Госпожа Болейн

      Томас Кромвель и не помнил, как он приехал в Хивер и быстро взлетал по ступенькам, как вихрь, сметающий все на своём пути. Ему нужно было увидеть Анну. «Анна, Анна», — повторял лорд-канцлер её имя и готов был взорваться от радостного возбуждения, переполнявшего его душу. Он грезил наяву, вспоминая её красивое и чистое лицо, как у греческой богини. Он готов был расхохотаться от одной мысли, что скоро дотронется до её ладоней.       — Ваше Величество, — упал на колени Кромвель, распахнув дверь в её покои и зайдя внутрь.        Бледная Анна лежала на постели, прикрывшись одеялом, но при виде своего мужа лёгкая улыбка тронула её губы. Она слабо махнула рукой, что-то прошептав, и её фрейлина леди Ли тут же быстро вышла, сделав реверанс и закрыв за собой дверь.       — Подойди ко мне, — неслышно прошептала Анна.       Сердце секретаря болезненно сжалось в недобром предчувствии. Неужели королева больна? Неужели это горячка, забирающая женщин так же скоропостижно, как и чума? Неужели и Анне предстоит так же угаснуть, как сгорает бумага в пламени свечи?       Подойдя поближе, Томас Кромвель внимательно взглянул ей в лицо и с облегчением-никаких симптомов он не заметил. Губы Анны не дрожали в ознобе, а её лоб не горел огнём. Она была столь же прекрасна, как и до своего отъезда. Многих женщин возраст лишь портил, губил их юную и свежую красоту, но не Анну Болейн. Её кожа не осунулась, а чёрные глаза смотрели прямо, живо и словно бросали вызов каждому врагу. Лишь продольная морщина напоминала о том, какой тяжелый год был прожит и чего ей это стоило.       — Как вы себя чувствуете? — взволнованно произнёс Кромвель.       Анна махнула ладошкой и затем безвольно опустила её на одеяло, легонько шлепнув по его шелковистой поверхности.       — Не стоит формальностей. Кто знает, возможно смерть заберёт меня в свои когтистые лапы, а ты так и не скажешь мне всего, чего думаешь, — это была всего лишь одна из многочисленных острых шуток королевы, но лорду-канцлеру стало не по себе. — Ты уже видел его?       — Его? — непонимающе посмотрел на неё Кромвель.       — Ребёнок, — устало посмотрела Анна вбок. — Принеси его. Только осторожно.       — Мадам, я вырастил троих детей, — беззлобно огрызнулся он, но всё же обернулся и нашел взглядом колыбельку, стараясь подавить в себе чувство обиды: Анна заговорила не о нём, а о младенце.       Казалось, что прошла целая вечность с того момента, когда его дочери были такими маленькими, как это дитя. Никогда не приходилось Кромвелю видеть такого очаровательного ребёнка. В нём все было крохотное: ручки, ножки, черты лица, даже чёрные материнские глаза.       Взяв младенца на руки, секретарь почувствовал приступы нежности к этому ребёнку, но то скорее были чувства жалости и умиления. Любовь, которую он испытал к новорожденным девочкам- Грейс и Анне, даже любовь к маленькому Грегори была сильнее. Томас Кромвель сразу знал, что будет любить своих детей всю жизнь.       С этим малышом всё было иным. То ли дело сыграла печальная история запретной страсти к его матери, то ли что-то другое, но той любви отца к сыну Кромвель пока не чувствовал.       Анна, лежавшая на подушках, тоже не испытывала особой любви и привязанности к ребёнку, но взяла его на руки и несильно покачала, всматриваясь в его лицо. Казалось, что она глубоко разочарована.       — Милое дитя, — со вздохом проговорила Анна. — Мне кажется, что Господь смеется надо мною. Он не даровал мне сына в браке с Генрихом, когда я умоляла его днями и ночами, но теперь…       Она замолчала, и невысказанные слова повисли в воздухе, и без того полным напряжения. Томас Кромвель просто не знал, что сказать. Анна, верно, вспоминала рождение Елизаветы и ту великую любовь, которую она к ней испытала. Вероятно, она вспомнила и Генриха. Глупая ревность взыграла в нём, и титаническими усилиями Кромвель подавил её.       — Как ты назовёшь его? — морщась от неформальности обращения, выдавил секретарь.       Анна ничего не ответила и лишь дотронулась пальцами до крошечных чёрных волос ребёнка.       — Почему бы не назвать его Генри?       — Генри? — устало переспросил Кромвель.       — Да, Генри, — повторила Анна и усмехнулась. — Пусть он и не стал долгожданным принцем Англии, но я дала себе обещание назвать сына Генрихом. Будет Генри Кромвелем, сыном твоих Грегори и Элизабет. Это такая великая честь для них- воспитывать сына королевы Англии, — велика ли честь воспитать королевского бастарда?       Томас Кромвель кивнул, но некое чувство прокралось глубоко в его душу. Это было дурное чувство. Предчувствие скорой беды.