показала мне, как демонический ублюдок любезничал с ней, как отчаянно флиртовал. А она… она отвергала его настойчивые ухаживания. Долго отвергала. Также воскресшая мать не забыла показать и уйму… нет, просто бесчисленное количество ссор с моим отцом. Ещё, помимо ссор, его измены. Все до одной. Отец, озлобленный отсутствием кровных наследников, и не пытался скрывать своих многочисленных любовниц, демонстративно приводя их в свои покои. Женщина, сидящая передо мной, расчётливо показала обе стороны медали, дабы я не полагала, будто она —падшая женщина, а её муж — святой. Однако… однако ОТЦОМ он был самым лучшим на свете, а вот из неё мать вышла херовая. К тому же, то, что было между ними двумя — их личное дело. А мне, восьмилетней девочке… мне просто нужна была мама. За считанные минуты Айлин удалось показать мне более ста лет. Тех лет, что её не было рядом с нами. Бесчисленные видения вихрем носились в моём измученном сознании. Но я видела всё. Видела грандиозные скандалы с отцом вперемешку с искушающими ухаживаниями обольстительного демона. Видела, как демон действительно полюбил её. Видела и то, как ублюдочный Вилан, не желая отпускать её в Арнорд, в очередной раз попытался удержать силой. Но не смог. Глядя на душераздирающие страдания своей пленницы, Король демонов всё же отпустил возлюбленную к папе и Бурхату. После того случая она несколько лет не приезжала на блядки к крылатому. А у них с отцом воцарился очень хрупкий, но всё же — мир. Всё было бы хорошо, если бы это исчадие ада не явилось во главе демонического войска к границе Арнорда. Разъярённый и в конец оборзевший демон в открытую потребовал у отца его жену. Надо же, я ещё с дерзости Рэнна удивлялась. Да у его Короля наглость уровня «Бог»! Тогда-то папа и прознал истинную причину маминых частых визитов в Тартас, а отношения родителей заледенели окончательно. В тот раз демоническому ублюдку всё же пришлось вернуться к себе в столицу ни с чем. Но он всё продолжал свирепствовать, беспрестанно нападать на наши приграничные территории, тем самым ещё больше гневая отца. Вот родилась я. И, вопреки ожиданиям отца и Вилана, подарив Королю эльфов наследника, Айлин не бросила новорожденную дочь. Вернее — бросила, но не сразу. Эта женщина щедро дала мне понять, что такое материнское тепло, забота. Дала время полюбить её, запомнить, каково это — иметь перед собой идеал, на который хочешь равняться, а после ушла в закат. Просто взяла и сбежала к своему крылатому любовнику. Хладнокровно бросила меня и Бурхата. Мудрый отец не стал предавать огласке предательство неверной жены. И правильно сделал. Вилан же в свою очередь согласился на уговоры Айлин и тоже не стал афишировать её происхождение ради нас с Бурхатом. На этом моменте мне стало откровенно скучно лицезреть многочисленные скитания блудной матери, а она всё продолжала показывать годы своей затяжной депрессии по поводу своего тяжёлого выбора, а после попыталась показать годы, десятилетия счастья с тем подонком, на которого расчётливо променяла нас. Но я не стала смотреть. Я увидела достаточно! С силой оттолкнула её ладони и, стерев с щёк холодные слёзы, решительно встала, и направилась к двери. — Амайя… Остановилась. Выдохнула. Обернулась. — Рэнн? Ты ведь не казнишь его? Не, ну ты посмотри… Да она за собственных детей меньше тревожилась, чем за жизнь дружка своего любовника. И хватает ведь ещё наглости спрашивать меня о нём… — Переживаешь? — Предательница моментально закивала в подтверждение моим словам. Что ж, утолю её любопытство. — Нет, не казню. Он нужен мне живым. Женщина, что громогласно зовёт себя моей матерью, в облегчении выдохнула, опёрлась об изголовье кровати и закрыла глаза. Рано радуется… — Объединённое войско демонов и эльфов потерпело сокрушительное поражение. И теперь предводитель орков предложил мне вновь заключить с ним мирный договор, дабы я отозвала остатки нашей армии в Арнорд. Услышав печальные новости с фронта, женщина резво вскочила с кровати и испепеляюще уставилась на меня, а я тем временем продолжила подавать то самое «холодное блюдо». — Со стороны орков неимоверно щедро вновь предложить нам мир, особенно, если учесть то, что совсем недавно я предала их, согласившись поддержать демонов. — Предчувствуя подвох, Айлин