***
Амайя
(Anne-Sophie Versnaeyen, Gabriel Saban, Philippe Briand — The Power of Mind) Рэнн был чертовски прав в своих последних словах. Любовь — это выбор. Более того, жизнь, само существование — следствие каждодневного выбора. А, когда ты ещё и являешься Королевой огромного государства, сложный выбор приходится делать не только за себя. Размышляя над тем, что на меня навалилось в последнее время, захотелось отдалиться от всего, что неминуемо выбивает из хрупкого равновесия. По этой причине я вот уже как три дня не посещаю коварно манящую темницу и не наведываюсь к бывшей жене отца. Она же в свою очередь, как только поняла, что является пленницей, решила устроить мне бойкот. Охрана доложила, что любовница Вилана, изрядно побесновавшись и перебив всю утварь в покоях, торжественно объявила голодовку. Отказалась не только от еды, но и воды. Полоумная удумала надавить на моё сострадание и совестливость? Ха… Сначала их нужно заслужить! Уже на второй день голодовки женщина, предавшая меня, предала и своё слово — попросила воды. На третий же день — еды. Грош цена таким краткосрочным бойкотам. Может, и к лучшему, что она бросила нас? Ведь эта женщина совершенно недостойна моего отца. А я уж точно не хотела бы быть воспитанной ею и похожей на неё. Все три несчастных дня её забастовки я безустанно размышляла: как же мне с ней поступить? А, как решила, явилась лично оповестить её о дальнейшей участи и задать парочку интересующих меня вопросов. Как только вошла в комнату, наполненную ослепляющим солнечным светом, Айлин резво вскочила с кровати и подорвалась в мою сторону с криком: «Амайя!» Мгновенно остановила её жестом руки. Сейчас совершенно ни к чему это показательное выступление под названием «раскаяние блудной матери». Женщина вновь молча села на кровать, а я подошла на пару шагов ближе и бесстрастно спросила: — Зачем ты приехала спустя столько лет? Что тебе от меня надо? Это было не удивление. Нет. На её не по годам молодом лице отразился глубокий шок. Хм-м-м… и с чего вдруг? Я, вроде как, логичный вопрос задала. — Я… в видении я увидела, как ты убиваешь Рэнна, и не могла этого допустить. О-о-о… даже так? Хм-м-м… становится всё интересней и интересней… — А смерть папы и Бурхата ты, значит, могла допустить? Демоны теперь тебе ближе, чем твоя семья? Хотя нет… НЕТ у тебя семьи! Ты её обменяла на этого демонического выродка! Растерянно смотрит на меня и нервно теребит подол своего платья. Придумывает, как оправдаться? Что бы ещё мне такого показать, дабы очернить отца и превозвысить своего любовника? — Амайя. Понимаю, что тебе сложно поверить в то, что я говорю, но сначала выслушай меня до конца, а потом я всё тебе покажу. И ты сама убедишься, что я не лгу. В яблочко! Я угадала! Хм-м-м… справедливости ради, это было не сложно. Ведь что ей ещё остаётся, кроме как показывать события столетней давности, события, которые сейчас уже не имеют значения, события, которые давно стали историей? Ну что ж… насчёт её участи я уже приняла решение, так что пускай говорит, что угодно. Я своих решений не меняю. Глубоко вздохнув, прошла к кровати и, аккуратно придерживая поясницу, села. Глянув на мой откровенно скучающий вид, Айлин решила, что можно начинать. — Спасибо тебе за возможность всё объяснить… — Говори по теме! Моё терпение не бесконечное. — Начну с того, что твоего отца убили не демоны. Ха! Как неожиданно! Не Бурхат ли, случаем? Конечно, он, вот только видения она мне не покажет, ведь его попросту нет. Потому, что это сделал не Бурхат! Та-а-ак… спокойней, Амайя. Тебе нельзя волноваться из-за малыша. Медленно выдохнула и устало спросила: — И кто же? Блудная маманя без промедления выпалила: — Бурхат! Его убил Бурхат! — ВРЁШЬ! Этого не может быть. Мгновенно вскочила с кровати, не желая слушать дальше её бред, но предательница схватила меня за руку и силой усадила обратно. И как только смеет ко мне прикасаться? — Когда я увидела это видение, Малфаст был уже мёртв. И я ничего не смогла поделать. Но после я увидела, как в ближайшем будущем Бурхат и тебя убьёт. — Да ладно… Им всем, что, мозги промыли? Она в точности повторяет слова Рэнна. Все до единого, как под копирку. Эх, Вилан, Вилан… — Бурхат убил бы тебя, параноидально боясь потерять трон, а я не могла этого допустить. Сразу после этого ужасающего видения я уговорила Вилана отправить к тебе Рэнна. Я уж не сомневаюсь, что эта ведьма умудрилась и из Великого демона всех времён верёвки вить. — То есть ты утверждаешь, что вы отправили Рэнна оберегать меня, а он самовольно убил Бурхата? Без доли сожаления и промедлений предательница ответила: — Нет. Мы отправили его убить Бурхата. Вилан, конечно, был против того, чтобы отправлять своего единственного… друга в логово к эльфам, тем более, когда правит Бурхат, который… ну, не совсем в своём уме. Но я настояла. — Типа обо мне заботилась? Не, ну ты погляди… Она даже и не пытается выкрутиться, оправдаться. Сама себе могилу роет. Может… может, я всё-таки поменяю своё решение в отношении её дальнейшей участи — сменю его на более жестокое. Она всё продолжала: — Спустя какое-то время после твоего рождения… в очередную бессонную ночь у меня было видение. Очень красочное и яркое видение. Я увидела вас вместе. — Вопреки всем стараниям не слушать бредни падшей женщины, её коварные слова пробили мой скептицизм, и я всё-таки заслушалась. — В ту ночь в видении я увидела Рэнна. Тогда же и узнала, что он — единственный мужчина, которого ты когда-либо полюбишь. И он… ты у него тоже… не знаю, как тебе это объяснить. — Карие глаза Айлин хаотично забегали по мне в поисках нужных слов, а я, ошалев с её рассказа, просто оцепенела. И ведь знаю, что на словах та может что угодно сказать, но подделать видение ей точно не под силу. Если утверждает, что Рэнн предназначен мне небесами, так пускай покажет. Я задумалась, она продолжила: — Ещё тогда, держа тебя — совсем малютку — на руках, я узнала, что между вами зародится такая любовь, которую нельзя описать словами. — О, да… в любви ты у нас знаток… — Прекрати паясничать! — Женщина, внешне отдалённо схожая со мной, на грани потери самообладания непозволительно повысила голос. — Рэнн, правда, любит тебя и готов ради тебя на всё! — Рэнн любит! В этом