Тепло наших рук

      Алёнка лежала на диване, закинув ноги в домашних ярко-красных лосинах на стенку и слушая музыку в больших бело-оранжевых наушниках. Дома было удивительно тоскливо. Кира с отцом на выходные отправились в Финляндию. Отцу надо было заключить какой-то контракт, а Кире просто уже не сиделось на месте. Варя не читала сообщения, Маше писать было бесполезно, а у Снежки был Вася.       — Ску-ука… — уныло протянула Алёнка и стремительно села.       В глазах от резкой смены положения поплыло. Алёнка зажмурилась, помотала головой, стараясь сфокусировать взгляд. С кухни тянуло чем-то жареным: это бабушка опять хлопотала над ужином. В уши ударила нелюбимая песня, каким-то боком затесавшаяся в плейлист. Алёна неприязненно поморщилась, схватила телефон, быстро переключила песню.       Дверь комнаты распахнулась, на пороге встала бабушка, тщательно вытиравшая руки белым кухонным полотенцем. Она что-то говорила, показывая головой в сторону прихожей. Алёнка стянула наушники и смогла лишь переспросить:       — А?       Бабушка покачала головой и обречённо вздохнула:       — К телефону тебя, Алёна.       — Иду, бабуль! — Алёнка стянула наушники, остановила музыку, заблокировала телефон.       Пока шла до старой тумбы в прихожей, гадала: кто мог позвонить на домашний телефон ей? Все друзья — особенно лучшие — знали, что куда проще застать её в обнимку с сотовым, чем дома со стационарным. Алёнка взяла красную трубку, по старой детской привычке (когда часто разговаривала с родителями) накрутила провода на палец:       — Кто? — собеседник как-то едко усмехнулся и вдохнул, Алёнка предупредила его фразу: — Не конь в пальто и не дед пихто. Это уже устарело, как мир.       — Ну, вообще-то, я хотел сказать Са-аша.       Алёнка услышала, как Абрикосов на том конце трубки растянулся в улыбке, фыркнула:       — Ну, и что тебе надо в, — оторвалась от трубки, громко спросила у бабушки, который час, вернулась к разговору, — восемь вечера от меня? Знаешь же, что домашку я по настроению делаю.       Теперь фыркнул Саша. Алёнка была неисправима. Резкая, вспыльчивая, колючая. Засунув руку в задний карман джинс, он задрал голову, гадая, какое из окон последнего этажа пятиэтажки принадлежит Жаровой. Он переложил телефон из руки в руку, потёр запястье, зажав телефон между головой и плечом:       — Вообще-то я делаю домашку регулярнее, чем некоторые.       — Ню-ню, — Алёнка запрыгнула на старую тумбу, положила телефон на колени, тумба угрожающе пошатнулась. — Слушай, у меня нет времени с тобой тут нюни разводить. Если по делу — так и говори. Если нет — прости и прощай. У меня дела.       — Сидеть дома и слушать тоскливую музыку? — мягко улыбнулся Саша, глядя, как в одном из ярко горящих окон задвинулась тюль, задев какой-то высокий цветок.       — Не твоё дело, — буркнула Алёнка. — Всё ясно с тобой, пока.       — Стой, не ложь* трубку! — Саша растерянно посмотрел на скромный маленький букетик лилий, который держал в руке, почесал в затылке. — Я тебе чего сказать-то хотел. Если ты не слишком занята, могу предложить тебе эксклюзивную прогулку по ночному городу с потрясающим фокусником.       — Ух ты… — заинтересованно поёрзала Алёнка, самодовольно усмехнулась, придала взгляду самое невинное выражение (благо, овальное зеркало в старинной медной раме висело напротив), наивно похлопала ресницами и елейно спросила: — А кто это? Ты меня с ним познакомишь?       Саша обречённо вздохнул, поддел ногой маленький камешек. И ради этого он, как дурак, торчал тут почти два часа? Саша вскинул руку, на которой звякнули часы Артёма (двоюродный братец одолжил их на эту ночь). А, нет, ровно два часа.       Оба молчали. Слушали лишь дыхание друг друга и ждали ответа.       — Алло? — осторожно спросила Алёнка. — Саш? Ну, Саша! — капризно выпятила нижнюю губу, в нетерпении стукнула пятками по тумбе. — Саш, ты что, обиделся? Если ты так хочешь провести сегодняшний вечер со мной, то… Знаешь, я сейчас гляну, какие у меня планы на вечер.       