Весёлая смена.

Дверь дома вожатых первого отряда противно скрипнула, пропуская внутрь лучик лунного света. Эмбер держала маленький нож наготове, перед собой, и уверенно шла вперёд. Прямо за ней с палкой от швабры шёл Тайрон. План был таков: проникнуть внутрь, сфотографировать оружие Оптимуса, и отправить в соответствующее место. Когда дети зашли в главную комнату а-ля спальня, они очень сильно спалились: Тайрон уронил телефон. Послышался крик Оптимуса: — Облава! Тут же был включен свет. Оптимус за доли секунды встал в боевую стойку, наготове держа пистолет. Рэтчет, в состоянии «Поднять — подняли, а разбудить забыли» не понял вообще ничего. Эмбер и Прайм стояли друг напротив друга, с оружием наизготовку, и выглядело это странно. Оптимус, оружие тут же убрал, а вот Эмбер не опускала ножа. — Эмбер, вы что тут делаете? — дружелюбно спросил Прайм. — Не придуривайся! — с агрессией крикнула девочка. — Мы всё знаем. — Это что… Мой нож? — вслух подумал Оптимус, и его тут же поразила одна мысль. — Вы, что, видели…? — Все твоё оружие? Да, ты преступник!!! — победно крикнула Эм. — И, клянусь, мы сдадим тебя копам! Оптимус удивленно вздохнул. — Эмбер, опусти нож, — с нажимом потребовал Тим. — Нет, — категорически отказалась девочка. — Ладно, хочешь знать, почему я держу у себя оружие? — Эмбер утвердительно кивнула. — Это для самообороны. — Так я тебе и поверила! — Пожалуйста, опусти нож, я не хочу силой у тебя его отбирать, — повторил Прайм. — Это ведь не шутки. Эмбер поколебалась, но нож опустила. — Отлично, а теперь положи его на пол и толкни на середину комнаты. Девочка решила не рисковать, но при этом показать свою уверенность, так что метнула нож прямо в ноги вожатому. Нож вонзился в деревянный пол по самую рукоятку в паре сантиметров от Прайма. — Спасибо, что хоть не в голову, — усмехнулся Тим. — Тайрон, иди к себе в палатку, мне надо поговорить с Эм. Парень, на удивление Эмбер, струсил, и пошёл к себе. «Зараза, честное слово, тебя ждёт зубная паста в конце смены!» — подумала девочка. Оптимус вытащил нож, с лёгкостью одной рукой метнул его в стену над шкафом (где оружие благополучно осталось) и пошёл на кухню. Рэтчет же бессильно упал обратно на подушку и спокойно продолжил спать. Эмбер пошла за Праймом на кухню. Оптимус выглядел немного грустно и обеспокоенно. Он отрыл в аптечке какие-то таблетки, выпил две штуки и пошёл на улицу. Девочка молча следовала за ним. Остановились они на крыльце. Оптимус сел на ступеньки, и Эм села рядом. Воцарилось молчание. — Ну так… — не поняла девочка. — Что происходит, чёрт возьми? — Эмбер, я видел тебя с родителями… Девочка заметно вздрогнула, по спине пробежал холодок, сердце ушло в пятки… — Полгода назад, в баре. Ты так сильно плакала, мне даже жутко стало… Я не сразу тебя здесь узнал. Я лишь запомнил шрам на спине, и заметил его буквально пару часов назад… — Оптимус, твою мать, твой внезапный приступ жалости мне к хуям не сдался! — разозлилась Эмбер. — Прости, я просто… — Тим вздохнул, пряча лицо в ладони. — Я просто узнал себя в твоём возрасте… Я ведь не хотел становиться частью криминального мира. Так вышло. Мне предложили хорошую сделку: я отвлекаю одну банду всего раз — и моего папаши как небывало. Вот только «отвлечение» банды у меня продолжается до сих пор… — Оптимус, эта шутка не смешная, — срывающимся голосом пробормотала девочка. — Перестань. — Эмбер, я ведь вижу, ты от них здесь прячешься, — продолжил Прайм. — Я могу тебе помочь, если хочешь. Ребёнку нельзя жить в кошмаре. — Оптимус