словно онемела. Смотрит растерянно и дышит прерывисто. — При этом у орков лишь одно условие мирного договора. — Внимание, барабанная дробь! — Они требуют выдать им Рэнна. Да! Именно это я и хотела увидеть на её лице — беспросветную обречённость. Обессилев, ошарашенная женщина вновь рухнула на кровать, а я тем временем с наигранно безмятежным выражением лица произнесла: — Не знаю, на кой чёрт он им сдался, но, да, теперь с его казни, и правда, мало проку. Победно усмехнувшись, вновь направилась к двери, а она только и смогла, что испуганно выкрикнуть мне в спину: — Ты не посмеешь… Так и не обернувшись, выплюнула в неё слова, которые давно огненным комом рвались наружу: «Лучше бы ты умерла», и на негнущихся ногах вышла из покоев. А, как только за спиной закрылись тяжёлые двери, отдала Толмену указ: приставить к покоям охрану и никуда не выпускать женщину, продавшую меня за свою свободу.***
(Ramin Djawadi — Light of the Seven) И снова, вопреки здравому смыслу, я спустилась в темницу к Рэнну. Странно, но только в его присутствии я становлюсь самой собой. Без брони и вечной обороны от врагов. Такое чувство, будто при посторонних мои щиты постоянно подняты, просто — невидимы. Это безумно выматывает: вот так постоянно быть начеку и ожидать подвоха в любой момент. И только с Рэнном моя бесстрашная душа вновь и вновь открывается нараспашку, жаждет новых увечий. Абсурд! Ведь именно он — причина всех моих страданий. С тех пор, как я вошла в темницу и села на скамью, мы оба не проронили ни слова. Хотя к чему тут слова? Думаю, по одному моему всполошённому виду демон без труда догадался, что я испытала неописуемое облегчение, увидев его живым и здоровым. Сижу на скамье, облокотившись о холодную стену, смотрю на него проницательно, и столько всего хочется спросить… Да что там спросить… безумно хочется ворваться в проклятую клетку, побить его, сколько сил только хватит, а после — цепко вжаться в родные объятия! Ещё до изнеможения хочется взвыть на весь дворец от собственного бессилия. Ведь я не знаю… НЕ ЗНАЮ, как нам быть дальше! А он просто молчит. Прожигает полыхающим от любви взглядом и молчит. И вот от этого его взгляда у меня… Хм… те, кто думают, что удар молнии, — это просто метафора, — те никогда не были в одной комнате с моим Рэнном. Электрические разряды так и носились между нами, жаля моё измученное сознание, пока я не отвернулась первой и не уставилась затуманенным взором в стену перед собой. — Как ты себя чувствуешь? С ребёнком всё в порядке? — Какое участие с его стороны… Не он ли мне ещё вчера заявлял, что не хотел бы иметь ребёнка от наркоманки? Или это его так казнь впечатлила? — Когда я очнулся в тронном зале, ты уже находилась без сознания, и ушастый уносил тебя. Никто, ни один из присутствующих не потрудился объяснить мне, что с тобой произошло. — Ага, традиция у нас — эльфов — такая: отчитываться перед едва казнёнными пленниками! — Тебе из-за моей казни плохо стало? Так я ведь просил тебя уйти. — Просил. Но какая из меня Королева, если приказ о казни отдать смогла, а присутствовать на ней — духу не хватило? — Почему ты молчишь, Амайя? Ответь мне: с тобой и малышом ведь всё в порядке? Глянула на него с откровенным недоумением, не в силах разобрать: он, и правда, надеется на то, что отвечу? Ведь это будет явное подтверждение, что ребёнок его. Ох, ещё и это… надо не забыть наказать Кириона за то, что разболтал мою тайну. Хотя какая это теперь тайна, раз уж весь Арнорд в курсе? Демонстративно отвернулась и «ненавязчиво» сменила тему: — Мы потерпели поражение. Моментально забыв о своём непостоянном сострадании, демон выпалил: — Насколько всё серьёзно? Сказать? Скажу, и он сорвёт все цепи, вышибет дверь клетки и собственноручно придушит меня. И будет прав. Это моя вина. Ну и пусть… — По последним сводкам, в живых осталось около тридцати процентов демонического войска и двадцати пяти — эльфийского. У орков примерно такие же потери, поэтому они спешно отступили в Джаклард, так и не добив наших. — Уставился недоумевающие, явно никак понять не может, почему я сказала, что мы проиграли, если орки отступили? Что ж, поясню. — Под столицей Джакларда располагается дополнительное, но не менее сокрушительное войско орков. Вернее, располагалось. Насколько