я не сомневаюсь. А вот ты, Айлин, ты вообще способна любить? — Озадаченно уставилась на меня и молчит. Скептически хмыкнув, подытожила: — Сомневаюсь. На что неверная жена моего отца без спроса ухватила меня за виски и против моей воли начала показывать то, что в первый раз показать не успела. Если в прошлый раз увиденное мной больше походило на дешёвую мыльную оперу со всеми многочисленными скитаниями нерешительной матери и их скандалами с папой, то в этот раз я вынужденно лицезрела неописуемый ужас, от которого у меня едва не остановилось сердце. Ведь Бурхат… он, правда, убил нашего отца. Как и говорил Рэнн, заколол папу кинжалом в его же постели. Но как… как ему удалось всё это скрыть? Айлин мне не показала. Зато она щедро показала все отвратительные деяния горячо любимого мной братца. И даже не знаю, какие из них больше ввергли в глубокий шок. Те, что он совершал «для блага государства»: калечил, а иногда и убивал собственный народ. Или его изощрённые развлечения по ночам, и сотни, сотни молодых эльфиек, которые не выжили в ходе этих игрищ. Господи, как же мерзко… И ведь я его защищала! До последнего выгораживала, находила для него оправдания. А их нет. Для такого, как Бурхат, их попросту нет. Последним гвоздём в крышку гроба, в котором умирала моя любовь к брату, стало финальное видение, показанное Айлин. В нём Бурхат, узнав о моей беременности и испугавшись за свой трон, действительно хладнокровно убил меня, но прежде он со своими друзьями… Они все измывались надо мной, при этом все вместе… Если бы кто-то очень красноречивый описал мне всю эту картину, я всё равно не смогла бы и на треть представить себе весь этот ужас в полном объёме. Но мать не стала скупиться на омерзительные подробности и показала всё от начала и до конца. Моего конца. Закованная в цепи, изнасилованная Королём и пятью его друзьями, я распласталась на окровавленном полу королевских покоев, а Бурхат… он лично выпотрошил мой только начинающий округляться живот, забрался в него по локоть и что-то усердно в нём искал, пока я с трудом делала свои последние вдохи. Похоже, этот социопат пытался найти и вырезать нашего с Рэнном ребёнка. Поскольку предусмотрительный и «заботливый» брат предварительно вколол мне адреналин, я всё никак не теряла сознания и корчилась в агонии боли. В какой-то момент Королю стало откровенно скучно рыться в моих внутренностях, он под одобрительные овации своих дружков вымыл руки и покинул покои, а я — выпотрошенная — так и осталась умирать на холодном полу. Как же я могла так ошибаться? Казалось, Бурхат любит меня. Но теперь настало время официально это признать: я облажалась. Если бы не Рэнн… Если бы Айлин не остановила казнь… И как ей вообще это удалось? Ведь палачи напрямую мне подчиняются! Ха… Не мне, а Королеве! И вот, прежняя восстала из мёртвых — та, которая сотни лет по праву носила корону, а моему правлению нет и года. Как бы то ни было, они не имели права нарушать приказ, и за их некомпетентность я сниму палачей с должностей. Но, безусловно, я благодарна им за то, что действовали по ситуации и не убили моего Рэнна. За это они останутся в живых. Рэнн… мой Рэнн, он сделал всё правильно. Наплевав на очевидные последствия своего предательства, убил Бурхата и уберёг меня и нашего малыша от незавидной участи. Рэнн, наверное, единственный в этом мире, кто действительно бескорыстно желает защищать меня. И уж точно единственный, кто держит свои обещания. Он ведь обещал мне тогда, в проклятом Тартасе… обещал, что никогда не бросит, пока жив, до последнего будет оберегать меня. Хоть и в своей специфической манере, но именно так он и сделал. Люблю его. Закончив свой жестокий урок, любовница Вилана робко отстранилась от меня и принялась молча наблюдать, как я хаотично пытаюсь всё переосмыслить. Полагает, для этого достаточно каких-то жалких пяти минут? Она только что безжалостно перевернула мою и без того беспорядочную жизнь вверх тормашками и ждёт, что я в один миг воспылаю к ней любовью? Всё, во что я верила, всё, что до сих пор казалось незыблемой истиной, — оказалось иллюзией! Наша семья… пусть и без матери, но мне казалось, у нас троих крепкая, любящая семья. Казалось, что папа и Бурхат — два мужчины в моей жизни, которым можно верить безоговорочно, доверять на клеточном уровне. А на самом деле один расчётливо убил другого, а после и на меня строил омерзительные планы. Для того, чтобы всё это осознать, и жизни не хватит, однако сейчас… Сейчас мне как никогда надо взять себя в руки. Немыслимое количество моих отважных воинов уже погибло, и я должна сделать всё, что в моих силах, чтобы защитить хотя бы их семьи. Глядя на смиренно ожидающую вердикта предательницу, встала и укоризненным тоном произнесла: — То, что Бурхат стал таким… в этом есть и твоя вина! Когда ты бросила нас ради своего демонического любовника, у меня хотя бы остался папа. А у Бурхата не осталось никого. — Слова однозначно дошли до адресата, поскольку Айлин мгновенно изменилась в лице. На нём отразилось чувство гнетущей вины. — Я плохо помню тебя из детства. Но он… Бурхат искренне, но, похоже, безответно любил тебя. Годами ночевал в твоих покоях, вспоминая тебя как единственного эльфа на свете, который заботился о нём с самого его детства. А ты… Во всех преступлениях Бурхата есть огромная твоя вина. — Выслушав мой пылкий монолог, не вовремя онемевшая Айлин не проронила ни слова. Лишь глядела на меня, понуро потупившись, и часто, прерывисто дышала. Немного помолчав и успокоившись, я уже более холодно озвучила её приговор: — Отныне ты являешься моей пленницей и будешь заключена в Восточной крепости Аваллона до конца своих дней. К темнице приставят охрану, да такую, что и мышь мимо них не проскочит. Так что готовься к вечности в одиночестве, Айлин. Поскольку для меня ты по-прежнему мертва.***