Алёнка оглянулась по сторонам, взяла старую телефонную бабушкину книгу. Зашуршала страницами, делая вид, что смотрит ежедневник. А Саша терпеливо ждал, подпинывая маленькие камушки под окнами дома Алёнки. «Можно подумать, я поверю в твою чрезвычайную занятость», — хмыкнул Саша, когда шелест страниц прекратился, а Алёна откашлялась в трубку.       — Знаешь, тебе повезло, — высокомерно заявила, — у меня на сегодняшний вечер как раз ничего нет.       — Тогда выходи! — оживился Саша. — Я жду тебя, моя богиня огня!       — Я же просила не называть меня так! — Алёна вспыхнула, вспомнив неловкий инцидент на выпускном после девятого. — Это была случайность! Я не хотела ничего поджигать!       — Я под окнами, — выдавил из себя Саша, сдерживая смех.       Нажал кнопку завершения вызова. А потом расхохотался громко, вспомнив, как в прошлом году вместо того, чтобы поджечь нити петард за городом, Алёна подожгла сухую траву и своё платье. Хорошо хоть, пожар удалось потушить силами девятиклассников. Но теперь Саша не мог называть Алёну иначе. Только богиня огня. Такая же горячая, импульсивная, вспыльчивая, как пламя.       Алёна, послушав с полминуты гудки, положила трубку, поставила телефон на тумбу, мягко спрыгнула на пол.       — Бабуль, я гулять!       — Алёна, — бабушка вышла из кухни и обеспокоенно нахмурилась, — там уже темно на улице. Мало ли что. Не надо. Тем более, я твои любимые кексы яблочные испекла.       Алёнкины губы, дрогнув, растянулись в умоляющей улыбке. Она подошла к бабушке, чуть наклонилась и обняла её, чмокнула в мягкую щёку:       — Бабу-уль… Я же не одна пойду. Меня мальчик пригласил.       — Хороший мальчик? — бабушка обняла Алёнку, едва коснулась её щеки губами.       Алёнка помялась. Нельзя было назвать Сашу уж очень «хорошим»: как можно считать хорошим того, кто старался всячески во всём обскакать тебя, кто пытался переманить твоих друзей на свою сторону, кто замечал каждый твой недочёт, а потом однажды написал тебе в лс «Го гулять?»? Алёнка отпрянула от бабушки, положила руки ей на плечи, кивнула:       — Очень.       — Ладно, но до одиннадцати вернись, а то я волноваться буду.       — Конечно, бабуль! — Алёнка ещё раз чмокнула бабушку в щёку, после чего скрылась в своей комнате.       Не стала долго решать, что надеть. Оранжевые джинсы, красная джинсовка и бледно-жёлтая майка. Посмотрела на количество зарядки. Вздохнула. На двадцати процентах далеко не уйдёшь. Достала с верхней полки шкафа красную маленькую сумочку из крокодиловой кожи — подарок отца на пятнадцатилетие — перекинула её через плечо, бросила туда телефон, провода и PowerBank. Подумав, бросила ещё ключи, пару сотен и проездной на метро — а кто знает, что этот Абрикосов задумал!       Оглушительно грохнула дверь подъезда, переливы домофона стали неслышны. Саша медленно отошёл от стены, пряча за спиной руку в перчатке, сжимавшей скромный букетик. Алёна поправила длинный ремешок сумки на плече, чуть приподняв бровь, с усмешкой оглядела Абрикосова с головы до ног.       — Прошу вас: огненные лилии для богини огня! — картинно поклонившись, Саша протянул Алёне букетик.       Алёна прижала руку к груди, ойкнув, осторожно приняла букет из рук Абрикосова. Пальцы соприкоснулись. Как будто огненные искры пробежались по телу обоих. Отдёрнули руки. Алёна спрятала зарумянившиеся щёки в скромном букете, буркнула:       — Спасибо.       Саша взъерошил волосы, широко улыбнулся:       — Да не за что. Пошли?*       Алёна пожала плечами, легко обхватила плечо Саши, подняла голову, так что веснушки огненными искорками вспыхнули в свете фонарей, твёрдо сказала:       — Веди.       И они пошли.       Некоторое время шли молча. Алёнка обеими руками сжимала букетик огненных лилий и из-под ресниц смотрела на Сашку, который шёл, засунув руки в карманы, и чувствовал себя крайне неловко.       — А куда мы идём? — наконец подала голос Алёна, оглядывая дворы.       — Предлагаю прогуляться вдоль набережной, — улыбнулся Саша.       Они, петляя между домов, останавливаясь в переулках и опасаясь машин, наконец вышли к набережной Фонтанки. В воздухе запахло водой. Алёнка втянула Питерский воздух, улыбнулась Саше. Ловко взобралась на красные гранитные перила и легко и уверенно, как будто не балансировала над неугомонной и своенравной рекой, зашагала рядом с Сашей. Тот тревожно косился в сторону подруги, заметно нервничал.       — Ты чего, Саш, — рассмеялась вдруг Алёна, поймав на себе очередной обеспокоенный взгляд Абрикосова, — испугался, что ли?       — Да ты что. Просто думаю: если богиня огня столкнётся с богиней воды, то что будет? Землетрясение? Взрыв? Извержение.       — Ха-ха-ха! — закатив глаза и поставив руки на пояс, искусственно рассмеялась Алёнка, посмотрела вниз: — О, Чижик-Пыжик!       Саша оглядел набережную. Здесь было удивительно тихо: не так, как в жаркие летние дни, когда туристы толкутся, давят друг друга в тщетной попытке попасть монеткой на постамент бравому чижу. Саша, Арт и Фил любили приходить на Фонтанку с мая по сентябрь как раз в это время суток: жара, если она, конечно, была, спадала, люди разбредались по домам, позволяя подросткам сколько угодно загадывать желания и бросать монетки. И Фил почти всегда попадал.       — А давай кинем монетки? — хитро прищурился Саша, вытаскивая из кармана ветровки мелочь.       Алёнка хмыкнула, предложила Саше пари. Кто попадёт — того и желание. Саша легко согласился. Кидали на счёт «три». «Чтобы Саша перестал за меня беспокоиться!» — подумала Алёна, глядя, как монетка летит на постамент. «Чтобы Алёна перестала игнорировать меня!» — загадал Саша, слишком сильно вцепляясь руками в гранитный бордюр. Монетки сверкнули. Одна из них пролетела мимо. Вторая приземлилась рядом с Чижиком-Пыжиком.       — Моя? — Алёна опасно наклонилась вперёд, пытаясь разглядеть: её пять копеек попали на чижа или Сашины десять копеек.       Резко крутанулась на пятках с видом победительницы, не удержалась, заойкала, замахала руками. Наклонилась сначала вперёд, потом отклонилась назад. Саша не думал. Он просто резко схватил Алёну за запястья и потянул на себя. Алёна выдохнула, останавливаясь.       — Спасибо, — буркнула, положив руки на плечи Саши, спрыгнула с толстых гранитных перил от греха подальше.       Саша положил руки ей на талию, улыбнулся:       — А ведь это моя монетка попала.       Алёна насупилась: она искренне надеялась, что её победоносный вид ослабит бдительность Саши, и он не заметит десяти копеек на самом краю постамента. Не вышло.       — Ну, давай, загадывай, только быстро, — нахмурилась она.       Саша окинул её коварным и влюблённым взглядом. Алёнка вздрогнула, хотела выпутаться из объятий Саши, но было поздно. Он мягко, аккуратно, как будто бы Алёнка была сделана из сахара, коснулся своими губами её губ. Алёнка сначала зло нахмурилась, хотела треснуть нахала по голове букетом. «Да ну, ещё цветы на него тратить!» — сердито подумала потом, спрятала руки за спину, приподнялась на носочки, чтобы было удобнее целоваться.       Отпрянули друг от друга. Саша смотрел на Алёнку хитро, приподняв одну бровь. Алёна смотрела на Сашу сердито, хмурила брови. Весь её вид как будто спрашивал: «Ну и зачем?»       — Так надо… — таинственно улыбнулся Саша, взял её за руку. — Если ты всё ещё хочешь со мной гулять, то прошу, богиня огня.       — Естественно. После этого поцелуя я пойду с тобой гулять, но… — хитро оскалилась. — Если что, у меня всегда с собой шокер.       — Ох, как страшно! — иронично отозвался Саша, заправил Алёнке прядь за ухо, разжал ладонь. В ней лежала конфета. — Хочешь?       — Давай, — буркнула Алёна, забирая с ладони Абрикосова сладость, запихала её в рот, бурча: — хоть зажевать твой поцелуй. Фокусник фигов.       Саша ничего не сказал. Лишь легко усмехнулся. Этим ему и нравилась Алёна: своей беспечностью, искренностью в мыслях и чувствах. Простотой, в конце концов!       