Цепи, сковывающие нас

Только линия β. На линии α событие невозможно.

Зимний Намимори. Снежный Намимори. Намимори в снегу. Снег был везде: крыши домов, укрытые белыми шапками, занесённые снегом деревья, замершие белыми силуэтами, детские площадки, сама земля и всё вокруг. Он валил хлопьями. Неумолимо, неистово. В лицо, по глазам. Завывая, точно дикий зверь, ветер разносил снежные хлопья по округе. И посреди снежной вьюги, расставив руки в стороны, стояла она. Снежинки усыпали и без того светло-пепельную макушку, застревая в меховом вороте зимней куртки. Она стояла почти по колено в снегу, высокие сапоги утопали в нём, а тёмно-синие джинсы стали светло-белыми из-за снега. Но Гокудера Хаято, несмотря на непогоду, всё равно смотрела на мир открыто, и вьюга, её, казалось, ничуть не останавливала. Кёя подоткнул шарф плотнее к шее и лицу, нахлобучивая шапку по самые брови. Ноги в зимних ботинках не то, чтобы сильно замёрзли, но от кончиков пальцев распространялось лёгкое леденящее онемение. Его серое пальто запорошил снег, и он в который раз смахнул его со своих плеч рукой в кожаной перчатке. Хаято в этот момент казалась ему Юки-онна — ну чем не снежная женщина ёкай из мифов, учитывая, что Намимори располагался в горном районе? И вроде бы её стихия — Ураган, а это бури, смерчи, связанные с неистовством, но сейчас девушка, присыпанная снегом, смотрелась очень гармонично. Белые ресницы, белые брови и почти что белая одежда. — Ну и сколько ты там ещё будешь стоять? — наконец не выдержал Кёя. Она повернулась к нему лицом, и его опалило по-весеннему зелёным взглядом. — Не говори мне, что ты уже замёрз? — иронично выгнула брови Хаято. — По-моему ты нарываешься. — По-моему я слышу эту фразу чаще, чем признание в любви. Он посмотрел на неё несколько злобно, на что Хаято рассмеялась. Потряся головой, сбивая с волос снег, что, в общем-то, не сильно помогло на такой вьюге, она направилась к нему. Её ноги утопали в свежих сугробах, которые буквально на их глазах и навалило совсем недавно. И Хаято села рядом с ним, прижавшись к его боку своим боком. Кёе вмиг стало как-то теплее. Он и среагировать не успел, как слишком горячие для такого мороза губы коснулись его щеки, а после она села так, будто и не было ничего мгновение назад. Кёя задумчиво коснулся перчаткой щеки. Хаято разразилась хриплым смехом. — Вы, японцы, такие забавные! — хохотала она. Из её рта поднимался горячий пар. — Я так смотрю, и ты совсем страх потеряла? — Ледянисто-серые глаза, точно грозовая туча, смотрели на неё, не предвещая ничего хорошего. Но Хаято только повела плечом. Будто по приказу этой снежной женщины вьюга чуть подуспокоилась. Пронизывающий по самые кости ветер притих, стал покладистым, как преданный пёс. Хаято вытащила из кармана куртки под неодобрительным взглядом Кёи пачку сигарет. В снежном мире вспыхнули искры, и спустя мгновение загорелся огонёк. В нос ударил запах табака. — Сколько мы уже друг друга знаем? — неожиданно спросила Хаято, делая затяжку. — Почти год, — недолго думая, ответил ей Кёя. — М-м… Дым вместе с паром из её рта поднимался вверх. Вечер тихо опускался на Намимори. В тусклом свете фонарей снежный покров сверкал и переливался тысячами крошечных бриллиантов. Но рядом с ним, с Кёей, сидело другое сокровище. Гораздо более важное, а потому и более ценное. Когда он начал так ценить её? После того, как сердце Хаято разбилось на сотни осколков? Или же когда Кёя переспал с ней в первый раз? Может, тому причина — её независимость и непоседливость, с которыми она опозорила его на всю школу? Кёя поднял глаза вверх, к вечернему небу, и понял, что всё это время она высматривала. Там была луна. — Луна прекрасна, — по-архаичному скромно, как и полагает японцу, сказал Кёя. Хаято чуть вздрогнула. Переведя на него взгляд, она секунд десять взглядывалась в его лицо, а затем, улыбнувшись, затушила сигарету и выбросила в забитую снегом урну. Встав со скамейки, Хаято протянула Кёе руку. — Пойдём пить чай? В её случае это тоже звучало как «я тебя люблю». Кёя ухватился за протянутую руку.