(Ramin Djawadi — Breaker of Chains) Любой шалаш, в котором искренне смеются, дороже дворца, в котором горько плачут. Когда-то давным-давно и наш дворец был тем самым шалашом, наполненным счастьем. Сейчас же он… он — попросту груда красиво сложенных камней, бездушное помещение, где периодически хладнокровно убивают очередного Короля. Когда всё так изменилось? Не знаю. Не заметила. Я была в грёзах. Но эта терраса в главных королевских покоях, этот просторный балкон, уставленный папиными любимыми цветами, — для меня он навсегда останется нашим с папой сокровенным местом. Тем самым, в котором мы вместе проводили самые счастливые часы, наслаждаясь теплом яркого солнца Аваллона и обществом друг друга. С этой мраморной террасы открывается невероятно живописный вид на городскую площадь и весь Аваллон в целом. Ребёнком я часто играла здесь, сидя на прохладном мозаичном полу, а папа, неторопливо покачиваясь в кресле, что-то с интересом читал. Позже, когда я подросла и начала интересоваться его чтивом, именно здесь мы с отцом часами напролёт рассуждали о политике, экономике, науке, войнах или дипломатических миссиях. Мы говорили обо всём на свете, обо всём, что мне было невероятно интересно. Обо всём, кроме мамы… Это место у меня подсознательно ассоциируется с папиной мудростью, его смекалкой и его голосом… Порой кажется, что именно здесь я по-прежнему отдалённым эхом слышу его очередные нравоучения. Невольно горестно улыбнулась собственным мыслям. Да, по папе я почти не плакала. Всегда вспоминаю его только с улыбкой. Глупо, конечно, но мне почему-то кажется, что он до сих пор где-то рядом и оберегает меня, словно дополнительный невидимый щит. Вот и сейчас намеренно пришла на нашу с ним террасу будто за очередным его мудрым советом. А вокруг —оглушающая тишина. Гляжу на площадь и сборы моих воинов, и как же хочется всего пару слов позади себя папиным голосом: «Ты всё делаешь верно, Амайя. Ты приняла правильное решение». Стою с прямой спиной под неподъёмной тяжестью короны, которая, словно свинцовое кольцо, давит на голову, гляжу на тысячи моих бойцов, что спешно укомплектовывают провизию на лошадей и выстраиваются в ровные ряды, тянущиеся в даль городских улиц. Знать бы наверняка, что нам всё-таки удастся осилить смертоносное войско орков, знать бы, что все эти воины вернутся к своим семьям, а я никогда не пожалею о самом непростом своём решении в жизни. — Ты совершаешь большую ошибку. — Твою-то мать! Кир! Чуть не обоссалась от неожиданности! А в моём нынешнем положении, когда кое-кто беспрестанно поколачивает мочевой пузырь, это немудрено. — Не стоит так глупо губить оставшуюся половину эльфийских бойцов. Что ж, поддержка так и хлещет от верного друга! Тихо подошёл к мраморным перилам террасы и тоже встревожено уставился на сборы солдат. — Есть предложения получше? — Отвернулась от чрезмерно участливого друга и, упрямо задрав подбородок, воззрилась на суетящихся воинов. — Тогда я тебя внимательно слушаю… — Ты ещё и спрашиваешь? — Цинично усмехнулся. — Отдай оркам демона, и дело с концом! Те, кто выжил, вернутся домой, а те, кто сейчас только собираются в путь, нескоро вдохнут запах запёкшейся крови. Ох, Кирион, если бы всё было так просто. — И ты им веришь? Этим вероломным тварям? Друг, иронично глянув, не удержался от колкого замечания. — Позволь напомнить тебе, что буквально пару недель назад это мы их предали, а не они — нас. Да, так и есть! И я совершенно не горжусь этим. — Не мы, а я их предала. И довольно лукавить, Кирион. Уж кто-кто, а ты-то всегда называл вещи своими именами. — И именно за это ты держишь меня до сих пор подле себя. Не так ли? Мельком озадаченно глянула на него, нервозно выдохнула из себя всё раздражение и снова обернулась на площадь. — Так. ТАК! Корона. Это всё грёбаная золотая корона. В день, когда очередной преёмник трона надевает её на голову, она начинает болезненно давить на совесть правителя и заглушать её тихий шёпот. Именно по этой причине подле каждого достойного правителя должен находиться верный эльф, не боящийся говорить правду. Кирион всегда будет мне верен. С благодарностью глянула на друга. — Пойми, Кирион, орки и до войны были не самыми надёжными союзниками, а уж после моего предательства им и подавно нельзя доверять. Так что нет, Рэнна я не отдам. Несмотря на чрезмерно настойчивую поддержку друга и его непрошенные советы, в отношении Рэнна я уже приняла окончательное решение. Вновь обернулась на город, желая закрыть на этом тему, но непокорный эльф принялся дерзить: — И это я лукавлю? — Бесцеремонно накрыл своей горячей ладонью мою, что находилась на перилах. — Да ты не отдала бы им демона, даже если орки подарили бы тебе весь Джаклард. Демонстративно кинула холодный бесстрастный взгляд на наши руки и иронично усмехнулась: — Не поздновато ли для ревности, Кирион? — Поняв, что я с легкостью раскусила его очередной незавуалированный подкат, друг сам убрал от меня руку. Спокойным и рассудительным тоном продолжила: — Рэнна я не отдам. Он продолжит сидеть в темнице. И да, вели снять с него оковы, прекратить любые пытки и кормить как полагается. Он, конечно, по-прежнему пленник, но я не желаю, чтобы его в дальнейшем истязали. С него довольно. Кирион оказался абсолютно не удивлён моими новыми указами в отношении пленника и укоризненно спросил: — Зачем ты мучаешь и его, и себя? —Наивно понадеялась, что это был риторический вопрос, поскольку я точно не намерена обсуждать свою личную жизнь с бывшим, но ошиблась, так как он продолжил свои нравоучения: — Годами, десятилетиями я носил тебя на руках, выполнял любой твой каприз и любил… любил так, как никого не любил! — Ну, вот, снова старая песня. Это когда-то закончится? — Но ты так и не смогла ответить мне взаимностью. А демон предал тебя, да ещё и свалил, заделав ребёнка, и ты по-прежнему любишь его. Неужели тебе недостаточно этих аргументов? Неужели ты настолько слаба, что не в силах простить его и стать наконец счастливой? Ну надо же… Теперь он ему помогает? Мир, и правда, сошёл с ума… — Мать его ребёнка уже простила, но не Королева Амайя Мелиан. Вопрос закрыт. — Хорошо, но эта война… Это не наша война, Амайя! Всё! Всё, блять, по его словам, я делаю не так! А может, он прав? В немыслимом сожалении посмотрела на друга. — Знаю, что не наша. Но уже слишком поздно. Ты не представляешь себе, как я жалею, что ввязалась в чужую войну. Но ещё больше жалею, что, коль ввязалась, не послушалась Рэнна и отправила не всё наше войско, а безрассудно позволила сокрушить почти всех, кто отправился первой партией. — Кирион с пониманием в глазах глядел на меня и молчал. А что тут