Поколение победителей

      Она прекрасно осознавала, что каждое произнесенное им слово являлось ложью, каждый поцелуй, каждая улыбка, даже смех! Адриан был соткан из фальши. Его синие глаза проникали в душу, он смотрел на нее так, словно… Нет-нет, его чувства обман! Его взгляд никогда не сравнится со взглядом самого дорогого для нее мужчины.       Но почему он столь похож на него? От чего говорит как он, рассуждает как он, даже ведет себя как он? Почему ей спокойно рядом с Лестрейнджом так же, как было спокойно рядом с отцом?       Виктория смахивает со щеки слезу. Что за драма? Когда она прекратит видеть во всём Бернхарда Кронсберга? Когда, наконец, ее сердце успокоится? — Я снова пришла к тебе, папа! Снова пришла… Знаешь, как дорого мне стоит имя, подаренное тобою? Знаешь, насколько тяжело оправдывать статус победительницы, осознавая, что рядом никого нет?! Что не с кем разделить свою радость, некому рассказать о поражении…       Красноволосая горько улыбается, а ее светло-зеленые глаза наполняются кристальными слезами, которые медленно, капля за каплей, с глухим стуком, падают на пол темного заброшенного класса.       Медленно стягивая с высокого зеркала серое покрывало, девушка стелит его и присаживается напротив своего отражения. — Я готова отдать что угодно, лишь бы ты вновь был рядом с нами.… С мамой, со мной. Лишь бы возвратить ушедшие шесть лет…. Вернуть нашу прекрасную семью, основой которой всегда являлся ты…       Мужчина в зеркале понимающе улыбается, он кладет руку на ее плечо и заботливо по-отцовски смотрит в глаза.       В эту секунду девушка замолкает, представляя, что реально ощущает на плече тепло мужской ладони.       До смерти Бернхарда семья Виктории жила в Берлине, родители обручились в Лондоне, даже жили в этом городе три года, однако когда ее мать, Гретта Розье, была почти на сносях, Бернхард поспешно собрал вещи, заявив, что их фамильный замок уже готов к приезду своих хозяев. Да, звучит история необычно, но судя по рассказам бабушки Виктории, Изабеллы Розье, Гретта была не из тех, кто хотел выйти замуж за одну из выдвинутой семьей кандидатур. Именно поэтому очаровательная брюнетка покинула Англию сразу же после завершения Хогвартса. Ее мать была талантливым зельеваром, по этой причине ее и выдвинули в качестве участника магической конференции, проходящей в Германии. Всё это было предлогом уехать подальше от властной, перекрывающей кислород семьи… На самом деле юница не планировала покидать Германию даже после завершения этого волшебного сборища, у синеглазой было достаточно денег и опыта, чтобы открыть свою лавку с склянками, в которых бы булькала разноцветная жидкость, обладающая различными магическими свойствами.       Однако кто знал, что после очередного дня обсуждений правильных рецептов приготовлений варева и различных тончайших нюансов Гретту и еще нескольких волшебников пригласят на прием к одной из самых влиятельных семей?       На пышный банкет, устроенный в честь приезда иностранных гостей, пригласили избранных магов! Да, кружиться в танце среди лучших из лучших в прекрасном замке, украшенном высокими античными колонами, скульптурами, длинными балахонами… Это ли не осознание свободы в свои едва девятнадцать? Именно на том балу когтевранка вскружила голову загадочному незнакомцу, а затем предложила ему сбежать с нею, дабы посмотреть на чарующий взор рассвет. Именно так ее мать увела отца с устроенного им же банкета, оставив гостей без финального выхода хозяина вечера и эпичного монолога…       Кронсберг полгода ухаживал за ветреной Розье, раз за разом получая отказы. Еще совсем юная, обладающая гениальным умом и идеями девушка жаждала новых открытий в области магических наук, но никак не заточения в золотой клетке и контроля мужа.       Ей пришлось согласиться на брак, когда до английской четы дошли слухи, что к их дочери проявляет внимание весьма влиятельный и богатый волшебник. Белла Розье выразилась в своем письме максимально доходчиво: «Откажешь ему — заморожу все твои банковские счета, заставлю вернуться в Англию и выдам замуж за Малфоя».       