рвано вздохнул. — Прости, если так давлю… — Не плачь, — Эмбер обняла вожатого на столько, на сколько хватило рук. Тим подвинул девочку к себе и тоже обнял. — Мне тебя жалко. *** Весь следующий день был как в тумане: у Прайма раскалывалась голова, и Рэтчет попросил для него освобождение на один день. В итоге парень целый день проспал, и проснулся только в пять часов (как раз к подъёму после сончаса). — Оптимус, всё хорошо? — осмелился спросить Рэтчет. — Ты выглядишь ужасно вымотанным. — Так и есть. Только это эмоционально… — Ничего страшного. Вечером сядем и поговорим, хорошо? — Да. Да, конечно, — улыбнулся Тим. Рэтчет отошёл, а у Прайма всё как в тумане. Время идёт, но ничего не меняется: дети всё также живут в кошмаре. Им говорят решать взрослые проблемы, но при этом напоминают, что без взрослых они не имеют вообще никаких прав. Им говорят проводить свою юность по-максимуму, ничего не упуская, но при этом три четверти года держат в помещении, чтобы научить всему самому бесполезному, по программе, созданной несколько веков назад. Взрослые боготворят школу, хорошие оценки, и оценку окружающих, и заставляют тоже самое делать детей. Тут важно не упускать: кто-то ломается, а кто-то нет. И сложнее всего, на самом деле, приходится первым. Слепо следовать системе, не веря себе, своему телу и своей душе — это страшно, потому что выбраться из этой ямы почти невозможно. Размышления Оптимуса прервала небольшая компания детей, пробегающая мимо. Смотря на них парень ясно осознавал: им ещё столько придётся пережить, что не верится. Взрослые правда думают, что подростки (считай дети) пьют, курят, бегают по крышам только ради того, чтобы казаться крутыми. Крутыми для кого? Вам не кажется, что у адекватного, счастливого человека, у которого есть любящие друзья (или семья), богатый внутренний мир и никаких ограничений, возникнет желание портить свои лёгкие, засорять свой организм и ходить по краю обрыва «жизнь-смерть» не боясь упасть? Вам не кажется, что детям просто надоедает их обесценивание? Они не хотят ждать, когда же их мнение будет воспринимается всерьёз. Им противно от этого ожидания. Главное, кто-то продолжает уверять нас, что тех, кого сегодня будут хоронить, просто мало пороли… Честно, если бы это было так, этих детей хоронили бы на года раньше. Такие, как Эмбер, без любящей семьи и друзей, перестают верить в чудо, и верят только в серую реальность. Надевают маску жестокости слишком рано. И пусть она им велика, они носят её. Им трудно, но они привыкли. Такие, как Эмбер порой вообще ни на что не надеются, но боятся уйти, ибо и так думают, что приносят много проблем. Иногда, такие как Эмбер живут для других. А иногда просто чтобы существовать. Тут, словно к размышлениям Оптимуса подошла Эмбер. Она тихо села рядом с вожатым, как бы ища в нём поддержку. Таких детей принято называть проблемными. Кто-то реально не замечает их груза, и смеет ещё вешать ярлыки. Со временем кто-то и сам продолжает внушать себе, что он «проблемный», а кто-то старается всех переубедить. Получается ли у них? Нет конечно, никто не станет его слушать. Когда изо дня в день тебе что-то внушают, рано или поздно начинаешь соглашаться. Оптимус таких детей называет «потеряшки». Запутались, кто они есть, ведь сами привыкли делить людей по годам и сверяться с этим статусом: старше — значит значительнее. Но, сами в душе понимают, что пережили в десять раз больше этих «значительных». — Всё хорошо? — спросил Прайм. — Мне кажется, я немного напугал тебя вчерашним