А Алёна не понимала, почему доверилась Саше. Что-то внутри влекло её к нему. Они петляли по улицам, стучали ногами по асфальту, вдыхали запах ночи. А потом Саша резко свернул в подворотни.        И они снова торопливо стучали подошвами обуви по асфальту, пока Саша не остановился под старой жёлтой пятиэтажкой. Потянул на себя красную облезлую железную дверь, пустил Алёну вперёд.       В подъезде было темно и холодно. Алёна неосознанно жалась к Саше, чувствуя холодную кожу его перчатки. С каждой ступенькой становилось всё страшнее и страшнее, Алёна, тихо ойкая, готова была слиться с Сашей. Он лишь улыбался краем губ и уверенно поднимался всё выше и выше. Дошёл до последнего этажа, до железной решётки, опутанной цепью и ржавым большим замком. Остановился. Поднял ладонь. Повертел перед Алёнкой длинными металлическими палочками.       — Это что — отмычки?! — успела вскрикнуть она, но Саша бесцеремонно захлопнул ладонью рот Жаровой, зашипел на неё.       Та, выпучив глаза, пыталась возмущаться, но Сашина рука не позволяла разгуляться вовсю. Саша подкинул связку отмычек, вставил очередную в замочную скважину, прислушиваясь. Замок щёлкнул. Саша кивнул, осторожно отпустил Алёнкин рот, поманил её за собой рукой.       Алёна посмотрела на три квартиры на площадке. Вздохнула, нырнула в маленькую дверцу вслед за Сашей. Они не спеша поднялись по ступенькам, оказались на чердаке. Первым делом Алёна ударилась головой о деревянную балку, чертыхнулась.       — Осторожнее, — мягко рассмеялся Саша, подходя к окошку, ведущему на крышу. — Идём за мной.       — Только не говори, что ты предлагаешь групповой суицид, — скрестив руки на груди и глядя над собой, недовольно буркнула Алёна. — Я ещё нужна бабушке.       Саша тихо рассмеялся и вылез на крышу. Алёна вылезла за ним и замерла, приоткрыв рот. На гладкой ровной поверхности крыши стоял складной круглый столик, вокруг которого были разбросаны три большие подушки. На столе — коробка пиццы в окружении свеч в жестяных баночках из-под колы и спрайта.       — Прошу, мадемуазель, — галантно улыбнулся Саша.       Алёна, ошарашенно глядя на всё, упала на подушку, откинула крышку коробки. Вдохнула запах ещё горячей пиццы, хитро глянула на Сашу. Он бы физически не успел всё это сделать, ведь всё время он был с ней. Покрутила головой в поисках Фила, Арта или Васи — тех, кто мог бы помочь Саше.       — Это несмешной розыгрыш, — нахмурилась Алёна, громко крикнула: — Эй, ребята, выходите, я вас раскусила.       Саша закатил глаза, накинул на плечи Алёны красный флисовый плед.       — Это не розыгрыш. Вот столик. Вот свечи. Вот острая пеперонни для острой на язык богини огня. Вот огни Питера, которые удивительно красивы с крыши. Вот ты и я. И только ночь.       — А попить? — повернулась к Саше Алёна. — Имей в виду — алкоголь я не пью.       — Я знаю. А потому — лимонад! — Саша вытащил бутылку из-под стола и поставил на стол. — Я бы, конечно, предпочёл шампанское, но слово девушки — закон.       Алёна повернулась, внимательно посмотрела на Сашу. В его карих глазах блестела надежда, искренняя надежда на ответ. Алёна открыла лимонад, хлебнула его с горла. Посмотрела на Сашу.       — Ты туда-таки добавил спирта? — спросила полушёпотом, когда Саша уселся рядом и задумчиво принялся жевать пиццу.       — Почему ты так решила?       Алёнка пожала плечами, подмигнула Саше пугающе:        - А вот поэтому!        И вдруг резко развернула Сашу к себе и поцеловала. Поцеловала горячо, требовательно, неумело. Теперь опешил Саша. А потом, прикрыв глаза, запустил руки в Алёнины волосы. Она такая одна. И только его. Только его богиня огня, чьи прикосновения дарят жар по всему телу.       — Квиты! — отпрянув и хлебнув ещё лимонада заявила Алёнка, оглядела город, переливающийся яркими — жёлтыми, оранжевыми — огнями, улыбнулась, положила голову на Сашино плечо. — Но, знаешь, здесь реально круто. Води меня на крыши почаще, а, факир!       — Договорились, богиня, — Саша взъерошил Алёнкины волосы и чмокнул её в лоб.