Да, изначально Гретту хотели выдать за младшего из братьев Малфоев, отца Абрахаса, но так как Литиций уже засматривался на иную особу, договоренность было бы легко разорвать.       Юная Розье долго горевала и, наконец, выбрала из двух зол самое выгодное. С Кронсбергом у нее был бы шанс держаться как можно дальше от своей семьи, он был умнее, сильнее, ответственнее, а что самое главное — сильно ее любил. Из-за своей любви Бернхард закрывал глаза на все выходки невесты, терпел ее непостоянность и вечное отсутствие дома, что, разумеется, было неприемлемым для аристократки. Он почти не ограничивал ее в действиях. Гретта могла на неделю исчезнуть из страны, дабы изучить свойства Африканской Перецветки или прочесть ценную книгу, которая находилась в библиотеке другого города.       Быстро мотая головой, Ви словно пыталась отогнать от себя все воспоминания, связанные со своей семьей: тихие вечера наедине с отцом, рисование, чтение классической литературы, его игра на фортепиано и нежное «доченька». — Нас разлучило чертово проклятье, папа? Или тот факт, что мать никогда не любила ни тебя, ни меня? Скажи мне, папа.… Скажи мне…       Она просто захлебывалась своими слезами. Сжимая крепко кулаки, слизеринка вспоминала, как сидела здесь и ранее, как пыталась гордо держать осанку, впервые оказавшись на платформе девять и три четверти, как до безумия завидовала мальчикам и девочкам, чьи отцы были рядом с ними. От переполняющей боли хотелось кричать, но она лишь безмолвно открывала рот как рыба, пытаясь поймать губами воздух.       Сосредоточившись на своих переживаниях, староста и не заметила, как скрипнула дверь класса. — Снова ты, Гарри? — попыталась натянуть вялую улыбку Виктория. — И не надоело ли тебе каждый раз приходить сюда, когда мне плохо? Ты не обязан постоянно меня поддерживать. Мы просто друзья, уже не пара, — расстроено говорит девушка, нервно заправляя локоны за уши. Она совсем забыла о том, что Поттер лишился памяти и, по логичным причинам, ну никак не мог «снова» ее навестить.       Ее словам вторят лишь тихие шаги, затем из ниоткуда появляется рука, протягивающая кружевной платок изумрудного цвета.       Он уже не первый раз делает так. Закутывается в мантию-невидимку, приходит к ней и просто сидит, слушает ее нытье. — Ты… ты не представляешь, как я ценю тот факт, что ты сейчас рядом. Моя мама снова исчезла из Англии, я не видела ее полгода. Она шлет мне открытки, жертвует внушительные суммы на процветание школы. А между тем меня всё чаще и чаще пугает мысль, что она может перейти на сторону моей тети. Стать такой же фанатичной поклонницей Грин-де-Вальда! Я… Я…       Ее монолог прерывает резкий хлопок двери. От неожиданности Кронсберг быстро встает на ноги и вытягивает вперед руку с волшебной палочкой. — Тсс.… Не пугайся. Одна сова прокричала мне, что ты покинула гостиную в ужасном настроении. Она даже намекнула мне, где ты можешь сейчас быть, — самодовольно улыбаясь, заявил появившийся слизеринец. — Уж не Олесия эта сова? — усмехаясь, ответила красноволосая, смотря на растрепанного брюнета.       Лестрейндж загадочно улыбнулся. Парень подошел ближе к девушке и легким движением руки смахнул с ее лица слезы. — Ты даже не представляешь, насколько восхитительна в эту секунду.       Его пальцы коснулись длинных полыхающих как пламя волос Кронсберг. Взгляд остановился на полуоткрытых в изумлении губах милого клубничного оттенка. От нее пахло медом и мелиссой, ее аромат успокаивал и дурманил импульсивного и беспокойного по своей натуре Адриана. — Ты должна была поведать мне о своих переживаниях, а не прятаться и искать утешения в чужом обществе… — В чужом обществе? — непонимающе переспросила студентка.       Но юноша не стал отвечать на ее вопрос. В порыве внезапно затмившей разум страсти парень поддался вперед, накрывая своими губами уста бледной как фарфор Виктории.       