разговором. — Меня напугать ни одному придурку не удавалось, — ответила Эмбер. — Просто интересно: захера ты мне помогаешь? Логичный вопрос: не каждый день встретишь взрослого, готового воспринимать ребёнка, как себе равного. — Не знаю. Может, потому что в детстве мне никто не помог, и вот к чему это привело, — вздохнул Прайм. — Ты не сломалась под напором системы, но повзрослела слишком рано. Мне кажется, твоим навыкам надо развиваться, а с такими родителями это сложно. — Я справляюсь, — девочка ногой вытолкнула из-под бревна целёхонькую банку пунша. — Уилджека? — Нет, моё, — усмехнулся Прайм. — И тебе нельзя. — Мне одиннадцать, и подобной хернёй родители поят меня насильно. — Эмбер взяла банку и покрутила в руках. — Всего один процент алкоголя. Это что, шутка?! — Это детский лагерь, — пояснил Тим, и отобрал банку. — Тут больше лучше не пить. Воцарилось молчание. Эмбер явно собирала силы для вопроса. — Оптимус? — наконец осмелилась девочка. — А каково это… Вырасти со всеми этими проблемами, без помощи окружающих? — Ну, — начал Тим. — Довольно сложно. Мне повезло в четырнадцать найти дешёвое общежитие и подработку, а там через два года ещё и друзей. Но до шестнадцати было дико сложно. Жить в постоянном стрессе сложно, нервы сдают, и ты начинаешь себя накручивать. Я часто недоедал, недосыпал, и мигрень передавала привет каждую неделю, но жить с родителями представлялось мне худшим вариантом из возможных. — А есть плюсы вообще? — возмутилась Эмбер. — Конечно есть, — Оптимус усмехнулся. — Полная свобода действий, возможность распоряжаться своими деньгами, своим телом, своей комнатой, своей жизнью — это здорово. Не отчитываться за каждую свою ошибку, и учиться не принимать падения близко к сердцу — это здорово. Со временем ты перестаёшь бояться ошибиться, и из каждой ошибки выносишь определённые знания. Искать свои пути решения задач — тоже несомненно круто. Плюсы есть. Но прокол весь в том, что эти же плюсы могут быть с родителями и любящей семьёй, понимаешь? Есть родители, которые слишком сильно опекают детей. Есть те, которые хотят прожить жизнь ребёнка вместо него. Но вот заботы много не бывает, а когда вырастаешь без заботы и внимания, перестаёшь её принимать адекватно. — Глупости, — не согласилась Эмбер. Оптимус протянул руку, чтобы потрепать девочку по волосам, но та резко отстранилась. — Видишь о чём я? — пояснил вожатый. — Ты забываешь, что значит любовь близких, а это нездорово. Ребёнок должен быть уверен, что его любят, и что в случае любой проблемы он сможет обратиться к взрослым и не быть осужденным. Эмбер помолчала, а затем обняла руку Оптимуса и спросила: — Как ты собираешься мне помочь? — Я не знаю… — честно сознался Прайм. — Но что-нибудь придумаю. … … ..... — И теперь ты взрослый, но со всеми воспоминаниями? — Да, но это не значит, что я цепляюсь за прошлое. Я всё такой-же ребёнок. Я всё ещё иногда копаюсь в себе, в своих чувствах. У меня не было толком времени влюбиться в кого-то, — Тим даже рассмеялся. — И я начинаю стремительно нагонять этот прокол. Знаешь все вот эти прелести первой любви, когда втрескался в лучшего друга? Типа бабочек в животе, ухода души через пятки в бесконечность при любом, даже незначительном прикосновении, и сердца, стучащего, словно к доске вышел? — Вы с Рэтчетом выглядите безумно мило, — призналась Эмбер. — Вы с Тайроном тоже. — Этому придурку я положила камень в подушку. Он любитель на неё откидываться с размаху. Вдали послышался крик. — Я говорила ему, что это вредная привычка…