Сто тысяч миль

      На обратном пути со мной поравнялся уже сам Кейн. Возможно, пытался впечатлить своим суровым видом, но я впечатляться не спешил. Если кого сейчас и стоило бояться, так это взломанную систему, а совсем не его. Сигнализация продолжала пищать, с каждым звуком посылая по нервам неприятные волны тревоги. Казалось, сейчас станет нечем дышать. Пусто. Больно в груди. Я ни разу такого не испытывал, но почему-то представить мог слишком детально и правдоподобно.       — Эбигейл уже объяснила вам, как именно мы намереваемся поступить?       — Весьма подробно.       — У вас есть возражения? — его вопрос прозвучал намного резче, чем следовало.       Я сразу понял почему. Из нас двоих больший страх испытывал именно он. У него здесь была власть над всеми. Кроме меня. Для меня ничего не значил ни Протокол, ни его авторитет, и приказы отдавать он мне не мог. Эта иллюзия власти придавала немного уверенности.       — Что будете делать, если есть?       — Выслушаю. И подумаю, как не позволить вам нам помешать.       — Угрожаете?       — Предупреждаю.       — Вы уверены, что лететь к этому чокнутому им безопаснее, чем оставаться здесь?       — Где угодно безопаснее, чем здесь.       — Монти, Рэйвен и остальным — возможно. Но Джаха был весьма однозначен насчёт Кларк. Что, если он убьёт её?       — К тому моменту мы явно будем уже мертвы. Так что, пожалуй, всем нам будет всё равно.       От равнодушия в его голосе я едва не заскрипел зубами. Говорить о своей кончине с такой блаженной безучастностью мог либо фанатик, либо отъявленный циник. До сих пор я не мог понять, кто именно придумал этот план: советница, которой грозила смертная казнь за то, что она однажды оказалась не в то время не в том месте, или канцлер, который привык действовать по бесчеловечному, но действенному своду правил? Но теперь начинал догадываться. Кейн сначала отправил ко мне Эбигейл, чтобы я проникся горем любящей матери. Потому что сейчас я бы послал его к чёрту без лишних сомнений.       — Ваш Протокол слишком хорош. Правда, только для террористов, — не удержался от замечания я.       — А ваш вирус, похоже, убьёт нас даже несмотря на вакцину, — бесстрастно пожал плечами Кейн. — Однако я здесь не для обмена мнениями. Я спрашивал только, не собираетесь ли вы всё испортить по какой-либо известной только вам причине? На кону восемь жизней.       — Только благодаря знаниям и умениям ваших офицеров мой Клан смог продержаться против вражеской армии достаточно долго, чтобы дождаться ракет. Только благодаря Кларк президент Уоллес согласился помочь. Думаю, вам знакома эта история. Так что ваш вопрос изначально не имел смысла, господин канцлер. Но только не обманывайтесь. Это не ради Протокола, не ради вас, не ради советницы Эбигейл. Просто они все заслужили хотя бы раз не спасать кого-то, а самим быть спасёнными.       Он снова просто пожал плечами:       — Как вам будет угодно. Мне всё равно, каковы ваши мотивы, пока наши цели совпадают. А раз мы достигли взаимопонимания, то я хочу попросить вас кое-что сделать. Вы наверняка знакомы с непростым характером офицера Гриффин и её нестандартным мышлением. Если она что-то заподозрит — всему конец. Другие офицеры и кадеты легко проникнутся её протестом и никогда не позволят нам воплотить задуманное в реальность. Вряд ли теперь кто-то из них согласится просто улететь, оставив здесь одного из родителей. Поэтому о ней нужно позаботиться первой. Эбигейл даст вам инъекцию со снотворным. Мне нужно объяснять, что именно с ней надо сделать?       Я едва не сбился с быстрого шага, споткнувшись. Взглянул на Кейна, надеясь, что это какая-то дурацкая шутка. Но он оставался всё так же серьёзен, а обстановка не располагала к неуместным подколам.       — Я на это не подписывался, — огрызнулся я, впервые давая волю эмоциям. Не то от внезапного головокружения, не то от чего-то болезненно занывшего где-то глубоко внутри.       — Я понимаю. И мне тяжело осознавать и признавать, что вам офицер Гриффин почему-то доверяет больше, чем кому-либо из нас. Думаю, она и от своей матери вполне может ожидать подвоха. Но от вас…       — Что вы задумали? Навредить ей моими руками?       — Вы в самом деле полагаете, что мне здесь нужны подобные ухищрения? Если бы я хотел как-то навредить офицеру Гриффин или кому бы то ни было ещё — я бы это сделал. Но Протокол обязывает меня не думать о том, чего бы я хотел бы. Он обязывает делать то, что должно быть сделано.       — У вас явно есть причины желать зла им обеим.       — Вы про это признание? Разумеется, это хороший повод для большого расследования. Но суд Линча мы оставили там, где ему и место — в девятнадцатом веке. Это признание было дано под давлением, я до сих пор не видел ни одного прямого доказательства слов Эбигейл. Вам знакомо понятие презумпции невиновности? Все граждане станции равны перед Протоколом. Пока судом не доказана их вина, я обязан заботиться об их жизнях и здоровье на общих основаниях. То есть спасать всех, кого можно спасти.       Нахмурившись, я изо всех сил гнал от себя мысль, что Кейн может говорить правду. Что он может быть прав. Что теперь мы с Кларк поменялись местами. Что теперь я должен предать её, чтобы спасти. Что она всю жизнь будет ненавидеть меня, если мы в итоге умрём. И что мне уже будет всё равно.       — Сколько они проспят? — внезапно охрипшим голосом спросил я.       — Мы планируем запрограммировать десять витков по орбите. Ориентировочно они проснутся между восьмым и десятым. Более точный прогноз невозможен, всё зависит от конкретного организма. Не переживайте, долго мучиться неизвестностью им не придётся. К тому моменту с большой долей вероятности всё будет уже ясно.       — Ладно. Скажите советнице, что я готов.       — Уверены, что справитесь?       — Могу и вас заодно усыпить, если сомневаетесь, — снова огрызнулся я.       — Нет. Думаю, в этом нет необходимости, — невозмутимо бросил в ответ канцлер и счёл разговор исчерпанным. Зашагал чуть быстрее и вскоре скрылся среди советников, идущих чуть впереди.       Остаток пути до стыковочного шлюза я шёл в молчаливом одиночестве. Мысли метались в голове хаотичным роем нескладных идей и картинок. С каждым писком сигнализации внутри будто щёлкал обратный отсчёт. Такого бы не привиделось ни в одном самом безумном сне. Ни эти коридоры, ни залы, полные светящихся панелей, кнопок, переключателей и датчиков. Из-за открытой широкой створки шлюза доносились оживлённые споры. Офицеры без нас не теряли времени: пытались перенаправить окислитель топлива химического реактивного двигателя — как я понял, жидкий кислород — в систему вентиляции корабля. Система ожидаемо отказывалась это делать, вызывая у них бурное негодование и поток сдавленных ругательств. Они не теряли надежды, собираясь выиграть как можно больше времени для всех нас. Ничего не подозревали.       — У нас осталось очень мало времени, — тихо сказала Эбигейл, вглядываясь в пустоту нижней палубы через проём. — Прошло уже двадцать минут. Джаха отключит нас с минуты ну минуту.       — Мне что-то от вас передать? — вопросительно взглянул на неё я, прекрасно понимая намёк.       Она тяжело сглотнула, закусывая губу. Отведя взгляд, протянула крохотный шприц. Вздохнула прерывисто и почти хрипло, когда я забрал инъекцию и сжал в кулаке.       — Передайте, что я люблю её. Остальное она знает сама.       — Хорошо, — кратко кивнул я, шагая в шлюз.       — Командир Блейк, — вдруг окликнула она, заставляя меня обернуться.       — Да?       — Я подготовлю вам скафандр.       — Спасибо. Я скоро вернусь.       