Шкаф (без льва и колдуньи)

– Да тихо ты, блядь!       Светло хочет ответить, но широкая ладонь с шершавыми подушечками, сильно пахнущая табаком, зажимает его рот. Здесь внутри тесно и темно – пиздец, не видно вообще ничего, только из-под двери просачивается тонюсенькая полоска света, но это не спасает. Ваня пытается проморгаться, все ждет, когда глаза привыкнут к темноте, но Рудбой – жаркий, словно печка, сильно отвлекает и мешает сосредоточиться. Ебаная ситуация. По ту сторону двери – кабинет Москвина, и почему им приспичило поговорить именно тут, хуй знает, если честно. У них с Рудбоем вечно все вот так: задумка-то в целом ничего, но выходит все равно все через жопу. Они сегодня собирались расставить все точки, распрощаться если не приятелями, то хотя бы без взаимных претензий, а оказались то ли в большом шкафу, то ли в маленькой гардеробной, и осталось только молиться, чтобы Леше ничего отсюда сейчас не понадобилось. Вот и поговорили, блядь. В комнате раздаются голоса, громкий смех, звон стаканов, и Ваня хочет побиться головой о стенку. Заебись, просто заебись. Если у Москвина тут попойка, то они с Рудбоем не только не прекратят их почти-дружеский-секс-без-обязательств, но и успеют вместе состариться. Кто придумал правило, что нельзя расставаться с помощью смсок или сообщений в дирик?       Фаллен переступает затекшими ногами, смещает немного вес и очень старается не шуметь, когда ладонь Рудбоя с его рта соскальзывает. Она движется по подбородку, мазнув подушечками пальцев по губам, опускается по горлу, гладит. Ваня сглатывает, так шумно, что кажется, их вот-вот запалят. Он хочет что-то сделать, увернуться от прикосновений – потому что, привет, они тут расстаются вообще-то – но вместо этого откидывает голову назад и укладывает ее Рудбою на плечо. Ни хрена не видно, и это выкручивает ощущения на максимум. Всего лишь ладонь на горле, да большое теплое тело сзади, а Фаллену хватает. Его ведет, колени слабеют, он снова громко сглатывает.       Рудбой прижимается к его уху губами – сухими и в трещинках, Фаллен помнит, – и шепчет: "Сможешь быть тихим?", а потом кладет вторую ладонь на Ванин живот. Даже через футболку это жарко, горячо, сладко. У Рудбоя большая сильная рука, он специально расставляет пальцы, надавливает так, что Фаллен притирается к нему ближе. Ваня, может, и хотел бы его послать, но почему-то только послушно кивает и чуть-чуть прогибается в спине. Он почти чувствует себя униженным, потому что стоило Рудбою просто пальцем шевельнуть, и Фаллен готов - течет как девчонка, плывет, подставляется. Но правда в том, что задницей он чувствует чужой стояк, хороший такой, крепкий, полноценный, а значит – он не один такой, это не игра в одни ворота. Шевелиться страшно, надо не шуметь, а Ваня уже понятия не имеет, где тут стенка, где дверь, где вешалки. Он прижимается к паху Рудбоя сильнее, трется, пытается навязать какой-то ритм, но ладонь на животе напрягается, комкает футболку, лезет под ткань.       От касания мокрого языка на мочке уха Ваню почти подбрасывает. Он покрывается мурашками, сжимает зубы, чтобы не стонать. Чертов Рудбой и его хорошая память на эрогенные места. Фаллен только подстраивается под ласку, привыкает к языку, вылизывающему ухо, когда рука с горла спускается ниже. Пальцы пробегают по ключицам, надавливают на местечко между шеей и плечом, там, где непроходящий фиолетовый укус, гладят сильно, с нажимом. Ваня больно прикусывает губу, чтобы как-то прийти в себя. Не выходит.       Рудбой планомерно, вдумчиво сводит с ума. Он и сам дышит сорванно и неровно, а член, упирающийся сзади, почти каменный, но, кажется, мучение Фаллена ему сейчас важнее, чем собственное возбуждение. Его руки не пропускают ни одного чувствительного места. Одна так и прижимается к голому животу, немного опускаясь вниз, но не заныривая в штаны, а другая – выкручивает соски, снова возвращается к засосу, надавливает на адамово яблоко. Ваню мажет от того, что он не видит, не может угадать следующее касание, и его уже трясет от желания. Когда на губы ложатся пальцы – все так же пахнущие куревом и все с такими же шершавыми подушечками – он послушно открывает рот, облизывает, почти заглатывает. Он даже не может сказать, сколько пальцев, но тщательно смачивает их раз за разом. На мочке сильно сжимаются зубы, а ладонь на животе сдвигается, опускается вниз, но застывает, так и не тронув член. Фаллен в отместку кусает пальцы, а в ответ получает мягкий, тихий смешок. Ваня в этот момент почти ненавидит Рудбоя, правда. Ему плевать, кто там за стенкой и сколько будет проблем, если их сейчас застукают. Он просто хочет кончить.       