скажешь? «Моя Королева — дура и плохая ученица»? Ведь это именно он в военном корпусе учил меня боевым искусствам, военной тактике, всему! А я так облажалась! — Я жалею об этом роковом решении каждую секунду каждого дня, но сейчас… сейчас у нас нет пути назад. С орками у нас выход только один. Победа в войне. — Ты — Королева Арнорда, и это твоё решение. Мы все покорно примем его. Но объясни мне, зачем ты собралась лично ехать на фронт. Да ещё в твоём-то положении… — Схватил за локоть и вынудил оторвать встревоженный взгляд от собирающихся воинов на площади. Я удручённо посмотрела теперь уже на него. — Что ты творишь, Амайя? Ты же понимаешь, что все они, — нервно указал на собравшихся на площади, — все они не вернутся. Силы орков в два, если не в три раза превосходят наши. Ты, Амайя, ТЫ можешь не вернуться! — Ой, не драматизируй. — Лучше отшутиться, чем объяснять, из-за кого мне невыносимо находиться не только в этом дворце, но и в этом городе. — Да, согласна, теперь я стала большой и медлительной мишенью, но не думай, что даже сейчас меня так просто убить. Я ещё задам этим оркам жару, впрочем, как и демонам. Явно не впечатлившись слабенькими аргументами, Кирион схватил меня за локоть уже сильнее и в разы больнее, и заорал во всё горло, да так громко и пронзительно, что моя охрана мгновенно появилась на террасе. — Ты должна остаться здесь, рядом с демоном! И, когда вслед за остатками нашей армии падёт и Арнорд, только демон сможет уберечь тебя и ребёнка! Выпустишь его из темницы, и улетите как можно дальше, туда, где вас не найдут. Да он сейчас прямо словами Рэнна говорит! Или… или это все мужики одну и ту же байку женщинам рассказывают? Иронично рассмеялась его словам и удивительному явлению: то Кирион до чёртиков ненавидит Рэнна, ревнует и со свету сжить хочет, то сам пытается свести меня с демоном, лишь бы я цела осталась. Предостерегающе глянув на охрану и дав ей понять, что всё под контролем, я резко вырвала локоть из цепкой хватки друга, и прошипела сквозь зубы пониженным тоном: — Великие сражения побеждают после команды «За мной!», а не «Вперёд!»! Так что я еду, Кирион. А демон? Так я уже велела главному советнику выпустить его, если с фронта придут вести о моей смерти. — Представив себе эту картину, безрадостно усмехнулась собственным мыслям. — Ведь, если помру, Рэнн уже не сможет мне навредить. Не так ли? — Друг явно не ожидал, что я настолько реально оцениваю свои шансы на выживание, и, опешив от моих слов, лишь молча прожигал тяжёлым взглядом. — Так что, если я умру, пусть он будет свободным. Это и будет его наказание: жить, зная, что я и его ребёнок мертвы. Кирион наконец вышел из ступора и сказал то, от чего в него впала я. — Забирай его тогда с собой. Помнишь, как в болоте он спас тебя от демонов-кочевников? Как бы плохо я к нему ни относился, вынужден признать, что тебе нельзя отправляться в Тартас без того, кто не раз тебя там спасал. Это его территория, и глупо этим не воспользоваться. В памяти непроизвольно всплыли картины из прошлого — нашего с Рэнном прошлого, — и в душе стало так тепло и тоскливо одновременно. Не думала, что когда-нибудь стану скучать по тем адским денькам в Тартасе. Денькам, когда мы с Рэнном остались один на один, и он без спроса поселился в моём сердце навеки. Помню, как любимый демон не раз спасал мне жизнь. Он быстрее всех среагировал и поджёг целящегося в меня Гудмунда. Хм-м-м… А я его в благодарность наградила стрелами в спину. После он вытащил меня со дна того красивейшего озера и практически на себе тащил два дня по раскалённой пустыне, а ночами крепко обнимал, согревая, чтобы не замёрзла насмерть. Рэнн не раз спасал меня от орков в заколдованном лесу, и та ночь в холодной и мокрой пещере… В ту ночь я потеряла себя окончательно, но обрела нечто гораздо большее. Его. Будто это и не с нами было вовсе. Будто в какой-то другой жизни. Спустя какое-то время я усилием воли вынырнула из обволакивающих воспоминаний. — Что ж ты всё заладил: демон да демон? Ну, выпущу я его, а дальше что? Думаешь, он позволит мне — беременной — ехать в ад? — Скептически глянула на друга. — Очень сомневаюсь. Ему вообще не следует знать о походе, по крайней мере пока война не закончится. Иначе, поверь мне, Рэнна ни одна клетка не удержит. — Интересно это получается… Снова скрытый укор? Смотрит на меня лукаво и, похоже, я должна сама догадаться, что именно ему интересно. — Что? Говори уже! — То, что Королеве эльфов что-то может не позволить какой-то демон… — Охренеть как верно подмечено! Однако это так, и от этого никуда не деться. Укоризненно зыркнула на оборзевшего друга, но не стала едко отвечать и развивать тему дальше. А Кирион продолжил свои упрёки. — Может, хотя бы родов дождёшься дома? Никто ведь не знает, когда нападут орки. Или ты прямо в военном лагере рожать собралась? — Демонстративно закатила глаза, и вновь отвернулась к городу. — Зачем малышом-то так рисковать? — Всё будет в порядке! Прекращай истерить! К тому же, из-за моей необычной беременности я, может, и стала физически слабее, но магически… не знаю, как тебе это описать. Моя магия возросла десятикратно. Демонёнок магически подпитывает меня, да так, что горячая кровь носится по венам, словно от десяти доз жгучего порошка разом. Это что-то невероятное! Месяцами я копила в себе все эти силы, и сейчас мне очень хочется их использовать во благо. Ты только представь себе, скольких воинов я смогу исцелить на поле боя. Я должна ехать. — Он ещё было хотел возразить, но я перебила его, безапелляционно приказав: — Иди лучше к Офелии, Кир. Побудь с ней, пока не пройдёт её злость на то, что я не взяла её с собой в поход. — О, да, за это она невероятно зла на тебя. Ты бы видела её утром. Я ещё не поднялся, а она уже четыре огромных пирога испекла. — Ого! Аж четыре? — Не сдержав смешинку, озорно заулыбалась, на что Кир многозначительно закивал. — Да, похоже, она, и правда, зла на меня. — А почему, кстати, ты не взяла её? Очень хороший вопрос. Вновь обернулась к другу и, тепло улыбнувшись, нежно погладила его по щетинистой щеке. — Чтобы за тобой приглядывала. —Кирион, шокированный новостью о том, что тоже не едет, потерял дар речи; я решила воспользоваться ситуацией и сразу всё