Горечь в её взгляде отдалась в душе болезненным уколом. Всё внутри противилось и будто выворачивалось наизнанку, но я повторял себе то, что и прежде позволяло мне совершать невозможное.       Так будет лучше для всех.       — Наконец-то вы вернулись, — Кларк облегчённо улыбнулась, отвлекаясь от наблюдения за спором Рэйвен и Монти у панели управления. — Всё переправили?       — Да. Все баллоны, что были.       — Отлично.       — Мы можем поговорить? Наедине. Пару слов.       — Конечно. Идём. — Она нахмурилась, зашагав в сторону очередных дверей, ведущих вглубь корабля. Я послушно последовал за ней, боясь, что вот-вот она всё же догадается, но Кларк лишь раздражённо предположила: — Это мама? Она? Она уже успела что-то тебе наговорить? Хочет, чтобы ты держался от меня подальше?       — Про это не было ни слова, — уверил её я.       — А про что было? Чёрт. Я знала, что так будет!       — Я просто успел побеседовать с канцлером, — аккуратно ответил я, когда за нами закрывались двери безлюдного пассажирского отсека. Мы остались одни.       — Ещё лучше, — гневно свела брови она. — А ему что от тебя сейчас надо? Не смей слушать ни слова. Пожалуйста. Мне плевать на их мнение о тебе. Я уже всё решила.       Не совладав с собой, я притянул её к себе. Закрыл глаза, едва не задрожав, когда крепкий пластик инъекции впился в кожу моей ладони. Ей плевать. Она уже всё решила. Как? Как было её предать? Вдохнув сладкий аромат, я окунулся в знакомое пьянящее головокружение. Так на меня действовала близость только одной девушки во всей Вселенной. Её. Всё тело потяжелело, отказываясь отпускать. Кларк никак не попыталась вырваться из моих рук, только взглянула недоумённо. Не поняла моей внезапной сентиментальности.       — Беллами, к чему… — начала она, но я не дал ей закончить вопрос. Не дал начать думать.       Поцеловал, утопая в какой-то совсем отчаянной нежности. Уже второй раз я целовал её так — с болью, с обожанием, с обречённостью — как будто прощался навсегда. Хотя почему «как будто»? Ей нравилась эта безысходная страсть, потому что она приняла её за что-то другое. Пальцами зарылась в мои волосы и снова позволила секундам исчезнуть в этом водовороте нашего обоюдного сумасшествия. Наши сердца, казалось, бились в унисон — одинаково безумно и бешено, будто пытались нагнать каждый потерянный впустую миг. Больше ничего не имело значения. Только она. Только я. Только мы, встретившиеся по нелепой прихоти судьбы.       — Прости меня. Надеюсь, ты сможешь.       — Что…       Она не успела закончить свой вопрос. Игла легко прошла сквозь тонкую ткань её комбинезона и вонзилась в кожу. Кларк вздрогнула и сначала потрясённо посмотрела на своё плечо, где почувствовала укол. Потом — на меня, глядя со смесью недоумения и нарастающей паники.       — Вот за это прости.       — Что?..       — Не бойся. Это только снотворное.       — Снотворное?.. Но… Почему?..       — Твоя мама просила передать, что любит тебя.       — Мама? Что? Что ты наделал? Зачем? Зачем?! — она с мучительной обречённостью впилась в меня руками. — Нет… Нет.       — Я тоже не рад. Но так надо, чтобы ты жила, любовь моя.       Её хватка почти неуловимо слабела. Глаза, постепенно затягивающиеся мутной пеленой дурмана, расширились в изумлении, когда она поняла.       — Вы… Что вы задумали? Решили всех нас усыпить? С ума сошли?       Кларк сделала глубокий вдох и хотела было закричать, чтобы предупредить остальных, но я аккуратно зажал ей рот.       — Тш-ш-ш. Не кричи. Не надо. Оставь им тоже шанс жить. Вам не нужно будет мучиться. Вы проснётесь, когда всё уже будет решено.       Её глаза наполнились слезами, а колени подогнулись. Я удержал её в объятиях, продолжая прижимать к себе с бешено колотящимся сердцем. Её пальцы совсем ослабли — я больше не чувствовал хватку, только их теплоту на своих плечах. Дыхание замедлялось. Оставалось совсем немного. Я убрал руку, стирая потёкшие по её щекам слёзы.       — Это твой план? Мамы? Канцлера?       — Есть разница?       — Это слишком жестоко. Так нельзя. Разве я не говорила, что не смогу жить с мыслью, что ты погиб из-за меня? — прошептала Кларк тихо и отчаянно. — Не делай этого. Не надо. Пожалуйста, Беллами. Я…       Она вздрагивала от рыданий, заикаясь и всхлипывая. Знала, что ничего не может сделать. Видеть её слёзы было невыносимо. Ещё хуже было знать, что она плачет из-за меня.       — Тише. Тише, любовь моя. Я знаю. Я всё знаю.       — Не надо… Не бросай меня, — проговорила она уже едва слышно. — Прошу тебя…       — Помнишь, ты говорила, что между нашими мирами путь даже больше, чем отсюда до Земли? — я коснулся её щеки, стирая очередную слезу, и сам едва смог продолжить — ком в горле стал невыносимым. — Даже… Даже если между ними в самом деле сто тысяч миль, нам достаточно было пройти всего пятьдесят, чтобы встретиться.       — Я не планировала расставаться так быстро…       — А я даже не думал, что зайду дальше первой мили.       Она рвано вдохнула — набрала воздуха в грудь, чтобы что-то сказать, но не смогла. Её глаза закрылись. В тот же миг Кларк обмякла, безвольно повисла у меня на руках, проваливаясь в забытьё. Зажмурившись от печали, я кратко поцеловал её в лоб, погладил по голове, обнимал ещё несколько мгновений, а потом аккуратно опустил в пассажирскую капсулу. На её щеках всё ещё блестели дорожки от слёз. Я стёр их, утыкаясь лбом в её ладонь. Боги. Она правда меня никогда не простит.       Я не рискнул уйти сразу же, чтобы остальные не начали спрашивать про Кларк. А они бы начали. Я смотрел на неё до тех пор, пока советники не заявились с остальными офицерами и кадетами. С Небесными, тоже едва стоящими на ногах или провалившимися в забытьё. Не сказав им всем ни слова, я ушёл первым. Я не хотел говорить. Не хотел думать. Ничего не хотел. Да и больше не нужно было хотеть.       — Как она? — Эбигейл бросила на меня обеспокоенный взгляд.       — Спит, — сухо ответил я.       — Она сказала что-нибудь?       — Только то, что это слишком жестоко. Я с ней согласен.       — Это лучше, чем…       — Да. Я знаю. Но не знаю, как она будет жить дальше, если Джаха всё же добьётся своего.       Советница протянула мне тканевую эластичную подкладку под скафандр. Она была свободной, толстой и мягкой. Стоило начать по частям застёгивать сам механический костюм — и я понял, почему. Благодаря подкладке даже массивный слой крепкого композита сидел приятно и естественно. Скафандр интуитивно и легко собирался, будто конструктор. Я вполне справлялся с ним сам, хотя видел впервые. Трое подчинённых Эбигейл только изредка подсказывали или помогали, сами уже полностью закованные в эти технологичные доспехи. Я даже почти не взволновался, когда под потолком редкий писк тревоги превратился в протяжный вой. Похоже, слишком проникся едким цинизмом Кейна: даже не думал переживать, что смертельный механизм уже запущен. Канцлер с другими советниками появились весьма своевременно. Все тут же бросились к ним помогать надеть скафандры, пока Эбигейл вводила что-то на компьютерной панели шлюза. Потом дёрнула за рычаг. Створки сошлись, на экране замигало уведомление об отстыковке корабля. Три… Два… Один…       Голова закружилась не то от резкого кислородного голодания, не то от мысли, что у меня теперь очень много времени обо всём подумать. Лучше было подальше убраться из шлюза — никто не знал, мог ли Джаха внезапно его открыть даже несмотря на механическую блокировку и выкинуть нас в космос. В скафандре это вряд ли было бы смертельно, но бестолково болтаться на орбите не хотелось никому. Все послушно следовали за Кейном по коридорам. Сердце билось будто из последних сил. Безумно хотелось спать. В лёгких нестерпимо саднило — даже самого глубокого вдоха оказывалось недостаточно. Каждый шаг казался тяжелее предыдущего.       — Шлемы. Пора, — кратко бросил побледневший канцлер всем остальным, столь же побледневшим.       Стоило защёлкнуть на шее последнее крепление — и я едва не зажмурился от удовольствия, вдыхая насыщенный кислородом воздух. Только потом я осмотрелся. В огромном иллюминаторе очередного центра управления, до отказа забитого компьютерами, рабочими местами и плотно запечатанными ящиками с непонятным содержимым, виднелась крупная точка на фоне ярко-голубой светящейся шапки атмосферы. Корабль. Полетел на первый круг.       В гарнитуре шлема что-то зазвенело. Экранчик компьютера, управляющего костюмом, засветился. Оглядевшись, я увидел, что не только у меня. Канцлер тут же нажал на панельку. Почти сразу я услышал недовольный тон Джахи прямиком в своём шлеме:       — Думали, я не замечу отстыковку? Чёрта с два. Что это вы там устроили? Кто сейчас улетел?       — Отправили к тебе диссидентов, Телониус. В корабле только чернокровые, так что тебе нет смысла убивать их. Все разносчики заразы остались здесь. Твоя вендетта свершится, как ты и хотел. А детей не тронь.       — Напялили скафандры и предпочли медленную смерть? Что ж. Удачи.       — Не смей трогать Кларк, — злобно процедила Эбигейл. — Она ни в чём не виновата.       — Я подумаю, — мстительно заявил в ответ террорист.       — Убьёшь её — значит, уважишь Протокол. Она ведь нарушила его ради меня. Не за это ли ты так страстно выступаешь? За превосходство личного над общим? Или ты только за те случаи, когда это выгодно конкретно тебе?       — Заткнись!       — Тогда оставь мою дочь в покое. Удовлетворись тем, что я умру здесь в одиночестве, предав не только всё, за что боролась всю жизнь, но и собственную дочь. А Кларк предстоит жить с этим фактом. Судя по тому, как хорошо справились со своей работой генные инженеры, жить очень долго. Этого тебе будет достаточно?       — Не знаю, — хмыкнул Джаха. — Посмотрим.       — Не думаю, что нам ещё есть о чём говорить, заключённый Джаха. Конец связи, — сухо бросил Кейн. В шлеме стало угнетающе тихо, пока молчание снова не нарушил его голос: — Советники Пайк, Коул, Картвиг, Маккензи, Грин и Каплан, вы со мной в коммуникационный центр. Будем пытаться что-то сделать. От остальных в этом вопросе я многого не жду, особенно от персонала медицинского отделения, так что вы можете проводить время как пожелаете. На этом всё.       Я провожал взглядом точку, всё больше растворяющуюся вдали в космическом пространстве, пока названные канцлером советники стройным шагом покидали помещение. Из оставшихся семерых трое ушли следом за ними. Я не знал, куда, и мне было неинтересно. Ещё двое ушли в тот же миг, когда я совсем потерял корабль из виду. Рядом застыла только Эбигейл, как и я, продолжающая вглядываться в мягкое свечение планеты. Я смотрел туда, думая о доме. А что искала там она?       — Я не думала, что вы в самом деле сделаете это, — вдруг заговорила советница.       — То же могу сказать и о вас, — нахмурился я, не понимая, это комплимент или оскорбление. — Но, видимо, мы оба сегодня открыли в себе новые стороны.       — Что ещё она вам говорила?       — Уверены, что хотите обсуждать это по открытой линии?       — Не переживайте, этот разговор только между нами. Вы же не слышите других переговоров? А они есть. Без шлема особо не поболтать. А передатчик скафандра позволяет выбрать частоту и собеседника.       — Это прекрасно. Жаль, что я совсем не в настроении для бесед.       Она недовольно поджала губы, хмыкнув.       — Что у вас с Кларк? Я знаю её версию. Хочу услышать вашу.       — Не думаю, что это ваше дело.       — А я думаю, что моё с тех пор, как она в слезах умоляла меня спасти вас, при всех наорала на канцлера и потом даже додумалась ему угрожать. Как думаете, у нас часто так делают? Да никто не ожидал от неё столько глупостей за раз! Я боюсь представить, что ещё она способна вытворить. Я уверена, что меня сразу же арестуют и изолируют от общества. Если даже нас спасут, я никак не смогу ей помочь. Не смогу быть рядом.       Подтекст в её словах читался очень чётко и отчего-то вызвал глухое усталое раздражение.       — Подозревать меня во всех смертных грехах — это что, ваше семейное хобби? — закатил глаза я. — Думайте что хотите. Я не нуждаюсь в одобрении тех, кто отправил своих детей на верную смерть совсем одних, а теперь почему-то считает себя вправе подозревать и упрекать меня в чём-то. Всё это время там, внизу, за ними присматривали мои люди, а не ваши. Они же спасали их от «Второго Рассвета». Не вы. Не заставляйте меня жалеть, что я лично отвёл их в чёртов бункер, чтобы они могли вам позвонить, советница.       — Да что вы… — опешила она. Резко бросила: — Эти упрёки абсолютно неуместны!       — Знаете, что ещё неуместно? Весь этот разговор. Я не понимаю, к чему он. Вы думаете, у меня и без вас недостаточно желающих влезть в мои дела? Или в чём-то заподозрить? Их столько, что мне сложно сосчитать. И увеличить их количество не то, чтобы в моих интересах. Но я почти уверен, что Кларк не будет сильно счастлива без вас. Она скучала и очень к вам привязана. Так что ради неё, думаю, смогу потерпеть. Надеюсь, что вы тоже.       — О чём вы говорите?       — О том, что единственный способ спасти вас обеих от ареста и казни за измену — это заставить канцлера выдать вас мне в обмен на определённые преференции. Скорее всего, после такого путь сюда вам обеим будет закрыт навсегда. Придётся жить среди нас. На Земле. Кларк, кажется, такой расклад не слишком пугает, а вы… Ну, у вас есть немного времени, чтобы с этим смириться. Другого решения всей этой проблемы я не вижу.       — Вы интересный человек, командир Блейк, — после паузы задумчиво произнесла она.       — Беллами, — поправил я. — Друзья вполне могут называть меня по имени.       — А мы с вами друзья?       — Я надеюсь на это. Враждовать нам ни к чему, советница.       Её ответная улыбка вышла не то нервной, не то смятённой.       — Тогда давайте отложим эти формальности. Можете звать меня Эбби.       — Повторюсь, что было приятно познакомиться с вами, Эбби, — едва заметно улыбнулся я.       Она усмехнулась в ответ. Вдруг предложила:       — Не хотите посмотреть одиннадцатый сектор?       — Почему нет? — пожал плечами я. — Всё лучше, чем сидеть и считать оставшиеся проценты в баллонах скафандра.       — Тогда следуйте за мной. В стыковочных шлюзах интересного мало, а вот лаборатории и медотсек...       Мы бродили по коридорам, словно два фантома. Советнице явно было некомфортно в обществе коллег после признания в предательстве, а мне попросту нечего было с ними обсуждать. Наше вынужденное общение тоже с трудом можно было назвать непринуждённым, но и взаимных претензий больше не наблюдалось. Чтобы развеять напряжённое молчание, я задавал множество глупых вопросов, а Эбигейл охотно на них отвечала, показывая странные приборы и агрегаты. Давала им такие же странные названия, которые было сложно повторить верно с первого раза. Окончательно поставила меня в ступор, продемонстрировав детальное изображение с компьютерной томографии моей раны, распоровшей правое лёгкое. Когда я спросил, как вообще дожил до операционной, она ответила, что тоже не имеет понятия. Потом обрадовала, что её подчинённые в основной части станции уже в процессе разработки универсальной вакцины на основе чёрной крови. Что полная победа над этой дрянью близка как никогда, и то, что случилось сегодня, уже не повторится.       