Она оробела, неловко отвечая на столь настойчивый и властный поцелуй. Нет-нет, Лестрейндж был не первым, с кем ей довелось целоваться, просто ранее ее целовали иначе: нежно, трепетно, благоговейно, словно восхищаясь ею, преклоняясь. — Что-то не так? — разорвав их мимолетное единство, спросил парень.       Ох, как ей надоело играть эту роль, играть со своими чувствами, проверяя на прочность нервы. Каждый раз, когда она пыталась убедиться себя, что это притворство временно, а Лестрейндж всего лишь взрывной психопат, ей приходилось разубеждаться. Как хитрый и продуманный игрок Адриан умело окутывал ее своими сетями, заставляя сомневаться в себе и своих реальных ощущениях по отношению к нему. — Я не так представляла это… — после небольшой паузы молвила девушка, касаясь своих губ. — Не думала, что ты такой… — Какой? — перебил ее темноволосый, резко выдыхая воздух и поворачиваясь к девушке спиной. — Хотела сказать странный, ненормальный или может быть взрывной? — надменно проговорил слизеренец, отходя от юницы, словно меря шагами комнату, пытаясь держать эмоции под контролем. — Что? Разве я сказала подобное?       Парень посмотрел на нее самым пронзительным взглядом, а затем, медленно растягивая губы в попытке искренне улыбнуться, громко рассмеялся. Он не прекращал свой смех даже тогда, когда девушка начала боязливо пятиться к выходу.       Быстрым взмахом волшебной палочки и простеньким заклинанием Ад закрыл ту чертову дверь, а затем подошел к девушке. Он сжал ее в самых крепких объятьях и закрыл глаза, не желая воспринимать ничего, кроме тепла ее тела. — Я знаю, что будучи под действием магии ты забудешь мои слова, знаю, что, когда настанет момент сказать тебе правду, я не смогу вновь смотреть в твои глаза так же смело, как могу смотреть сейчас, но… Знай, что я не забуду всего того, что было между нами. Даже когда забудешь ты, знай, я не забуду… — шепчет юноша, сильнее прижимаясь к Виктории, вдыхая запах ее пламенных волос, зажмуривая свои глаза и, всё как прежде, пытаясь держать себя в руках.       Слизеринка расслабленно утопала в кольце его рук, ощущая исходящую от него силу и чувство защищенности. Ох, как безумно понимать, что единственный, кто приносит тебе покой в эту волнующую сердце секунду, является чокнутый и непредсказуемый Адриан Лестрейндж. — Не понимаю, о чем ты… — наивно подыгрывая, отвечала на его монолог Кронсберг. Но, о Мерлин, она всё прекрасно понимала, так как сама пыталась сдержать слезы. Насколько далеко могут зайти подростковые шалости, насколько могут быть жестоки дети, лишенные должного количества любви и заботы?       Уже провожая девушку до комнаты, Адриан мило улыбнулся и еле слышно прошептал, — Прости … — Ничего, — ответила красноволосая, приподнимаясь на цыпочки и нежно целуя парня в щеку.       Слизеринец касается пальцами места, в которое поцеловала его девушка, и заворожено смотрит в глаза старосте. Наконец молодые люди перестают пялиться друг на друга, Адриан отрывает взгляд от Виктории и медленно уходит. — Подожди! — внезапно опомнилась Кронсберг. — Ты так и не объяснил мне, почему считаешь, что я искала утешения в чужом обществе… — громко шепчет студентка, пытаясь не разбудить однокурсников.       Лестрейндж оборачивается на зов девушки, недовольно морщит нос, а затем указывает на ее руку, в которой был зажат кружевной платок.       Озадачено посмотрев вслед брюнету, Кронсберг пытается разобраться в свете тусклых факелов, что не так с искусно расшитым кусочком изумрудной ткани.       Наконец увидев желаемое, девушка мотает головой, пытаясь убедить себя, что это галлюцинация. На платке вышит миниатюрный герб Малфоев, а чуть ниже поставлены крючковатые инициалы, что своей каллиграфической точностью могли бы заставить завидовать любого аристократа. «А. М.» — гласила надпись. «А. М.» — и внутри Кронсберг всё похолодело. «А. М.» — и девушка не может понять, кто действительно друг, а кто враг.