прояснить. — В моё отсутствие Дорлас остаётся за главного. Так было при папе, так будет и сейчас. Однако я ему совершенно не доверяю. Поэтому ты будешь за ним наблюдать и докладывать мне о текущем положении дел. Друг в недоумении от моего нелогичного поступка непроизвольно забегал по террасе глазами в поисках чего-нибудь, на что можно присесть, но, так и не найдя, подошёл ко мне ещё ближе. — Ты теперь Королева, Амайя. Если не доверяешь Дорласу, так не оставляй за главного! С невообразимым сожалением посмотрела на друга. — Не могу. Не время сейчас менять порядки. Арнорд и без того в потрясении из-за последних перемен и частой смены правителей. Не хочу ещё и вековые традиции нарушать в угоду своему спокойствию. Ты ведь присмотришь за ним? — Он снова собрался что-то возражать, но я опять перебила. Да, это некультурно, но с ним только так. — На фронте, Кирион, ты будешь обычным воином с обычным мечом в руках, а здесь же ты — моё самое доверенное лицо. И здесь ты мне намного нужнее. Я ведь доверяю тебе весь Арнорд. И, если вдруг со мной не будет связи, обязательно обратись к главному советнику. Я уже оставила ему указания на все случаи жизни. И не жизни — тоже. Друг молча согласился, склонился в поклоне в знак покорности. А, когда выпрямился, мы оба замолчали и, глядя на торопливо собирающихся воинов, вновь в тревоге помрачнели. — Она удивительная, Кир. Решила заполнить гнетущую тишину, заодно вверить ему не только своё государство, но и лучшую подругу. — Кто? — Офелия. Да, она взбалмошная, шумная и энергичная. Она всегда сама себе на уме. Один её фокус с моей беременностью чего только стоит. —Кирион ошарашенно и испуганно уставился на меня. — Думаешь, я не знаю, что вы учудили? Да, я не сразу просекла, но просекла ведь. — Поняв, что я знаю и это, Кир вымученно прикрыл глаза. И он ведь даже не собирался об этом рассказывать! Интересно, что ещё они от меня скрывают? — Я в курсе, Кирион, что мне можно было сделать аборт в тот же день, как узнала о ребёнке. В курсе, что Офелия подкупила и застращала лекарей, а ты, когда узнал обо всём, мой верный друг, принялся покрывать её. Но я на вас нисколько не злюсь. Эти все ваши потуги… — Иронично глянула на него, скептически хмыкнула. — Если бы я решилась на этот шаг, меня бы никто не смог остановить. — Не до конца понимая, о чём это я, Кир в недоумении уставился на меня, а я пояснила. — Мне доставили более сговорчивого и, что важно, надёжного врача из человеческого мира. Тут ошарашенный друг задал вопрос, на который я сама долго искала ответ: — Так почему не решилась? Вновь переведя задумчивый взгляд вдаль, бережно погладила живот. — Я хотела, правда, хотела, но не смогла. Духу не хватило вновь остаться одной на этом свете. Знаешь, когда я окончательно слезла с наркотиков, уже тогда я знала, что не решусь… не смогу. А в тот день, когда встретила ангела… — Кого? — Не важно. Был один день, когда я решительно направилась к человеческому врачу, направилась только для того, чтобы окончательно убедиться, что не смогу… признаться себе, что я хочу этого ребёнка, и перестать уже метаться. — Ну, как вижу, — друг с улыбкой глянул на мой внушительный живот, — тот день у тебя удался. — Да, удался. — А что там с ангелом? — Не важно, Кир. Забудь. Немного помолчав, заведомо зная, что Кир навряд ли добровольно в чём-либо сознается, я, укоризненно глянув на друга, всё же решилась задать этот вопрос: — Что ещё ты от меня скрываешь, Кир? — Я? Да ничего! — Спешно отвернулся от моего проницательного взора и сбивчиво затараторил: — Помнится мне, это ты скрыла от меня, что я у тебя первый. А, когда я узнал, было уже поздно. — Лучшая защита — это нападение? Умно… — Иначе не был бы таким настойчивым в тот вечер и не форсировал бы развитие наших отношений. — Поэтому и скрыла, Кирион. В тот момент мне жутко надоело, что все носятся со мной из-за того, что я — принцесса, — Предавшись воспоминаниям, невольно улыбнулась. — Но ты тоже в долгу не остался. Ведь ты скрывал, что жил с мамой. Вспомнив, как его мама посреди ночи застукала нас на собственной кухне в не совсем трезвом виде и в довольно компрометирующей ситуации, мы оба заливисто рассмеялись. А, насмеявшись вдоволь, Кирион заметно помрачнел и выдал мне то, на что сотни раз намекал, но никогда не осмеливался произнести вслух. — Зато ты никогда не скрывала, что не любишь меня. Огонь давней гнетущей обиды вспыхнул в его очах. — В то время я ещё не знала, что такое любить, Кирион. Теперь знаю, — с глубочайшим раскаянием во взгляде взяла его тёплую ладонь в свою, — и, поверь, очень сожалею, что причинила тебе столько боли. — Смотрит на меня, не мигая, практически не дышит. А я взялась и за вторую его ладонь, крепко сжав их, продолжила: — Кир, ты должен быть счастлив. В отличие от меня, ты это по-настоящему заслужил. Оставайся с Офелией, и попробуйте залечить раны друг друга. Ей ведь тоже нелегко пришлось. Мы оба видели, что с ней было после гибели Элатана. Несмотря на её жизнерадостный вид сегодня, она всё ещё собирает себя по кусочкам. Поверь мне, в твоих силах ей помочь. А она поможет тебе. — Хм-м-м… сдаюсь, — демонстративно поднял ладони кверху, — твоя взяла. Она, и правда, удивительная. Не переживай, я её не обижу. Она мне очень дорога. Ну вот, теперь я точно могу со спокойной душой отправляться в путь. Государство, как и верная подруга, теперь в надёжных руках. Вымотавшись от душераздирающей картины прощания солдат с их семьями, решила подытожить и спровадить наконец друга. — Все формальности по передаче обязанностей Дорласу я уже завершила, так что трогаемся из Аваллона в течение часа. — Ты поедешь верхом? Нет. На самолёте. А как же ещё? Мы ведь направляемся в Тартас! Я конечно, возьму с собой карету, но, боюсь, нам придётся бросить её у первого же адского препятствия. Например, у лавовой реки. — Знаю-знаю, что беременным нельзя верхом. Но я не хочу отправляться на войну в карете, демонстративно подмечая своё непростое положение. Так что по территории Арнорда поеду верхом, а там посмотрим по самочувствию. — Друг скептически уставился на меня, явно подозревая, что я нехило привираю. — И прекрати уже переживать за меня! Не маленькая! Всё! Можешь идти, Кирион. Постояв ещё с полминуты, глядя