как въедливые духи

Бен засыпает с мыслями о море — о холодной бушующей стихии с белоголовыми волнами, в высоту которые рвутся стремительно под выкрики черных чаек. Бен засыпает, вспоминая, какова на вкус илистая бристолькоувская вода в заливе, и кожа Рин, что блестит холодным светом в темноте тоже. Зудящая на губах морская соль. Пауналла мучают кошмары — те, которые наяву. Эти картинки в голове мешаются со страшной сказкой, где вместо сиятельного подводного народа на лодку Ксандера выбрасывало хищных тварей, клыками острыми лязгующих у самой шеи, крови желающих испить на уровне животных инстинктов, а тогда был шторм. Пахло древним рыбацким страхом и колючим ветром были исполосаны щеки, Бен прикрывает веки, но под ними по-прежнему сетями окутанные тела, плавники, чешуйки. Рин же выглядит практически, как человек. Парень пытается заснуть, да только вместо золотой пыли в голове все отчетливее проявляются глаза — такие диковинные глаза — цвета полуденной спокойной глади под кармой в жаркий день, магнетические, неестственные, волшебные даже. Бен просто не может перестать рисовать хрупкий, ускользающий образ в сознании, ведь Рин кажется ближе, чем когда-либо была — протяни руку и согрей; обними; облюби; даром отдай свое земное сердечко. Она не берет. Улыбается точно так же, как и Мэдди, оголяя жемчужинки зубов, розовые губы играючи изгибает, хлопает по-детски длинными ресницами и смотрит на Бишоп верно-верно, словно привязанная собачонка. Пауналла выворачивает от злости что ли, или ревности, или еще черт знает от чего, но русалочку хочется выдернуть поскорее из цепкой хватки вообще-то-его-девушки и спрятать глубоко в своей пропахшей рыбой душе — так по собственнечески, аж душно, противно. Но Рин говорит, заведенная: «где мэдди? хочу мэдди. она любовь». Парень готовится броситься с пирса, лишь бы ту боль бушующую внутри заглушить, разбить-разрушить о границу миров, потому что колдовсткая брюнетка снова и снова выбирает не его; история о прекрасном принце разваливается ошметками глянцевых страниц. Бен засыпает с мыслями о море, или кажется Пауналлу, что о нем — сирена же целует на другом конце города Бишоп, пальцы свои впутывая в ее тяжелые волосы.