Госпожа Болейн

      Томас Кромвель помнил, словно это было вчера, как новая королева Анна Болейн души не чаяла в своей новорожденной малышке Элизабет, несмотря на то, что только мальчик мог укрепить её шаткое положение. Она проводила с ней все время, брала на руки, что-то напевала мелодичным голосом, называла самым очаровательным ребёнком на свете, и это возбуждённо-восхищенное настроение передавалось всем окружающим её придворным. Даже Кромвель, обычно равнодушный к чужим детям, проникся любовью к маленькой рыжеволосой принцессе в колыбельке, замотанной шёлковыми тканями так сильно, что из-под них едва виднелось её крошечное личико и большие чёрные материнские глаза.       Иначе все обстояло с маленьким Генри. Анна очень редко виделась с ним, занятая восстановлением после родов и деловыми переписками и нечасто просила кормилицу принести его. Казалось, что Анна избегала ребёнка.       Однажды Кромвель застал её, стоявшую над колыбелькой сына и с нескрываемой тоской глядевшую на него. Рядом с ней сидела Мэри и шила крестильную рубашку для малыша- Анна наотрез отказалась это делать, в отличие от рубашки для Элизабет много-много лет назад. Казалось, что прошла целая вечность, а не четыре года.       — Проходи, Томас, не стой в дверях, меня это пугает, — махнула рукой Анна, и Кромвель, поклонившись, вошёл в комнату и сел рядом с ними. — Мари, у тебя у самой четверо детей: Кэтрин, Генри, Энн и Эдвард. Ты всех любишь одинаково сильно?       Мэри рассмеялась, забыв, что находится в присутствии королевы, но затем скромно опустила голову и продолжила шить.       — Разумеется. Разве может быть иначе?       Анна Болейн мрачно усмехнулась, когда малыш Генри ухватил своими пальчиками её палец и осторожно выдернула руку с неким пренебрежением.       — А у тебя, Томас? — обратилась она к нему. — Ты всех своих детей любил одинаково?       Он вспомнил светловолосых, словно ангелов, малышек Анну и Грейс, своего сына Грегори, и от этих воспоминаний слёзы едва не проступили у него на лице. От воспоминаний о жизни, которую он навсегда потерял.       — Разумеется, Ваше Величество, — ограничился сдержанным ответом Кромвель.       Королева печально вздохнула, вновь глядя в колыбельку.       — Иногда мне кажется, что я вовсе не люблю его. Я ничего не чувствую и не знаю, что из этого хуже.       — Это пройдет, — с твердой решимостью произнесла Мэри, поднимая голову к сестре. — Я чувствовала тоже самое к своей маленькой Анни сперва.       Кромвель тут же понял, что она лгала. Леди Стаффорд, тут же в подтверждение этому, стыдливо посмотрела на лорда-канцлера. Анна отвернулась от новорожденного сына и с ясно чувствующейся в голосе болью проговорила:       — Такое ощущение, что Он смеется надо мною. Когда я днями и ночами молила Его послать нам с Генрихом здорового мальчика, принца Уэльского, Он не отвечал ничего, а вместо этого я рыдала над своими мертворождёнными детьми. Но как только я начала мучиться душевной болью от того, на что я обрекла несчастного ребёнка-бастарда, Бог посылает мне сына.       — Мадам, Генри- не бастард, — приглушённо отозвался Томас Кромвель, защищая своего сына. — В лице Бога он рождён в законном браке, нашем с вами браке. В лице общественности он рождён в законном браке моего сына Грегори и его жены Элизабет.       Анна Болейн резко повернулась к нему. В её чёрных глазах пылали огоньки той бешеной и демонической ярости, за которую недоброжелатели королевы именовали её ведьмой.       — Он не будет знать своих родителей, — выплюнула она. — Он будет считать своей матерью эту жалкую девицу Сеймур, которая наверняка поведает ему о несчастно загубленной сестре в монастыре! Он будет молиться по ночам о их благополучии, а не нашем с вами! Он будет наполовину Кромвелем, наполовину Сеймуром, он не будет наследником Болейнов! Мой брат, верно, никогда не будет иметь детей с этой леди Рочфорд, а, значит, род Болейнов пресечётся!       — Почему же тебе не развести Джорджа с Джейн, сестра? — миролюбиво и одновременно простодушно обратилась к ней Мэри. — Джордж ещё может найти себе другую жену, он молод, привлекателен, умён и, самое главное, богат. Любая женщина пойдёт за него! Тем более теперь, когда ты вознесла нас на небывалую высоту. Джордж не имеет недостатка в поклонницах по всей стране и даже вне её.       Но Кромвеля не интересовала личная жизнь брата Анны. Он внезапно прозрел, как, верно, случилось с Лютером на мессе, когда он понял ущербность церкви и Бог указал ему путь к евангельской вере. Как он раньше не понимал! Анну волнует лишь собственная семья и её продвижение.       В этом она напомнила секретарю её дядюшку, и он похолодел. Неужели та Анна Болейн, та милосердная женщина, достойная короны, способная создать новую Англию, исчезла?       — Миледи, меня огорчает то пренебрежение, с которым вы отнеслись к моему сыну и его жене, которая дорога мне, как родная дочь, — сдерживая свой гнев, спокойно сказал Томас Кромвель. — Неужели для вас все члены семейства Сеймуров- гнусные предатели? Если вас так беспокоит судьба вашего рода, дайте развод виконту Рочфорду или отдайте ему нашего сына, дайте Генри титул герцога, признайте его своим бастардом, как признал Генрих сына от Бесси Блаунт. Но если это ускорит ваше падение, я ничем не смогу вам помочь. Мы должны быть союзниками, мадам, а это требует взаимного уважения, которого вы не можете мне дать.       Закончив свой монолог, Кромвель низко поклонился и вышел из покоев королевы. Вслед ему что-то кричала Мэри, видимо, стараясь примирить тайных супругов. Если бы Томас Кромвель в тот момент повернулся, он бы увидел, что Анна рухнула на колени и закрыла лицо руками в бессилии.