укоризненным, прожигающим взглядом, Кирион всё же покинул нашу с папой террасу, а я так и осталась тревожно смотреть на своих воинов — тех, что уже в течение часа двинутся в путь. При взгляде на них меня никак не покидало удушающее чувство, что я не достойна своей короны, своего отца. Меньшее, что я сейчас могу сделать для своего народа, — это лично возглавить поход. Последний, решающий военный поход для Арнорда. Чем я отличаюсь от них всех? У меня такое же сердце, столько же рук и ног, а совсем недавно у меня тоже появился смысл существования — то, за что хочется бороться не на жизнь, а на смерть. Арнорд — это великое, несокрушимое государство — принадлежит династии Мелиан, и я обязана защищать каждого его подданного, а, как придёт время, передать бразды правления своему малышу. Я воспитаю его невероятно сильным, отважным и одновременно мудрым правителем, таким, каким был его дед — Малфаст Мелиан. А для начала вместе с моими храбрыми бойцами и близко не подпущу орков к нашим границам. И именно по этой причине нам никак нельзя отдавать Тартас на растерзание орков.***
Рэнн
(Ramin Djawadi — The Night King) Моя Амайя, моя девочка… Как же я обрадовался, когда она, всполошённая, вбежала ко мне в темницу и в облегчении выдохнула. И этот тревожный блеск в её глазах. Переживала? За меня? Я охуеть как соскучился по ней, по её чувственным прикосновениям и по потяжелевшему томному взгляду на мне. В тот день, после моей несостоявшейся казни, она пришла ко мне, и мы наконец поговорили. Но говорили не о том. Говорили о войне и Айлин, снова о её братце, и ни слова о нас… О том, что будет с нами дальше. Я бы мог спросить у неё напрямую о её решении, ведь видно же, что уже решила… Но не стал. Этот отрешённый взгляд в стену, подавленный усталый голос… Наши раны ещё слишком свежи, и Амайя… Она была явно не готова вновь выслушивать мои наставления. В тот день моя Ами подолгу задумчиво глядела в пустоту перед собой, она была не со мной, а где-то очень далеко. Где? Да хуй знает! И как бы ни хотелось выяснить это, я не стал давить, стерпел её холодный и рассудительный тон. Отпустил. Ей необходимо время на то, чтобы всё переосмыслить, осознать то, что у нас нет иного пути, кроме как быть вместе. Не знаю, небеса это или сам дьявол заготовил нам такую участь, но такова реальность! Мы должны быть вместе! Мне же оставалось лишь дождаться, когда моя гордая Незабудка признается в этом себе, а после — мне. И я дождался. Спустя несколько дней одиночества Амайя вновь пришла ко мне в эту ёбаную темницу. Сегодня она выглядела как никогда ослепительно красивой, хоть и заметно уставшей. Некогда под палящим солнцем Тартаса очи моей Ами становились кристально чистыми, подёрнутые блестящей пеленой слёз. В те моменты они напоминали драгоценные алмазы. А сегодня любимые омуты своей синевой напоминают бездонные океаны. В них столько боли и отчаяния. Подошла к двери клетки, остановилась и замерла, проницательно глядя мне в самую душу. Смотрю на неё, и налюбоваться не могу. Она так изменилась… Беременной Амайя кажется одновременно и моложе, и старше. За спиной струятся русые волосы, лишь пара прядей спадает на похудевшее личико. Это светлое платье в пол, с причудливыми сборками на округлом животе, в нём она такая женственная и завораживающе красивая. Наконец моя Незабудка сняла этот чёртов траур по уёбку-жениху. Моя Ами такая родная, но при этом всегда разная. Иногда по-детски непосредственная, игривая, иногда до одержимости сосредоточенная и серьёзная, с подчинёнными она по-королевски величественная и сдержанная, а со мной… Со мной — настоящая, моя. Спустя пару минут внимательного созерцания друг друга и внутренней борьбы с собой Амайя решительно принялась открывать замок клетки. А я, осознав, что она направляется ко мне… блядская сила, меня охватила парализующая паника и идиотская неконтролируемая радость. Такое чувство, будто проклятое сердце перекочевало из груди в виски, а ядовитый адреналин жёг вены, безжалостно опаляя мозг. Спешно открыв дверь, Амайя собралась войти в клетку, но резко остановилась и судорожно ухватилась за решётку. Моё сердце болезненно сжалось, дыхание перехватило, я мгновенно дёрнулся ей навстречу, чтобы помочь, удержать. Но из-за натянутых до упора цепей один хуй не дотянулся, она устояла самостоятельно. Пошатываясь, но тем не менее. Подняв смущённый взгляд, едва заметно неловко улыбнулась уголками губ. Меня насквозь пронзило отвратительное дежавю: в нём я точно также скован цепями, она встаёт со скамьи и судорожно хватается за решётку. То же тревожное выражение её лица, также, неосознанно ухватилась за живот, также кинула на меня затравленный взгляд, желая скрыть своё плохое самочувствие. Это было в тот самый последний наш вечер вместе, за пару минут до прихода её ушлёпка брата. Я тогда и предположить не мог причину её плохого самочувствия. Невольно вспомнилось и то, что происходило после прихода Бурхата: его насилие и побои по животу, а она упрямо не поднимала щит, чтобы спасти мне жизнь. Амайя, позабыв о собственной гордости, ползала в ногах урода, умоляя пощадить меня… Задумавшись, не заметил, как в гневе стиснул челюсти до противного скрежета зубов, а Ами подошла так близко, что мы едва не соприкоснулись. Она нежно дотронулась до моей напряжённой скулы, я, всё ещё пребывая под шлейфом воспоминаний, непроизвольно дёрнулся, словно от удара. Всё тело моментально окаменело, каждый мускул стал стальным и словно в судороге болезненно запульсировал. Засаднило пересохшее горло. Я всё ещё не веря в то, что Амайя сама дотронулась до меня, после стольких месяцев разлуки, после всей той боли, что я причинил ей, она сама сделала первый шаг, ошарашенно уставился на неё. Обхватила моё лицо нежными ладонями, и большими пальцами погладила скулы. Более интимного момента между нами ещё никогда не было. Жадно глотнул раскалённый воздух. Столько всего хочется ей сказать, столько всего важного и одновременно — незначительного. Потому, что сейчас уже ничего не имеет значения. Раз Амайя сама пришла, всё остальное нахуй утрачивает всякий смысл. Интуитивно поняв, что вот-вот ляпну какую-то хрень в своём неповторимом репертуаре, Ами аккуратно приложила указательный палец к моим губам. Не хочет слов? Не хочет анализировать, правдивы ли они на этот раз. Любимая хочет говорить со мной так, как умеем только мы: взглядами и прикосновениями. Смотрю на неё, а она выглядит как никогда растерянной, одолеваемой тысячей тревожных мыслей и даже немного испуганной. Что творится в этой маленькой головке? Ей сейчас, наверное, невероятно одиноко. И не только ей… Каждая проведённая порознь с ней минута — это маленькая смерть для нас обоих. Когда Амайя рядом, она заполняет собой всё вокруг, каждый уголок моего разума, моей чёрной души. Опустила затуманенный взгляд на свой округлый живот, а после — осторожно взяла мои руки в свои и аккуратно приложила к нему. Ошалев и поддавшись первой своей бессознательной реакции, мгновенно отнял от неё ладони, но уже секунду спустя вновь приложил их к животу, жадно исследуя его наощупь.***
