как въедливые духи

Этот сраный форд развалится при следующем резком повороте и рассыплется переклеенными внутренностями; он кряхтит, силится, но для Тео в машинке цвета засохшей крови нет ничего привязчивого, важного — лишь хилая крыша над головой в безлунные ночи и куча проблем от Бейкона и до самого Нью-Мексико. Всевышний, видать, ржет на своих ватных облаках и, зубоскаля, подбрасывает любимчику — бед-бою с голливудской улыбкой — очередную крысу в виде шайки бродячих подростков; чертов прикол, наверное, что у них есть личный тирекс уменьшенной версии 2.0. — Блять, нахуя вы свалились на меня, — шипит парень, когда светящаяся девка слезно умоляет его их подобрать, подбросить, куда неважно, главное, быстрее и сейчас, тянет с десяток помятых баксов, говорит, нет больше, пожалуйста. И Тео сдается; кажется, это скоттовы гены играют в венах, бурлят, Рейкена на приключения тянет, — Залезайте, только, эй, токсик вейст, ты — вперед, скотина твоя — в багажник. — Ее зовут Кружево. — Мне плевать. Герт сдерживает желание дать этому незнакомцу по роже с ноги, чтоб мордашка его милая отпечаталась на лобовом разводами бад, она сжимает кулаки, понимая, что выбора у них, собственно, нет — шоссе-непонятно-где пустынно, и только этот кретин, не более, все еще катает по одиноким дорогам и не бежит сломя голову, завидя Йоркс с друзьями. Герт помогает Олд Лэйс запрыгнуть в это ржавое корыто, накрывает ее смятым, пыльным тентом и, бросая взгляд на заднее сидение, усаживается вперед — Нико на коленях Каролины, Молли у Алекса, а Чейз поглядывает через стекло заднего вида на водителя, готовый в любую секунду пустить репульсоры в ход. Точно долбанутая компашка; прислужники марвел. — Ну что, токсик вейст, рассказывай, какие призраки за вами гонятся? — Тео не выдерживает первый. Это его Лиам приучил; они гоняли по автострадам дни напролет, терялись в петлях и эстакадах, Данбар же не затыкался ни на секунду, бормотал о Даллас Ковбойз, начос и страшилках в стиле Бертона. — Я Герт. — Это сокращенно от Гертруда? Красивое имя, — Рейкен получает злой прищур темных женских глаз и острым локтем под ребро; он смеется, наблюдая, как Йоркс морщит курносый нос, едва ядом не плюясь за ненавистное полное имя. Молли сзади нагибается вперед, щекоча шею парня смоляными кудряшками, и практически на ухо выдает «немногие выживали после произнесения запрещенного слова», — Просто я божественно красив, да, токсик вейст? — И, видимо, эго у тебя размером с лондонский тауэр. — Можешь звать меня Тео, — Рейкен выдает полушепотом только для Герт — она вскидывает брови. Парень больше не заговаривает о погонях и прошлом; он смотрит на белую штриховку по асфальту, на мельтешащие голые деревья, изредка на напряженную Йоркс и ведет форд в сраную ночь. Светящиеся блондинка напоминает Лиама — девчонку-волчонка, конечно, но напоминает; Минору — разве что не увязшая в песках Кира с мечом-катаной наперевес, а Гертруда — твою мать, токсик вейст — просто Герт. — Эй, — Тео пальцами осторожно касается обнаженной кожи девушки, — Я не такой мудак, как ты подумала. Нет, мудак, да, но такой, который очень долго был один. И, поверь, я повидал столько дерьма, что тебе и не снилось. — К чему ведёшь, герой? — Я помогу, если ты доверишься, — и Рейкен на мгновение превращается в себя настоящего, не испорченного Охотой, не загнившего изнутри, не одичавшего омегу — в себя, улыбающегося кому-то искренне-искренне, а Герт это чувствует. Так же, как Кружево знает, когда она расстроена — на уровне сердцебиения и запаха винстон с влажными салфетками; Чейз отпадает на второй план, — Так, детвора, здесь недалеко есть Вендис. Кто со мной? Тео Рейкен — дебильный шаблон — не меняется, как бы его не пробивало. Но с Гертрудой он говорил абсолютно честно.