Формулы

Руки Бел чисты уже несколько дней. Впервые за все эти годы ее ладони исписаны венами, а не чернилами — и от этого ей кажется, что эти руки — не ее. Они не слушаются, не поддаются, не сгибаются, не пишут, не держат ручку и кружку с кофе — предают ее, когда она застегивает рубашку, когда пересчитывает пуговицы на халате, когда готовит пробы. Бел одевает их в перчатки и заставляет ладони замолчать. Вечером в лаборатории тихо и сумрачно. Котли читает The Cell — он носит очки для чтения, спускает их на кончик носа и смотрит на текст свысока — это выглядит забавно и красиво одновременно. Бел каждый раз надеется, что он исчезнет в своем кабинете, как делал раньше, но он остается в лаборатории — ставит синтез предельно аккуратно и чисто; за закрытым вытяжным шкафом на магнитной мешалке крутится его вещество. По лаборатории тянется кисло-сладкий, тонкий яблочный запах — приятный, легкий, как будто бы за окном не январь, а сентябрь. Он пробирается ей под халат, путается в волосах, остается на кончиках пальцев и Бел думает, что уже никогда от него не избавится. — Почему яблоки? Это намеренная отдушка или свойство вещества? — Просто люблю яблоки, а вы? — он переворачивает страницу и смотрит на нее поверх стекол очков — так, будто ему не все равно. А она ненавидит секреты. Она заканчивает обрабатывать виалы изопропиловым спиртом и убирает их в сушильный шкаф — от резкого, почти острого изопропилового запаха ее мутит меньше, чем от яблок. Вытирает руки махровым полотенцем, протирает стол и начинает собирать сумку — еще нет восьми и это возмутительно рано для Бел Бьюкейтер. — Уже уходите? — спрашивает он почти искренне, между делом — так, как будто его это почти не волнует. Бел отвечает немного резко: — Я закончила. — Даже не поделитесь результатами? — парирует он, чуть улыбаясь. — Отправила их вам на почту, — она со скрипом вынимает флешку из компьютера. Котли откладывает журнал, встает со своего места, но не подходит к ней — складывает очки в чехол, мягко закрывает его — он громко стукает в напряженной тишине лаборатории. — В чем дело, Бел? Я вас как-то обидел? — он спрашивает серьезно и искренне, но сам думает, что знает ответ. И жалеет, что она догадывается о нем. — Может быть, дело в том, что вы слишком добры. Котли приподнимает брови и чуть усмехается, но выходит криво и горько: — О чем вы? — Ни о чем, — Бел как-то резко снимает перчатки — левая рвется на ее запястье. Она выкидывает их и не смотрит на него — запрещает себе, потому что ей нравится на него смотреть. Делает шаг вперед — и проходит от Котли так, что их руки едва не соприкасаются — видит Бог, она этого не хочет, но он не отступает. — Чистые ладони вам к лицу. Прикосновение ощущается прохладным наэлектризованным шелком — у него холодные пальцы, а у Бел мурашки по рукам. — Как и вам, доктор Котли, — на выдохе отвечает она и срывается с места — быстрее, чем он может с ней попрощаться. Бел убегает — снова, но Котли знает — глупое, банальное, смешное — что от судьбы не убежишь. Дождь снова переходит в снег — все становится оранжево-розовым, нежным, мягким — синий сумрак лаборатории становится чуть мандариновым — в самых настоящих зимних традициях. Он смотрит в окно, как она встречается с четверокурсником с биологии — крепко обнимает его и что-то рассказывает — откровенно, эмоционально, так, будто они давние друзья. Бел берет его за руку, и он закрывает жалюзи. *** — Что вам сегодня, сладкая парочка? Они садятся за барную стойку с удовольствием и уверенностью — бар у Джо тайное, свое место у Бел и Джека — как и еще у примерно пятидесяти студентов. Здесь хорошая музыка, приглушенный свет, дартс в левом углу зала, тарелки с подписями именитых гостей, а еще вкусная жареная картошка и сэндвичи. Бел нравится у Джо, а Джеку нравится Бел — поэтому они часто прячутся за барной стойкой. Настолько часто, что Джо знает их по именам. — Боже, Джо, мы точно не сладкая парочка, — фыркает Бел и улыбается ему. — Текилу со льдом. Джек смущенно приглаживает взъерошенные волосы и отвечает на вопросительный взгляд бармена. — Мне газировку, — он журит ее, ласково касаясь руки. — Кто-то должен будет тебя довезти до дома. Бел отстраняется от него — берет красивый, стеклянный стакан двумя руками и хватает синюю соломинку зубами: — Вообще-то, я не собираюсь напиваться, не будь букой, — говорит она неразборчиво, но он понимает ее — вообще-то, Джек всегда ее понимает. — Да-да, просто у тебя была тяжелая неделя. — Не смейся надо мной, Джек Коулсон! Вот если бы ты работал с Котли, я бы на тебя посмотрела. И вообще, пей свою газировку, — она подталкивает к нему стакан — что-то мятно-лимонное, кислое и шипучее на вкус — и вдруг спрашивает его: — Ты когда-нибудь хотел найти своего соулмейта? — Я думал, ты не очень во все это веришь, — смеясь отвечает он — для него это все не более, чем просто старая сказка. — Я верю, просто не думала, что когда-нибудь его встречу. Джек замирает. Он обращается в настороженность — смотрит на нее с таким страхом, как будто она сейчас его ударит: — Бел? — но Бел не смотрит на него в ответ. Она размешивает лед в стакане — он хрустит, и Джеку кажется, что он идет по замерзшему озеру, а лед под ним — трескается. — Нет, просто гипотетически. Джек подбирает слова так, как не подбирал ни на одном экзамене: — Гипотетически я бы предпочел хорошо знакомого человека, — он отвечает спокойно и выверенно, но на самом деле — падает под воду. Бел мягко ему улыбается и смотрит на Джо, что протирает стаканы — у него твердые большие руки и белое, чистое, хлопковое полотенце. — А ты, Джо? Ты нашел своего соулмейта? — Семь лет назад она сидела на твоем месте. Сейчас она пишет на своей левой руке мне список покупок. Джек подталкивает стакан к Джо — и заказывает что-то покрепче газировки. Бел добирается домой на такси и почти сразу же засыпает — ей кажется, что ей стало легче — и она почти не думает ни о лаборатории, ни о чернилах, ни о солумейтах, ни о нем — в ее мыслях только мягкая подушка и любимый крем для рук — с ромашкой и чайным деревом. Но ночью все выходит из-под контроля. Ей снится лаборатория — темная, холодная, такая, что руки коченеют. Она стоит у вытяжки и в отражении видит его — Котли складывается из теней и стекла. Он подходит ближе — слишком близко, так, как они никогда не стояли наяву — и кладет руки ей на плечи. Это ощущается чем-то тяжелым, но почему-то очень правильным. — Скажи мое имя, — шепчет он ей на ухо и она закрывает глаза, — и все закончится. Она просыпается с яблочным вкусом на губах. От него ни помогает ни мятная зубная паста, ни крепкий кофе без молока и сахара, ни фирменная запеканка от Грейс — Бел начинает казаться, что Котли пробирается ей под кожу и остается в синих разводах вен на ладонях. Поэтому когда Котли не приходит на лекцию, она малодушно радуется — радуется, что не увидит его и что не будет чувствовать себя так — снова. — Вы слышали? Котли в больнице, говорят что-то серьезное. И ее детская глупая радость сменяется всей тревогой мира.