Амайя
Я должна была прийти и попрощаться с ним. Тем более, возможно, это наша последняя встреча. Хм-м-м… возможно? Скорей всего! И, прекрасно осознавая свои ничтожные шансы на выживание в Тартасе, я поддалась собственной слабости, вошла к нему в клетку, а после позволила ему дотронуться до меня руками — теми, которыми убил моего брата, но и теми, которыми неоднократно спасал мне жизнь. Из раза в раз именно эти руки вытаскивали меня с того света, а сейчас они же на моём округлом животе дрожат от волнения. Как только Рэнн коснулся моего живота, отпрянул, замер, испуганно глядя в глаза, и я замерла вместе с ним, отсчитывая каждую секунду в ожидании его дальнейшей реакции. Рэнн был настолько напряжён, что его ноздри ритмично раздувались от прерывистого дыхания, на мокром лбу вздыбились вены. Опустил изумлённый взгляд вниз и вновь робко дотронулся до живота, на этот раз сам. Едва не захлебнувшись в испепеляющем счастье, ощутила, как малыш шевелится, и направила руку любимого именно туда. Малыш снова толкнулся, теперь уже прямо в ладонь Рэнна. На его лице отразилась гримаса боли и непередаваемого удивления. Как давно я мечтала об этом моменте! Себе не признавалась, но глубоко внутри — там, где никак не умрёт живучая любовь к демону — таились мечты об этом мгновении. И не только об этом! Рэнн кощунственно украл у нас тысячи подобных моментов, заменив их всепоглощающей ненавистью и обидой. Момент, когда узнала о беременности, умиление с быстрорастущего живота, первые толчки малыша… и ещё сотни и сотни подобных моментов, в которых он должен был находиться рядом, а я — не желать ему долгой и мучительной смерти. С трудом стоя на подрагивающих ногах, в облегчении прикрыла пекущие от непролитых слёз глаза. Знаю… знаю, что сейчас Рэнн испытывает неописуемые чувства, такие, которые и сам не в состоянии распознать, но только бы он молчал. Только бы не произносил ни слова, ведь иначе я сдамся, не смогу уехать, оставив его здесь. А я должна.***
Рэнн
(Alex Roe — Longing To Know) Зачем она это сделала? Почему позволила касаться себя? Простила? Когда Амайя направила мою ладонь к толчку малыша, это было самое охренительное, что я когда-либо испытывал в своей грёбаной жизни! В этот миг меня сокрушила пронзительная боль… за нас. За то, что всё вот так: мы в темнице, я в цепях, а она вынуждена быть сильной за нас троих. Она по-настоящему сумасшедшая! Ещё более сумасшедшая, чем я! Моя девочка. Едва ощутимые толчки мне в руку, и весь мир вокруг нас завертелся, словно карусель. Я был настолько потрясён, что меня затрясло в нервозной лихорадке, а пот по спине стекал ручьём. Нет. Теперь между нами не только любовь. Теперь нас связывает нечто большее, нечто, что превыше любви, войн, страха и обид. Маленькая и хрупкая новая жизнь. Осознав это до конца, с благоговением рухнул перед ней на колени, Амайя пошатнулась, и я крепко обнял её за ноги, помогая удержать равновесие, упёрся мокрым лбом в упругий живот. Ами несмело тронула мои взлохмаченные волосы, а я прильнул щекой к животу и жадно вслушивался в биение сердца нашего ребёнка. Я запомню этот звук до конца своих дней. Обняв её ещё крепче и закрыв глаза, хаотично целовал любимый живот, и никак не мог избавиться от навязчивой мысли о том, что я не достоин такого подарка от неё. Нихуя не заслужил даже мою Амайю, не то что это маленькое чудо! Я просто хочу, чтобы они были счастливы.***
Амайя
Крепко обнимая меня за ноги, Рэнн с восторженной улыбкой на моих любимых губах весь светился изнутри. Смотрю на него — до безумия счастливого и сознание против воли наливается неведомым мне теплом и ещё чем-то. Словно вот здесь — в его объятиях — я нашла потерянные частички своей растерзанной души, и теперь она понемногу заживает. Сколько мы так простояли, понятия не имею. Я жадно смотрела на его пальцы, трепетно исследующие мой упругий живот, и вспоминала, как он ими же касался моего тела. Снова… Снова эти проклятые мысли! Это всё его присутствие. Дьявольская энергия и трепет в глазах, смотрящих на меня неизменно — с одержимостью и вожделением. И как бы ни было стыдно за собственные мысли, мне давно уже не под силу изгнать их из своего воспалённого сознания. Несмотря на то, что теперь являюсь Королевой, я по-прежнему живая, по-прежнему люблю его. Словно услышав мои откровенные мысли, Рэнн поднял родные серые очи, в которых застыла неописуемая благодарность. Сердце на миг остановилось, в глазах запекло, всё внутри замерло в безудержном порыве счастья. Время вокруг нас разбилось вдребезги. Мой подбородок предательски задрожал, и я не смогла вдохнуть. Я жадно глотала воздух ртом, смотрела в глаза, в которых, словно в зеркалах, отражалось отчаянное безумие и всепоглощающая любовь. Не ко мне. К нам. Вокруг — оглушающая тишина, слышно только его дыхание и моё. Коснулась его жёстких волос сначала нежно, а после уже смелее запустила в них пальцы. По моим щекам ливнем хлынули слёзы. Звенящая тишина. Мы оба молчали, боясь разрушить то, что так трепетно берегли в душе и сейчас наконец друг другу показали. Нет. Мне больше не нужны слова. Клятвы, обещания, мольбы о прощении… это всё пустое. Он, вот сейчас… его прикосновения и влажный блеск в глазах — это настоящее. Рэнн умолял, молча заклинал простить, всё крепче сжимая мои колени, и я прощала. Не сказав ни слова, судорожно перебирая онемевшими пальцами его волосы, прощала. Любит ли он меня? Нет. Это больше, чем любовь. Это болезнь. И мы оба неизлечимо больны. Наверное, в этом заключается жестокость судьбы: до безумия полюбить того, кого любить никак нельзя. Покорно стоя на коленях, Рэнн ждал… смиренно ждал моего решения. И я его приняла. За нас троих. Возможно, я не имею на это права, но теперь уже поздно отступать назад. Он страстно желал, чтобы я стала Королевой? Я ею стала! Рэнн хотел, чтобы я воевала вместе с демонами, я и это сделала. Он хочет, чтобы демоны и эльфы победили в войне? Не знаю, под силу ли нам это, но я постараюсь.***