мне известно, практически все его воины двинулись к границе, чтобы без особых усилий растоптать остатки наших армий. И тут любимый демон за доли секунд рассвирепел и взвыл на меня так, что уши заложило: — Я ведь тебе говорил! АМАЙЯ! Просил отправить всех ваших воинов! А ТЫ! ТЫ! Ну, что, я? Дура? Так это не новость! В ином случае мой брат был бы сейчас жив! — Говорил! — Выдохнула и из последних сил постаралась не выдать собственную подавленность в голосе. — А ещё ты говорил мне помочь демонам. И что из этого вышло? — Глядя на то, как я занервничала и машинально затёрла потягивающий живот, демон успокоился: вспышка его гнева быстро поугасла, а в глазах отразилось прежнее тепло. — Зря я ввязалась в чужую войну… Бурхат неспроста был против. А я… я просто доверчивая слабачка. И я ненавижу эту грёбаную жизнь! Видать, я и правда, выгляжу жалко, поскольку Рэнна окончательно покинула злость, и он, ласково улыбаясь мне, нарочито величественно произнёс: — Поздравляю! Добро пожаловать в наш клуб! Членскую карту получишь по почте. Вымученно, но искренне улыбнулась в ответ. — Ха… Какой торжественный момент. Какая удача, что мне от Бурхата достался фотоаппарат. — Чего? — довольный тем, что ему таки удалось меня развеселить, демон переспросил. — Это такая штука… а знаешь? Неважно. Проницательно смотрим друг на друга не в состоянии оторвать глаз и улыбаемся так по-глупому и по-родному одновременно. Ну вот… он снова это делает. Снова коварно втирается в доверие, проникает под кожу и сливается со мной в одно целое. И я не в силах ему сопротивляться. Титаническим усилием воли прервала зрительный контакт первой и отсутствующе уставилась в стену перед собой. А после — спросила так бесстрастно, как только смогла: — Ты знал, что она жива? — Глянула мельком на демона, а он смотрит на меня испытующе, но продолжает многозначительно молчать. — Знал, конечно. — Отвернулась. — Глупый был вопрос. Не мог не знать. Ведь она — любимая женщина его лучшего друга. Всё знал, просто мне не сказал… Разве так любят? Спустя ещё пару минут гнетущего молчания и отрешённого созерцания стены не выдержала и уже более раздражённо выдала: — Эта женщина… она предала мужа, бросила своих детей, а после заказала убийство собственного сына! А ты… — Обернулась на него и обомлела от того, что увидела в его очах. Сожаление! — Ты, несмотря на всё, что было между нами, ты выполнил её приказ! Наконец непривычно молчаливый демон соизволил объясниться: — Приказ мне отдал мой Король Вилан Тррэг, и только после того, как Айлин увидела, что натворил Бурхат. Он вонзил кинжал в сердце твоему отцу в его же постели! — Конечно! Как удобно прикрываться несуществующими деяниями Бурхата! Да даже если и убил, демоны-то какое право имеют мстить за Короля эльфов? Несмотря на откровенное негодование на моём лице, Рэнн всё продолжал: — А ещё Айлин видела, как в ближайшем будущем Бурхат и тебя убьёт. Не верю! Снова демонические интриги! Бурхат любил меня! Кто-то кощунственно выкачал весь воздух из темницы, и грудную клетку сдавило, словно гигантскими тисками. Глубоко задышав, я машинально принялась расстёгивать тугой воротник, пуговицу за пуговицей, а демон всё продолжал: — В тот момент, когда получил приказ убить Бурхата, я и не предполагал, что до одержимости полюблю тебя, Амайя. Ну вот, воздух в темницу вернули, причём такой раскалённый, что меня мгновенно бросило в жар. Молча смотрю на него, задыхаясь, а он схватил в кулаки прутья решётки и, упёршись в неё лбом, смотрит проникновенно. — Я ни за что, никогда не смог бы подвергнуть тебя опасности. Я готов и сотню раз убить этого урода, что называл себя твоим братом, лишь бы тебя от него уберечь! И, если в один злосчастный день сам Вилан покусится на твою жизнь, поверь, и его убью! Защитит и убьёт своего друга? Нет! Я отказываюсь играть в эту игру. Раньше… раньше я могла безрассудно доверять ему, но сейчас мои ставки слишком велики. Сейчас я в ответе за своего малыша. Я забираю своё сердце с игорного стола! Так как заведомо знаю, что эту игру с разгромом проиграю. Протестующе закачала головой и с обжигающей горечью в голосе произнесла: — Да, Бурхат не был святым… но в том, что он стал таким, виновны мы все. Все! Даже если это он убил отца… даже если бы и меня убил, кто