Спустя несколько часов я почти всерьёз решил, что нам конец. В баллоне оставалось ещё где-то двадцать процентов, а вот процент оптимизма начал уползать в минус. Корабль с Небесными заходил на шестой виток. Следующий должен был стать последним, что мы увидим. Засев со всеми в коммуникационном центре в бестолковом ожидании помощи, я думал о доме. О Мэди, матушке, Октавии и Эхо. О командирах — я даже не знал, кто из них смог пережить ту битву. О павших — тех, чью смерть я видел сам. О Линкольне. Моём лучшем друге. О том, по кому мы с Тави будем скорбеть долго и одинаково сильно.       Внезапно зажглись лампы. Ожила вентиляция. В скафандре вновь зазвенел передатчик.       — Как вы там, сэр? Мы успели? Вы в порядке?       Признав голос Мёрфи, я усмехнулся. Не представлял, что буду однажды так рад слышать этого засранца. Успели. Конечно, они успели. В ответ на краткие вопросы Кейна Джон докладывал, что при штурме главной серверной Джаха и его сторонники оказывали ожесточённое сопротивление, но силы, верные Протоколу и канцлеру, оказались мощнее. В миг осознания своего поражения Телониус покончил с собой на глазах у ворвавшихся внутрь. Младший сотрудник коммуникационного пункта Итан Харди, помогавший всё это организовать, арестован и изолирован. Информации о других замешанных в этом перевороте пока нет. Я с удовольствием стащил с себя шлем, когда датчики на экране снова показывали двадцатипроцентный уровень кислорода в воздухе, и вздохнул с облегчением. Мёрфи получил что хотел — свой титул всенародного героя — но была ли разница, насколько это справедливо, если все мы в итоге остались живы?       Советницу Эбигейл арестовали почти сразу же. Меня снова проводили в мою каюту и вежливо попросили подождать. Кейн был слишком занят переговорами с советниками и другими своими подчинёнными — я мог понять это ввиду произошедшего. Но время тянулось, часы летели, а за мной всё никто не являлся. За чтением очередной книжки из многочисленной цифровой библиотеки я даже уснул. Никто не потревожил мой сон. Поняв, что ждать дальше бесполезно, я отправился на поиски сам. Уже не так путался в коридорах после краткой экскурсии от Эбби. Системы безопасности, ограничивающие перемещения без пропусков, отключили, ведь нас здесь осталось чуть больше дюжины. Все двери расходились в стороны, будто по мановению волшебства. Я начинал привыкать к этой потрясающе удобной особенности.       — Командир Блейк? Что вы здесь делаете? — удивлённо приподнял брови советник Пайк, которого я встретил в коридоре.       — Ищу канцлера. Он обещал побеседовать со мной, но, похоже, забыл.       — Не похоже на него, — усмехнулся он. Я не понял этого неожиданного веселья. — Кажется, он был в двенадцатом блоке в последний раз, как я его видел. Сможете найти сами?       — Разумеется. Спасибо, — сдержанно кивнул я.       Пайк направился дальше по своим делам, не переставая усмехаться. Нахмурившись, я взглянул на номер три, светящийся на панели, и свернул вправо. Канцлер сидел в указанном советником блоке за просторным столом перед двумя большими экранами. Он что-то в них напряжённо разглядывал и на моё появление почти никак не отреагировал. Только кратко бросил:       — Боюсь, я занят и совсем не настроен на беседу.       — Очень жаль, потому что я без ответов на свои вопросы не уйду.       — Вот как?       — Да, — я сел прямо перед ним, вглядываясь в лишённое эмоций лицо. — Что же у вас такого срочного, что вы не можете уделить мне совсем немного времени?       — Просто беседа с вами имеет самый низкий приоритет в списке моих дел. Простите.       — Не понял, — я рефлекторно напрягся. — Вы передумали договариваться?       — Можно сказать и так. Видите ли, я очень долго размышлял обо всём этом и также долго искал способ, как не дать офицеру Гриффин и дальше лезть в мои дела и срывать мои планы. Благодаря Телониусу он появился.       Внутри всё свернулось в тугой ком тревоги.       — Что вы с ней сделали? Где она?       — Не нервничайте, командир Блейк. Она жива и здорова. Сейчас находится в пятом секторе. Временно заключена под стражу, как и Эбигейл, пока идёт расследование. Сами понимаете какое.       — Собираетесь казнить их за государственную измену?       — Эбигейл — не знаю. Вполне возможно. Но Кларк… Нет. Вряд ли. Лучше отдам её медикам, чтобы получше изучили чёрную кровь и особенности её организма. Нам нужно знать все риски, если мы хотим получить хорошую вакцину. Но от полётов на Землю она, разумеется, будет отстранена навсегда. Слишком уж многие её слушают и слишком уж многое она себе позволяет.       — Вам придётся отпустить их на Землю. Иначе вы ничего от меня не получите.       — А мне от вас ничего не нужно, — развёл руками канцлер.       — Да неужели?       — Конечно. Я могу получить всё, что мне нужно, и без вас. Вы даже скорее будете мешать. Судя по тому, что я слышал, вы для своего народа своего рода герой и всё такое. Они в вас верят, так что… С вами их, наверное, даже может не испугать возможность ракетного удара по городу. Кто знает. Это мне не подходит.       — Что вы такое несёте?       — С тех пор, как ваши люди видели ракеты «Маунт Уэзэр» в действии, убедить их делать то, что мне нужно, будет легче лёгкого и без того. Бежать им некуда — вряд ли им будут рады в других ваших Кланах, где поддерживают «Второй Рассвет». Так что придётся делать что я говорю. И без пустой траты времени на уговоры. Удобно.       — Вы хотите сделать их своими рабами? Серьёзно? За что? Что плохого вам сделал мой Клан?       — А что плохого сделали европейцам-колонизаторам несчастные африканцы, которые на несколько столетий оказались у них в рабстве? Так и здесь. Нет ничего личного. Совсем ничего. Только расчёт. Нам нужны ресурсы и рабочая сила, чтобы быстро отстроить свой город на поверхности до того, как станция совсем придёт в негодность. У вас есть и то, и другое. С учётом этого нестабильного тройственного союза путём переговоров мы либо придём в тупик, либо это затянется на десятилетия. А так у ваших людей будет хорошая мотивация нам помочь в кратчайшие сроки. И не вредить, как они уже пытались сделать, выдав наших офицеров и кадетов врагу. Любой неверный шаг — это смерть в огне.       Замерев, я смотрел на канцлера во все глаза. Разочарованный, но не удивлённый. И чего я только ожидал? Что после победы над Роаном мы все заживём долго и счастливо? Размечтался. Дебил. Наивный идиот.       — Значит, Уоллес согласился помогать вам? Не боитесь, что он ведёт свою игру?       — Он, конечно, может, но в нашем будущем городе места хватит и его людям. Их бункер ещё в худшем состоянии, чем станция. Его генералы не позволят ему променять эту возможность на сомнительную дружбу с вашим народом. Они всегда могут вернуть обратно своего прошлого президента, который не отличается подобной сентиментальностью. А господин Данте, думаю, сможет отомстить за тот маленький переворот что сыну, что его возлюбленной. Так что, можно сказать, у него нет выхода. Только принять мои условия и делать то, что я говорю. Ну, или тоже красиво умереть со своей первой леди. Вариантов всего два.       — Значит, вы меня убьёте? — спросил я уже почти равнодушно.       — Убью? Нет. Я не убийца. И вы действительно многое сделали для нашей экспедиции. Я это уважаю. Так что нет. Думаю, вам просто придётся остаться здесь. Если вы не станете нарушать Протокол, то сможете спокойно жить на «Ковчеге» столько, сколько нужно.       — И что мешает мне прямо сейчас свернуть вам шею? — процедил я с плохо скрываемой яростью.       — То, что моя смерть ничего не изменит? — он усмехнулся. — Любой советник спокойно заменит меня. Вы один. Нас много. Всех не убьёте.       — Значит, теперь я пленник.       — Видимо, так, командир Блейк. Располагайтесь поудобнее. Похоже, что вы у нас здесь надолго.

Конец первой части

Вторая часть: https://ficbook.net/readfic/10065453