Рэнн
Обезумев от счастья, я отчаянно молил про себя её Богов, чтобы этот миг никогда не прекращался. На какое-то мгновение весь мир вокруг нас застыл, и мы остались одни. Мы словно забыли обо всём, что с нами произошло. Словно эти несколько минут созданы только для нас двоих. И всё, что мы могли, — это смотреть друг на друга. Только это и могли. Амайя с печалью глядела сквозь пелену слёз так, словно видела моё лицо последний раз в жизни. По её щекам ручьями покатились слёзы. Наступила мёртвая тишина. Мельком глянул на её живот и задохнулся от осознания, что теперь у неё есть кое-что, что принадлежит и мне тоже. Теперь я никуда её не отпущу. Раз уж моя сильная девочка пришла, сама вошла ко мне в клетку, значит, она понемногу сдаётся. В прошлую нашу встречу я не давил на неё — это сработало. И сейчас давить не стану. Какой же я тупорылый! Она уже отрезáла мне язык, а я тогда так и ничего не понял. Она ведь не раз мне говорила: «Тишина, Рэнн». Теперь знаю. С Амайей надо больше молчать. Необходимо дать ей возможность услышать собственные мысли и чувства, и тогда… Тогда, возможно, она простит меня, придурка.***
Амайя
Заметив у меня слёзы, Рэнн, позвякивая цепями, поднялся и обхватил большими грубыми ладонями моё заплаканное лицо. Склонившись, любимый нежно целовал мои полыхающие щёки, аккуратно вытирая большими пальцами солёные капли. Мы оба закрыли глаза, и наши лбы соприкоснулись. В миллиметре друг от друга мы с жадностью вдыхали запах друг друга — это было сильнее откровенных признаний и страстных поцелуев. Это был триумф наших чувств, тот момент, когда мы оба признали, что навечно принадлежим друг другу, иначе просто не может быть. Не в этой Вселенной и ни в какой другой. Наши пальцы переплелись; моё ноющее сердце забилось быстрее и быстрее, всё ускоряя свой тем, разгоняя кипящую кровь по венам. В этот момент как никогда захотелось жить. Победить в этой грёбаной войне и жить, чтобы любить. Если он будет со мной, то я не хочу умирать. Почувствовав моё волнение, Рэнн крепко сжал меня в объятиях так, что у меня едва не захрустели кости. В ответ я всё сильнее и сильнее вжималась в его горячее тело, подсознательно желая слиться с ним в одно целое и уже никогда, НИКОГДА не разлучаться! Это были объятия не страсти или безудержной любви. Это были объятия, пропитанные болью от осознания, что пора прощаться. Отпрянув от Рэнна, с нескрываемой горечью нежно погладила его по щеке, а он, будто почувствовав неладное, прижался губами к ладони и, в изнеможении прикрыв веки, глухо застонал. Пора. Если сейчас же не уйду, то не смогу уже никогда! Потихоньку попятилась назад, а он, всё не отпуская мою руку, крепко сжимал её в своей. Словно чувствуя, что мы прощаемся и, возможно, навсегда, Рэнн упрямо не желал отпускать. Пребывая в беспросветной прострации, машинально вышла из клетки и тихо защёлкнула замок. А после, постояв ещё пару секунд, чтобы наглядеться на него вдоволь, решительно развернулась и покинула темницу. И мне уже не страшно отправляться на войну. Не страшно быть одной, поскольку точно знаю: Рэнн мне попросту этого не позволит. Когда он рядом, я даже смерти не боюсь. Мой ревнивый собственник не отдаст меня в лапы костлявой. С грохотом закрыв дверь темницы, положила дрожащую руку на её холодную стальную поверхность, прижалась горящим лбом. Может, я уже схожу с ума, но я чувствовала… просто знала, что он всё также стоит там и растерянно смотрит в след. Мой Рэнн. Сегодня мы так и не сказали друг другу ни слова.***
Рэнн
Когда Амайя захотела уйти, я аккуратно отстранился и с плохим предчувствием настороженно заглянул в любимые очи, безуспешно стараясь понять, в чём же дело. Почему она так угнетена? Этот затравленный взгляд на меня и всепоглощающая обречённость. Она будто навсегда прощалась со мной. Глупышка моя… Знаю, сейчас, когда мы понемногу начали вновь обретать друг друга, особенно страшно потерять эту тонкую нить, связывающую нас. Но я ведь никуда не денусь из этой затхлой темницы, а она в любой момент может вновь прийти. Хотел было сказать ей это, успокоить… Но не стал. Побоялся вспугнуть. Знаю, что нам предстоит долгий и тернистый путь к прощению, и мы только в начале этого пути, но я, блять, буду не я, если не сломаю все щиты, стены, что она так кропотливо строит между нами, желая уберечь нашего ребёнка. От кого, нахуй? От его отца? Этому не бывать! Я заставлю её поверить в то, что МЫ — это возможно! Не сейчас. Со временем. Сейчас мы измучены войной. Нашей с ней войной. От автора. Сегодня я хотела бы рассказать вам о том, как я благодарна этой работе, да и сайту в целом за то, что благодаря им я приобрела много искренних друзей. Искренних, потому что это не те друзья, с которыми ты общаешься по воле случая, потому что вы вместе учитесь/работаете/ оказались в одной компании. Нет. Мы все здесь собрались по интересам, и нам действительно офигенно общаться. Я безумно рада, что нашла ещё верных друзей. Не стану вдаваться в подробности, ибо они желают остаться инкогнито, однако расскажу вам шёпотом и по секрету, что совсем скоро ко мне приедет погостить невероятная, обалденная девушка, встреча с которой совсем недавно мне казалась полным безумием, ибо мы находимся в разных государствах и между нами 600 км. Но в мире иногда происходят чудеса! И именно тогда, когда уже всё послал к херам, отчаялся и ни на что не надеялся. Почему я решила вам всё это взыскать? От того, что меня переполняют эмоции и мне хочется прокричать вам: СПАСИБО ВАМ, МОИ ЛЮБИМЫЕ, ЧТО ВЫ У МЕНЯ ЕСТЬ, такие, какие вы есть: разные, откровенные и молчаливые, безразличные и активно поддерживающие меня, вдохновляющие. Ваша Ева)