Рудбой убирает пальцы ото рта и одним движением стягивает с Фаллена штаны с бельем, не до конца, только чуть-чуть приспустив. Потом раздается шорох. Прикосновение кожей к коже выбивает последние остатки разума. Ваня на ощупь ловит ладонь Рудбоя и тянет ее к себе на член, направляет, задает ритм, вздрагивает и, кажется, готов кончить прямо сейчас. Между ягодиц прижимается твердый, горячий стояк. Фаллен облизывается, представляя, как сейчас мог бы развернуться, встать на колени и заглотить его сразу, целиком, до самого горла. Он позволил бы отыметь себя в рот, послушно вылизывал бы от яиц до головки, потом снова принимал глубоко-глубоко. Но Рудбой держит слишком крепко, сменяет ритм дрочки на медленный, тягучий, и Ваня понимает, что пока не кончит. В отместку он прижимается задницей сильнее, пытается прогнуться хоть немного. – Как же я хочу тебя сейчас выебать… – Рудбой шепчет на грани слышимости, и у Фаллена от его слов дрожат колени. Член – так рядом, скользит между ягодиц, иногда соскакивает и почти касается входа, но этого пиздец, как недостаточно, мало. Внутри почти свербит, горит – настолько сильно хочется Рудбоя.       В висках громко стучит, в груди совсем не хватает воздуха, а губы, кажется, Ваня изгрыз в хлам. Рудбой оставляет ухо в покое, уходит поцелуями на шею, прикусывает, засасывает кожу. Во рту снова пальцы, и Ваня снова вылизывает их обильно и с удовольствием, хотя губы больно саднят. Он протестующе стонет, когда Рудбой убирает руку, но тут же затыкается. Влажные пальцы гладят ягодицы, почти сразу надавливая между. Фаллен пытается хоть что-то сделать – расставить ноги, прогнуться вперед, но понятия не имеет, сколько тут места, а вывалиться в кабинет Москвина вот именно сейчас он не готов. Рудбой сдавленно матерится, пытается протолкнуть пальцы глубже, но ничего не выходит. Он только гладит мышцы, но угол неудобный, места не хватает, ноги у них обоих стянуты спущенными штанами. Ване хочется выть от возбуждения. Кончики пальцев не дают никакого облегчения, они только дразнят, не проникая туда, где сейчас нужны. Ему сейчас даже плевать на отсутствие смазки и гондона – он бы подставился Рудбою и так, не задумываясь, но блядь, блядь, неудобно, тесно, никак не выходит. Даже разница в росте, такая комфортная обычно, мешает, не дает подстроиться друг под друга. Фаллен снова накрывает ладонь у себя в паху, сжимает сильнее, задает быстрый ритм. Он не может больше ждать.       Рудбой последний раз на пробу толкается пальцами, все так же не может войти глубже и сдавленно матерится. Тихое "Прости, никак. Дома, ладно?" скручивает внутренности в колючий болезненный клубок. В последний момент Рудбой успевает зажать ему рот ладонью, а второй рукой, резкими и сильными движениями, выбивает из Вани оргазм.       Фаллен ничего не чувствует, только краем сознания ощущает, как Рудбой вгрызается ему в плечо, а потом – влажные, почти горячие капли между ягодиц. Он смутно ловит движение чужой ладони сзади и снова там, не внутри, у входа. Пальцы размазывают липкую влагу, втирают в кожу, но Ване так плевать, что он готов потерпеть. Глаза слипаются, и от оргазма, и от надоевшей темноты. Он приваливается к Рудбою, вслепую тянется с поцелуем и его рот тут же накрывают горячие, немного горчащие губы.       Может, он задремывает, может, просто отключается от реальности, но, когда Рудбой трясет его за плечо, Фаллен уже одет и почти в порядке, не считая влагу между ягодиц. В кабинете тихо и никого нет, и они выходят из ебучего шкафа, не глядя друг на друга. Ване не надо смотреть в зеркало, чтобы сказать, что у него на щеках яркий румянец, но, наверное, это можно списать на духоту. Он почти готов неловко попрощаться, добавив: "Ну, как договаривались? Все, закончили?", когда Рудбой оказывается рядом одним быстрым движением и целует, грязно и многообещающе. У Фаллена, блядь, снова, подгибаются коленки. – Познакомь меня со своим котом. – Рудбой говорит хрипло и неуверенно, и Ване чертовски приятно видеть, что не у него одного отказывают тормоза. – Что? – Не знаю. Я сейчас нихуя не соображаю. Но совершенно точно не хочу… ну не хочу, чтобы это заканчивалось. Так что напрашиваюсь в гости.       Фаллен пытается сообразить, сильный ли дома бардак и как предупредить кота о гостях, но в итоге просто пожимает плечами. Он очень надеется, что не выглядит так глупо, как Рудбой с этой своей широкой и довольной улыбкой. В гости так в гости.