вы такие, чтобы вершить правосудие в эльфийском государстве? С каких пор демоны распоряжаются эльфийским троном? — Рэнн, явно ошалев от того, что я не растаяла от очередных признаний в любви и даже перешла в открытое наступление, в шоке отпрянул, и невольно отступил на пару шагов назад. А я, медленно поднявшись со скамьи и подойдя к решётке, схватила её в местах, где только что лежали его горячие ладони. — Ты… ты должен был всё мне рассказать! Любить, Рэнн, — это значит доверять! А ты… ты хладнокровно лгал мне в лицо. Воспользовавшись моим замешательством, демон резво подлетел к решётке и ухватил меня за кулаки, сжимающие металлические прутья. Пытаюсь вырваться, а он не даёт. — Лгал, и, будь я снова в такой ситуации, вновь солгал бы! — Смотрит испытующе, будто одним взглядом можно всё исправить. — Рассказав правду, я бы подверг тебя смертельной опасности. Ведь ты бы сразу же побежала к жениху рассказывать, что за бред тебе наплёл какой-то демон. А ведь он прав. Так бы и сделала. И наверняка бы не выжила, узнай Бурхат, что демоны сулят трон мне. Ладно, может, Рэнн и прав. Словно признав своё поражение, в изнеможении закрыла глаза и облокотилась лбом о прутья решётки. — Я устала, Рэнн… устала чувствовать себя марионеткой в ваших руках. Отпустил одну мою руку и нежно погладил по щеке. — Это не так, родная. Ты — самая отважная из всех девушек, кого я когда-либо встречал. Ты отказалась от наркотиков ради нашего ребёнка. Ты вот уже как несколько месяцев в одиночку правишь огромным государством. И ты смогла казнить любимого ради порядка в государстве. Ты невероятно сильная девушка, Амайя, и за это я люблю тебя. — Знаю, Рэнн. Знаю. — Отпрянула от решётки и с нескрываемым сожалением посмотрела на него, а после увернулась от ласковой руки. — Но это не помешало тебе воспользоваться мной, чтобы подобраться к Бурхату. Молчит. Руку не отпускает, крепко держа свою поверх моей, но молчит. А спустя ещё какое-то время проницательных гляделок произнёс то, что я давно хотела от него услышать. Давно, оттого сейчас уже слишком поздно. — Прости меня, Амайя. Прости, что в ту ночь не оставил тебе выбора. Прости, что вынудил казнить меня и себя —заодно. Прости, что поверил твоим лживым словам про ребёнка, сказанным от немыслимой обиды. Если сможешь, прости меня за всю ту боль, что причинил тебе. Давно простила. Но разве сейчас это имеет какое-то значение? Не хочу… Я больше не желаю этого слышать! С меня довольно! — Пусти! — прошипела сквозь зубы и дёрнула пленённую руку на себя. Отпустил, вновь гнетущее молчание повисло между нами. Смотрит изучающе и наверняка пытается понять, почему я не ушла из темницы, почему села на скамью и уставилась отрешённым взором в стену перед собой. А, правда, почему? Наверное, от того, что знаю: недолго нам осталось вместе. Хотя «вместе» — это ещё сильно сказано. Просто хочется подольше побыть с ним рядом, дышать с ним одним, пусть и затхлым воздухом сырой темницы. Хочется навеки запомнить его жадный взгляд на моём животе и слушать, бесконечно долго слушать биение его сердца. — Теперь-то хоть ты отправишь вторую половину вашего войска на помощь выжившим? Задумавшись о своём, вздрогнула от неожиданности, обречённо глянула на него и с горечью усмехнулась, но не ответила. Он всё не унимался: — Амайя, что теперь ты будешь делать? Нет. Ведь не заткнётся, пока я не отвечу. Какой же он… мой… мой Рэнн. Вновь сквозь влажную пелену на глазах иронично усмехнулась. — Я намерена сделать то, что тебе явно не понравится, Рэнн. Ведь всегда, когда делала по-твоему, после — глубоко в этом раскаивалась. Так что теперь… теперь настал черёд самой принимать непростые решения. И, если снова облажаюсь, в этом будет лишь моя вина. Та-а-ак… Пора-ка мне отсюда уходить, пока не разболтала лишнего. Надеюсь, мы ещё хоть разок увидимся… Придерживая ноющую поясницу, вскарабкалась по стене, выпрямилась и молча направилась к двери, но замерла от хриплого голоса в спину: — Мы безнадёжно любим друг друга, Амайя. А любовь — это выбор, который делают не единожды, а выбирают снова и снова и снова. В этом и есть сложность. Обернулась и, посмотрев в родные глаза цвета грозового неба, произнесла: — Ты даже не представляешь себе, насколько ты сейчас прав. И я свой выбор сделала.